По ту сторону греха

Бессмысленно убегать от судьбы

      Возле полицейской тюрьмы встретила Яматори-сан.       — Я поговорила с Кудо-саном. Не могу сказать, что довольна, положение дел неважное, но и никаких прямых доказательств нет.       Икиру, стоявший рядом, с опаской поглядывал на людей в форме.       — А когда можно будет увидеть его? — робко вставил, убирая неловкую паузу в разговоре.       — Сейчас. С Кудо-саном пока беседует Рьюга-сан. Можно сказать, сегодня день приемов. Завтра должны назначить дату судебного заседания.       — До суда Кей так и будет под стражей? Нет никакой возможности его освободить? Под залог, например.       — Боюсь, это слишком большая роскошь. Не волнуйтесь. Ситуация сложная, но не безвыходная. Уверена, все в наших руках.       — Спасибо вам.       — Скажете, когда Кудо-сана выпустят.       — Думаете закрыть дело раньше вердикта окружного суда? — В холле появился Рьюга. — Слишком вас тут много собралось, я подумал, что журналисты снова атакуют.       Он покосился на Икиру, отчего тот отступил и спрятался за спину.       — Икиру-кун, это Хирото Рьюга-сан, следователь по особо важным делам, я не ошибся? — Юкио пожал ему руку и предложил так же сделать Икиру, но мальчишка внезапно согнулся в глубоком поклоне.       — Я Судзуки Икиру, брат Ка… Кея, и очень прошу вас поскорее разобраться в его деле! — протараторил на одном дыхании.       — Приложу все усилия, Судзуки-кун, — Рьюга поклонился в ответ. — Юкио-сан, мы, кажется, договаривались…       — Я помню уговор. Пусть Кей увидится с братом.       — Как знаете.       От проницательного взгляда не ускользнуло сомнение. Даже буквально выталкивая Икиру впереди себя, Юкио не мог смириться с упущенным шансом. Час пробил. Он сам отпустил единственную ниточку.       — Пойдем, Судзуки Икиру, — Рьюга уводил мальчика за собой. — Не тот ли ты Судзуки, чей отец — генеральный директор сети автосалонов?       — Не совсем. Он один из совета директоров.       — Кто бы мог подумать, что твой братец сбегал из дома, а? Я, конечно, слышал о его семье, но не проводил параллель. А ты на Кея не похож.       — У нас отцы разные.       — Понятно. Что ж, проходи.       Дверь за их спинами захлопнулась, Юкио вместе с Яматори-сан вышли на воздух, дежурный офицер провел к служебному выходу, главный до сих пор периодически «штурмовался». Яматори-сан была убеждена, что в деле разберутся, и Кей, если не сломается на допросах и не признается сам, выйдет на свободу. А ведь он мог. Встреча помогла бы понять в каком он состоянии, о чем думает, что чувствует, все же Юкио не чужой, каким бы Кей его ни считал. Но насколько бы близки они ни были, семью не заменит никто.       Жертвы окупаются и возмещаются, колесо жизни в постоянном движении — и со дна принесет на вершину, так говорил отец. Ты жертвуешь временем на учебу и получаешь необходимые знания, ты жертвуешь своей гордостью, но сохраняешь любовь и покой. Всю жизнь Юкио убеждал себя, что следует этому принципу, вопрос лишь во времени, когда твой вклад принесет плоды… Сегодня, похоже, пункт равноценного обмена прикрыли.       Достав сигареты, Юкио отошел от входа, закурил. Дым словно роднил с Кеем. То, что Юкио ощутил, впервые поцеловав его, и был тот самый горьковатый привкус.       — Не знал, что вы курите, — Рьюга снова подкрался, как призрак, не стал сидеть возле братьев.       — Так уж вышло. А вы разве не следите за встречей?       — Там хватает конвоиров. Должен сказать, я удивлен. То вы цеплялись за любую возможность, то вдруг так легко отдали ее мальчонке…       — Семья важнее, чем клиенты.       — Сомневаюсь, что вы для Кея до сих пор клиент. Кстати, он о вас спрашивал.       