Переплетая пальцы

      — Эй, Поттер, — Малфой говорил тихо, чтобы не разбудить других обитателей больничного крыла.       После сегодняшнего матча по квиддичу здесь оказалось много народу. Погода была нелётная: ветер, гроза, хлёсткий дождь и туман. Гриффиндорец, несмотря ни на что, стал звездой игры, как, впрочем, и всегда. Правда, он чуть не разбился, но это уже так, мелочи жизни.       Что, спрашивается, сам Драко теперь тут делает? Дело в том, что слизеринец вынужден был сообщить своему другу, по меньшей мере, пренеприятную новость. Сам он узнал ещё несколько часов назад, но Гарри был не в лучшем состоянии, так что нужно было подождать, пока он хоть немного оклемается от перенесённого болевого шока, и не беспокоить его.       — Что-то случилось, Драко? Ты бледный, глаза встревожены, зрачки расширены, а дыхание сбито... Что такое? — голос у Поттера не был сонным, просто немного хриплым.       Гарри знал Драко достаточно хорошо, чтобы увидеть эти мелочи, которые малознающий Малфоя человек не принял бы во внимание, но Поттер даже почти в полной темноте, если не учитывать тусклые канделябры, видел их. Он понимал, что, так или иначе, но что-то заставило его друга быть до такой степени взволнованным.       Малфой сглотнул, заглянув в ясные, яркие, будто в них горят тысячи звёзд, зелёные глаза. Драко присел на край постели Гарри и прикусил губу. Как сказать своему другу то, что сказать необходимо, он не знал. Логично было бы оставить это отцу или крёстному, но Малфой решил, что справится сам.       — Гарри, я должен кое-что тебе сказать, — тихо произнёс Драко.       Поттер нахмурился, сощурив глаза. Что-то подсказывало ему, что вести будут не из приятных. Гарри знал Малфоя уже немало лет, и никогда он не выглядел так плохо и неуверенно, как сейчас, а это не самый хороший признак. Это уже не просто волнение, это страх и нервозность.       — Дрейк, что случилось? — Гарри приподнялся на локтях, преодолевая сильную боль в рёбрах.       Драко вздохнул и отвернулся, не представляя, что и как правильно сказать. Точнее, что сказать — он знал и понимал, но вот только как это сделать? Гарри смотрел на него с холодным сосредоточенным ожиданием. И эта холодность давала понять: он уже знает. Подсознательно Поттер уже всё знал и понимал, но не говорил. Драко опустил глаза, стараясь собраться с мыслями и силами.       — Гарри, твои родители мертвы, — тихо, почти одними губами произнёс Малфой.       Поттер прикрыл глаза и закусил губу, его лицо побледнело, а обычно яркие губы стали почти синими. Драко пугала эта тишина, а когда Гарри распахнул свои огромные глаза, Малфой испугался уже серьёзно, по его коже побежали мурашки, а волоски на затылке встали дыбом. Зелёные глаза полыхали магическим огнём, зрачок был сужен, а радужка переливалась от зелёного к фиолетовому и дальше к ярко-красному цвету.       Гарри молчал. У него внутри бушевал ураган, который не желал стихать, он забирал себе все чувства, эмоции и веру. Ему было больно. Он не чувствовал больше ничего, кроме острой, раздирающей на части, всепоглощающей боли. В голове взрывались молнии, издавая уничтожающий электрический треск, затягивая всё в этот треск и не позволяя ни одной здравой мысли появиться в голове.       — Почему? — спросил, наконец, Поттер.       Его голос был хриплым, будто он громко кричал, и Гарри кричал, где-то в глубине себя. Драко покачал головой. Он никогда прежде не видел своего друга таким: спокойный, холодный и безэмоциональный. Поттер смотрел в его глаза, но будто бы сквозь них. В этом взгляде была невероятная боль, скорбь, печаль и ярость. Ярость затапливала всё. Она бушевала огненными искрами, выжигая сетчатку и пугая.       — Я не знаю, Гарри, — всё так же тихо говорит Малфой.       Он впервые чувствует себя неловко под пристальным взглядом друга и не знает, что ему отвечать. Отец нашёл Драко после окончания матча и сообщил о смерти четы Поттеров. Причин он не назвал, просто констатировал факт, хотя юноша прекрасно видел боль и смятение в его глазах. Лили была беременна, должна была родить девочку через три месяца. Гарри же чувствовал себя в те дни самым счастливым человеком во всём мире, с нетерпением ждал того момента, когда сможет впервые увидеть малышку. Он был твёрдо уверен, что у девочки будут рыжие, как у мамы, волосы и карие, как у Джеймса, глаза, а кожа молочно-белая. Посвящал все квиддичные победы семье и, кажется, жил только этим ожиданием. Теперь он лишился всего. В один миг, в одно роковое мгновение его жизнь развалилась на осколки, погребая под собой, не позволяя вдохнуть воздух, а те его крупицы, что попадали в лёгкие, обжигали болью и разочарованием.       — Это точно? — всё тот же хриплый голос, который вводит Драко в ступор.       Гарри никогда не говорил с хрипотцой, его чистые, приятные интонации ласкали слух, но сейчас голос парня звучал, как покорёженный металл. Когда-то красивый, но безжалостно испорченный чьей-то неосторожной рукой. А Поттер чувствует пустоту внутри, будто зияющую с рваными краями дыру в грудной клетке и спине. Через неё гуляет сквозняк, неприятно холодя внутренности, замедляя сердце и остужая кровь. Он не уверен, что правильно реагирует на полученную информацию, и думает, что ему, наверно, нужно плакать, кричать и биться в истерике и отчаянной, бессильной ярости. Гарри же не чувствует отчаянья или бессилия, а ярость горит в нём холодным пламенем, она обжигает рваные края дыры, прекращает кровотечение и ускоряет сердце. Это наверняка не совсем правильно, но это то, что он чувствует. Принять смерть своей семьи, как данность, он не может, но и изменить что-то не в состоянии.       Сразу вспоминаются добрые, сияющие глаза мамы, которая, сидя рядом с ним и помогая готовиться к первым в жизни экзаменам, говорила: «Не волнуйся так, солнышко. Экзамены состоятся в любом случае, ты не можешь этого изменить, поэтому прими и не переживай. Ты можешь повлиять на их исход, но волнение тут не лучший помощник. Ты ведь всё знаешь, а значит, точно справишься. Я уверена». Она красиво улыбалась, словно солнце появлялось и согревало всё-всё, что только могло. Лили была прекрасна, и Гарри не представлял, как жить без неё дальше.       В голове всплыл образ смеющегося отца. Озорной и жизнелюбивый, он всегда таким был и во всём. Оптимист до мозга костей, честный, добрый. Гарри любил его и гордился им, а папа всегда был рядом, подставляя плечо и кивая, подталкивая вперёд. Джеймс верил в своего сына больше, чем, порой, сам парень верил в себя, и эта вера никогда не позволяла останавливаться на полпути, толкая навстречу завтра: «Гарри, мы падаем, чтобы научиться подниматься. Да, падения приносят нам боль и разочарование, содранные коленки и ладошки, зато они делают нас сильнее, преподавая важные уроки. И тот добьётся своей цели, кто умеет эти уроки усваивать,» — говорил отец, поощряя очередной его эксперимент или авантюру.       — Да, — ответил Драко, притягивая плачущего друга к себе.       Гарри смотрел в одну точку и сам не заметил, как из глаз полились слёзы, скатываясь по щекам на шею. Он прижался к тёплому телу Малфоя и вцепился в его рубашку на плече и спине, как за последний спасательный круг, как за единственную ниточку, способную сохранить его рассудок. Он не чувствовал боли в теле, хотя должен был бы, зато боль внутри, в душе, убивала его, раздирая на части острыми клыками. Эта боль была сильнее, она заполняла всё его существо, отодвигая физические страдания на второй, а то и на третий план.       Драко раскачивал друга и гладил по голове, стараясь хоть немного облегчить его боль, как физическую, так и душевную, а Поттер всё плакал. Молча. Не было ни криков, ни истерик, просто слёзы, с которыми выходила вся его боль и обида.       Что сказать или сделать, Малфой не знал, поэтому просто держал Гарри в руках, не позволяя остаться одному, не позволяя качнуться в бездну, на краю которой он оказался. Нет, этого Драко не допустит. Он не готов потерять своего друга, единственного, кто всегда оказывался рядом, если родители помочь не могли, единственного, кто всегда знал, что сказать и как правильно это сделать. Мог ли он любить этого человека? Неправильный вопрос. Мог ли он не любить его? Конечно, нет. Слизеринец любил его, и никто другой этой любви достоин не был.       Постепенно слёзы иссякли, а дыхание выровнялось. Гарри просто потерял сознание от нервного стресса и боли в сломанных рёбрах, которую мозг не отмечал, но она была, била по нервным окончаниям. Малфой осторожно уложил друга на кровать, убирая прилипшую ко лбу чёлку и укрывая одеялом, и поднялся, выходя из-за ширмы, которая отделяла постели больных.       