Шанс вернуться к исходной точке, дабы исправить ошибки, — лучшее, что может подарить судьба. Его нельзя упускать.
— Оглашается решение суда. — Главное, чтобы разбирательство не стали откладывать, — Яматори поднялась с места, с надеждой глядя на стоявшую за кафедрой судью. Кей надеялся вместе с ней. Если дело затянется, тогда он вынужден будет продолжать жить в изоляторе. Время будет идти, а доказательств, на сто процентов обеспечивающих его вину или невиновность, не прибавится. Тянуть такую лямку хуже петли на шее. — Гражданина Японии Кудо Кея, обвиняемого в преступлении, состоящем в убийстве гражданина Окумуры Йори, согласно статье сто девяносто девять уголовного кодекса государства Япония, оправдать, согласно статье тридцать пять, считать его действия в отношении покойного Окумуры Йори приемлемыми в рамках текущего законодательства. Судья закрыла папку, и зал взорвался аплодисментами. Все, кроме Нобору, свина-нотариуса и покрасневшего до кончиков ушей прокурора, хлопали что есть сил. Наручники сняли, конвоиры отошли в сторону, и первой на шею бросилась Саюри, пачкая помадой щеки. — Я думала, розыгрыш, когда позвонили и сказали, что режиссер мертв, а ты задержан. Как же я рада, что все разрешилось! Кей! Она рыдала до хрипоты, для актрисы ее уровня это равносильно потере работы, пришлось скорее успокаивать. Кей приложил палец к ее губам, и Саюри замерла, сначала непонимающе хлопала темными веерами ресниц, а потом отстранилась. Улыбнулась и кивнула в сторону, туда, где стоял Юкио. Он не спешил пробираться через поздравлявших, продолжал аплодировать со всеми и сиял, не скрывая радости. — Кей, как ты вообще умудрился так влипнуть?! — наконец-то дорвалась Неко-чан. Долго ей пришлось держать в голове строгий выговор, наверняка, целую речь подготовила. Было за что. Проделанный путь до главной роли, до вершины популярности, которую она так жаждала, Кей сам же выбил у себя из-под ног. Здесь он виновен безоговорочно и готов принять любое наказание. Вопреки ожиданиям она обняла, сказав лишь: — Машина возле черного хода. Твои вещи я забрала из отеля и привезла к Юкио-сану. — Спасибо за заботу, Неко-чан. Коллеги по сериалу жали руки, высказывали соболезнования. Времени прошло немало, показ сериала по телеканалам либо подходил к концу, либо его запретили совсем… Никто до конца не смирился с резким уходом Окумуры. Кей тоже. На похоронах он присутствовать не мог, и призрак старикана с искривленным, как в последнем оргазме, лицом, постоянно находился рядом, нашептывая слащавое, мерзкое: «Ангелочек мой… а ведь именно ты меня убил… Ты. Ты. Во всем виновата твоя проклятая красота…» — Ваш пессимистичный настрой не оправдался, — Яматори подошла и протянула руку. — Справедливость восторжествовала. Спасибо за работу. — Вам огромное спасибо, Яматори-сан. Справедливость… Вряд ли существует нечто настолько кристальное. Окумура-младший отмахивался от репортеров и клялся, что не остановится, несмотря на решение высшего суда и будет искать справедливость. Для каждого она своя. СМИ жаждали комментариев, но Неко-чан разогнала всех, убедительно соврав, что более полная информация будет дана позже, повела по коридору. Рьюга держал двери лифта. — Поздравляю, — бросил он. Скромняга, как и всегда. Наверняка, без его помощи в судебном разбирательстве не обошлось. Кей слегка поклонился в благодарность. Возле черного хода ждала белая хонда Юкио. — Моя в автосервисе, Нода-сан пообещал, что подбросит нас, куда скажем. — Ты в агентство? — Нет, домой. Время уже позднее. Юкио появился спустя пару минут, задержался, разговаривая с Яматори и Рьюгой. — О, вы на месте. Куда едем? Некодзава назвала адрес. Кей буквально рухнул на заднее сидение, откинул назад голову, готов был заснуть, едва тронулись. Отдаленно слышалось, как Юкио с Неко-чан обсуждали прошедшее заседание. Теперь оно, вместе с потерянным месяцем в изоляторе, позади, дурной сон миновал, сменился другим