От дыма защипало в глазах.       А Рьюга хорош, не зря на своем месте. Он пугал тем, что словно читал мысли, в компании таких людей невольно чувствуешь себя не в своей тарелке. Виноватым без причины. Хотя сейчас причина у Юкио была. Поступив «по-рыцарски», так, «как положено», «как следовало», ничего кроме тотального разочарования он не получил. Эгоист. Растерял веру в собственные принципы, но продолжал им следовать, а ради чего? Услышать похвалу из чужих уст? Благодарность от Кея? Или чтобы совесть не мучила, всякий раз напоминая, что именно он не дал братьям увидеться? Виновен, приговор обжалованию не подлежит. Виновен в неиссякаемом эгоизме.       Каково Кею под напором Рьюги на допросах? Хотя он сам мог пронзить в ответ не хуже — и сразу в слабое место.       — Пойдемте.       Юкио расслышал не сразу, следователь говорил слишком тихо.       — Куда?       — Заберем мальчика, и я дам вам пару минут. Не больше.       — Рьюга-сенсей…       — Я делаю это не для благодарностей. До суда вряд ли представится подобная возможность. А вам, похоже, есть, что друг другу сказать.       Незаметно колесо сделало половину оборота, слова отца работали лучше любого закона.       — И все же спасибо.       — Однажды вы пострадали из-за моей оплошности, Юкио-сан, и я мог бы сам оказаться на месте Кея, а может и на куда худшем месте. Это самая малость из того, что я могу сделать для вас, не превышая полномочий.       Икиру вышел из комнаты свиданий бледный, как полотно, и совершенно несчастный, Юкио усадил его рядом с дежурным, принес воды.       — Кадзицу тебе что-то сказал?       — Нет, — мальчик слабо улыбнулся. — Ругался, что я зря пришел и лучше бы мне забыть его, как в детстве.       — Узнаю его. Он не хочет причинять тебе еще больше боли, потому и ведет себя так. Лучше порвать один раз и резко, чем отрывать понемногу и мучиться.       Икиру промолчал.       — Стой, не уводи. — Послышался голос Рьюги. — Я еще парой слов обмолвлюсь с ним напоследок.       Он подал знак.       — Я сейчас. Подожди здесь. Если почувствуешь себя нехорошо, скажи офицеру, ладно.       Юкио поднялся. Совсем немного вдоль узкого коридора, рукой подать до светлого проема заветной комнаты, но ноги тяжелели, с каждым шагом на них словно навешивали неподъемные гири. Там, где прошло меньше минуты, внезапно обрушилась вечность. Стук подошв об пол, стук сердца, громкое эхо, бьющее точно в голову. И одна единственная мысль, пробившаяся сквозь густой вакуум в голове.       «Мы все-таки встретимся».       За стеклянной перегородкой, опустив голову, сидел Кей. Руки скованы, заострившееся лицо покрыла щетина, под глазами — темные круги.       — Герой… — он удивился, придвинулся к стеклу.       — Ты как, Кей?       — Зачем ты привел Икиру?       — Он узнал о твоем аресте, очень волновался и хотел встретиться…       — Дурак!       — Ничего, Яматори-сан сказала, что обвинение сырое. Его предъявили слишком быстро, со дня на день окружной суд назначит заседание. А на заседании все решится, я уверен!       — Да. А она не сказала, что препарат, которого нажрался Окумура, признан опасным для таких стариканов, как он, и что в его доме повсюду мои пальчики. Все нормально, так и должно было кончиться, герой. Я давно уже свернул не туда.       — Не хорони себя раньше срока!       Но Кей вдруг посмотрел, как он умел, — прямо в душу, и холод от затылка потек вниз, заставив проглотить слова.       — Знаешь, герой… Я ужасно не хочу в тюрьму. Живым я оттуда точно не выберусь. Спросишь, почему? У меня там найдется немало знакомых, вроде Рёмы, которые обязательно припомнят все сладкие деньки. Бороться и оправдываться я устал. Сбежать бы отсюда, а? Броситься вниз с Радужного моста, и дело закрыто.       — Только меня с собой возьми.       — Чтобы сфотографировать?       — Чтобы спрыгнуть вместе.       — Смотрю, с юмором у тебя совсем хреново.       — Я и не шутил, — Юкио встал. Вопреки запрету прижался к стеклу, помутневшему от дыхания. — Я вытащу тебя любой ценой, обещаю. Но и ты пообещай! Никаких больше глупостей о смерти!       — Время, — резко оборвал Рьюга.       Кей послушно поднялся с места, улыбнувшись нахально, почти как прежде, и вдруг примкнул губами к стеклу со своей стороны. Его шепот Юкио не расслышал, скорее прочел. Не показалось. Слог за слогом Кей выговорил:       — Я те-бя люб-лю. ***       Прозвучало, как прощание. Обычно так и бывало — стоило кому-то сказать то самое «я тебя люблю», и мир тут же оборачивался против него, восставал всем существом, стремился искоренить зараженный дрянным вирусом элемент. Не нужно углубляться, достаточно вспомнить Ангелику или Окумуру… Стоило в свое время произнести эти слова Хикаро — и его поглотили наркотики. Пришел черед Кея. Он еще долго сопротивлялся. Да и не мог сказать точно, когда успел влюбиться, границы времени стирались и понять что ночь сменяла день можно было лишь по степени шума за дверью изолятора. Быть может, Кей влюбился по-настоящему именно тогда, когда принял решение уйти, или когда вытаскивал Юкио из плена Рёмы, глядя в его лицо, читая единственное четкое желание: защитить во что бы то ни стало… А может, когда тот на Рождественском показе налетел, спасая от пули… А может, еще тогда, когда увидел светлое пятно среди серого бара и услышал его мягкий неуверенный отказ.       Хорошо, что удалось увидеть героя, хоть ненадолго. Плохо, что Кей сказал ему только сейчас. Нужно было в разгар последней ночи, пока прыгал на нем, задыхаясь от кайфа, тогда чертово признание не прозвучало бы, как в дешевой трагедии. После жизни со стариком стало понятно то, из-за чего Юкио так остро воспринимал измены, почему не хотел никому отдавать. Нет, не из собственничества вовсе, как казалось сначала. Простое желание сберечь сокровенное… хрупкую ниточку, связывавшую вместе.       В изоляторе хотелось лезть на стену. Условия-то нормальные, спасибо Рьюге, к Кею никого не подселяли и офицеры здесь уж очень строгие, не позволяли себе расслабиться, как коллеги на участках, не выстраивались в очередь, чтобы пристроить свои приборы к симпатичным заключенным. И длительные допросы не играли роли. Угнетало само ожидание приговора. И дурацкая привычка прислушиваться к каждому шороху. Первое время, когда открывалась дверь камеры, не покидало ощущение, что сейчас зайдут с очередной просьбой открыть ротик пошире или спустить штаны.       Рьюга на допросах больше писал, чем говорил. Однажды только обмолвился, что обвинение зыбко, но как он ни старается объяснить прокурору, тот упирается в следы в квартире и мотив. А мотивом послужило, видите ли, завещание. Чертов старик умудрился-таки большую часть своих сбережений переписать на Кея, но даже если бы знал, Кей не думал больше оставаться с ним и уж тем более убивать.        Перед судом Яматори передала небольшую посылку от Юкио. Конверт, порванный, осмотренный, с полицейской печатью и единственным содержимым — фотокарточкой… Смазанный профиль на фоне закатного солнца, уходящего в воды Средиземного моря. Кей тогда придумал ей название «Моряк, которого разлюбило море».       «Море, может, и разлюбило. А я не отказываюсь от своих слов».       Таков его ответ. До сих пор не отказался. Герой верен себе. ***       — Встать. Руки перед собой, — полицай щелкнул наручниками. — На выход.       