***
Вэйлон просыпается с пульсирующей агонией между ног и ужасным жжением в паховой впадине. Он давно привык к боли, поэтому, даже не открывая глаз, тянет руку, чтобы нащупать член. Только на этот раз его нет. Есть только плоские струпья, сочащийся гной и толстая нить. «Этот ублюдок наконец сделал свое дело, не так ли?» Вейлон не может собрать сил даже на то, чтобы почувствовать разочарование, не говоря уже о злости. Он переворачивается на бок и снова проваливается в забытье.***
- Проснись, дорогая. О, как он ненавидит, когда этот голос врезается в его сны. Теперь они – не более, чем тьма. И убежище. Он прячется в них, как маленький ребенок прячется под одеялом. В его снах больше нет монстров. Их достаточно в реальной жизни. Горячие губы прижимаются к его губам, и он выдыхает через нос. Теперь это каждодневный ритуал – целовать его, пока он не проснется. Каждый день Вейлон притворяется спящим чуть дольше, чем нужно. Ведь ощущать поцелуи так приятно. Ничто больше не приносит подобных ощущений. Даже еда и питье. За исключением, пожалуй, случая, когда Эдди нашел для него свежую воду в бутылке. Тогда Вейлон впервые добровольно приблизился к Эдди и забрался к нему на колени, не сводя глаз с прекрасной, такой прекрасной воды. Он жадно присасывался к горлышку, и впервые за долгое время, казавшееся годами, она была чистой. Он так сильно цеплялся за рубашку Эдди, что чуть было ее не порвал. - Любимая…моя сладкая… Вейлон слегка наклоняет голову и открывает глаза, собираясь с силами ради еще одного дня, полного кошмаров. Эдди растягивает губы в широкой желтозубой ухмылке, его глаза лихорадочно блестят, и целует его в губы. Вейлон позволяет ему целовать себя (теперь он всегда это позволяет) и даже отвечает на поцелуй. От него этого ждут. И это так приятно. Но когда Эдди кладет ладонь между его ног, боль впивается в бедра истощенного мужчины, словно гвозди, и Вейлон воет от накатившей с новой силой агонии. Эдди отшатывается назад, смущенный и напуганный, но так и не отдергивает руку. Рана под ней выталкивает сгустки крови и гноя между пальцами. - Ми…милый… - кое-как выдыхает Вейлон, когда снова обретает способность говорить. – Оно…еще болит. Во рту у него стоит привкус желчи. Он не уверен, боль ли это или то, что он называет Эдди «милым». Слово уже настолько приелось на языке, что, вероятно, это все-таки боль. - Ох, прости меня, – шепчет Эдди, убирая руку. – Я…дурак, взял и подумал, что она уже зажила. Конечно же, на это потребуется несколько дней. Я..я ее чистил, пока ты спала. – Эдди улыбнулся. – Я бы лучше поцеловал ее, но…ах. – Он дочиста вытирает руку о простыни, морща нос. Вейлон садится. Это чертовски больно, но боль окупает себя, когда Эдди протягивает ему тарелку почти горелого мяса. Для его пустого желудка тяжелый запах кажется невообразимо прекрасным, а рот заполняется слюной еще до того, как Вейлон дотягивается до содержимого. Естественно, он знает, что это. Запасы еды в лечебнице истощились дни назад. Надежды Вейлона на спасение постепенно истончаются – становится ясно, что никому нет дела до того, что происходит в Маунт Мэссив. Теперь это игра на то, кто проживет дольше остальных. И выжившим нужно есть. Это был первый раз, когда Вейлон кого-то убил. Эдди скрутил бедняге руки и держал его, пока Вейлон орудовал ножом – резал его живот, потрошил внутренности и заливал руки кровью. Пациент кричал, и кричал, и кричал, пока Вейлон не утратил способность это выносить и не перерезал ему глотку. Тогда несчастный стал булькать и хрипеть. - Мы должны есть, любовь моя, - сказал в тот раз Эдди. - Я знаю, что это страшный груз, но они ничего не стоят. Мы должны есть и жить, ради наших детей. - И мы должны будем прокормить их, - отозвался тогда Вейлон, и Эдди улыбнулся так искренне, что у мужчины сбилось дыхание. Эта улыбка то ли вызывала в нем благоговение, то ли душила его. Он не мог сказать точно. Эдди с обожанием наблюдает, как он ест. Вейлон не понимает, каким образом полуизморенный голодом мужчина/женщина/жена, вгрызающийся в чье-то горелое мясо, может выглядеть мило, но, опять же, их видение ситуации во многом не сходится. Противоположности притягиваются, так всегда говорила его мать.***
