По ту сторону греха

Пуст… