По ту сторону греха

Невозможно быть готовым к чему-то. Любая секунда способна изменить течение жизни.

      Похоже, сегодня пробежка отменялась. Встать означало разбудить Кея, а этого хотелось меньше всего. И пусть он пристроил голову на раненной руке, которая ныла не переставая, боли Юкио не придавал значения. Как и предрассудкам. Они остались в прошлом, до вчерашнего вечера. Нет, наверное, переломный момент случился раньше, а Юкио лишь вчера это осознал. Как там сказал Кей? «Поздно созревший», точно. Во всех смыслах. Поздновато Юкио открыл главную истину: что и насколько правильно — каждый определяет для себя сам. Но лучше поздно чем никогда. Сейчас для него правильно — лежать вместе с Кеем. Лучшее мгновение в жизни. Юкио слегка дунул, чтобы убрать упавшие Кею на лицо волосы. Красивый получался кадр: крупный план, приоткрытые губы, чуть дрожащие ресницы, слабый утренний свет, минимум контраста. Похоже на сон, который вот-вот растает. А вдруг пощечиной хлопнет внизу дверь, и окажется, что Кей собрал вещи и ушел? И словно не было никогда горячего «я хочу тебя», поцелуев до головокружения, гибкого тела в объятиях и взгляда, глубокого, как воды океана перед штормом.       Будто напомнив о реальности, Кей прижался крепче, щекой потерся о плотно прилегавший к коже бинт и закинул ногу так, что при малейшем движении она задевала член. Юкио чуть не потерял контроль. Как подросток, почти готов был кончить.       В памяти встала ночь. Он ли это был? Он ли, Юкио, сжимал бедра Кея до синяков, он ли тянул его на себя, проталкиваясь глубже, имел его до испарины на коже, до хрипоты в горле, до в кровь исцарапанных и искусанных плеч… Почти как тот клиент в кабинке. Разница в одном: над Юкио Кей взял абсолютную власть. Ночью рядом оказалась не проститутка, а божество. Именно так. Искушающее, порочное, оно смотрело сверху так надменно и гордо, что не лежи Юкио под ним на кровати, лежал бы у его ног. Не хотелось даже думать, что эта страсть могла была одной из бесчисленных масок.       Темные ресницы поднялись. Юкио повернул голову и вздрогнул от пронзительного взгляда. Теперь впору провалиться. Исчезнуть. Лучше бы все оказалось очередным развратным сном, лишь бы не видеть ледяной насмешки в глазах Кея.       — Доброе утро, — хрипло произнес Юкио, стараясь не смотреть, как Кей потягивается, сбросив с себя одеяло.       — Угу, — приятный сонный голос прозвучал прямо над ухом. Кей, навалившись всем телом, полез за лежавшими на тумбочке сигаретами. — Что, герой, мало мы вчера поразвлекались, да?       Его пальцы прошлись по крепкому стояку от головки до основания, обхватили мошонку. Юкио проглотил стон, выдавив более-менее твердое:       — Достаточно.       Но Кей уже настойчиво обхватил член.       — Да ладно? Я уж понадеялся, что полечу твой утренний стояк, пока ты полечишь мой.       Стыд с кровью прилил к лицу.       — Я чувствую себя конченым подонком, когда ты так говоришь.       — Вот как. Не нравится?       Юкио слегка улыбнулся.       — В том-то и дело, что нравится.       Кей поцеловал вместо ответа. Развернулся — его упругий зад оказался прямо перед глазами. На смуглой коже виднелись потемневшие следы от пальцев. Все же Юкио сильно давил, раз осталось такое, но зрелище чертовски возбуждало. Следы — прямое подтверждение, что Кей принадлежит ему. Юкио коснулся выставленных ягодиц и провел по своим меткам. Проверял, не сотрутся ли.       — Да все автографы твои, не сомневайся, — усмехнулся Кей.       — Больно?       — Нет. Скорее, наоборот.       — А тут… внутри?       — Тем более внутри. Можешь проверить.       