Подарить жизнь легче, чем полюбить и принять ее.
Наконец-то пребывание в больнице подошло к концу. Инвалидная коляска стояла в углу за ненадобностью, Кей передвигался сам и дышал ровно, хотя иногда жаловался на сдавливающую боль в груди. На его спине оставались белые полосы от порезов. Помогая переодеться или помыться, Юкио всякий раз, когда касался их, ощущал боль в том же месте. Унизительная съемка у Рёмы настолько пустяк в сравнении с тем, сколько за последнее время пришлось пережить Кею. Юкио с удовольствием забрал бы себе, избавился от всего, что ставило незаживающие метки и на его теле, и на его душе, лишь бы вместо вымученной улыбки на лице Кея вновь засияла привычная, уверенная и нахальная… та самая, которая влюбляет в себя всех. Пока Кей проходил финальный осмотр, он механически складывал в сумку то, что стоило забрать. Страшный сон закончился. За полтора месяца в белых, холодных стенах, в постоянном напряжении и страхе, в скованном усталостью теле стерлось собственное я, Юкио превратился в предмет наравне с коляской, ингалятором и капельницами. Выполнял указания врачей и медсестер, наблюдал за состоянием Кея, его пульсом и дыханием, готов был на что угодно, не остаться бы наедине с мыслью, что именно он в большей мере виноват в произошедшем. По ночам приходилось хуже всего — сон накатывал урывками, и голова полнилась безумными кошмарами, несмотря на то, что жизни Кея ничто не угрожало. Больно было слышать, как Кей во сне задыхался. Приступами со свистом пытался вдохнуть, судорожно сжимал края кровати и звал своего друга, Хикаро, тенью смерти стоявшего рядом. Просыпаясь, мигом приходил в норму, отшучивался, что даже во сне Некодзава продолжает гонять по спортзалу, оттого и воздуха не хватает. Если физически Кей, к счастью, быстро восстанавливался, то морально, похоже, обоим предстоит немалый срок реабилитации. Джинсы с кроссовками, свитер и куртку, подготовленные Кею на выход, Юкио положил на койку. Собрался подождать в коридоре — стоило кое-что уточнить у доктора, — но возле палаты вдруг стало необычно шумно. Вроде бы Некодзава обещала отвлечь журналистов, чтобы дать спокойно уехать из больницы. — Пустите меня! Немедленно! — раздался крик. И Юкио не мог не узнать этот голос… — Мама! — выглянул из палаты. — Мама, что ты здесь делаешь? Растолкав не пускавших ее медсестер, она бросилась на шею. — Ты почему не сообщил, что в больнице?! Что случилось? — мама едва не плакала. — Если б я знала… если б знала, разве поехала бы в Осаку к сестре так надолго! Ю! — Тише, мама, тише, со мной все в порядке. — Ну что ты за сын?! Почему если с тобой что-то случается, я узнаю от Сатору?! — Все хорошо. Я просто сопровождаю человека, которого выписывают сегодня. — Сатору сказал, что ты здесь больше месяца, не ври матери. — Да, я здесь долго, потому что ухаживал за ним. Понимаешь… В коридоре появился Кей. — Все, герой, переодеваюсь, и валим отсюда, — он слегка кивнул, вместо поклона. — Здравствуйте. — Кей, познакомься, это моя мама, Нода Акико-сан. Мама, это Кей… Нелепая выходила ситуация. Юкио представлял себе встречу с матерью иначе. Например, по традиции на Новый год, в уютной домашней обстановке поговорить с ней, объясниться. Открыться, чего раньше никогда не делал. Ей невозможно доверять, она всегда давила собой, собственной, единственно-верной для нее картиной мира. И все же оставлять ее в неведении бессмысленно. Рано или поздно пришлось бы узнать… — Очень приятно, — мать оглядела Кея с ног до головы. И прежде чем