Уже на выходе его встретила мадам Помфри. Она ещё ничего не знала. Информация о смерти четы Поттеров ещё не распространялась. Это и неудивительно, ведь Джеймс имел все шансы стать новым Министром Магии: его поддерживало больше половины населения, а, значит, действующий Министр мог и не надеяться на новый срок у власти.       — Вы плохо выглядите, мистер Малфой. Вы здоровы? — строго спросила женщина.       Драко вынырнул из своих мыслей и кивнул, оборачиваясь к постели Гарри, точнее, к ширме.       — Мадам Помфри, дайте ему зелье сна без сновидений и проследите за тем, чтобы его никто больше не беспокоил. Сегодня он узнал неприятные новости, — сказал Драко, оборачиваясь к женщине.       Пояснять, о ком шла речь, не пришлось: мадам Помфри и так всё понимала. Единственный человек в замке, за которого Малфой бы волновался (помимо себя и своего крёстного, разумеется), — это Гарри Поттер. Юный гриффиндорец был одним из самых частых её посетителей, попадал сюда чуть ли не после каждого матча по квиддичу, часто после тренировок и экспериментов с магическими формулами. Никогда прежде травмы не были так сильны, как сегодня. Обычно это были просто растяжения, лёгкие ожоги или вывихи, но в этот раз оказались переломы рёбер, ушиб головы, рассечение брови и губы, вывих руки и ключицы, ссадины на ноге... В общем, разукрасил себя парень, будь здоров.       — Хорошо, мистер Малфой, — сказала женщина и, получив кивок в знак благодарности, удалилась.       Драко проводил её взглядом и отправился в подземелья Слизерина, где его ждали отец и крёстный. Идя вдоль каменных, надёжных стен школы, Малфой старался не плакать сам, потому что поместье Поттеров было ему вторым домом. Люциус и Джеймс были друзьями ещё со школы, потом вместе карабкались по Министерской лестнице. Теперь, видимо, именно его отец станет Министром. Драко и Гарри росли вместе, доверяли друг другу и знали друг о друге если не всё, то почти всё.       — Как он? — спросил Люциус, когда Драко переступил порог комнаты Северуса Снейпа.       Мужчина с некоторым волнением наблюдал, как его сын, смертельно бледный, садится в кресло. Этот день стал для всех них тяжёлым, а на Гарри сказался катастрофически. Люциус потерял близкого друга и надёжную опору в его лице, Снейп — первую и единственную любовь в своей жизни.       — Плохо. Я его таким ещё не видел, — ответил Драко, потерев переносицу.       Кажется, он никогда не забудет этот день и лицо своего друга. Его тихие, безмолвные слёзы и всё понимающие глаза. Гарри было очень больно, Малфой знал это наверняка, но он держал эту боль внутри себя, не позволяя ей полностью выйти наружу. Скрывал её от всех, чтобы потом, наедине с собой, выплеснуть в гневе, а может, и ещё как-то.       — Скоро прибудут Люпин и Блэк, но, на мой взгляд, им лучше не видеться, — сказал Люциус, наблюдая, как Северус делает глоток виски из своего бокала.       Снейп и Лили выросли вместе и вместе поступили в Хогвартс, но расстались, когда Северус поступил на Слизерин, а Эванс — на Гриффиндор. Хилому и слабому Снейпу часто доставалось от сильного и самоуверенного Джеймса и его компании: Блэка, Люпина и Петтигрю. Люциус этого не одобрял и, в итоге, где-то на четвёртом курсе, под давлением Малфоя и Лили Поттер пошёл на примирение и даже извинился перед Северусом. Друзьями они не стали, но общались и вели себя достойно. Блэк с подобным согласен не был, и, тем не менее, Поттер любил своего лучшего друга и безоговорочно доверял ему, поэтому, когда родился Гарри, именно Сириус стал его крёстным.       — Почему они не ладят? — спросил Драко.       Он давно задавался этим вопросом. Чета Поттеров не общалась и не виделась с крёстным Гарри — Сириусом Блэком и его другом — Римусом Люпином. Ни Гарри, ни сам Драко не знали, в чём дело, но спрашивать у своих родителей ни тот, ни другой не собирались, считая, что нет смысла ворошить прошлое. Точнее, так считал Поттер и не позволял Малфою как-то повлиять на подобное мнение. «Если родители перестали общаться с человеком, который является моим крёстным, и своим старым другом, то на это есть достаточно веские причины. Если они не говорят об этом, значит, ко мне эти причины не относятся. Учитывая всё это, нет смысла совать свой нос туда, куда не просят,» — говорил Гарри. Ответить на это Драко было нечего. Теперь Лили и Джеймс мертвы, а Поттера тут нет, так что можно и засунуть нос, даже если не просят.       