Безупречность

      - Повернись. Вейлон подчиняется, оказываясь спиной к Эдди. Тот напевает себе под нос, держа во рту булавки и меняя положение отрезов ткани так, чтобы те лучше охватывали талию Вейлона. Платье красиво – намного более красиво, чем Вейлон заслуживает. Последнее время Эдди одержим идеей создать еще более идеальное свадебное платье для своей не-такой-уж-идеальной невесты. Оно сделано из совершенно неизвестного количества простыней, ниспадающих изящным, длинным подолом, ткань элегантно облегает его бедра и закручивается позади. Если верить Эдди, этот фасон вроде как называется «декольте возлюбленной» («Не слишком подходит, не правда ли?» ворчит тот) и плотно облегает его грудные мышцы, создавая иллюзию грудей. Спина открыта, хотя края ткани связаны шнурками наподобие корсета, чтобы платье прочно держалось на нем. - Немного туго… – шепчет Вейлон. Внезапно, Эдди хватает завязки и делает ужасный рывок, заставляя Вейлона практически запищать, когда весь воздух резко выдавило из его тела. Корсет поддерживается каркасом из человеческих костей, потому он достаточно прочен, чтобы задушить. - Отлично! – рявкает Эдди, - Быть может, это напомнит тебе о твоем месте! - Прости меня… – хрипит Вейлон уже миллионный раз за это утро. Эдди фыркает и отпускает шнурки, яростно поправляя свой шедевр и совершенно не заботясь о том, что может приколоть иголки прямо к коже Вейлона. - Повернись в другую сторону. – говорит он и направляет Вейлона, держа его за плечи. Эдди видит, как безупречно платье сидит на фигуре его жены, и улыбается. Можно сказать, в этот раз он превзошел самого себя. - Развернись. Вейлон автоматически починяется сильным рукам Эдди. Еще одна складка ткани, две булавки, царапнувшие его кожу – и Эдди отступает, любуясь своей работой. - Красиво, - бормочет он. – Просто великолепно. Он говорит о платье, думает Вейлон. Не обо мне. Но тут Эдди целует его в лоб, берет лицо Вейлона в свои ладони и тихо выдыхает: - Ты такая красивая. Каким-то образом это вновь разбивает его бешено стучащее сердце. Эдди опять разворачивает его и расплетает завязки корсета. Он помогает Вейлону выбраться из платья и оставляет совершенно голым посреди рабочей комнаты, немедленно кинувшись к любимой швейной машинке. Запасы белой ткани изрядно исчерпались, потому он пользуется светло-серой. Она прекрасно подходит для скрытых частей платья, хотя Эдди и морщится, пришивая ее. Как ни крути, художник не может придираться к доступным материалам в таком месте. Вейлон пялится на свое тело, поглаживая рукой по груди, пока машинка глухо постукивает где-то на фоне. Это опасно, вот так трогать себя. Эдди может увидеть его и назвать наглой, испорченной девкой. Или Эдди может соблазниться и завалить его прямо здесь, на полу. Он трогает себя между ног и кривится. По крайней мере, кожа там перестала быть серой и безжизненной, какой должна была быть. - Знаешь, а мы ведь мертвы... – говорит Вейлон будничным тоном. - Господи, только не опять, – вздыхает Эдди. – Я работаю, милая. Молчи. Вейлон затыкается и опускает глаза в пол. На фоне тихо гудит граммофон, играющий единственную пластинку, которую им удалось найти. Это сборник романтических баллад откуда-то из 40-х или 50-х годов. Или типа того. Вейлон давно выучил слова каждой песни. - Когда я был юнцом, моя мать часто говорила мне… - еле слышно подпевает Эдди, его голос заглушен стрекотанием швейной машинки. - Эдди, - зовет Вейлон, внезапно почувствовав, что больше не может этого выносить. – Мне нужно в дамскую комнату. Эдди отвлеченно машет ему рукой, мол, «иди уже». Мужчина практически крадется из швейной мастерской и мягко прикрывает за собой дверь, словно любой звук может заставить