Век Грифона

      Эльф практически неслышно полз на локтях по звериной тропе под густыми зарослями ежевики. Проклятые колючки порвали одежду во многих местах, впились в плечи и непокрытую капюшоном голову, кровь сочилась и тут же запекалась на коже, а соленый пот въедался в ссадины, мучая и без того истерзанного долгой дорогой странника. Жара и топот копыт загнали юношу в эти дебри, поросшие высокими елями, жадными кустами – в них, казалось, могло поджидать что угодно.       Прошло уже полдня, и храпа и топота коней и лязга тяжелых доспехов за спиной уже давно не было слышно. Они сдались? Они просто потеряли след? Нет, они будут ждать на выходе с тракта: в этот лес есть только одна дорога, и она – как раз за спиной у беглеца. А впереди только пустошь, болота и овраги, полные голодных зверей, одичалых людей и чего-то еще более опасного, чем все вышеперечисленное.       Из-за жары или чего-то еще – неизвестно, но животных тут почти не было, птицы не пели на ветках, белки не скакали по могучим черным стволам и земле в поисках своих старых кладовых. Земля была мокрой после дождей и маслянистой, прилипающей к пальцам, как глина…       Неожиданно косматая голова эльфа уперлась во что-то твердое и холодное. Так бы вечно и лежать, уперевшись темечком в живительную прохладу, но природное любопытство заставило его поднять глаза на найденный предмет. Перед глазами беглеца был меч – огромный двуручный клинок, вогнанный в землю почти до середины. Обмотка его рукояти истлела уже давно – или, может быть, обгорела. Лезвие меча пригвоздило к почерневшей вязкой земле давно сгнивший скелет, искривленный, изувеченный какой-то невероятной мощью. Маленькие пустые глазницы смотрели в небо, а точнее в разлапистую еловую ветку, обгоревшую в давнишнем пожаре и тщетно пытающуюся выпустить свежие изумрудные иголки. Но меч принадлежал не этому скелету, а другому. Выбеленные кости рук хозяина все так же крепко сжимали рукоять оружия, как будто битва все еще шла полным ходом, а сердце еще не перестало биться. Второй скелет был облачен в изрезанный во многих местах доспех, прогнивший, пропитавшийся грязью и выцветший на солнце. Наплечники были все в выбоинах и порезах: того воина не раз пытались разрубить пополам тяжелым ударом с плеча, но добрая броня хранила его. Спина в серой от времени куртке, украшенной множеством клепок, была утыкана доброй дюжиной коротких стрел. Череп воина был раскроен пополам вместе с когда-то красивым шлемом.       Эльф осторожно сел на земле рядом с двумя скелетами и обыскал останки, но нашел только пару медяков, заплесневелую и высохшую склянку живительного зелья и старый потрепанный амулет, напоминающий филактерии из Круга магов. Путник сложил добычу в сумку и раздосадовано вздохнул, прикидывая, за сколько монет он сможет продать свою небогатую добычу. Но находка не выглядела особенно ценной – простое стекло и что-то черное и жидкое в середине. Ничего стоящего.       Беглец стер рукавом пот с лица и поднял глаза. Ему нужно было до темноты отыскать убежище в этих убогих глухих краях, а поутру искать дорогу в обход его погони. Тут в низине спокойного места не найти: слишком сыро от наползающих с болот туманов, а из травы и из-под кустов то там, то тут выглядывают истлевшие изувеченные останки давно погибших солдат в разномастных доспехах. Черепа некоторых были не только исковерканы временем и ветрами: их форма сильно отличалась от человеческого, коих тут тоже было в достатке, а костьми эти давно умершие выродки были шире людей и ниже ростом.       Долина резко обрывалась, упираясь, как таран в ворота, в крутые склоны скалистого оврага и переходя в узкое ущелье, ведущее на север, в обжитые земли. На берегах оврага, нависая над черными елями, возвышалась крепость с высокими каменными стенами из белого крапчатого мрамора, уходящими в самую высь небесного купола, ажурные арки, величественных когда-то стен и залов осыпались и обвалились, оставив после себя только белые ребра старого гигантского зверя. Переломленный и развалившийся по кускам хребет этого монстра пересекал гигантский овраг – Гиблое Урочище: именно оно было на карте отмечено черной меткой с черепом. Посреди ущелья устояла высокая опора моста с небольшой уцелевшей площадкой наверху. Там, в высоте, виднелись две статуи, обтертые ветрами до неузнаваемости. На обоих берегах Урочища стояли останки башен и широкие смотровые площадки, заросшие высокими молодыми деревьями, раньше там наверняка стояли суровые постовые и отряды лучников, готовые встретить любую угрозу, если таковая объявится. Там должны были стоять ряды мощных баллист. А за порослью из старых елей, стенами крепости и полыми остовами многочисленных зеленокрыших башен широким полукругом стояли бы десятки просторных шатров с цветными штандартами у входов и молчаливыми угрюмыми солдатами. Откуда в этой далекой, южной земле столь величественная твердыня, как много веков она уже созерцает дикий пейзаж раскинувшихся черных болот и заснеженных горных пиков, поросших редкими ельниками? Какие люди строили ее, кто отдал за нее жизнь, истлев потом под той елкой, но так и не выпустив меча из рук?       – Кха-арк! – оглушительным набатом разнеслось по всей округе. – Крах-крагх!       На одной из статуй на мосту сидела ворона, заинтересованно осматривая иссушенную черную долину и изредка отвлекаясь на чистку черных как сажа перьев. Была бы праща, запульнуть бы в эту сипуху и сварить ее в кипятке, да тмином присыпать...       Птица, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении довольно крупной и упитанной, сорвалась с плеча безымянного каменного воина и полетела на восток, скрывшись за высокой башней, каким-то чудом сумевшей выдержать атаки непогоды и времени.       Эльф, невольно наблюдая полет вороны, пошел за ней следом, даже не зная, каким образом ему взобраться на высоченные уступы урочища. Но века делали свое дело: когда-то голые каменные утесы осыпались, стали пологими и поросли кустами и травой. Теперь захватить старую твердыню стало просто как никогда. Рыхлая земля не давала камням осыпаться под ногами неуверенного в своих силах путника, вскоре он был на вершине утеса, на просторной площадке рядом с кучей разметанной ветрами и поколениями метелей перегноя. Когда-то это и в самом деле была баллиста.       Под ногами хрустели кучи листьев, ветки и старые иголки, слоем застилающие белые плиты, а на плитах под слоем гниющего времени лежали потрескавшиеся серые пористые кости, большие и маленькие, в ошметках серой ткани, обломках металла и пришпиленные к своему вечному посту кривыми стрелами и рассыпавшимися мечами.       Слишком старое место.       Эльф все силился вспомнить, не слышал ли он что-то о Гиблом Урочище. Но никак не мог понять, что же это билось о стенки черепа, как назойливая головная боль после тяжелого рабочего дня. Почему это место стоит пустым, почему его величественные дворы усеяны старыми костями?       – Крах-крагх-кра-ах! – снова заголосила рядом та проклятущая птица, был слышен даже свист ее крыльев, громкий и отчаянный.       Эльф вооружился палкой и тут же помчался на звук. Пусть птица занята чем-то серьезным – а он тем временем подкрадется и собьет ее на землю, и в кипяток ее.       – Кра-ах! Кра-крах! – к воплю пичуги добавился еще и остервенелый скулеж и рык, до этого момента не слышный.       Путник уже вышел на поляну, полностью свободную от камня и не успел вовремя остановиться и спрятаться за валунами, чтобы потом опрометью бежать обратно к родимым кустам ежевики на дне урочища. Ворона отчаянно отмахивалась крыльями от здоровенного пса с черной шкурой, усеянной язвами и тошнотворными наростами из которых сочилось что-то черное пополам с гноем. Спина и бока неведомой твари были усеяны шипами, как будто ее кто-то утыкал деревянными кольями изнутри. Она рычала, выла и гавкала на ворону, брызжа пенистой слюной и сверкая красными, выпученными, как у мертвого карася, глазами.       Не дышать у путника не получилось, а шумный выдох, с большим трудом не перешедший в испуганный крик, все равно привлек внимание твари. Пес повернул голову к эльфу и зарычал еще яростнее: высокий и мясистый беглец был куда более привлекательной добычей, чем осипшая от криков ворона. Тварь без раздумий бросилась вперед, вцепившись выщеренными кривыми зубами в руку, которой эльф пытался защититься. Клыки впились в плоть до самой кости, тварь замотала головой, пытаясь вырвать кусок мяса для себя и повиснув всем весом своего тела на орущем от боли мальчишке.       И тут что-то просвистело в воздухе, мимолетное «чирк» или «ву-ужд», юноша не смог запомнить. Не прошло и мгновения, как демонический пес выпустил прокушенную руку из пасти и рухнул на землю, вывалив черный заляпанный кровью язык на землю. Эльф упал на колени, не думая ни о чем, кроме своей несчастной руки. Он сорвал с пояса моток веревки и поспешно перетянул руку, останавливая кровь. Связка была порвана, несчастный не мог пошевелить даже пальцами, наружу торчали вывороченные порванные жилы.       – Кхарг! – снова каркнула ворона, встревоженная чем-то еще.       Рядом послышался топот человеческих ног, торопливый и тревожный. Беглец нехотя поднял голову, закусывая губу от боли и чувствуя, что по венам от раны ползет что-то неведомое, что-то невесомое, но вполне ощутимое и одновременно тяжелое, как камень.       – Таки укусила?! – раздраженно и даже зло ругнулся стоящий перед эльфом человек – высокий и статный, но при этом одетый в лохмотья, как последний бродяга, и с заросшим густой бородой лицом.       – Помогите! У вас есть чем зашить?! – эльф, как бы сильно не ненавидел людей, протянул искалеченную руку к незнакомцу. От потрясения он даже забыл, что и сам мог бы что-то предпринять.       Мужчина присел на корточки и осмотрел рану беглеца, а затем пасть мертвой твари с коротким болтом под ухом. После этого он торопливо достал из походной сумки кожаную флягу и протянул ее раненому.       – Пей.       Эльф припал к горлышку, с радостью обнаружив, что незнакомец дал ему целительную настойку, да такую ядреную, что рану тут же запекло, а руку сковало судорогой по самое плечо. Мышцы пришли в движение, восстанавливаясь на глазах, вены и связки, как змеи во время гона, извивались и тянулись друг к другу, сплетаясь в тот узор, в котором они были ранее. Вскоре и кожа, розовая, как попка младенца, покрыла рану, покалывая и нестерпимо зудя.       – Шрам будет все равно, – констатировал незнакомец. – Но это еще не все, парень.       Юноша поднял глаза на этого странного бородача. В его черных глазах с красными прожилками читалась тревога и какое-то скорбное сожаление. Эльф не нашелся, что ответить, ожидая пока мужчина скажет что-то еще. И он сказал:       – Откуда это у тебя? Он поднял с земли найденный всего полчаса назад амулет, выпавший из сумки при падении.       – Нашел внизу…       – А тебе повезло, ушастый, может, и не помрешь…       Незнакомец достал из сумки свою миску и вторую флягу, висевшую у него на поясе. Он раздавил тонкое стекло амулета, по его пальцам в тарелку стекла черная тягучая масса, почему-то очень сильно напоминающая ту дрянь, что сочилась из язв демонического пса. Мужчина добавил немного воды к черной жиже и протянул миску эльфу.       – Пей, если тебе дорога жизнь.