сюжетом, в котором лишь эхом пробивались голоса. — Кей. Точнее один голос, ласковый, теплой волной уносивший к призрачному берегу. — Кей, тебя отвезти домой, к брату? Точно не сейчас. С Икиру хотелось повидаться, но не в образе только что освободившегося страдальца. — М?.. Нет. К братишке завтра. Отвези просто домой. — То есть… — К тебе. В зеркале Кей успел поймать неловкую улыбку героя, прежде чем снова укачало до дремоты. Пес набросился с порога, уперся лапами в колени и вилял хвостом, тявкая настолько громко, что в ушах звенело. — Уйди, скотина неугомонная, уйди. — Он просто рад тебя видеть. Он тоже скучал. — Ага, как же. Явно голодный, сожрать меня хочет. — Тогды ты отдыхай, а мы пройдемся до супермаркета. Надо отметить твое освобождение, — Юкио взял поводок. — Ричи, гулять! Идем. Снова здесь. После тесноты изолятора непривычно в свободном пространстве дома, где можно ходить всюду без заложенных за спину рук. Кей будто прибыл сюда впервые, несмотря на то, что знал каждый угол. Дом тот же, но он сам совсем другой, сегодня родился заново после оглашения приговора. И теплые волны, которые пару лет назад казались отдачей от гостеприимности хозяина, сейчас принимали его своим. Он ВЕРНУЛСЯ. В очередной раз судьба воскресила из пепла и подарила шанс начать жизнь с чистого листа. В комнате-студии у героя до сих пор висели фотографии с Радужного моста, некоторые он увеличил, они больше напоминали картины. Непреодолимая сила притянула сюда — проверить, убедиться, что у Кея все еще есть местечко в его сердце: студия, в которой Юкио занимался любимым делом, лучше всего его отражала. Кей там — давно не копия того, который находился в студии. И что Юкио сумел найти в нем? Что разглядел в абсолютной пустоте? Кей вышел на балкон, закурил. Усталость навалилась мешком с мокрым песком на плечи. С момента осознания смерти Окумуры тело было в режиме максимального напряжения, а теперь медленно, по капле его отпускало, и чем легче становилось морально, тем резче боль отзывалась в мышцах. Тут обычными сигаретами стресс не заглушить, травку бы хорошо. Последний раз Кей курил ее еще на пару с режиссером. Хорошо он сумел ее спрятать, раз полицаи ни грамма не нашли, и вряд ли найдут. Если только Окумура-младший докурит… Лай вдалеке как сигнал: Юкио возвращается. Надо принять душ, мало-мальски привести себя в порядок и разобрать вещи, заботливо оставленные Неко-чан именно здесь. Последнее еще успеется, а с первым стоило поторопиться, Кей открыл шкаф, схватил первую попавшуюся футболку Юкио. Потерял время, пока копался, отыскивая бритву, и все же умудрился выйти из ванной, ровно когда открылась калитка. Глаза героя стоили стараний — в них сияние первых вечерних звезд, игривым огоньком озаряющих небо. Если бы Кей так же ловко орудовал камерой, как он, точно заснял бы крупный план удивленно-влюбленной моськи, похожей на ту, что была на его лице в момент самой первой встречи. — Что-то не так? Я просто не стал спешить разбирать вещи. — Нет, ничего. Тебе идет эта футболка, — Юкио оставил пакеты на полу, отпустил пса. — Ты не стал разбирать вещи, потому что не планируешь задерживаться? — Об этом я еще хотел поговорить… Позже. Давай лучше, чего ты там притащил. Юкио в секундном порыве обнял, и план серьезного разговора напрочь вылетел из головы. — Как же я рад, что все обошлось… — щекотнул ухо его шепот. — Говоришь так, будто сам в изоляторе сидел. — Не сидел, но пока ты был там, хотел убить кого-нибудь, чтобы попасть к тебе. — Дурацкое у тебя чувство юмора. Прокачай его уже. Юкио включил настольную лампу, разгоняя мрак гостиной. Пока возился с щенком, Кей разобрал покупки, вытащил стаканы и открыл виски. Не хватало только гирлянд, чтобы вернуться на пару лет назад, в то Рождество, когда они оба впервые спали вместе. Вернуться в тот день и сказать себе — держись героя и не вздумай его обижать. Он лучшее, что случалось в дурацкой, к двадцати годам напрочь просранной жизни. Выпили за освобождение, когда тяжелый день ушел, перешел черту, и стрелки часов показали полночь. Юкио рассказывал, как нашел адвоката, говорил с Икиру… Как Рьюга позволил встретиться, а Сатору грозил уволить за постоянные отлучки с работы. Он до сих пор волновался, за тихим неловким смехом скрывал это, но Кей отлично видел. И понимал — им необходимо расставить точки над i. Только не сегодня, их обоих протрясло до кишок, хватит. Когда хорошо, не хочется думать о серьезных вещах. Достаточно просто смотреть, как за окном на ветру кружатся алые листья с кленов… На озере, наверное, вся вода усыпана ровными алыми угловатыми каплями, упавшими с веток. Фотографировал ли Юкио там? Может, предложить ему съездить к озеру утром?.. Кей едва открыл рот, Юкио прервал тишину первым. — Ты прости меня, — он глотнул виски. Поднял взгляд, уставший, полный пережитых тревог. — Я ведь и правда, получается, врал тебе. Не раз обдумывал твои слова, последние, что ты сказал мне, прежде чем расстаться. Не понимал, злился, потом смирился, решил, что смогу измениться. Но нет. Ты прав. Я ужасный лицемер, и увлекся, играя роль доброго парня. Боялся, что если проявлю настойчивость, покажу себя настоящего, ты сбежишь. Исчезнешь. Но ты в любом случае свободен. И я тоже. От его смущенной улыбки стало не по себе. «Не сегодня, герой, пожалуйста!» — но Кей не стал перебивать. — Ладно, забудем. Как говорится, что о том тужить, чего нельзя воротить. Давай лучше выпьем. Кей поднес к губам стакан, но остановился. — Ты же так и не отделался от этой роли. Иначе на кой черт было бегать по инстанциям, искать адвоката, снова пытаться спасти меня, хотя я не просил. — Нет. Это я делал для себя. Из чистого эгоизма. — И что ты получил для себя? — Тебя, — Юкио накрыл ладонь своей рукой, касаясь еле-еле, готовый убрать в любой момент. — Хочу услышать снова то, что ты сказал при нашей встрече в изоляторе… — Что же я такого сказал? Кей еще не выпил, а в груди стало слишком горячо. Он не сможет повторить, тогда прошептал под влиянием момента, цепляясь за последнюю ниточку, но стоило выбраться, и на сердце снова щелкнул замок, который ему не под силу сломать. — Напомнить? — Давай. — «Я люблю тебя». — Даже не произноси эту чертову фразу, опять все по пизде пойдет! — закрыв лицо, Кей вдруг расхохотался. Непонимающий, хлопающий ресницами Юкио только масло в огонь подливал, но потом и сам прыснул раз, другой, пока не расхохотался в голос. — А ты чертовски прав! — Еще бы, я всегда прав. — Кей… — М? — Сыграешь? Ну, как раньше? Помнишь? Когда ты, я и гитара… — Еще и живность присоединилась, да? Пес поднял голову, словно услышал, что говорят о нем. — Да, у тебя все больше слушателей. — Хорошо. Сыграю, раз уж ты не отправил гитару на дрова. — Скажу честно, хотел. Не смог. Твой друг как будто стоял рядом, если не лежал вместо нее… Но одна проблемка есть. С виноватым видом, не хуже своего щенка, Юкио притащил футляр и какую-то коробку. — Прости, пожалуйста, там порвалась одна струна, а я не знаю, как их менять. Самая верхняя разошлась двумя пружинами в середине грифа. Кей провел рукой по полному царапин и засечек корпусу, однако воспоминания не заполняли голову, не разрывали нервы сожалением и ядовитой печалью, как прежде. Вечно оплакивать покойников невозможно, зато можно продолжать любить их, как часть себя, по струнам одна за другой, начиная меняться. Кей заменил поврежденную, а затем и остальные — аккорд вышел чистым, словно родниковая вода, отдался глухим эхом под ребрами. Юкио ахнул от восторга. — Ого… это было круто. — С новыми струнами — естественно. Пес тоже подобрался ближе и заинтересованно уставился на гитару. Когда Кей начал играть, подвывал или скулил, отчего медленная мелодия превращалась в грустную до скрежета зубов собачью арию. — Нет, ну, как тут играть! Он же фальшивит! Щенок тявкнул и отвернулся, пока герой посмеивался в кулак. — Он больше не