успела спросить, кто он, Юкио ответил: — Он мой парень. — В каком смысле? — она отошла на шаг. С минуту судорожно искала что-то в Юкио, казалось, не узнавала до конца. Или надеялась, что сказанное — неудачная шутка. Когда-то Юкио сам так же вглядывался в собственное отражение и боялся принять очевидное. Она повторила настойчивее: — В каком смысле? — Мам, пожалуйста, давай я отвезу его домой, а потому приеду к тебе и мы все обсудим как следует. Сейчас не… Она отмахнулась, уставилась на Кея во все глаза, точно в кадык, словно хотела его выдрать, и непременно сделала бы так, будь у нее больше сил. — Хочешь сказать, вы с ним… — Да. Мам, я прошу… — Может, не здесь, — подал голос Кей. — Молчать. Оба. — Мать не кричала, но ее интонация не терпела возражений. — Юкио, отойдем и поговорим. — Кей, я собрал вещи. Во что переодеться лежит на кровати, остальное в сумке. Жди меня здесь, хорошо? Он, уходя, коснулся руки, провел от ладони к запястью. — Ю! — Иду, мама. Ребенком Юкио содрогался от строгих ноток в ее голосе. От них и убежал — после смерти отца она решила заменить его, правда, не в том, в чем стоило бы. До сих пор, возвращаясь домой, Юкио превращался в мальчика, закрывавшего голову от маминых криков. До сегодняшнего дня. Теперь за спиной любимый человек, которому требовалась забота и защита. Каким бы пронзительным ни был мамин взгляд, каким бы высоким ни был тон, она не изменит его отношение к Кею. Не говоря ни слова, дошли до ворот, свернули вглубь территории, чтобы не привлекать лишнего внимания. — Из-за него ты бросил Айко? — Мама, давай поговорим спокойно дома. — Ответь! Отвечай, когда мать спрашивает! Говоря так, мама четко расчерчивала границы, а значит, не собиралась слушать. Зато уже готова стыдить и беспочвенно обвинять, без учета того, что сын вырос и имел полное право жить собственной жизнью, не вешая на себя чужие надежды. — Да. Пощечина оказалась неожиданно сильной, след от удара вспыхнул, и Юкио прикрыл лицо. — Посмотри до чего ты докатился… И с каких пор ты заводишь отношения с мужчинами? С каких пор ты стал… бракованным? Так и знала, что эта Канада плохо на тебя повлияет… «Бракованным». Юкио усмехнулся. Какое же правильное слово мама подобрала. Именно так она и относилась на протяжении жизни, Юкио для нее не более чем вещица, которой она тешила самолюбие. — Остановись, пожалуйста. Здесь не место для скандала. — Где он живет? Где его семья? Куда они вообще смотрят? — У Кея никого нет, он живет со мной. — С тобой? В отцовском доме? Ко второй пощечине Юкио был готов. — Да как у тебя рука поднялась порочить память отца! Сегодня же убирайся оттуда вместе с этим… грязным чудовищем! — Во-первых, не смей называть Кея подобным образом. Во-вторых, если ты забыла, этот дом мой. — Это дом нашего сына. А ты… ты… Не знаю даже как назвать… Позор! Боже мой, какой позор! — она вздохнула, готовая по-настоящему заплакать. Юкио хотел обнять ее дрогнувшие плечи и снова попытаться уговорить на встречу в другой, более спокойной обстановке. — Ты нам больше не сын, вот мое последнее слово! — прозвучало тверже камня. — Мама! Она развернулась и быстрым шагом проследовала к воротам, прочь из больницы. Юкио никогда не видел ее слез. Даже на похоронах отца она повторяла раз за разом: «Надо держаться достойно». И Юкио тогда давился плачем, но стоял рядом с ней, неприступной и гордой, как скала, не проронив и капли. Опомнившись, хотел вернуться за Кеем, но он уже спустился и ждал у стойки регистрации с сумкой наперевес. — Кей! Зачем