По ту сторону греха

Воспоминания хуже яда. Они травят душу, не дают ей покоя.

      Ночь после показа плыла, как в тумане. Разговор с Кеем, тот официант со шрамом, появившийся из ниоткуда. В память врезалась вскинутая рука с белой салфеткой, за которой пряталось оружие. А дальше — перед глазами вспыхнуло красным от боли. Скорая, врачи… И Кей. Его Юкио отлично помнил. Он был рядом до последнего. Деловито разговаривал с врачами, рычал на следователя, кланялся, извиняясь перед Алексом и Сатору. С последним даже договорился довезти до дома, хотя Юкио, немного пришедший в себя, готов был ехать на такси. В дороге снова лихорадило, красный цвет заливал плотно сомкнутые веки, а рука ныла так, словно ее вырывали с корнем. Как поднялся до своей спальни, Юкио не помнил, но точно знал: без поддержки Кея он бы этого не сделал.       Прошлым вечером Кей был удивительный. Серьезный, спокойный, смелый, совсем другой.       Юкио увидел еще одну его сторону, совсем не кукольную…       — Ты как, герой? — прозвучало, когда он появился на кухне. Кей уже успел сбегать до супермаркета и разбирал пакеты. Теперь, наверное, все позади, и он может больше не прятаться здесь.       — В полном порядке, — улыбнулся Юкио.       — Док сказал поить тебя сладким чаем, так что садись давай. И смотри, не грохнись в обморок.       Юкио сел за стол и повернулся к окну. На улице кружились едва заметные, легкие, полупрозрачные снежинки, такие красивые. В Токио редко выпадает снег, и сейчас это было похоже на маленькое рождественское чудо.       — Сегодня же сочельник… — Юкио хотел встать, оперся ладонью о столешницу и ахнул. Боль простреливала, обходясь без пуль.       — Я сказал, без обмороков там, — Кей поставил на стол две чашки чая. — Не нарывайся на мою первую помощь, хуже будет.       — Да ладно?       — Проверить хочешь?       — А почему бы и нет, — усмехнулся Юкио. Театрально закатил глаза и отклонился назад. — Ой, слабость что-то…       — Ах, слабость. Ну-ну, — Кей наклонился, почти касаясь губами губ, прошептал: — Так я сейчас реанимирую. Как насчет искусственного дыхания рот в рот?       — Заманчиво, но не то. Ты должен мне помочь… с елкой.       — С елкой?       — Да. Сегодня же рождественский сочельник. Забыл?       — А? Ну, да… — Кей ответил как-то растерянно. Сел обратно за стол, взял в руки чашку. — Честно говоря, никогда не праздновал Рождество. День как день. Отличался только тем, что вечером приходилось трахаться, как умалишенному. Наплыв клиентов в «Кукольном доме» был адским.       — Забудь, — наверное, вышло слишком резко, но Юкио не мог заставить себя слушать про сотни раз проклятый бордель. — С сегодняшнего дня Рождество станет другим. Обещаю.       Допив чай, Юкио полез под лестницу, туда, где находилась кладовая со старыми, еще отцовскими вещами. Здесь было много всего, что оставляло теплый след на душе, возвращало в детство. И рождественская елка — та самая, рядом с которой в детстве он находил подарки.       — Стоять, герой! Травмированным место на диване! — Кей пролез следом. Вынес коробки с игрушками, а Юкио подхватил здоровой рукой небольшую, зато разлапистую искусственную елку и поставил ее в углу, рядом с диваном.       С трудом верилось, что Кей в детстве не праздновал этот день, не старался вести себя хорошо весь год, чтобы получить подарок от Санты. Его глаза блестели, когда он брал в руки игрушки, рассматривал их, развешивал на ветках, — пусть почти незаметно, но без грусти, без натяжки. Любой другой посчитал бы этот блеск игрой света, но Юкио уже знал не понаслышке, какими пустыми могут быть глаза Кея. И внутренний огонек, что горел сейчас в них, грел душу.       — Дернула ж тебя нелегкая эту хреновину развешивать, — бурчал Кей, разматывая гирлянду. — С хера она такая длинная?! Блядь, я ею трижды в кокон обмотаться могу.       — Без этой, как ты говоришь, хреновины не будет праздничной атмосферы. Смотри, вот тут опять запуталось… — Юкио не успел договорить: получил пинок по ноге вместе с петлей из разноцветных лампочек на шею.       — Стой и молчи, елкозаменитель.       Вечером, не включая свет и устроившись на диване за ужином, они какое-то время молча любовались переливающимися золотистыми огоньками. После нашумевшего показа не хотелось никого видеть и слышать. Юкио отключил все телефоны, запер ворота и дверь. Достал из бара бутылку виски. Тот самый, когда-то мучивший жаждой во сне «Джек».       — Наиграешь сегодня чего-нибудь веселого?       — Вот уж что, а веселое на этой гитаре будет звучать дико, — Кей улыбнулся, собираясь выключить работавший для фона телевизор. Но внезапно остановился.       — Надо бы выпить за твой дебют. Все же вчера ты был… Кей, ты чего?       Но он шикнул в ответ, прильнув к экрану.       — …а также в убийстве сына бывшего министра финансов Аки Синдзо. Как сообщают сотрудники изолятора, Мория Тетсуо скончался в своей камере сегодня в шесть утра от отека легких. По одной из версий отек вызван отравлением сильнодействующими препаратами…       Кей слушал, затаив дыхание. Юкио тоже повернулся к экрану, на котором показывали скончавшегося сегодня мужчину. Неприятный тип, на лице так и написано, что все остальные — низший сорт. Имя показалось знакомым…       Едва сообщение в новостях закончилось, Кей метнулся вверх по лестнице.       — Ты куда? — поставив на стол бутылку, Юкио побежал за ним.       Комната-студия, единственная с дверью на балкон, была открыта нараспашку. Пулей спустившись, Юкио схватил куртку и прошел туда. Кей стоял у самого края, тяжело дышал, как после пробежки, пар вырывался изо рта. Дрожащие пальцы чиркали зажигалкой, едва выбивая искру. Юкио осторожно подошел, коснулся его ладони, помог зажечь пламя и, пока Кей прикуривал, набросил куртку ему на плечи.       — Не хватало еще простуду поймать.       — Не поймаю. У меня кровь горячая.       — Даже не сомневаюсь, — улыбнулся Юкио. Неловко было спрашивать… Хотелось, чтобы Кей выкинул из памяти все связанное с борделем, начал с чистого листа. Можно ли начать заново, выбросив часть себя? Часть, о которой Юкио совсем ничего не знает. А значит не знает Кея, стоящего рядом с ним сейчас.       — Тот мужчина, о котором говорили в новостях… Он твой…       — Первый хозяин. Начальник громилы, который чуть не грохнул нас вчера, — Кей глубоко затянулся, выпуская дым за приоткрытую створку балкона. — Ты уж прости, что так вышло, герой. Зря я тебя вмешал во всю эту кашу. Шрамом, вон, наградил. Хорошо хоть теперь все закончилось.       — Ничего не зря, — Юкио машинально дотронулся до края бинта, ощущавшегося даже под плотной тканью свитера.       Разве можно жалеть о том, что спас дорогого тебе человека? Наконец-то Юкио оправдал прозвище, которым Кей его называл. «Герой». Куда ему до героя, на самом деле. Броситься под пулю гораздо легче, чем принять того мужика из телевизора как часть жизни Кея. Хозяин. Первый хозяин.       — Сколько тебе было, ну, когда ты…       — Когда попал к нему? Тринадцать. Считай, поздно созревший мальчик. До меня у него и помладше были.       Тринадцать. Юкио в тринадцать думал только о средней школе и дворовых баскетбольных «разборках»: кто кому больше мячей забьет. Скорее, он тут поздно созревший: впервые поцеловался и то спустя пару лет, когда друзья уже вовсю хвастали своим опытом. Но все это его жизнь. Его мир. Не Кея.       — Скажи… что он делал с тобой?       Кей бросил удивленный взгляд.       — Ты серьезно хочешь слушать об этом? Побереги психику, герой.       — Ничего с моей психикой не случится, — Юкио машинально придвинулся ближе. Морозный воздух сгущался, проникал под одежду, заставлял мурашки бежать по коже. — По-идиотски получается. Я хочу, чтобы ты продолжал жить здесь, доверял мне, а ничего про тебя не знаю. Пожалуйста, расскажи, Кей. О себе. О том мире, какой ты видел.       — Лучше просто радуйся тому, что ты этого мира не видел, — Кей затушил сигарету о край банки-пепельницы. — Вряд ли Мория чем-то отличался от других. Никаких особых наклонностей у него не было. Ну да, игрался сам, но больше ему нравилось пускать меня по рукам и снимать видео. Особенно Рику повезло, тому, с простреленным ухом. У нас с ним был обряд — ублажали хозяина представлением на ночь. Кстати, это же я ему ухо отстрелил, — он усмехнулся, горько и устало. — Взбрыкнул разок. Не помню как, схватил пистолет у него из кобуры и выстрелил. Если б он не увернулся тогда, легко бы не отделался. Знаешь, никто не стреляет тверже, чем человек, доведенный до отчаяния. Правда, Мория меня потом за это избил и пару раз использовал как пепельницу. Но черт подери, я все равно был собой доволен.       Сложно представить. Картинка не вырисовывалась, не хотела вырисовываться. Юкио прикрыл глаза, представил Кея, каким видел его два года назад… Представил его обнаженным, беззащитным, со страхом в глазах на постели перед тем «официантом». Представил, что тот наваливается, как мужик в кабинке, и трется, брызгая слюной от похоти. Будь Юкио на его месте, точно не пережил, не смог бы. Он хотел приобнять Кея, но… ему наверняка противно от любого прикосновения. Юкио поежился, сложив руки на груди, и шикнул от острой стрелы боли.       — Черт…       — Повязку пора сменить, — Кей, словно прочитав мысли, пристроился чуть ближе. — Все-таки дурак ты, герой. В зале же был Рьюга. Он успел бы перехватить.       — Успел бы. Только не пулю, — Юкио смотрел вниз, на побелевшие дорожки сада. Так было легче, говорить будто самому с собой. — Я испугался. Просто увидел того официанта, шрам, сразу всплыло, что однажды ты упоминал о нем… и почему-то испугался. За тебя.       — За себя бы лучше испугался. Пуля ведь дура. Прилетела бы в хребет, и привет предкам.       — А я и за себя тоже.       Втянув в легкие морозный воздух, Юкио набрался смелости. Развернул Кея к себе, обхватил его лицо и заглянул в глаза, темные в гаснущем вечернем свете.       — Ты мне нужен.       — Зачем?       — А зачем нам нужны воздух или вода?       Прижавшись лбом к его лбу, Юкио сказал, наконец, то, что уже не раз прокручивал в голове:       — Я, наверное, умру без тебя.       Кей рассмеялся в ответ. Другой реакции не могло быть. Он и раньше насмехался, издевался, использовал, как мог, а теперь Юкио сам же превратил себя в посмешище. И оказывается, это куда больнее пулевого ранения.       — Можешь смеяться сколько угодно, — он отстранился. — Мои слова не спонтанный порыв и уж тем более не попытка затащить тебя в постель. Я думал о тебе слишком много, постоянно, ровно с того момента, как увидел впервые. Помнишь?       — Помню, — Кей улыбнулся так, что на щеках стали заметны ямочки, — дурака, что отказался от меня при деньгах в кармане.       — Знаю, все, что я говорю, кажется глупостью, но именно тогда я… — Юкио готов был провалиться сквозь землю. Отступать поздно. Другого момента не будет. Все закончилось, Кей больше не нуждается в его защите, он будет работать у Ангелики, проводить время с ней, даже не подозревая, что…       — Я влюбился в тебя.       Зря сказал. Кей поменялся в лице. В глазах, в тех самых, где сегодня теплился такой нежный огонек, снова образовалась ледяная бездна. Наверняка он слышал эту фразу в свой адрес тысячи, если не миллионы раз.       Последний шанс.       — Нет, я… люблю тебя. До смерти глупо, правда. Я ведь не девушка, чтоб говорить тебе такое…       — Твою мать, заткнись уже, герой. — Скинув с плеч куртку, Кей вышел с балкона. Но перед этим бросил: — Я не верю тебе.       — Почему? — Беззвучный вопрос. В пустоту.       Выходит, Юкио разметал по ветру все бережно собранные день за днем крупицы доверия. Сам. Сам всадил себе нож в сердце — ведь знал же, чем это дурацкое признание обернется.       «Я не верю тебе».       Звучит как пожизненное клеймо.       На не своих ногах Юкио спустился в гостиную. Кей уже сидел там, глотая виски в одиночку. Он ничего не сказал, просто подвинулся на диване и налил немного во второй стакан.       — Ты хотел за что-то выпить? — Кей произнес так, словно ничего не произошло.       Хуже не придумаешь. Юкио выпил все в один глоток и не потянулся к закуске. Поморщившись, хрипло выдавил:       — Ответь, почему.       — Что?       — Почему ты мне не веришь?       — Есть на то причина.       — Если она во мне, скажи. Я готов исправиться.       — В тебе, — произнес Кей, откинувшись к спинке дивана. — Ты слишком похож на одного моего друга.       — В каком смысле?       — В самом прямом. Ты так же говоришь мне, что любишь, такой же прямой, честный и немного безумный. Из разряда тех, кого слишком легко сломать. Просто тебе повезло куда больше…       Пытаться переубедить Кея бесполезно, Юкио понимал. Между ними нерушимая стена, для которой мало чьих-то чувств. И эта стена там, по другую сторону привычной жизни, в темном закулисье, из которого Кей просто не хочет выбираться.       — Что произошло с твоим другом? — спросил Юкио, подливая еще виски.       — Под наркоту попал. Работал курьером у Мории, а потом взял и сам попробовал. Сначала баловался травкой вместе со мной, потом дорос до героина. Мы же, знаешь, жили с ним вместе… Сбежали от родителей и сами зарабатывали себе на жизнь.       — А родители разве вас не искали?       — Сдались мы им. У Хикаро мать пила, а меня… меня просто ненавидели. Тяжело быть живой ошибкой молодости, — усмехнулся Кей. — Ладно, не суть. Вместо заработка у нас появились миллионные долги. Я не мог столько наворовать или в метро наиграть, а он… вечно помирал от ломки. Ты можешь представить, герой, как самый близкий человек корчится в муках, а ты ни черта сделать не можешь? Не в твоих силах даже притащить ему проклятый порошок.       Юкио молча смотрел на отраженный в стакане свет гирлянд. Вспомнилось, как он нашел в комнате горящего «Кукольного дома» Кея, без сознания. Как похолодело внутри от мысли о том, что он может быть мертв.       — Вот он и продал меня Мории за дозу…       — Как?       — А как продают вещи? Причем сделал это даже не в счет своего долга. За одну единственную дозу. Повезло, что Мория оказался мной доволен, и пощадил Хикаро, оставил его в покое. На время. Скорее всего, когда Мория меня выбросил, Хикаро снова пришлось искать деньги… А может, уже не пришлось. Не знаю. Я даже не знаю, когда он умер. Знаю только, что от передозировки. — Голос Кея дрогнул, и он хлебнул виски. — Я хотел его увидеть, сказать, что думал о нем не переставая, что терпел все издевательства, утешая себя мыслью, что с ним все в порядке, что его не тронут. Сказать, что я не обижаюсь, хотя первое время проклинал последними словами. А мне открыли дверь чужие люди… Спасибо, гитару оставили, единственное его сокровище…       Юкио не мог ничего сказать в ответ. Даже если б мог, ком в горле не позволил бы голосу пробиться.       «Ты так же говоришь, что любишь…»       Говорить, а потом продать за дозу любимого человека… Наверное, ужасно — испытывать ненависть к покойнику, но Юкио готов был порвать этого Хикаро. Будь он жив, точно так и сделал бы. Мало того, что именно он — даже не первый хозяин, а именно он — сломал Кею жизнь, так еще и до сих пор не оставлял в покое.       — Ты… любил его?       — Не знаю, — Кей слабо улыбнулся. — Вот ты говоришь, что любишь меня. И что это значит?       — Сложно сказать. Наверное, что я хочу быть рядом с тобой несмотря ни на что.       Юкио нравилось смотреть на Кея в изменчивом свете гирлянд, нравилась его улыбка, загадочная, грустная, нравилось, как она преображается в спокойную, как темные ямочки появляются на щеках. Не удержавшись, Юкио придвинулся, коснулся одной губами. И не успел ничего понять, как Кей повернул голову и обхватил его губы.       — Ну попробуй, — прошептал он, — быть рядом, несмотря ни на что. Посмотрим, как долго ты продержишься.       — Я могу расценить это, как шанс?..       — Расценивай, как хочешь.       Его пальцы настойчиво пробрались под свитер. Юкио судорожно вздохнул. Резко притянув к себе, Кей снова впился в губы, кусая, вторгаясь в рот языком. Возбуждение, не хуже виски, ударило в голову и гораздо ниже. И сейчас не было никаких преград, никаких лишних мыслей. Чувствовать его пальцы на затылке, впитывать в себя его дыхание. И только так — единственно верно.       Да. Он пропал. Погиб.       