Юкио осторожно скользнул к сжатому отверстию, помнившему, что происходило ночью. И он помнил. И мог представить, как оно раскрывалось, принимая в себя его член. Так же, как сейчас стискивает мягкими стенками пальцы. Губы Кея сомкнулись на головке, звук его стона тут же отозвался в теле — Юкио ахнул, протолкнул пальцы чуть глубже. Черт знает, что действовало сильнее: гортанные стоны Кея, грубые, жадные движения, которыми тот насаживал свой рот на член, или вид просяще раскрытой попки. Юкио терял голову. Перед глазами вновь кружились и метались яркие искристые всполохи, тело заполнялось кайфом снизу до самой макушки. Глядя на покачивающийся в такт движениям возбужденный член Кея, Юкио поймал себя на мысли, что хочет попробовать его на вкус: взять в рот и облизать. Вдруг и правда сладкий, как карамель…       И в этот момент накрыло.       — Кей! Кончаю!       Но Кей не отстранился. Наоборот, взял глубже, и Юкио едва не задохнулся, вынул пальцы, цепляясь ими за простынь. Кей проглотил все до последней капли, выпустил изо рта член и развернулся. Хотел что-то сказать, но Юкио притянул его к себе и впился в бесстыдные губы, правда, едва шевелил языком, еще не отойдя от оргазма. Зато исправно работал рукой с его стояком, не отпускал, пока не ощутил разлившуюся по ней сперму.       — Считай, вместо утренней пробежки, — усмехнулся Кей, восстанавливая сорванное дыхание. Наконец-то добравшись до сигарет, он закурил.       — Все это слишком хорошо, чтобы быть реальностью, — пробормотал Юкио скорее сам себе, нежели в ответ.       Но, приподнявшись на локтях, как никогда ощутил на себе реальность — раненая рука отозвалась неприятной болью. Юкио лег обратно, любуясь тем, как сидящий на кровати Кей пускает дым к потолку. Жаль, фотоаппарата нет под рукой. Еще один прекрасный кадр, который стоило бы поймать и заставить застыть вне времени. Ничего, Юкио оставит его в своей памяти.       Придвинувшись ближе, Юкио прошелся поцелуями по линии позвоночника к шее, зарылся носом в мягкие каштановые волосы, вдыхая запах пота и табака, смешанный с запахом его собственного тела. Запах любви.       — Бинт сменить надо, — Кей повернул голову, глянув на проступившие алые пятна, и Юкио втянул в себя пущенный в лицо дым.       — Да, сейчас. Только давай так посидим еще немного.       Кей слегка улыбнулся, прижавшись спиной.       — Сыграть?       — Не надо, не вставай.       Положив голову ему на плечо, Юкио прикрыл глаза. Все же нет лучше сна, чем реальность. И даже если жизнь — самый бессмысленный дар на свете, свою он прожил не зря. Стоило жить хотя бы ради одного этого дня, одной этой ночи.       Пусть мало что изменилось после признания, откровений, горячего секса — сегодня они имели право немного побыть счастливыми. Не примерять роли, не озираться по сторонам и больше не бояться невидимой угрозы с весомым пистолетом наперевес. Просто проснуться вместе, выпить кофе, любуясь так и не выключенной с ночи гирляндой. Все бросить и колесить на мотоцикле по извилистым горным дорогам Окутамы*, переливающейся праздничными цветами. Забить на дела и поздравления, оставив место только полотну дороги.       Мотоцикл подскакивал на неровностях, надрывно рычал, закладывая виражи, и Юкио крепче прижимался к Кею. И, несмотря на бьющий в лицо ледяной ветер, было тепло. Машины почти не появлялись, дорога пустовала. На километры вокруг ничего, кроме ветра и двух несущихся вперед, не разбирая дороги, людей. По-настоящему свободных.       Кей остановился у озера. У самого берега блестела ледяная корка — серебристая рама водного зеркала. Поднятые к небу голые ветки отражались, будто иероглифы. Записи молитв в монастырях. Юкио расстегнул плащ, достал фотоаппарат. Ремень затянул так, что кофр оказался почти под мышкой, зато пока ехал, мог не переживать, что случайно разобьет или потеряет камеру. Пришлось повозиться, но идеальный кадр не убежал. Все застыло в сыром воздухе, как в формалине.       — Не залив, конечно, — Юкио, щелкнув несколько раз, убрал фотоаппарат, — но мне тут всегда нравилось. Я, помню, часто с отцом сюда рыбачить приезжал. Мы выходили на лодке вон к той отмели. Это был наш остров.       — Здорово, наверное, когда есть отец.       — У тебя его не было?       — Вроде того, — Кей подобрал камень, с размаху пустил его в озеро, и по серому зеркалу побежали круги. — Он укатил к себе во Францию. Зато у меня был отчим, что стоил трех папаш.       — Прости. Зря я спросил.       — Брось, герой. Сам же сказал вчера, что хочешь все обо мне знать. Или уже передумал?       — Нет, — Юкио улыбнулся. — Странно, я думал, ты наполовину итальянец. А ты, оказывается, француз…       — С чего это итальянец?       — Ну, с твоей-то любовью к пицце…       Кей рассмеялся и, схватив за шарф, притянул к себе.       — Мне, помимо пиццы, еще много чего нравится. Например, ты, герой.       — Если нравлюсь, назови по имени.       — Ну, хорошо. Юкио.       Из уст Кея имя прозвучало так красиво. Хотелось закрыть глаза и бесконечно слушать, как он зовет, протягивая слоги: «Юкио». И ветром разносятся отзвуки, будто эхо, и тонут, поглощенные озерной водой.       Юкио прильнул к его губам. В конце концов, именно за этим они и приехали сюда — побыть вдвоем как можно дальше от всего мира. После суеты с показом, напряженных рабочих дней, а в случае Кея еще и трудоемкого обучения: слушать плеск воды, шуршание ветра и не видеть ничего, кроме неба и его отражения в озере — сущее блаженство. И целоваться до тех пор, пока возбуждение не вскружит голову. Чувствовать руки, забравшиеся под полы плаща, спадающий с шеи шарф, холодный воздух, обжигающий влажные губы.       Чем больше Кей открывался, тем сильнее Юкио влюблялся в него. За кукольно прелестной оболочкой не было пустоты, там таилось так много, там жила душа, израненная, измученная, но так и не сдавшаяся до конца. Юкио верил в это, как оказавшийся за бортом верит до последнего, что вот-вот покажется перед его глазами красно-белый обруч спасательного круга.       Хотел верить.       Они постояли еще немного. Пока Кей курил, стоя у мотоцикла, Юкио поймал еще кадр. Отошел подальше, сфотографировал Кея со спины и в профиль. В отличие от фото, где Кей так же курил возле окна, от этих веяло одиночеством. Темным, беспросветным.       — Закончил? — Кей махнул рукой. — Поехали дальше.       Двинулись, не разбирая дороги. Плевать, куда она приведет, достаточно просто ехать, смотреть, как сгущаются краски неба и ранний вечер постепенно крадет свет. Юкио поймал несколько потрясающих пейзажей, даже попробовал щелкать на скорости. Без смены режима получилось неважно. Как-нибудь надо попросить Кея прокатиться здесь еще раз. А об упущенных идеях можно не переживать. Теперь вдохновение Юкио не покинет, пока рядом его Дориан Грей.       Нет, Кей гораздо прекраснее и живее.       — Просыпайся, герой, приехали, — Кей дернул плечом, и Юкио отмер, уже не слыша убаюкивающего шума мотора. Кажется, мотоциклу надоели любители горных дорог, и он заглох, едва проехали Митаке*.       — Что случилось?       — Черт знает. С топливом все в порядке. Слетело что-то.       Кей попробовал завести еще раз, но темный зверь под ним издал пару рыков и затих. Пришлось идти вдоль дороги. Идти почти рука об руку — придерживая руль мотоцикла с одной и с другой стороны. Мимо никто не проезжал, да они и не стали бы ловить машину. Зачем?       Над головой зажигались звезды, темнело стремительно, за минуты. Кей иногда поднимал кверху голову, всматривался, кажется, далеко за небесный купол, будто что-то искал. О чем он думал?.. Может, вспоминал что-то. Или кого-то.       — Почти пришли.       — С чего ты взял, герой?       — Да вон, гирлянды замаячили.       — Тогда прибавь шагу, — Кей сильнее надавил на руль. — Я уже дико хочу жрать.       — А я после того рамена еще долго есть не захочу. До сих пор в груди все горит.       — Что, не любишь остренькое?       — Не особо, — подстроившись под темп, Юкио повернулся к нему. — Я больше сладкое люблю.       — Ах вот оно что, — ухмыльнулся Кей.       — Эй, я не то имел в виду!       — Да-да, конечно, герой-извращенец-сан. Давай резвее в спуск!       Дома пришлось включить телефон. Наверняка Сатору и Алекс звонили поздравить, узнать о здоровье, поделиться новостями. Несколько сообщений высветилось на дисплее. Разослав ответные поздравления, Юкио открыл последнее и обомлел. Как же сильно обворожил Кей — напрочь забылась Айко. Та самая, с которой собирался прожить всю жизнь. Та, что казалась лекарством от метаний. А теперь Юкио признал собственную болезнь и отдался ей с потрохами. Обратного пути нет. Без Кея он сгниет заживо.       Паршивое чувство — любовь. Оно не оставляет выбора.       «Не могла дозвониться. Поздравляю с Рождеством! Надеюсь, ты скучаешь без меня. Вылетаю вечером 29 числа. Рейс 276, прибудет в Нарита. Встреть, если сможешь».       Юкио даже представил, как она говорит — без тени улыбки, словно диспетчер в аэропорту.       В Париже сейчас, должно быть, утро.       Кей копался с мотоциклом во дворе. Юкио быстро поднялся к себе и запер дверь. Набрал номер. Сквозь расстояние услышал усталое:       — Алло.       Сказать обо всем сейчас? Нет, Айко не поверит. Она не верит тому, чего не видит собственными глазами.       — Алло, Юкио! Я не слышу тебя.       — С Рождеством. Извини, что отключился и не брал трубку.       — Да-да, и тебя с Рождеством. Я долго гадала с разницей, и все-таки позвонила не вовремя. Да и у тебя сейчас куча работы. Сложный сезон?       — Очень. Даже не представляешь насколько, — Юкио нащупал край бинта. — Айко, когда прилетишь, нужно будет поговорить…       — Ты встретишь меня в Нарита?       — Не обещаю. Ай, только отнесись к моим словам со всей серьезностью, я прошу тебя.       — Не волнуйся, — на том конце раздался тихий смешок, будто Айко уже догадывалась о том, что услышит. — Жду встречи. Следующее Рождество отметим вместе. Обязательно.       Обязательно — гадкое слово. Стоит его произнести, и сразу рушатся планы, старания, жизни. Оно дает обманчивую надежду — хрупкую веточку, что ломается с одного удара.       — Обязательно… — выдохнул Юкио.       — Извини, больше говорить не могу. Время горит — защита проекта послезавтра.       — Удачи тебе.       — До встречи, Ю-тян.       — Да… До встречи, — произнес он вслед коротким гудкам.       Получается, что он, как последний негодяй, играет сердцем Айко. Не сознаваться же ей по телефону? Надо видеть ее глаза. И тогда сказать прямо, что влюблен в парня. В самого лучшего на свете парня. Может, вчерашняя ночь для Кея не значима, он просто получил того, кого хотел, но для Юкио — огромный шаг через страхи и сомнения. Странно, что он дался легко. Наверное, Кей и вправду обладал скрытыми чарами.       Юкио отложил телефон, остановил взгляд на фото, что висели перед рабочим столом. Он готов идти за Кеем до самого конца, хоть будущее, когда-то легкое и светлое, тает, как снег в ладони. Вот она, пропасть, раскрыла свои бесконечные объятия. И вроде бы еще не поздно оставить все как есть, побыть пару дней с Айко, проводить ее в Париж и остаться при своих отношениях с Кеем.       Обманывать его… Обманывать Айко… Мерзко.       Еще хуже — верить, что эта ложь во благо.       Нет. Так будет хуже.       Юкио в любом случае обречен. Как в плену у Снежной Королевы — он выбрал свою вечность.       — Герой, дай ключи от гаража. Зверя в клетку загоню.       Услышав внизу голос Кея, Юкио поспешил спуститься, схватил со стола связку ключей и вручил ему. Задержал, согревая в руках его холодные пальцы.       Как же сильно все запуталось.       «Что ты чувствуешь, Кей? Что ты чувствуешь ко мне, к Ангелике, что чувствовал к своему покойному другу?» — вопросы вспыхнули в голове россыпью фейерверка и так же быстро погасли, оставшись невысказанными.       — Эй, ты побледнел. Все нормально?       — Ничего, я в порядке, просто… — Юкио осекся. Не хотелось слышать, что самый счастливый день в его жизни — ложь. Пусть останется приятной иллюзией. — Просто хотел… Уже неважно.       — Не тупи, герой. Бери то, что хочешь.       Улыбнувшись, Кей притянул к себе и впился в губы. Поцелуй — лучшее средство от несвоевременных слов. Из головы напрочь вылетело все — Ангелика, Айко, сомнения. Остался только Кей: его пальцы в волосах, его губы с горчинкой табака, его дыхание, прерывистое, жгучее. Блуждая руками по изученному ночью телу, Юкио снова сходил с ума. Похоже, его сердце отравлено, как и сердца всех, кто имел несчастье влюбиться в Кея без памяти, сломав что-то глубоко внутри себя.       Юкио тоже порабощен им.       Пути назад нет. Лишь падать вниз, наслаждаясь каждой секундой последнего полета. ***       — Мы с тобой забыли, что Рождество — семейный праздник.       Странно было слышать эти слова от вечно занятого, суетливого Рихарда. Ангелика тихо бросила:       — Ты прав, — и продолжила распаковывать только что доставленные из ресторана, еще теплые блюда. Сама она последний раз стояла у плиты лет двадцать назад, еще студенткой. Уже тогда, впервые работая по контракту, тряслась за свои руки.       Семейный праздник. А были ли они семьей?       Ангелика оглядела худую фигуру мужа, представив на его месте Кея. В который раз. Дома, в полуразговорах (потому что слушали они друг друга ровно наполовину), в машине по пути на работу, в постели, холодной от того, что на ней лишь предавались сну, Ангелика каждый раз представляла перед собой вместо Рихарда Кея. Он идеально вписывался в ее жизнь. Красивый, обаятельный, страстный, Кей превратился из любовника-игрушки в эталон мужчины, которого хотелось видеть рядом с собой. А в итоге даже не созвониться после показа, не поздравить со сногсшибательным успехом и первыми серьезными контрактами. Его телефон оказался выключен. Конечно, что-то серьезное произошло тогда с Нодой, наверняка в жизнь Кея снова вмешалась полиция. Около его персоны мог разразиться немалый скандал, но все же… Получить бы хоть какую-то весточку. Как не волноваться, если однажды Кей уже крупно попал со своим хозяином.       Безумно хотелось провести самый романтичный вечер в году с ним. Чтобы сейчас он сидел напротив нее, держал бокал вина, со своей наглой улыбкой говоря о любви. Хотя из его уст такие слова звучали бы фальшиво. Ничто, кроме денег, их не связывало, Ангелика понимала это, но отчаянно искала спасительную ниточку, что сблизила бы их души. Кей никогда не отказывал. Мог быть груб и холоден — словно напоминал, что между ними ничего быть не может — но не отказывал. Позволял все, причем за символические двадцать тысяч. Последнее время Ангелика не платила ему. Не могла и не хотела, оправдываясь тем, что взамен подберет Кею самые выгодные контракты. Бред чистой воды, но Кей, похоже, поверил. Он явно недооценивал себя, даже не предполагал, что эти контракты сами приплыли ему в руки и без ее помощи. Зато Ангелика себя переоценила. Чем дальше, тем меньше становилась ее власть над Кеем.       Тупик.       Так дальше продолжаться не могло.       — Ангелика!       Она затравленно оглянулась на мужа.       — Кажется, ты совсем не хочешь слушать меня последнее время. Я стал настолько скучным? — Вроде бы в речи Рихарда все было как обычно, спокойный тон, выдержанная, ироничная улыбка, но Ангелике упорно казалось, что он все знал. Просто издевался. И весь этот «семейный вечер» — тоже издевка. Насмешка над ней, потерявшей свою гордость и оттого тяжело больной.       — Нет, просто задумалась. Прости.       — О чем, если не секрет?       — О прошедшем показе. Немного не верится, что мы ухватили спонсоров из США.       — Да, большая удача, — Рихард отставил бокал с вином в сторону и внимательно посмотрел на нее. Ангелика нервно теребила застежку золотой серьги. — Это из-за того парня? Слышал, он впервые вышел на подиум, еще и в столь ответственный момент. Странно, что ты пошла на такой риск.       — Да, он раньше специализировался только на фото…       — Я не видел ни одного контракта с ним.       Ангелика вздрогнула, но смотрела на мужа, сохраняя твердость, с одной только мыслью — ответом на все вопросы: «Да, он лучше тебя».       — Что ты хочешь от меня услышать?       — Правду.       — Какую именно? Для каждого она своя.       — Ту, которая на самом деле.       — Хорошо, — Ангелика поднялась из-за стола, чтобы найти сигареты. — Правда в том, что я его на улице нашла. И поняла, что буду последней дурой, если не позову в модели. Да, я сильно рискнула, заведомо зная, что у него ни имени, ни опыта. Но разве я прогадала?       — Это все? — недоверчиво поморщился Рихард.       — Все. А ты хотел бы еще что-то услышать? — Ангелика беспощадно распинала мужа своей уверенной интонацией, вколачивала в его плоть огромные гвозди лжи и не чувствовала ничего, кроме изощренного удовольствия, гадкого и приятного одновременно. Что-то похожее она испытывала, когда впервые брала в рот член Кея, отплевываясь от соленой смазки.       — Извини, что завел этот разговор, — неловко произнес Рихард, подойдя к ней со спины и коснувшись оголенных плеч. Ангелика обожала открытые платья, всегда появлялась в них на светских вечерах, показах, и даже сегодня, празднуя Рождество дома, не смогла отказать себе в удовольствии нарядиться.       — Ты ревнуешь?       — Не совсем. Просто плохое предчувствие.       — Предчувствие? Интуиция способна ошибаться, Рихард.       — Да, я знаю.       Ангелика прижалась к нему, наклонила голову, позволив коснуться шеи. Если прикрыть глаза, можно было представить, что там Кей, что это его горячие поцелуи рассыпаются по плечам, обжигая кожу. Ангелика возбужденно выдохнула, но Рихард, будто специально, отстранился. Как знал, что далеко не он сейчас занимал ее фантазии.       — У меня для тебя сюрприз, — открыв свой рабочий кейс, Рихард достал пачку бумаг, аккуратно скрепленных степлером. — Прочти.       Ангелика пробежала глазами по строчкам. Сердце рухнуло вниз, и ей впору было упасть следом, забившись в истерике. Судьба сама подвела к тому, чтобы поставить, наконец, жирную точку. Или с мужем, или с любовником.       — Моя корпорация вполне созрела для третьего филиала. И я решил открыть его здесь, в Токио, — Кажется, Рихард принял обреченную, натянутую улыбку за чистую монету.       — То есть ты…       — Да, останусь здесь. С тобой. Я хочу, чтобы мы снова стали семьей, Ангелика. Ради этой новости я и организовал этот вечер, но, видно, сам же его испортил. Ладно, не будем о плохом. Давай лучше выпьем за нас. С Рождеством!       Механически Ангелика провела остаток вечера. Улыбалась, смеялась, изо всех сил делала вид, что рада, хотя маска трещала по швам. Механически прошла в спальню, сбрасывая платье, надетое без надобности. Вслушиваясь в неровное дыхание засыпающего мужа, она смотрела в окно сквозь пелену слез. Смотрела, провожая поблескивающие, летящие вниз снежинки. Рухнул обман, который она так тщательно строила, избегая разрушительных решений. Вместо борьбы с потоком лжи она умело управляла им, не сдаваясь до последнего, и вот…       Как же невовремя Рихард вспомнил о том, что они семья. Именно тогда, когда следовало отвоевать Кея окончательно из лап Ноды. Ангелике хотелось разрыдаться в голос. Убежать, запереться, снова хоть на минутку стать слабой. Но чтобы почувствовать это, нужны были чьи-то сильные объятия. Ее желания таяли, обращаясь пустотой прямо на глазах.       Пора сделать решительный шаг.       Вслед за растаявшим снегом идет новый виток жизни. Кто сказал, что для нее она невозможна?