Люциус вздохнул. Эта история до сих пор ужасала его, поэтому мужчина старался не вспоминать о том дне, который оставил незаживающую рану в его сердце. Дне, когда Сириус Блэк превратился в предателя и исчез из его жизни. Дне, когда он увидел невероятное магическое явление. Дне, о котором никогда не говорил.       — Когда случилось то, что случилось, Гарри не было ещё и года. Я, твоя мать, которая совсем недавно родила тебя, и родители Гарри собрались вместе. Они пригласили нас на званый ужин в свой охотничий домик в Годриковой Впадине. Сириус был на втором этаже с маленьким Гарри. Ты прекрасно знаешь, что семья Поттеров всегда была особенной и имела много врагов. В тот вечер кто-то поджёг дом. Пожар распространялся быстро, даже слишком. Мы едва успели выбежать на улицу, надеясь, что Сириус тоже успеет выбраться вместе с Гарри, но Блэк появился один. Он выбежал из дома, прикрывая голову руками и что-то крича, пытаясь донести до нас какую-то информацию, но все его слова перекрывали крики Лили. Отчаянные, полные боли и бессилия крики матери, которая только что потеряла своего новорождённого сына. Твоя мать крепко держала её, чтобы та не бросилась в пылающий, словно старое дерево, дом. Мне приходилось с большим трудом сдерживать Джеймса, который рвался убить своего друга. Вместе с рухнувшей крышей дома рухнули и все надежды спасти Гарри. Их сын, единственный ребёнок, только что сгорел заживо...       Та ночь отдавалась сильной дрожью во всём его теле. Он никогда не забудет крик Лили и слёзы Джеймса. Ужасные события той ночи оставили после себя не только дрожь от воспоминаний, но и множество вопросов, ответы на которые Малфой не находил. Он неоднократно, лёжа ночью без сна, думал о том, что тогда произошло, и с каждым разом находил всё больше и больше нестыковок, того, чего быть не должно было, просто не могло быть по всем известным ему магическим константам.       — Сириус спрашивал о Гарри, кричал, что ребёнок просто исчез из колыбели ещё до пожара. Его никто не слушал. Джеймс просил его уйти, и Блэк ушёл. В ту ночь Лили поседела. Её огненно-рыжие волосы стали серыми, с проглядывающими белыми прядями. Утром, когда огонь, наконец, улёгся, мы принялись разбирать завалы. Почему-то, о том, чтобы вызвать авроров, никто не подумал. В те минуты я думал лишь о том, что этот дом был самым любимым местом отдыха Лили и Джеймса. Тот год был очень тяжёлым для их семьи. Почти одновременно погибли родители Джеймса и мать Лили, а отец её тяжело болел. Смерть сына стала тяжёлым финалом, который не мог не подкосить их обоих. Но, всегда есть «но». Подняв остатки крыши, мы остолбенели. Гарри спокойно спал в абсолютно целой колыбели, окутанной сильным магическим куполом. Лили, шокированная и неверящая такому счастью, взяла ребёнка на руки и обняла. В тот же миг её волосы стали снова рыжими и сияющими, а сильная волна магии восстановила весь дом, окутав его огромным куполом. В одно единственное мгновение мы оказались на втором этаже дома в спальне ребёнка. С той самой ночи они не ладят. Сириус обиделся на своего друга и отказался идти на контакт, — Люциус замолчал.       — Почему он оставил Гарри? — спросил Драко.       Юноша на самом деле не понимал, как крёстный может оставить ребёнка в горящем доме. Он перевёл взгляд на молчавшего Северуса. Снейп никогда бы так не поступил, никогда бы не оставил его в опасности. У Драко и его крёстного было много общего. Юноша многому учился у мужчины, чувствуя к нему не только безграничное уважение, но и доверие. Северусу можно было рассказать всё, абсолютно, и он дал бы совет, помог и выслушал. Помог...       — На самом деле, я полагаю, что Гарри в тот момент действительно исчез. Дело в том, что при исследовании ауры дома было найдено огромное количество остаточной магии. До сих пор непонятно, как кто-то смог проникнуть под купол, но факт остаётся фактом — чужой магии обнаружено не было, зато магия Гарри гармонично вплеталась в общий фон. Её было так много, что хватило бы накрыть весь Хогвартс. Я, скажу честно, до сих пор ничего не понимаю, но Гарри очень необычный, и он хранит в себе много тайн, — сказал Люциус.       