Кей послушно вышел. Завтрак не доел, не хотелось ничего, кроме как услышать свою участь и, если грозит тюрьма, он уже придумал, что будет делать. Даже написал письмо Юкио на этот случай. Времени было предостаточно, чтобы обдумать и вымарать немало бумаги. Зная героя, он будет в ужасе. Главное, чтобы не вздумал воплотить свою дурацкую «шутку».       Стоило выйти из полицейской машины, вспышки ослепили. Кей попытался поднять сцепленные руки, но сопровождавший полицай опустил, сдавил цепь так, что чуть кистей не лишил. Пришлось зажмуриться и поторопиться проскочить через блокаду журналистов.       — Кей-сан, правда, что вы убили Окумуру-сана из-за денег?       — Кей-сан, правда, что Окумура-сан издевался над вами?       — Кей-сан!       — Кей-сан!       — Заткнитесь, мать вашу, — сквозь зубы процедил Кей, прячась за сопровождающих.       В зале сидело несколько газетчиков — снимать запретили, а писать нет, поэтому, они, довольные, скрипели ручками по бумаге, фиксируя каждую мелочь. Рьюга сидел с каменным лицом. Возле места, куда усадили Кея, стояла Яматори, перебирая бумаги.       — Как вы, Кудо-сан? Как себя чувствуете?       — Никак.       — Рассказывайте все суду как есть. Велики шансы, что приговор вынесут в нашу пользу.       — Мне похрен.       Яматори снисходительно улыбнулась.       — Я бы предпочла услышать что-то вроде «давайте будем бороться до конца».       Кей молча опустился на свое место между двумя суровыми конвоирами и потер покрасневшие запястья.       Вошел прокурор, следом за ним — безутешный сынок Нобору, прошел мимо, окинул настолько презрительным взглядом, будто намеревался довести дело до виселицы. Не знал, что ей Кей был бы рад гораздо больше, чем какому бы то ни было тюремному сроку.       Гвалт утих, появился суд — пожилая секретарша и три человека, двое мужчин почтенных лет, почти как старикан Окумура, и уставшая дама, на вид ровесница Ангелики.       — Прошу садиться. Слушается дело о насильственном причинении смерти господину Окумуре Иори.       Поднялся занавес. Представление началось.       Зал полон, настоящий аншлаг. И Кей снова в главной роли. Будь старик Окумура жив, он оценил бы пассаж, подачу, игру сына, и гордился бы своим «посмертным» творением. Кей не оборачивался. Не хотел видеть злую, раздавленную Неко-чан и расстроенную Саюри, пришедшую со съемочной группой в полном составе. Рьюга сказал, она порывалась на встречу, но разрешения не получила. Юкио тоже был здесь, Кей нутром чувствовал. Лучше бы не появлялся, но он свидетель. Сам того не желая, Кей втянул его в представление и вытолкал на сцену.       Первым вызвали настрадавшегося сыночка. Он явно подготовился, высмотрел в словаре как можно больше выражений, заменяющих одно ясное и понятное «шлюха». Изо всех сил сынок Окумуры давил на то, что Кей хладнокровно и безжалостно расправился с его отцом, хотел его лишить всего годами нажитого состояния. И произошло это сразу после завершения сериала, что лишь оправдывает притянутый за уши денежный мотив.       — Подсудимый, встаньте.       Кей отвлекся от разглядывания красных узоров на запястьях, похожих на разбрызганную акварель… Икиру любил рисовать, у него часто были полупрозрачные алые цветки сакуры в альбомах.       — Вы признаете свою вину в совершении данного преступления?       Достаточно сказать «да», и вся эта клоунада потеряет смысл. Отпустить веревку и позволить себе упасть, уйти красиво. Что может быть прекраснее своевременного прощания с жизнью?       Одно слово среди тишины решит дело быстрее приговора.       