Но был по-настоящему счастлив.       Кей настойчиво надавил на плечи, пригвоздил к спинке дивана, сел на бедра — теперь точно не сбежать ни от него, ни от себя. Снял футболку. Юкио застыл, разглядывая его тело в дрожащем золотистом свете, словно видел в первый раз. Здоровой рукой коснулся плеч, провел по тонкой ключице, остановил ладонь на груди, в которой частыми ударами отзывалось сердце. Каким бы ледяным ни казался Кей, оно у него пылкое, способное крепко и безотчетно любить, как он любил своего друга…       — Чего застыл, герой? Стремно?       — Нет. — Хотя сказав «да», Юкио бы тоже соврал. Ему и правда было не по себе, но если они сейчас остановятся, то… Он не смог представить, что будет. — Просто…       — Расслабься. Знаешь, и мне сначала стремно было. Хотелось откреститься от тела, которое как будто не мое. Ничего, потом втянулся. Теперь даже нравится.       «Откреститься от тела, которое как будто не мое», да, Юкио прочувствовал это на своей шкуре, каждый раз поднимаясь утром и думая, что сбрендил окончательно, раз у него стоит на парня из сна. Но сейчас Кей был реальным: его мягкая кожа ощущалась под пальцами, от горячего дыхания и шепота плавились последние остатки разума, а от томного взгляда и улыбки, наоборот, кидало в дрожь.       — Не заставляй себя, — на удивление уверенно прозвучали эти слова, хотя внутри Юкио буквально горел. Кей терся о пах, и даже через двойной слой ткани ощущалось малейшее движение. — Ты не обязан отвечать так… И вообще…       Лицо пылало не меньше тела, хотя не из-за стыда. Губы Кея коснулись шеи, зубы зажали кожу. Юкио тихо простонал, но все же смог собрать последние остатки воли. Схватился за плечи Кея, несмотря на то, что рана под бинтом снова заныла, и отстранил от себя. Нет. Любовь — чувство, требующее резонанса душ. А его сейчас между ними не было.       — Послушай. Я не хочу быть для тебя клиентом, не хочу, чтобы все это было оплатой или благодарностью, или еще чем-то. А чтоб просто… по согласию. По твоему согласию.       Кей закатил глаза.       — Вот ведь придурок. Ну, раз уж мы говорим начистоту сегодня, я скажу. Ты заставил себя хотеть, герой. Черт знает, что такое эта твоя «любовь», но одно я точно знаю. Я хочу тебя. Прямо сейчас. Не веришь? — он усмехнулся, схватил за запястье и повел руку от плеча вниз по своему телу, сунул под расстегнутые джинсы. Юкио сдавленно ахнул, коснувшись стоящего колом члена. — Мое согласие уже явно выражено. Дело за тобой.       Кей спустил свои джинсы с трусами, а затем стянул свитер, коснувшись губами края бинта на плече. Свитер так и остался висеть на одной руке — Юкио машинально поглаживал член Кея, иногда надавливая на головку большим пальцем, как привык делать приятно себе.       Его слова будто задели внутри невидимый переключатель.       «Я хочу тебя».       Юкио приподнялся, двигая рукой быстрее. Кей прижался, обжигая своим дыханием шею, а ухо — стонами, от которых едва не трясло. Коснувшись его пересохших губ, Юкио поймал улыбку. Пальцы Кея щекоча прошлись вдоль тела, спустили штаны. Стоило ощутить прикосновение к возбужденной плоти, Юкио взвыл. И так тело было предельно напряжено, кровь внутри закипала и, словно лава, разливалась внизу живота. Он не прекращал движений. Кей убрал руку, вцепился в спинку дивана позади, быстро подмахивая бедрами. Выгнулся, застонал, и теплые капли брызнули на живот, потекли по руке.       Тяжело дышащий Кей уткнулся лбом в плечо.       — Давно не было так хорошо. Прям как под травкой… — он поднял голову. Встретившись с ним взглядом, Юкио застыл, зачарованный. Если раньше удавалось видеть демонов лишь на картинках в книжках, то теперь один из них был перед ним во плоти с горящими синим пламенем глазами. Как сквозь пелену того самого, мучительного сна, Кей опускается перед ним: медленно, задерживаясь, чтобы обвести языком соски, разрисовать живот невидимыми линиями до паха.       Похоже, сон и правда сбывался, только, к счастью, вокруг не было чужих рук, а из свидетелей — один пресловутый, недопитый «Джек» на столе. Губы Кея прошлись по стволу до самой головки, и Юкио вжался в диван.       — Да что ты весь дрожишь, как перетянутая струна. Расслабься.       Но не получалось. Юкио шире раздвинул ноги, прикрыл глаза, правда, не до конца. Хотелось видеть каждое движение, запоминать, отщелкивать, как фотоаппарат кадры. Такое заново уже не пережить… Кей брал глубоко, почти упираясь носом в лобок. Его горло сжималось так, что терпения не хватало. Разве можно было расслабиться, когда от члена по всему телу натягивались нити, закручивались, заставляли до побелевших костяшек стискивать обивку дивана? От быстрых движений волосы Кея щекотали бедра, его слюна стекала по яйцам — в какой-то момент Юкио стал чувствовать каждую гребаную ворсинку под своим телом, а потом рухнул в себя, опустошенный донельзя. Отдышавшись, испуганно оглянулся на Кея, вытиравшего губы тыльной стороной ладони.       — Прости… Черт, я не успел…       — Да ладно тебе, забей. Угощеньице очень даже ничего, — ухмыльнулся он, поднимаясь и снова усаживаясь на бедра. — Быстро ты.       — Зато долго держался.       — Даже слишком долго.       Да, Кей прав, слишком долго. И непонятно — зачем? Юкио только мучил и себя, и его, не зная, что делать с врученными судьбой чувствами.       — Прости…       — Еще чего, — ухмыльнулся Кей.       Завалить его на спину, лечь сверху, вжаться в горячее тело, поцеловать… Так пошло ощущать собственный вкус, но Юкио не мог оторваться, все глубже проникая языком в его с готовностью открытый рот. Но вдруг губы прижали ладонью.       — У тебя резинки есть? — спросил Кей.       — В смысле?.. — Слова едва доходили до затуманенного мозга.       — Я про презервативы спрашиваю.       — В тумбочке… в спальне, наверху.       — Пошли.       Кей выскользнул из-под объятий, окончательно сдернул с себя джинсы, оставляя их на полу. Схватил за здоровую руку и потащил вверх по лестнице, остановился около комнаты, вжал в стену, крепко поцеловав.       — А я слишком долго горел по тебе, герой.       Казалось, он не договорил. В его взгляде, чарующем, демоническом читалось: «Больше не отпущу». Кровь вдруг оглушительно запульсировала в висках и вновь набирающем силу члене. Теперь Юкио сам не отпустит, ни за что.       Следуя за губами Кея, он отступал к кровати. На автомате обшарил тумбочку, нашел то, что нужно, не включив ночник. Свет был без надобности, даже в полумраке он обхватил Кея, прижал к себе, слушая его частое, возбужденное дыхание. Целовал до головокружения, изучил губами каждый изгиб тела. Кей вздрогнул, когда Юкио коснулся сосков. Слегка погладил по щеке.       — Хорош. Ослабь хватку, герой.       Юкио послушно отстранился, и тут же оказался на спине. Опять плечи пригвоздили — теперь к кровати, горячее тело накрыло сверху. И если б суждено было сойти с ума, Юкио сделал бы это именно сейчас, пока Кей медленно опускался на его член. За границами кровати мир исчез. Осталось только сгореть к черту от накрывающей эйфории, толкаясь глубже в ответ на полушепот-полустон «еще». Все для него, для него одного, пусть хоть досуха выжмет, Юкио плевать. Главное, что Кей так близко и принадлежит сейчас ему. Кей… Его мир, его бог, так больно кусающий в поцелуях губы. Его безумие, двигающееся так быстро, что дыхание перехватывает.       В теле бурлила дикая по силе энергия. Хотелось кричать во все горло, но Юкио держался, выстанывая сквозь стиснутые зубы одно давно ставшее любимым имя. С каждым движением эта энергия мчалась к лимиту, к красной зоне, сжимаясь до острой горошины внизу живота, а потом — перед глазами резко вспыхнуло множество звезд, планет, вселенных… На живот снова выплеснулось что-то горячее, и Кей рухнул рядом.       Они лежали вместе, хватая ртом воздух, глядя на потолок, посеревший от лунного света. Юкио придвинулся ближе, нащупал одеяло и первым делом натянул его на Кея. Он слегка улыбнулся и прикрыл глаза, засыпая.       Большего не было нужно: лишь прижать Кея как можно крепче, вдохнуть его запах, а утром — не дать ускользнуть. Не потерять свое голубоглазое счастье, обретенное в рождественскую ночь.