Вейлон долгое время не встает с постели. Эдди постоянно суетится над ним, почти ни на минуту не отходя за исключением тех случаев, когда нужно принести еду, питье или медикаменты. Эдди целует его в лоб и говорит, что он хорошо справляется, так хорошо, что он гордится своей прекрасной возлюбленной. Боль медленно исчезает, а кожа постепенно заживает, и Вейлон узнает, как тяжело справлять малую нужду с его новым «оснащением». Он больше не может делать этого стоя. Да и попытки встать отнимают у него ужасно много времени. Вейлон ощущает себя загнанным зверем, цепляясь за Эдди, пока тот заставляет его самостоятельно стоять на его тонких (тонких-тонких-тонких) ногах. Ему кажется, что он заново учится ходить. Вейлону сложно найти точку равновесия и подобрать правильные движения, и, когда бы его бедра ни касались друг друга, все, что между ними, пронзает чертова боль. Эдди терпелив, нежен и способен уговаривать. Эдди-муж делает попытки вспомнить Эдди-психопата невыносимо трудными. Однажды утром ему удается самостоятельно дойти да коридора, и Эдди аплодирует ему, подбадривает его. Вейлон улыбается, хотя в тот момент он был не обязан этого делать.***
Но Эдди теряет терпение после очередной недели воздержания. Он трется о зад Вейлона, вжимаясь в него, умоляет его раздвинуть ноги и покрывает поцелуями шею. Вейлон игнорирует его, притворяясь спящим; сон – его единственное убежище от любовных посягательств Эдди. Но если Эдди узнает, что он проснулся, то непременно разозлится, понимая, что ему отказывают. А все причиняет гораздо больше боли, когда Эдди злится. - Пожалуйста, проснись, - мурлыкает Эдди в его ухо, с силой вжимая свою эрекцию в ягодицы Вейлона. – пожалуйста, дорогая, моя милая женушка, проснись. Ты нужна мне…ты так сильно нужна мне… Хватка Эдди усиливается. Теперь он настолько груб с Вейлоном, что тот никак не может оставаться спящим. Так что Вейлон действует так, как от него ожидается: он вздыхает, будто только что проснувшись, и удивленно стонет в ответ. - Эдди, - говорит он (не спрашивает, НИКОГДА НЕ СПРАШИВАЕТ), изображая сонливость, получая поцелуй в одну щеку и крепкую хватку – на другой. - Такая хорошая девочка, - говорит его «жених». – А сейчас ... - Мне до сих пор больно, Эдди. – пытается возразить Вейлон, но позволяет мужчине стащить свои штаны вниз. - Это заставит тебя почувствовать себя лучше. К этому времени Эдди прекрасно знает, насколько «влажным» должен быть Вейлон, чтобы все получилось, потому он щедро одаривает вниманием киску своей невесты задолго до проникновения. Он мог бы провести весь день, слушая звуки, которые издает его дорогая возлюбленная, пока он ее ублажает. Секс без пениса ощущается…странно. Это больно, но только пока член Эдди трется о воспаленные мышцы. Во всем остальном это так же приятно, как и раньше. Но нет разряда удовольствия, пронзающего его пах, нет напряжения в его мошонке, нет эрекции, как и не будет оргазма. Это просто приятное ощущение, словно массаж, когда член упирается в простату. И это, как ни странно, помогает Вейлону почувствовать себя лучше. Он может свободно довольствоваться рычанием и тяжелыми выдохами, вырывающимися из глотки Эдди; тем, как член его «возлюбленного» пульсирует внутри, и как его руки сжимаются так сильно, что непременно оставят синяки. Он концентрируется на сжимании мышц в едином ритме с толчками и доведении Эдди до пика удовольствия. И, когда тот кончает, наполнив Вейлона своим горячим семенем и издав громкий рычащий стон, ему кажется, что он кончил вместе с ним.***
Вейлон возвращается к ежедневному бритью, как только вновь обретает возможность передвигаться самостоятельно. Ему больно ставить свои ноги в определенные позиции, но он терпит, стискивая зубы. Теперь, когда он – очевидно – безупречен, он должен соответствовать всем ожиданиям. Эдди стоит в дверях, наблюдая за ним взглядом, полным ожидания. И любви. «Побег» или «спасение» или «уход» - значения этих слов ускользают сквозь его пальцы все быстрее с каждым прожитым днем. Вода жжет между ног, но Вейлону плевать.