Яматори сидела, стиснув кулаки. Кей оглянулся на дышавший в затылок зал, замеревшие над листками блокнотов ручки, горящие взгляды с ожиданием сенсации. Последний ряд, у самого окна сидел герой. Он не ожидал чего-то, как все, он словно был уверен в ответе Кея, был уверен, что выйдет из зала суда с ним, рука об руку, что снова привезет его в Окутаму, откроет калитку и, когда закроет ее за Кеем, произнесет: «С возвращением!»       Кей на миг закрыл глаза. Поверил в мечту Юкио, представил так же ясно. Жаль, она скорее так и останется мечтой… И все же, потянув достаточно времени для интриги, ответил:       — Нет, не признаю.       Яматори громко выдохнула.       — Конечно, он и не признается, — рывкнул Нобору. — Посмотрите на эту мразь, ваша честь, он же врет как дышит! Окрутил отца, чертов педик!       — Потерпевший, следите за высказываниями, — перебил один из судей. — Подсудимый, продолжайте. Изложите нам свою версию.       — Тогда прошу господина потерпевшего закрыть свои нежные ушки, — усмехнулся Кей. Он не собирался ничего утаивать. Раз уж пошел по проторенной дорожке и не взял на себя ответственность за нелепую смерть старика, самое время сделать то, что всегда любил, — ткнуть в гадкую правду.       — После вечеринки по поводу окончания съемок Окумура поволок меня к себе. Накидался я хорошо, стоял с трудом, блевать тянуло. Идти к нему я не хотел, но выбора не было, он спровадил Некодзаву, моего менеджера, прицепился, уговаривал, чтобы я остался с ним. Хотя как уговаривал… Привязал к кровати и угрожал никогда больше не выпустить от себя. От этих самых уговоров перешел к действиям почти сразу, хотя раньше жаловался на проблемы со стояком. Прошу прощения, с потенцией. Ну, я и смекнул, что старикан, то есть, Окумура-сан, наелся таблеток каких-то, и прилично наелся. Его хватило на четыре захода, и черт знает сколько они длились, мне казалось, что бесконечно. На последнем он кончил, рухнул на меня. Наверное, тогда сразу и сдох. Я кое-как выбрался, развязал руки. Искусственное дыхание сделал, но толку-то. Скорую вызвал, сам под шумок свалил к ге… Нода Юкио-сану, двери открытыми оставил. Вот и все.       Красный до кончиков ушей Нобору вскочил с места.       — Клевета, ваша честь! Он подсыпал эту отраву и специально соблазнил отца! Он знал, что его сердце не выдержит нагрузки!       Допрос продолжился как ни в чем ни бывало. Кей так привык отвечать на одни и те же вопросы, что говорил, повторяя свои слова в идеальной точности.       — Были ли у вас конфликты с покойным?       — Я просто собирался разорвать с ним любую связь.       — Окумура ранее подвергал вас насильственным действиям сексуального характера?       — До того раза — нет.       Кей говорил и слышал собственный голос отдельно от себя. Видел собственный затылок, смотрел на происходящее со стороны. Настоящее я погрузилось в ту ночь, в отражение испуга через остекленевшие глаза, застывшие с животным желанием в глубине зрачков, чувствовало тяжесть мертвого тела.       — Вы знали о его диагнозе?       — Нет.       — В доме потерпевшего повсюду найдены ваши отпечатки пальцев. Как вы это объясните?       — Я периодически жил у Окумуры. Так что там не только следы от пальцев найдутся.       — Кудо-сан, — Яматори подняла руку. — Знаком ли вам данный препарат и его свойства?       Она показала коробку, зеленую с четко прорисованной стрелкой вверх.       — Не шарю за таблетки, только иногда антибиотики глотал в борделе. А таких не видел. Старик при мне никакие старался не принимать, хотел молодым казаться.       — Сколько таблеток данного препарата составляют летальную дозу?       — Понятия не имею.       — Обратите внимание, господа судьи, препарат не признан летальным даже в больших дозах. Вам не кажется странным, пытаться с помощью него убить человека, не будучи уверенным, что данный способ сработает наверняка.       — Он же знал, что у папы сердце больное! Знал! — выкрикнул Нобору.       — Однако Кудо-сан утверждает, что не знал о диагнозе Окумуры-сана.       — Да он что угодно утверждать может!       — Тишина в зале!       — Благодарю, ваша честь, — Яматори продолжила. — Следствие делает упор на наличие отпечатков Кудо-сана в доме, но не уточняет, что на стакане с водой, где разводился препарат, и на упаковке его отпечатков нет.       — Подсудимый мог работать в перчатках.       — При этом оставив следы своего пребывания по всему дому. Биологическая экспертиза места происшествия так же потверждает показания подсудимого. На простынях найден биологический материал, принадлежащий в большей части Окумуре-сану, и в меньшей — подсудимому. На грядушке кровати осталась рубашка и следы кожи подсудимого, что подтверждает факт обездвиживания рук, о котором он упоминал. Каждому слову подсудимого находится доказательство.       — Чушь! Вы просто ищите оправдания, — бурчал Нобору. — Хотите выбелить имя этого никчемного актеришки, выпустить эту шлюху на свободу, чтобы она еще чьего-нибудь отца убила!       — К подсудимому еще есть вопросы? Нет? Подсудимый, вам есть что добавить?       — Нет.       — Присаживайтесь.       После высказанного смотреть на героя не было сил. Столько раз, пока был рядом с ним, Кей спал с другими, демонстрировал свою гнилую суть, а сейчас чертовски стыдно, что тот снова слышал подобное: о старикане, о злосчастной ночи, о мерзости, от которой Кей до красноты оттирал тело, вымывал до скрипа, прежде чем снова оказаться в руках Юкио тогда. Если бы была возможность переписать жизнь, вычеркнуть бы из нее всех клиентов и спонсоров, послать бы к чертям и того итальянца, и Окумуру, Кей бы еще тогда, пару лет назад выставил бы за порог глупую недоневесту Юкио и остался бы с ним до конца жизни.       Вызвали какого-то нотариуса, Кей по имени не понял, а приглядевшись к лицу с высоким облысевшим лбом, вспомнил. Раньше у Окумуры тусовалась компания друзей, и этот пухлый коротконогий мужичок был в ней, обожал бить своим стручком по носу, разбрызгивая остатки спермы. Мельком он поглядывал, тер лоб платком. Кей ухмыльнулся, подмигнул, и тот, казалось, сейчас лужу пота оставит после себя. Начал заикаться, мяться, при вопросе, знаком ли он с подсудимым, чуть не позеленел от испуга. Не будь Кей в зале суда, он бы расхохотался.       Окумура, оказалось, действительно, переделал завещание и сразу после неожиданного визита сына, когда Кей наконец-то ушел от него с вещами.       — Потерпевший, ваши отношения с отцом из-за этого ухудшились?       — Нет, я узнал о коррективах в завещании после его смерти.       — Подсудимый, а вы?       — Узнал сейчас. Окумура обещал мне золотые горы, если я останусь с ним, но о завещании речи не было. Мне его деньги не нужны, я на гонорар не жалуюсь.       — Тебе бы еще жаловаться, совратитель! — рыкнул Нобору.       Следующими были ребята из съемочной группы. Оказалось, никто, даже те, кто на протяжении нескольких лет работали с режиссером бок о бок не знали о его диагнозе. Умело старик шифровался, пока лежал в предынфарктном состоянии в больнице, всем рассказывал, что внезапно сорвался на горячие источники — и все в таком духе. Группа подтвердила, что отношения с режиссером на протяжении съемочного процесса были хорошими. По-другому и не могло быть, Окумура относился ко всем, как к своим детям. Трудно поспорить. Только это не мешало ему некоторых «детей» потрахивать. И никто не мог оспорить факт того, что Кей ушел с Окумурой тогда. Да, Кей был не в состоянии, это многие заметили, и, да, Окумура повел его к себе, так как ресторан находился неподалеку от его дома, из чистых помыслов и отцовской заботы, конечно же. На этом все. Некоторые высказали подозрения о связи, о том, что Кей не просто так взял главную роль. Теперь успех аннулирован. На Неко-чан не было лица. Она, оказавшись перед судом, всячески винила себя, за то, что поверила в доброту Окумуры и не подумала о том, что он мог так неприкрыто воспользоваться состоянием Кея.       