Эдди передумать. Он приходит в спальную и смотрит на пустую кровать. Он осознает, в какой-то степени, что они прямо здесь, на простынях. Но в то же время их там нет. Ему ни разу не удалось заставить Эдди увидеть тела. Да и действительно ли Вейлон видел их? Он идет прямиком шкафчику, в котором хранит одежду, и роется в своих нарядах. Леди нужно быть скромной, в конце концов. В основном, здесь платья различного качества, от самых ранних трудов Эдди до самых поздних. Есть также результат неуклюжих попыток сшить дамские трусики, и Вейлон натягивает его на себя. Как-то раз Эдди жаловался, что выкройку для них сделать было гораздо сложнее, чем для любого его платья. И сегодня Вейлону не хочется носить ни один из его обычных нарядов. Потому он захлопывает свой шкаф, идет к шкафчику Эдди и вытягивает оттуда одну из его самых больших рубашек. Для Вейлона это практически платье, хоть и короткое. Он небрежно, через раз застегивает пуговицы и решает больше ничего не надевать. Тот факт, что он сейчас в рубашке Эдди, посылает по его позвоночнику приятную дрожь. Разозлится ли тот или возбудится? Ткань пахнет им. Теперь Вейлона это утешает. Он тащится босиком из комнаты в комнату, прибираясь по пути. Он подметает полы и заправляет кровать, ухмыляясь, когда замечает следы бурной ночи. Он останавливается в саду, чтобы отлить, словно опасаясь выставить себя лжецом. Он приседает в уголке, делая свое дело и ковыряясь в ногтях в процессе. Здесь нет других призраков, им не слишком нравится снаружи. Большинство остаются в одном и том же месте, прижимаясь к стене или ходя туда-сюда по коридору. В том же месте, где умерли, предполагает Вейлон. Он больше не видит трупов, так что не может быть совершенно уверен. Вейлон встает, натягивая трусы обратно и поправляя рубашку, и в этот момент видит их. Их всего трое. Они движутся медленно, осторожно пробираясь через сад. У них нет оружия, есть только красные металлические стержни, светящиеся на конце и слегка напоминающие электрошокеры. Трое мужчин одеты в черные, тяжелые боевые костюмы и шлемы с приборами ночного видения. И у каждого на нагруднике выгравирована буква «М». Идущий впереди протягивает перед собой знакомый Вейлону сенсор. Прибор начинает попискивать, когда мужчина поворачивается в его сторону. С ними он разберется быстро. При этом добудет ужин для Эдди и будет прощен за утренний дебош. Прекрасно. - Призрак, - говорит один из них. – На одиннадцать часов. - Код «А», - говорит другой скучающим тоном. – Схватить и обезвредить, ребятки. «Серьезно?», думает Вейлон. Он ухмыляется, протягивает руки и набрасывается на них. Самый правый из них кричит, когда его грудь внезапно раскрывается, выворачиваясь ломающимися ребрами наружу. Остальные словно не замечают этого, и лидер спокойно тыкает «электрошокером» Вейлону в живот. Это больно. Это чертовски больно. Вейлон вскрикивает и отшатывается, хватаясь за бок и приземляясь на задницу. Тот, с развороченной грудью, все еще кричит, и лидер группы говорит второму «заткнуть его». Раздается выстрел – и сад снова окутывает тишина. Вейлон не чувствует правой ноги. Он пытается отползти подальше от них, скребя по земле руками. Его разум заторможен, в ушах стоит звон, а внутренности все еще дрожат от шока. - Куда он делся? – спрашивает второй, поднимая «электрошокер» на уровень груди. - Секунду… - говорит лидер, водя сенсором из стороны в сторону. – Эти ублюдки движутся очень быстро. Прибор издает слабое попискивание, и солдат застывает, указывая прямо на то место, где Вейлон пытался заползти обратно под сень женского крыла. - Командованию Меркофф, нам удалось замедлить одного. Сейчас протестируем сеть. Второй мужчина вытягивает из