Он часто задавался тысячей вопросов о той ночи, но ответов не находил. Останавливался, здраво считая, что гораздо важнее то, что все живы. Были живы. Мужчина вздохнул. Он видел, как вся семья Поттеров ждала второго ребёнка, особенно Гарри. Он бегал по огромному количеству детских магазинов, покупал игрушки и книги, лично занимался оформлением детской комнаты. Люциус не представлял, что теперь будет с юношей и как он это переживёт.       — А почему они не общались и с Люпином тоже, ведь его не было в ту ночь в доме? — спросил Драко.       Северус усмехнулся. Его крестник был любопытным ребёнком, а теперь получил возможность узнать ответы на свои вопросы. Драко было больно за своего друга, но, и Снейп точно это знал, он испытывал к Гарри нечто гораздо большее, чем дружеские чувства. Вот только зеленоглазый брюнет вряд ли мог бы ответить на эти чувства. История повторялась уже в который раз. Сначала Люциус смотрел на Джеймса с особой любовью, сам зельевар видел в Лили свою единственную любовь, да и Сириус Блэк видел в своём друге не только друга, однако ни Поттер, ни Эванс не смотрели на своих друзей с особым вниманием, только как на опору в жизни. Они видели только друг друга и только друг другу были верны. Могли ссориться, но никогда не взглянули бы на кого-то другого. Их любовь была всепоглощающей, всеобъемлющей, и ни одно другое чувство не сравнилось бы с ней. Любовь Гарри будет такой же, но никогда не будет принадлежать Драко. Нет, в жизни гриффиндорца ему отведена только роль друга. Такая же, какая досталась Сириусу, Люциусу и самому Снейпу много лет назад. Интуиция подсказывала Северусу, что грядут большие изменения, которые принесут нечто суровое и опасное.       — Люпин поддержал Блэка, считая, что Джеймс несправедливо обвинил Сириуса в произошедшем. Поттер не верил Блэку. Не верил, что ребёнок мог исчезнуть из колыбели, а потом вернуться в неё. Так что они втроём рассорились окончательно. Петтигрю к тому моменту уже давно жил в Америке и не поддерживал контактов со старыми друзьями. Как бы там ни было, но для Джеймса семья всегда была на первом месте, и он не прощал тех, кто мог нанести ей вред, — сказал Северус.       Драко прикусил губу. По всему выходило, что Гарри уже шестнадцать лет не видел старых друзей своих родителей и почти не знаком с ними. В таком состоянии, как сейчас, его друг уязвим и может не выдержать предательства. Этого Малфой никогда не допустит.       — Им можно доверять? — спросил Драко.       Люциус только пожал плечами. С Блэком и Люпином он был знаком крайне посредственно, поэтому мало представлял, чего от них можно ожидать. По его мнению, Сириус любил и ценил своего крестника и не причинил бы ему вреда. Достаточно вспомнить, с каким негативом он отнёсся к свадьбе Лили и Джеймса и как изменился, стоило родиться Гарри.       Блэк считал, что Поттер должен жениться на чистокровной волшебнице, ну или хотя бы полукровке, но уж никак не на маглорождённой ведьме. Нет, он любил и уважал Лили, относился к ней очень хорошо и против неё лично не имел ничего, но были моменты, которые Сириус не мог игнорировать. Являясь наследником рода Блэков, пусть и не самым надёжным, он серьёзно беспокоился о сохранности чистоты крови в семье. Поттеры и Блэки были связаны крепкими и достаточно старыми узами, чтобы успеть смешаться раз десять, если не больше, поэтому свадьба с маглорождённой, пусть и очень сильной, волшебницей плохо отразилась бы и на Блэках тоже. Впрочем, не только это обусловливало его негативное отношение к их свадьбе. Он любил своего друга, любил, как никого и никогда ранее и более. Ничто не могло изменить этих чувств.       Джеймс лишь объяснял ему, что любит Лили и плевать хотел на то, какая у неё кровь. Скрипнув зубами, Сириус согласился с ним: а что ещё он мог сделать? Но когда мужчина увидел маленького Гарри, то забыл и о крови, и о наследстве, и о роде. Он тут же написал завещание в пользу маленького крестника, сделав его будущим малым лордом, и не отходил от него ни на шаг. Каждое его появление в доме сопровождалось новыми подарками и часами игр с маленьким мальчиком. Сириус обожал этого ребёнка. Он видел в нём Джеймса, его любовь и надежду. Одно Люциус знал наверняка: Блэк никогда не причинил бы этому ребёнку боли.       В конце концов, Люциус верил Блэку, но и спорить с Джеймсом не собирался, представляя, что тот испытал. Даже после возвращения Гарри эта боль надёжно закрепилась в сердце и голове, превратившись в почти патологию.       