будет. Ричи, тихо, тихо. И надо же — послушался, лег, положил морду на лапы. Не сводил глаз с гитары, но молчал. Кей перебирал струны, чуть улыбаясь. Он там, где должен быть, рядом с тем, кому нужен и кто необходим ему. Как потерянная деталь пазла, он нашел, наконец, свою нишу, влился в поток, за пределами которого жил столько времени. — Герой, — Кей прижал струны, оборвал музыку. Он должен был сказать, и оттягивать неизбежное незачем. — Я действительно хотел поговорить… Юкио взял со стола пачку Mevius. Непривычно видеть его курящим, наивный образ героя совсем не вязался с сигаретой во рту. Кей забрал ее, затянулся посильнее и поцеловал, неспешно выпуская дым ему в рот. «Помнишь? Свою первую затяжку травкой, такую же, через меня?» Герой помнил. Целовал, как тогда, жадно и в то же время нежно, до головокружения хорошо. Но Кей заставил себя остановиться. — Герой… — он должен был произнести это и должен был знать ответ, от которого его жизнь зависела куда сильнее, чем от приговора суда. — Юкио, ты дашь мне шанс? — В каком смысле? — Я хочу остаться с тобой. — Снова на те же грабли? — Теперь я буду аккуратнее. — Кей… — он улыбнулся. Ладонь легла на щеку, и Кей прижался к ней, большой и теплой. — Ты же видишь, у нас ничего не выходит. Мы слишком разные. Я не смогу дать тебе полную свободу, не смогу не ревновать. Я снова стану для тебя крепостной стеной, которую ты захочешь сломать. Мы чувствуем и понимаем любовь с огромной разницей. — Знаю. — Со мной свободы не будет. — Знаешь, герой, как ни парадоксально, но с тобой я чувствовал себя свободнее, чем с кем бы то ни было. Осознал, правда, не сразу. Прости. Да. Зря я… Поздно склеивать разбитую чашку. — Смотря каким клеем, — усмехнулся Юкио. — Вряд ли я смогу полюбить кого-то столь же сильно, как тебя. Но и не стану больше играть в «доброго парня». — Я понимаю. — И хочешь сказать, что готов сознательно пойти на риск? — он говорил строго, но игривый блеск во взгляде выдавал его с головой. — Еще один ухажер на горизонте появится и, клянусь, я перекромсаю их всех, и бывших, и потенциальных. — Как ты вообще до сих пор не перекромсал? — Сам не знаю. Кей, пойми, я не выдержу, если снова… — Никакого «снова», герой. Я серьезно. Правда, для пущей серьезности стоило бы напялить костюм, — Кей встал с дивана, поправив футболку, чтобы прикрыла трусы. — Я никого не хочу. Никого, кроме тебя. Станьте моим единственным хозяином, Нода Юкио-сан. — Нет-нет! — Юкио вскинул руки. — Ни за что! Только не хозяином! — А кем тогда? — Парнем. Возлюбленным. — Станьте моим парнем, Юкио-сан. Юкио поднялся, приблизился, чуть коснувшись губами губ. — Я весь ваш, Кей-сан. Он почти не изменился с момента встречи в баре у Фуджи, разве что яркий свет, исходивший от него, превратился в робкое свечение. Не просто так ведь Кей приметил именно его и честно готов был отдаться по одному его слову, отсосать, не отходя от стойки. Казалось, дело в привычке всякий раз перед «выходом» настраиваться хотеть всех и вся, играть, извлекать малейшее удовольствие из любого процесса, но с Юкио с самого начала все пошло не по заготовленному сценарию: трахнул — понравились — постоянный клиент. — Почему-то мне вспомнился бар у Фуджи. — Правда? — удивился Юкио. — Мне тоже. Никогда не забуду. Ты вошел, и меня как вспышкой озарило. Где-то внутри я тогда и осознал, что больше не смогу без тебя. — Потому и сбежал? — Ага. Но от судьбы не убежишь. К счастью или нет, я ей за это безмерно благодарен. — Знаешь, герой… Я тоже. Кей закрыл глаза, хотя обычно целовался с открытыми, в борделе всякое могло случиться, стоило оставаться начеку. Рядом с Юкио оно не нужно. Теплое дыхание коснулось щеки, а следом к ней прижались его губы. Поцелуй за поцелуем ложился на лицо, и объятия плавно укачивали, точно лодку на зыбких прибрежных волнах. И даже сквозь темноту под веками Кей ощущал улыбку Юкио, светлую и жаркую, как летнее солнце. Ночь пролетела, прокружилась в