ты ее схватил? Тебе же нельзя тяжести таскать. Дай сюда. — Да ладно, она не тяжелая. Поговорил? Идем? — Да, идем, — Юкио забрал у него сумку, открыл дверь машины. — Прости. — За что? — Не думал, что так неожиданно получится… с мамой… — Брось, — Кей усмехнулся. — Готов поспорить, моя мамка закатила бы концерт куда громче. Чего раскраснелся? — Влетело немного. За непослушание. Но лучше сейчас сгоряча, чем после длительной подготовки, получить те же пощечины. К Юкио лезть не стоило, после разговора с налетевшей ураганом матерью, он замкнулся, погрузился в себя. Смотрел на дорогу, но Кей сомневался, что видел на ней что-то, кроме собственных флэшбеков и, похоже, сожаления о сказанном. Кто его за язык тянул выпалить, что Кей его парень? В действительности ведь не совсем так. Шлюха, содержанка, временное увлечение, но никак не «парень». Кей отвернулся к окну. Проезжали озеро, ровное, как зеркало. Вспомнился Митсу. Рьюга, из-за просьбы Юкио, взялся за расследование, частенько навещал в больнице ради допросов. И хоть Кей ничего не сказал, он понял, что дело намного глубже обычных карьерных разборок. В последний свой визит принес снимки… До сих пор не по себе. Мертвого Митсу выловили в заливе. Его связь с Рёмой не доказана, в квартире ничего не нашли, и, понятное дело, подумав, что убил Кея, он уничтожил записи и собирался свалить из города. «Я не ненавижу тебя». А ведь мог бы не останавливать съемку, продолжить смотреть, как Кею выдирают лопатки, вспарывают зад, вытягивают кишки, долбят в глазницу или… в чем там еще профиль снафф-фильмов? Что Рёма хотел увидеть, кроме трупа засадившего его хаслера? Жалкое распухшее лицо пугало, время от времени напоминая о себе. «Я не ненавижу тебя». И зачем его убили? Митсу ведь не сдал бы никого, даже под страхом смерти. Иронично судьба распорядилась. Поменяла их местами. — Приехали, — Юкио собрался выйти, но остановился. — Кей, тебе нехорошо? Ты бледный. — В норме, герой. В норме. Задумался просто. Хотя жизнь слишком коротка, чтобы задумываться. Не для того ли Кей выползал из вонючей ямы, чтобы вернуться в этот дом и наслаждаться тем, что у него есть здесь и сейчас: мягкий диван, горячая ванная, свежий кофе и герой под боком. В больнице ничего не хотелось, кроме как выбраться скорее из белого плена. Всякий раз вставая на ноги, Кей мечтал вернуться к себе прежнему, только до полного выздоравления даже сейчас предстоял немалый путь. Жутко хотелось курить. Выйдя из ванной, он проскочил в спальню, Юкио разобрал вещи и колдовал ужин на кухне. Хоть одна паршивая сигаретка должна заваляться в заначке, в старой куртке. Кей облазил все карманы, залез в футляр гитары. Травка, черт знает с каких времен, еще валялась, но от обычных сигарет как на зло не осталось и следа. Самокрутку Кей сворачивать не стал, слишком мало для косяка, да и Юкио раскусит, включит режим заботливой няньки, из которого не вылезал в больнице. По началу, может, оно и казалось милым, но чем ближе маячила выписка, тем сильнее начинало раздражать. Кей вернул пакетик в футляр, как зазвонил мобильный. Его мобильный — Юкио купил новый, едва Кей пришел в себя и начал говорить без одышки части фраз. Звонила Некодзава. — Рада слышать тебя, Кей! Поздравляю с выпиской. — Привет, Неко-чан. Спасибо. — Извини, что не встретила. Просто… — ее голос вдруг сжался до писклявых ноток. — Просто я подумала, что вам с Юкио-саном будет комфортнее наедине. — Отчасти ты права. Но против твоего общества мы ничего не имеем. — Да… Хорошо, — она