рюкзака канистру, откручивает крышку и, направляемый указаниями лидера, подбрасывает ее в сторону Вейлона. Вылетевшие веревки окутывают его настолько, что даже солдаты могу его разглядеть, и горят ярко-оранжевым светом в его глазах. Он кричит и извивается, пытаясь заставить онемевшую ногу помочь отпихнуть сеть, но все, что ему удается – это запутаться еще больше. - Командованию Меркофф, у нас есть визуальный контакт. Мы преуспели, конец связи. Вейлон думает, что слышит аплодисменты, исходящие откуда-то из наушников внутри шлемов. Видимо, обоим солдатам ситуация кажется забавной. Меркофф. Меркофф-Меркофф-Меркофф. Опять. «Почему они не могут оставить нас в покое?!», думает Вейлон, захлебываясь истерикой и неистовством, в его ушах стоит звон. Это неправильно, так не должно быть. Все живые оказываются надломлены его руками и искусаны его зубами, разорваны тигрицей, которой в шутку называл его Эдди. Но теперь они поймали его, они приближаются к нему, они заберут его и буду ДЕЛАТЬ С НИМ ТЕ САМЫЕ… - ЭДДИ! – кричит он так громко, что даже солдаты слышат его. Они зажимают уши, наполненные нечеловечески громким криком, и спотыкаются, видя только белый шум. - ЭДДИ! – его голос надломлен, и слово получается похожим на «эд-дэй». Он хватается за веревки и неистово борется, умудряясь сдернуть их, прилипших оранжевой слизью, со своего лица. Он задыхается от отвратительного ощущения, которое они оставили на коже. - ЭДДИ! – воет он, не подозревая, что первого раза было достаточно. Сенсор начинает истошно пищать, и лидер подносит ладонь ко рту: - Свободный призрак, еще один код «А». Командованию Мер… - все, что он успевает сказать, прежде чем его язык вырывают изо рта. Эдди движется быстро, словно животное, впечатывая кулак в лицо солдата так глубоко, что мужчина умирает мгновенно. Эдди вырывает его раскрошенные мозги наружу и издает бессловесный крик ярости. - Меркофф! – выкрикивает он после этого, и второй солдат пятится назад, беспорядочно маша «электрошокером». Сенсор не издает ни звука, оставшись в скрюченной руке мертвеца. Мужчина тянется к своему собственному, пристегнутому к ремню, но «эти ублюдки движутся очень быстро». К тому моменту, когда Эдди заканчивает, в солдате больше невозможно узнать человека. Эдди тяжело дышит, стоя спиной к Вейлону. Ту часть его лица, которую мужчина может разглядеть, покрывает кровь и ошметки мяса. Вейлон все еще борется с сетью, давясь, когда сгустки оранжевой слизи скатываются и натягиваются между его телом и клейкими волокнами веревок. В считанные секунды Эдди уже рядом с ним, помогает выбраться и отбрасывает сеть в сторону. Затем он хватает его и, наплевав на слизь, крепко сжимает в своих объятьях. - Они никогда не поймают нас, – шипит Эдди, и его голос настолько полон яда, и страха, и ужаса, что Вейлон обнимает его в ответ, наплевав на кровь. Оранжевое и красное смешивается и слипается между ними, но они этого не замечают. Только не тогда, когда они начинают целоваться или трогать друг друга или беспорядочно срывать одежду. - Ты – моя… - Эдди почти рыдает, пока они занимаются любовью. Он все еще боится любого упоминания о Меркофф. Вейлон чувствует его слезы на своей шее и прижимает к себе Эдди, обхватывая его ногами и обнимая всем телом. Они снова целуются, и кровь смазывается между ними, собирается каплями и растягивается в тонкие красные нити, обрываемые случайными кусочками плоти. Эдди рычит в его рот, и его толчки становятся неистовыми; влажные шлепки там, где их кожа встречается и слегка слипается, становятся все отчетливее, и Вейлону кажется, что они сейчас сплавятся в одно целое. - И ты – мой, - хрипит он, впиваясь ногтями в спину Эдди. Им никогда не поймать нас.