танце над головами, и рассвет полез в окна. Рассвет, который раньше своим приходом делал из Кея невидимку, больше не имел над ним власти. Лежа на диване в обнимку с гитарой и поглаживая пса, Кей смотрел на дремавшего рядом Юкио. Шея немного затекла, не верх удобства — лежать на чьих-то коленях, и все же… Герой склонился к грядушке, приоткрыл рот. Схватить бы его за нос и разбудить, но Кей держался, иногда вытягивал руку, чтобы коснуться волос или щек. Сегодня получилась ночь воспоминаний. Без секса, зато с тем, от чего прорастало в груди нечто похожее, но более основательное, чем то, что Кей испытывал к Хикаро. — Ты удивительный… герой… мой герой. Никому, кроме Кея, и в голову не пришло называть Юкио так. Утром пришел ответ от Икиру. Кей написал ему вчера по пути из здания суда, что все в порядке, чтобы братишка не переживал лишний раз. Судя по рассказам Юкио, нелегко ему пришлось. Депрессия, препараты… и ни слова не сказал. Понял, что иначе Кей начнет жалеть о своем необдуманном побеге. Знал бы он, что для Икиру все так обернется, и не подумал бы убегать. Тогда, наоборот, Кей мнил себя одиночкой и шел на праведную жертву, избавлял малыша от клейма брата «гадкой полукровки» — именно так называли его в школе. Иногда еще «ёкаем» за суровый взгляд и слишком яркие глаза. Обычно он не обращал внимания на нападки в свой адрес, но если доставалось маленькому Икиру, просыпался инстинкт защитника, и обидчикам прилетало по первое число. Икиру стоило лишь упомянуть имя брата — вокруг сразу не оставалось любителей поддразнивать. Лишиться собственного рыцаря, да еще и в столь нежном возрасте… Кей ощущал себя ужасно виноватым перед ним. — Давай я отвезу тебя к школе, — предложил герой. — У меня все равно съемки запланированы на вечер и половину ночи. — Хорошо. Давай. — Отметим твое освобождение еще раз, но уже без алкоголя. Юкио быстро нашел общий язык с братишкой. С Хикаро было сложно, хотя… в детстве самые простые вещи кажутся сложными, любая ссора — событием. Икиру вырос, пусть и остался избалованным принцем семьи Судзуки, его это ничуть не портило. К школе подъехали рано, пришлось дожидаться окончания занятий. — Я предупредил, что мы ждем, — сказал Юкио. — Честно говоря, ревную немного. Икиру-тян так сильно тебя любит. Кажется, моим чувствам не соперничать с его. — Ты сравнил, конечно. Мы братья. Просто так получилось, что вместо постоянных детских обид я поставил себя на место защитника. А Икиру был только рад. Потому мы стали близки. — Не думаю, что только поэтому. — А есть еще варианты? Юкио пожал плечами. — Не знаю. Мне показалось, вы связаны теснее, чем кто бы то ни было. Когда у ворот показался братишка, Юкио вышел из машины, махнул ему рукой. — Икиру! Икиру-тян! Он расцвел в улыбке и побежал навстречу. — Привет! — Юкио пожал ему руку. Чертовски мило наблюдать, каким заботливым он был рядом с Икиру. — Обещанный сюрприз на заднем сидении. Залезай. — Кадзицу! — Икиру залетел в машину, чуть не ударился о потолок. — Тише ты. — Кадзицу! Как я рад! Как я рад, что все обошлось! Я бы точно с ума сошел, если бы снова потерял тебя! — Видишь, все хорошо, братишка! Но Икиру смотрел как-то странно. Еще на встрече в тюрьме показалось, что он неуловимо изменился. Может, девчонку нашел? Ту, кудряшку Айюми, например. С потерей девственности всегда что-то теряется во взгляде. Но насчет Икиру пока были сомнения. Спрашивать Кей не стал, малыш расскажет, что посчитает нужным. Как и он сам. — Нам бы найти тихое кафе. Хотя, боюсь, благодаря сериалу и последним событиям, Кею не отвертеться от поклонников, — Юкио завел машину. — А давайте… Давайте на берегу посидим. На Аракаве, помнишь, Кадзицу. Отсюда совсем недалеко! Возьмем чего-нибудь с собой и сядем у моста. Там вряд ли будут доставать с автографами. Место на берегу Аракавы близкое к дому… то самое, где обычно сидел Хикаро с гитарой в обнимку, конструировал новые мелодии. Все глубже и глубже