всегда мялась, если разговор заходил не о работе. Не хотелось думать, что Неко-чан влюбилась. В шутку Кей говорил при ней пошлости, флиртовал, хоть и знал, между ним и Некодзавой это лишнее. Достаточно того, что они могут друг другу доверять. — Что? Мне уже завтра на подиум выходить? — Нет. Мы с Сатору-саном обсудили ситуацию. Тебе сейчас не имеет смысла напрягаться, поэтому в качестве реабилитации спокойно отдыхай, встречай праздники. Начнем работу в новом году. — Отлично. Спасибо. — Нет проблем. И еще просьба. Помнишь, тех девочек, что тебя спасли? — Конечно. — Если тебя не затруднит, давай организуем с ними свидания. Через недельку где-то. Дни выберешь сам. — Лады. — Договорились. Хорошенько тебе отдохнуть, Кей. И не налегай на пиццу! — Иди ты к черту, — Кей усмехнулся уже коротким гудкам и спустился вниз. Ужин стоял на столе, но Юкио нигде не видно. Дверь кладовой под лестницей была приоткрыта, и Кей зашел туда. — Герой, ты чего тут забыл? — А, так, — Юкио копался в стоящих друг на друге ящиках, — инструменты ищу. Чайник забарахлил, думал, сам посмотрю… — Ты у меня, смотрю, на все руки. Не пропадешь, — Кей подошел, прижался голым телом к его спине, через его рубашку ощущая бегущее по мышцам напряжение. — С тобой не пропаду. — А у тебя тут много интересного. — В основном все отцовское. Удочки, весла, сети, что-то от лодки… Кей взял поплавок. Ничего особенного, шарик из пластмассы, легкий настолько, что почти не ощущается в руке. Как и лежавшие здесь вещи, когда-то он нес в себе ценность, а сейчас ближайшая дорога — на свалку. Время беспощадно, его течение уносит все, что раньше было дорого и важно. И оно не остановилось бы, не стань Кея. Просто кладовка Юкио пополнилась бы на одну вещицу: потрепанную гитару. И в один прекрасный момент, так же копаясь в поисках инструментов, он бы наткнулся на нее и, возможно, вспомнил… что? Что хорошего Кей мог оставить в его памяти? Чертовски дешевая человеческая жизнь. Кей отбросил поплавок в сторону. — Ничего себе! — На дальней стене здоровенная двустволка висела, точно картина в галерее. — Настоящее? Эй, герой, да тебя надо Рьюге сдать! Оружие дома держишь. — Оно не стреляет, — Юкио снял его с гвоздя на стене, передал в руки. — Это моего прадеда. Сувенир из России. — Он был русский? — Да. Пришел с экспедицией, осел здесь и женился. А второй прадед из самурайского рода… — Так в студии на подставке настоящая катана? — Да, фамильная. На гарде узоры такие же, как на моем инкане, можешь проверить. — Какой ты крутой, оказывается. Юкио мило смущался, но после разговора с матерью все еще потерянный и мрачный. Кей не слышал, что она ему сказала, зато мог представить сколько хорошего. — Родителям моего отца нелегко пришлось, — Юкио взял с полки старый альбом, открыл, доставая рисунки, старые фотографии, записи, листки стихов. — Чистокровная дочь самурая и полукровка, прямо как ты. Плюс на фоне разрухи после второй мировой… Могу представить, сколько раз им говорили, что у них нет будущего. — По крайней мере, они мужчина и женщина. — Ты это к чему, Кей? Будто не понимал. Либо герой совсем глупый, либо не хочет признавать, что в истерике его матушки есть доля истины. Их семье есть что хранить, беречь, передавать из поколения в поколение. Не то, что Кею, человеку без прошлого. Без дома. Без имени. — Не бери в голову, герой. — И ты не грузи себя глупостями, ладно? Пойдем лучше ужинать. В нем, как всегда, ни тени сомнений, иногда его уверенность и упрямство пугали, словно Хикаро всегда