Джеймс оберегал сына даже слишком сильно, и Гарри это раздражало. Мальчик обладал сильным, свободолюбивым характером, а потому сбегал из-под опеки отца, часто шатался по Лондону просто чтобы немного отдохнуть от постоянного присмотра. Нет, юноша никогда не ссорился с Джеймсом, но в его улыбке Малфой часто читал лишь снисхождение, а в глазах — позволение. Очень странный взгляд, но Люциус не придавал ему значения. Как-то Гарри сказал, что он сам себе хозяин и только он властен распоряжаться своей жизнью и любым её аспектом. Джеймса это сильно разозлило, но юноша лишь покачал головой и ушёл.       В итоге Джеймсу пришлось смириться с волелюбивостью сына и отпустить. Хотя Малфой сомневался, что мальчик хоть когда-то чувствовал себя на поводке. Когда хотел, Гарри мог быть очень холоден, словно в нём полыхал ледяной огонь ярости. В такие моменты ни Лили, ни Джеймс с сыном не спорили, просто потому, что это было бессмысленно. Он упирался всеми своими силами и сбегал. Делал так, как считал нужным, и, стоит признать, редко ошибался, хотя случалось и такое.       — Думаю, всё будет хорошо, — сказал Люциус. — Иди отдыхай. Этот день был не из лёгких, но завтра может стать ещё хуже, — посоветовал мужчина.       Драко кивнул и поднялся, удаляясь в гостиную Слизерина. Ему действительно был необходим отдых и время, чтобы немного подумать. Двое мужчин проводили юношу спокойными взглядами.       — Эта потеря его не сломает, а только сделает ещё упорнее и сильнее, — сказал Северус.       Он был убеждён, что этот уже не мальчик достаточно сильный, чтобы принять и понять свершившийся факт. В конце концов, Гарри всегда говорил, что никто не вечен, что когда-нибудь все умрут, а мир продолжит вращаться дальше так, словно ничего и не было. Снейп никогда не считал эти слова словами ребёнка. Это была глубокая, чётко осмысленная реплика, с которой никто не смог бы поспорить.       — Наверное, ты прав. Он сильный и очень умный, так что со всем сможет справиться, — ответил Люциус.       Стоит признаться, порой Гарри пугал его. Пугал спокойным или слишком холодным взглядом зелёных с красными крапинками глаз. Это были не детские глаза, а взрослые. Осмысленный взгляд и чёткое понимание того, что делаешь и на что идёшь. Не каждый взрослый способен так смотреть, а Гарри мог, и это не на шутку пугало, заставляя задумываться о вечности во всех её представлениях.       — Блэк и Люпин приедут только через неделю. У них важные дела в Сингапуре, которые нельзя просто так бросить. Римус сказал, что они оба сделают всё возможное, чтобы закончить там как можно скорее, — сказал Северус, делая глоток виски.       Люциус посмотрел на друга и кивнул. Гарри необходимо было время, чтобы хоть немного оправиться от смерти семьи, прежде чем он встретится с этими двумя. Было вполне очевидно, что эта встреча вызовет у него бурю эмоций и тонну вопросов, а сейчас не лучшее для всего этого время.       — Я думаю, так даже лучше, — раздался голос от двери.       Дамблдор выглядел встревоженным и уставшим. Этот человек для всего мира был олицетворением силы и незыблемости магии и магического общества. Многие сравнивали его с Мерлином, в возрасте. Олицетворение некой сказки, которая живёт среди магов. Почтенная седина и морщины указывали на то, что мужчина этот немало пожил, но глаза его горели юношеским блеском, сверкая из-под очков-половинок. Всегда живые, они не позволяли усомниться в его почти вечности.       — Директор Дамблдор, — Северус кивнул на кресло, приглашая старика присесть.       Альбус благодарно кивнул и прошёл в комнату, присаживаясь в кресло. Он всегда гордился двумя своими лучшими учениками — Лили и Джеймсом, — но Гарри… о, он сумел превзойти своих, по меньшей мере, выдающихся родителей. Этот день стал для него одновременно трагедией и ответом. Ответом на вопрос, как маленький мальчик смог выжить в ужасном пожаре и выпустить такое количество магии, какое ему, взрослому волшебнику, и не снилось.       — У меня есть несколько вопросов к Вам, Люциус, — сказал Дамблдор.       Малфой удивлённо приподнял бровь. Вопросы от этого мага редко вели к чему-то хорошему, скорее, опасному.       — Что могу знать я, чего не знаете Вы, директор? — спросил Люциус.       