уносило в прошлое. Нехороший знак. Значит, однажды придется распрощаться с чем-то дорогим во имя будущего. — Да, поехали. Икиру взял тайяки и кофе в ближайшей забегаловке, и они поехали, хотя если бы не толпы школьниц на улицах, могли бы пройти пешком. — Никогда не был здесь. Красиво… — Юкио спустился ближе к реке, сел на сухую траву. — Ты здесь рисовал, Икиру-тян? — А, нет. Я тут обычно остаюсь, когда нужно побыть наедине с мыслями. Кадзицу? Кей смотрел на берег. От моста пологий склон поднимался выше, выше, пока не превращался в кусок земли, похожий на грубый разлом камня, и на самом верху, возле обрывистого берега росло дерево. Яблоня, кажется. — Он обожал там сидеть, — Кей смотрел туда, но ничего не чувствовал. Сердце не замирало, как раньше, стоило взять гитару в руки. Будто Хикаро не умирал, сидел там, вдалеке, продолжал играть как ни в чем не бывало. Подойди ближе — и он услышит шаги, поднимется, хлопнет по плечу. Здесь время остановилось, ничто и не думало меняться. — Если хочешь, можем сходить… — герой подошел со спины, коснулся руки. Последние капли тоски испарились, словно их никогда не было. — Не нужно. Не будем его тревожить. Икиру, насупившись, сел и потягивал кофе. — Горячий, куда ты так торопишься. — Ничего, мне нормальный. А помнишь ты всегда убегал сюда, и няня никогда не могла тебя найти? — Ты ж еще ползал, когда это было! — А мне мама рассказывала. Она хоть и изображала стерву, иногда на нее накатывала меланхолия, и она вспоминала тебя маленьким. А еще у нее на полке с пластинками стоит твой журавлик. Когда кто-то спрашивает, откуда он, она не стесняется говорить про тебя. И про твой талант к оригами. — О, еще один талант в копилку пропитых. С реки веяло свежим сырым ветром. Юкио ежился, сидел в одной рубашке, шея покрылась мурашками. Кей бы с удовольствием презентовал ему частичку своего горячего тела, но не при Икиру же. Братишка так странно смотрел, точно выискивал что-то в лице. Что-то раньше ему незнакомое принадлежащее не Кадзицу, а скорее Кею. — Мне пора готовиться к фотосессии, — Юкио поднялся первым. — Простите, но лучше мне вас развести по домам, так будет спокойнее. — С ума сошел, герой? Ты часа два колесить будешь. Не парься. Я провожу Икиру и сяду на поезд. До его дома недалеко, даже если и дам пару автографов, не обеднею. — Лучше не светись. Надень капюшон и мои очки. Вот. Икиру-тян, присмотри за ним, а то я знаю, стоит отъехать, и кое-кто лавры собирать начнет. — Закройся! Икиру тихо рассмеялся. — Хорошо, Юкио-сан. — Малыш, иди пока вперед. Я тоже пару инструкций ему дам. Сейчас догоню. — Давай быстрее. Пока брат отдалялся, Юкио сел в машину. Кей наклонился к окну, видел же, как ему хотелось поцеловать на прощание. И поцеловал. — Как мне теперь ехать, когда твой поцелуй крепче абсента? — Молча, герой. Молча. Давай, удачки тебе. — Позвони, как доберешься до дома. И постарайся без приключений. — Хорошо, мамулечка.***
— Интересно ты называешь Юкио-сана, — Икиру шел рядом, смотря под ноги. — А почему? — Ну… он не раз меня выручал. Правда, поступал при этом безрассудно. А еще из-за первого иероглифа в имени. — О, вот как. — Извини, малыш. Дальше не пойду. — Я понимаю. Крыша дома промелькнула за поредевшими деревьями. Отторжение уже витало в воздухе. Чем ближе, тем оно становилось гуще, как болото. — Знаешь, Кадзицу, мне нужно поговорить с тобой. Но не сейчас. Сейчас я так рад, что ты свободен, и что мы можем спокойно продолжать видеться. Пусть наша встреча завершится на этом. — Как скажешь, малыш. Я напишу тебе, когда узнаю, чего мне на будущее заготовили. — Хорошо. Я буду ждать, — Икиру выставил мизинец, как в детстве. — Обещаю что не убегу от тебя, — Кей сцепил свой мизинец с его в знак обещания. Икиру улыбнулся на прощание и пошел вперед, пока не исчез за поворотом в золотистом листопаде. Казалось, он становится все тоньше, все туманнее, как в свое время Хикаро, уходивший за товаром в ночь.