стоял позади и нашептывал Юкио его безумства. — И оденься, замерзнешь ведь. — Выключи няньку, будь добр. Однако, Кей послушался, надел футболку и шорты и устроился за нагретым котацу. — Ох… блаженство! Герой расстарался, подогрел успевший остыть оякодон, поставил на стол нарезанные овощи, разбавил кофе молоком. — Фартучек еще нацепи, горничная-сан. — В нем неудобно. — А ты на голое тело нацепи. Наконец-то Юкио сел рядом. Умудрился выбрать момент — щелкнул по носу, стоило потянуться к кусочку копченого угря с его тарелки. — Ты неисправимый извращенец, Кей. Поужинать вместе не дали. Звонок разрушил идиллию. — Я сейчас, — Юкио взял телефон, посмотрел на дисплей и подорвался с места, пошел на второй этаж. — Давай быстрее! Придешь к пустым тарелкам — твои проблемы. Хлопнула дверь мини-студии. — Мама, послушай! Разговор Кей улавливал, несмотря на то, что Юкио заперся там. Вытянув ноги под котацу, он уставился в телевизор, не пытался подслушивать специально, но долетали обрывки фраз. Понятно, что речь идет о нем. «Неважно, кто он и кем был», «я его люблю», «мне плевать» — обычная бравада героя. — Если тебе так важен дом, я съеду. Не приплетай отца! Оставь его в покое! Они оба разные, но в одном схожи — с главными людьми в жизни, с матерями обоим по-своему не повезло. Кей изнутри, бывало, слышал знакомый голос. «Не подходи ко мне!» Именно это чаще всего звучало в его адрес. Неважно, хотел ли он похвастаться чем-то, порадовать маму или пожаловаться ей, а может, просто подержать за руку, громом раздавалось одно и то же: «Не подходи ко мне! Не подходи!» «Пусть няня тебя кормит». «— Мама! Мама!» — И щеки начинали гореть от слез. — «Мама!» «Черт, а не ребенок! Надо было делать аборт». «Опять подрался? Теперь не выйдешь из комнаты. Никогда!» «— Мама!» «Убери руки! Не смотри на меня! Глаза б твои проклятые выколоть…» «— Мама… Мне больно, мама!» «Уберите его от меня. Уберите!» «— Мама, пожалуйста, хотя бы посмотри на меня!» — Мне больно… мама… От нахлынувших воспоминаний стало не по себе, голова заболела, как с похмелья. Юкио вернулся на место, откинул телефон в сторону. Весь ссутулился, сжался, как от бомбежки спрятался, один голос держал уверенным больше по привычке, еще не отойдя до конца после тяжелых переговоров. — Мы никогда не поймем друг друга. Бесполезно. Кей пробрался к нему под одеялом. Губы Юкио дрожали, внутри он почти плакал, — его настоящие слезы Кей увидел впервые в больнице, когда очнулся и едва мог говорить. Успокоить бы, уверить, что все в порядке, а тело как назло совсем не шевелилось. Теперь Кей мог обнять. Не великое утешение, но хоть что-то. Поцеловать Кей потянулся первым, Юкио жадно впился вместо ответа, забрался руками под футболку, задирая ее до лопаток, от шрамов словно высоковольтные разряды пронеслись. Он прижался к рубцу, после операции белевшему на груди, — месту прикосновения смерти. Кей вздрогнул. — Что такое, герой? Я уже не такой красивый как раньше, да? — Ты самый красивый… — шептал он, согревая дыханием. — Мне никто кроме тебя не нужен… Никто. — Хватит тебе. Он помотал головой, щекоча волосами. Стиснул в руках, как мягкую игрушку. — Ну чего ты? Из-за матери переживаешь? Для нее неожиданно это… Ты ж как снег на голову брякнул. — Угу, знаю. Я сам виноват. Просто надоело врать, изворачиваться перед всеми. Я хочу любить тебя и не переживать о том, что о нас подумают, что будут говорить и писать в журналах, примут или не примут… — Дай ей время. — Боюсь, времени ей понадобится больше, чем я смогу прожить. — Не будь пессимистом, герой. Наконец-то, Юкио поднял голову и хоть немного посветлел. Улыбнулся, коснулся губами губ. Из тысячи клиентов Кей узнал бы его по этому поцелую, зефирно-легкому с кисловатой ноткой меланхолии.***