Северус фыркнул. Ни он, ни Малфой никогда не были любимыми учениками Альбуса Дамблдора, скорее, одними из множества. Немногим удавалось привлечь внимание директоров школы. Положительное внимание. Нынешний повелитель Хогвартса был человеком незаурядным и сильным, обращая внимание на таких же людей, предпочитая учеников Гриффиндора. Как бы там ни было, а Дамблдор гораздо благосклоннее относился к членам львиного факультета. Вполне очевидно, это объяснялось тем, что и сам директор закончил Гриффиндор.       Гарри же был совершенно необыкновенным экземпляром. С его появлением в школе начались необъяснимые происшествия. Сначала он стал первым и единственным, кому удалось уговорить шляпу отправить его на нужный ему факультет. Старая шляпа была убеждена, что место парня на Слизерине, но Поттер плевать хотел на её убеждения, предпочтя Гриффиндор, и она повиновалась. Никому прежде не удавалось ничего подобного, да и после никто не смог повторить этот трюк.       Тогда же, на первом курсе, один из преподавателей школы — Квиррелл — серьёзно помешался на проблеме вечной жизни. Как вы думаете, кто не позволил ему заполучить философский камень и уничтожить полмира? Правильно: Гарри, вместе с Драко, Роном и Гермионой. Эта четвёрка (и плевать, что с разных факультетов) собралась вместе, всё узнала и остановила чокнутого преподавателя.       Дальше — больше: на четвёртом курсе Гарри принимал участие в Турнире Трёх Волшебников и выиграл его. Но сколько же нервов извели его родители за это время... Зато мальчишке всё было ни по чём. Он веселился, стоя к смерти лицом, и всегда побеждал. Как-то Джеймс, уставший изводиться из-за приключений своего неугомонного наследника, спросил: «Вот скажи мне, Гарри, ты находишь приключения или они тебя?» — парень только плечами пожал и сказал, что ему, в целом, глубоко на это плевать, главное, чтобы было весело.       Директор эти его приключения поощрял, считая, что это лучший способ развития его способностей, и даже прикрывал парня, когда тот умудрялся чуть ли не разнести школу.       — Подробности событий, при которых я не присутствовал, мистер Малфой. Меня интересуют некоторые детали той ночи, когда в Годриковой Впадине произошёл пожар, — сказал Альбус.       Люциус переглянулся с Северусом. Подобный поворот разговора напрягал обоих. Этой истории было много лет, и раньше о ней никто не спрашивал, но сегодня это происходит уже во второй раз. И если в первый из них интерес был понятен, то в этот — странный.       — С чего Вас вдруг заинтересовала эта история, директор? — спросил Северус.       Дамблдор всегда испытывал повышенный интерес к Гарри, что, впрочем, никого не удивляло. Звезда квиддича, умный и симпатичный парень, юный Поттер приковывал к себе много взглядов, но особо пристально за ним следили голубые глаза директора.       — Я считаю, что она может быть связана со смертью Лили и Джеймса, — спокойно ответил Альбус.       В его глазах мелькнула печаль, сменившаяся тоской и сомнением. Неуверенность. Это чувство Дамблдор в последний раз испытывал так давно, что уже и не вспомнить, но сейчас она полыхала в нём неприятным огнём. Ничто не могло подавить её, кроме правильного решения и ответа на многочисленные вопросы.       — Их убили? — спросил Снейп.       Было трудно представить, что кто-то ждал почти семнадцать лет, чтобы повторить попытку убийства, чтобы действительно убить. Это казалось бессмысленным. Зачем ждать так долго? Ради чего? Непонятно.       — Нет-нет, они умерли своей смертью от остановки сердца, — ответил Дамблдор, повергая мужчин в шок.       Лили и Джеймс были сильными магами, ведущими подвижный образ жизни. Они много путешествовали, вели бизнес и редко расставались больше, чем на неделю. Всегда держались вместе, а когда Лили забеременела во второй раз, Джеймс старался переносить все важные переговоры в Лондон, чтобы не оставлять жену одну. Они много гуляли, и мужчина пристально следил за тем, чтобы Лили никто не беспокоил. Никаких стрессов.       — Двое молодых, совершенно здоровых мага одновременно умерли от остановки сердца? Вы шутите?! — воскликнул Люциус.       Догадки были странными, но правда оказалась немыслимой. В неё невозможно было поверить. Ни у Лили, ни у Джеймса не было вредных привычек, которые так или иначе могли привести к подобному исходу.       — Я лично присутствовал при экспертизе их тел. Никакого постороннего вмешательства: ни ядов, ни проклятий — ничего. Именно поэтому я и спрашиваю вас о той ночи, — пояснил Дамблдор.       Северус нахмурился, пытаясь уловить связь между двумя событиями, которую видел только Дамблдор. Снейп был дипломированным колдомедиком и мало представлял, как тот пожар, в котором ни Лили, ни Джеймс не пострадали, мог повлиять на их смерть спустя почти семнадцать лет.       — Я не понимаю, какая тут связь? — всё ещё хмурясь, спросил Снейп.       Дамблдор вздохнул и потёр переносицу. У него было не так много времени, чтобы тратить его на пустые обсуждения. Сегодняшний день подтвердил его опасения и дал ответы на многие вопросы, а теперь ему следовало бы уже отправляться в свой кабинет, чтобы разобраться в ситуации, но вместо этого он вынужден был объясняться с двумя мужчинами.       — У меня нет сейчас времени всё объяснять, Северус. Но, если мои подозрения подтвердятся, завтра вы всё узнаете. А теперь, Люциус, я прошу Вас ответить на мои вопросы, — устало и несколько нетерпеливо произнёс Альбус.       Малфой вздохнул. Он не любил оставаться в неведении, но спорить с Дамблдором всегда было бесполезно, поэтому и сейчас оставалось только смириться, довериться его интуиции и знаниям.       — Спрашивайте, директор, — кивнул, наконец, Люциус, соглашаясь с установленными правилами.       Северус недовольно хмыкнул, но промолчал. Так или иначе, но он не верил, что Лили и Джеймс умерли от остановки сердца. Поэтому оставалось лишь поверить Дамблдору, который, похоже, говорил далеко не всё, что знал, но уж точно собирался всё выяснить. Директор всегда был дотошным во всём, что касалось загадок и экспериментов, доводил всё до самого конца, до вполне очевидного и закономерного финала, до совершенства. Так что и в этот раз, видимо, он решил докопаться до сути того, что же произошло с семьёй его лучших учеников.       — Скажите, Люциус, Вы знаете, кто устроил тот пожар? — спросил директор.       Малфой приподнял бровь на этот вопрос и вздохнул. Всё же связи он откровенно не видел, как, впрочем, и Северус.       — Нет. Было много непонятного той ночью, что оставило немало вопросов. Так или иначе, но никто так и не смог разобраться, где был источник возгорания. Защитные чары остались нетронуты, и чужой магии в общем магическом фоне не оказалось, — ответил Люциус.       Дамблдор задумчиво кивнул, сверкая голубыми глазами. В общем, что-то подобное он и подозревал. Картинка постепенно восстанавливалась, складывалась в его голове, как пазл, но всё ещё оставалось немало белых пятен.       — А Гарри? Кто его спас? — продолжил свои вопросы директор.       — Во время ужина Гарри был на втором этаже со своим крёстным, но его никто не спасал. Блэк сказал, что мальчик исчез, а утром мы нашли его спокойно спящим в своей колыбели, — ответил Малфой.       Альбус кивнул, постукивая пальцами по подлокотнику кресла. В принципе, всё оказалось именно так, как он ожидал, а значит, его подозрения с каждой минутой оправдывались всё больше.       — Какой была магия Гарри? — спросил Дамблдор.       Люциус мало понимал, почему все вопросы касаются именно Гарри, но директор ясно дал понять, что сейчас он объяснять ничего не будет.       — Сильной. Она была всюду: в защитном куполе дома, в куполе над самим Гарри — везде, — сказал Малфой.       Дамблдор закусил губу и застучал пальцами быстрее. Не самые приятные моменты, но он опять оказался прав.       — Спасибо, Люциус. Я попрошу Вас остаться в школе ещё на один день, чтобы прояснить ситуацию, — сказал директор.       — Хорошо, директор Дамблдор, — ответил Малфой.       Он, кажется, совершенно запутался во всех событиях, которые происходят или происходили. В любом случае, он планировал присмотреть ещё за Гарри, чтобы тот не натворил глупостей и не опустил руки.       — Спасибо, Люциус, Северус, — Альбус попрощался с мужчинами и вышел.       У него было ещё много дел. Завтрашний день обещал многое изменить, он это точно знал. Чувствовали это и Люциус с Северусом. Драко, сидя на своей постели, пытался уже в который раз прочитать одну строчку, но она упорно отказывалась доносить свой смысл. А Гарри спал, не зная, что перемены уже смотрят на него большими карими глазами с голубыми огоньками на радужке.