Саюри появилась в черном платье. На протяжении съемок почти всегда в брюках и костюмах, и вдруг внезапно — трогательно-хрупкая и невинная, она будто тоже понимала — это всего лишь роль, это театр, и, как положено актрисе, она искала точки воздействия. Лишь заплаканные глаза не сочетались с образом.       — Китагава-сан, расскажите, какие отношения были между господинами Кудо и Окумура?       Саюри беспомощно посмотрела, словно просила встать и взять ее за руку вопреки угасавшей фобии. Кей чуть улыбнулся ей. Пусть говорит как есть, ей нечего стесняться и бояться. Это дело — клеймо на одного.       Саюри честно призналась, что наблюдала приставания режиссера, и знала, как Кею тяжело было находить баланс. Он его и не искал. Дал Окумуре тогда, после приезда из Ито, и дальше огребал последствия и его дурацкую ностальгию.       В конце речи Саюри выпрямилась, и из скорбной девы превратилась в воительницу.       — Уважаемые судьи! — от громкости ее обращения дрогнули стекла в зале. — Кей не мог никого убить и уж тем более Окумуру-сана. Уверена, он сам напуган не меньше! За время съемок мы стали хорошими друзьями и прошу принять мои слова во внимание!       — Обязательно примем, Китагава-сан, возвращайтесь на место.       Сразу после Саюри вызвали Юкио. Бледный, явно не спавший сегодня перед судом, но уверенный. Кей нечасто видел его таким, разве что за работой и при спорах с заказчиками. От его уверенности стало спокойнее и теплее. На миг Кей снова поверил в прекрасную картинку, где они, держась за руки, покидают здание суда.       — Какие отношения связывают вас с подсудимым?       Никакие. Все, что оставалось, они сожгли дотла.       — На данный момент дружеские, плюс работаем в одном модельном агентстве.       — Однако по нашим данным вы в прошлом состояли в интимных отношениях.       — Состояли, но расстались друзьями.       — Почему подсудимый явился именно к вам после смерти Окумуры-сана?       — Кей был сильно напуган и нуждался в поддержке.       — Скорее в затычке для дырки своей он нуждался, — фыркнул Нобору.       — А разве не страшно в один момент оказаться в постели с трупом?       От слов Юкио мурашки пробежали по спине, и, похоже, не только у Кея. В зале завозились, зашептались, лишь бы выгнать впрыснутый в воздух страх.       — Во сколько Кудо-сан прибыл к вам?       — Приблизительно в половине первого.       — Кто-то может подтвердить это?       — Если только кто-то из соседей не спал в это время.       — Он сказал вам о произошедшем?       — Да.       — Почему вы не сообщили в соответствующие инстанции?       — Потому что решил, что важнее сначала помочь Кею отойти от шока и дать ему прийти в себя.       — Есть еще вопросы к свидетелю?       — Да все с этими голубками понятно, — сынок Окумуры не мог не язвить хотя бы себе под нос.       Юкио вернулся на место. Проходя мимо, слегка улыбнулся, и Кей будто услышал в голове его голосом сказанное: «Все будет хорошо». Слепая уверенность и вера в судьбу так в духе героя. Он не думал никогда, что именно она, судьба, и издевалась над ними, глядя свысока и едва не падая на землю от хохота.       — Мы выслушали всех заявленных ораторов. Подсудимый, вам предоставляется последнее слово.       — Мне нечего сказать, ваша честь.