— Честное слово, я не помешаю! Айюми и Маки недовольно переглянулись. — Помешаешь. Что это за свидание такое, на котором за тобой подглядывают? — Правда, Судзуки-кун. Если хочешь, можешь позвонить его менеджеру. — Я… — Договорить Икиру не успел, выросли тени от подкравшихся за спиной. — Эй, принцесса, ты чего тут забыл? Длинный хвост накрутили на руку, Икиру машинально уцепился за резинку, будто она могла уберечь от чужих кулаков. — Широ, оставь его! — крикнула Айюми. — Обязательно оставлю. Сейчас, перекинемся с ним парой слов. Пошли, принцесса. «Пара слов» заканчивалась обычно синяками, которые не видно за школьной формой. А что Икиру мог сделать? Жаловаться бесполезно, себе больше проблем наживешь, ведь отец Широ известный адвокат. А дать сдачи тому, кто выше и сильнее, у него ни за что не выйдет. Он с первого дня честно пытался не отсвечивать, не провоцировать лишний раз. Да и не заговорил бы с Айюми так смело, если б не парень, похожий на брата. — Еще раз увижу тебя с ней, сам знаешь, что будет, — Широ откинул к стене, его друзья отвесили пару пинков. Икиру упал, спрятал голову и руки: иначе не сможет удержать кисть и не увидит мир, который хотел бы отразить на холсте. — Широ! — Айюми бежала следом по лестнице. — Отстань от него! И от меня тоже! Расскажу отцу, и ты вылетишь из школы, понял! — А ты уверена, крошка, что твой папаша сможет меня отсюда выгнать? — Придурок! Поднявшись, Икиру хотел сказать ей, чтобы прекратила. Не нужно за него заступаться, однажды он даст отпор, только иначе. Плевать он хотел на глупых претензиозных самцов, у которых никаких интересов, кроме девочек и выпивки. Увидев на ладони кровь, Икиру чуть не рухнул в обморок, Айюми подоспела вовремя, подхватила, потащила в медпункт. Смелая. И сильная. Ее никогда ничто не останавливало. Что скрывать, она нравилась Икиру… Но как же он жалок, даже не сопротивляется собственной судьбе. Айюми, наверное, тошнит от одного его вида. — Я сам дойду, спасибо. — Не геройствуй, — шикнула она. — Не знаю, за что тебя Широ так невзлюбил… — Из-за тебя. Ревнует, похоже. — Не из-за меня. Он с начала года ищет момент, чтоб тебя избить. Извращенец. Икиру улыбнулся. Тут сложно поспорить. В медкабинете синяки обработали, дали немного полежать, Айюми попросили присмотреть. Она сидела в стороне и долго молчала, но, едва медсестра вышла, произнесла: — Ты никогда не говорил, что у тебя есть брат. — Был. Родители мне сказали, что он умер, хотя он просто сбежал из дома и пропал без вести. — С чего ты взял, что Кей-сан может быть твоим братом? Не ответишь же ей, что чувствуешь. Чувствуешь притяжение к нему, точно что-то родное запрятано глубоко внутри у обоих. — Он очень похож. Понимаешь, мой брат — полукровка. У нас одна мать, но отцы разные. Его отец из Франции, кажется. И знаешь, он был таким красивым… А, секунду, — Икиру достал телефон, который, благодаря плотному чехлу, не разбился. — Вот, смотри. Я снял семейное фото десятилетней давности. Вот мой брат. Айюми пригляделась. Несколько раз приближала-отдаляла лицо брата. — Ты уверен? — Не совсем. Я хочу убедиться. Она еще раз посмотрела в телефон. — Хорошо. Пойдешь со мной. Менеджер уже назначила дату. Двадцать первого в пять. Место сообщу потом. — Спасибо. Буду тебе обязан. — Сочтемся.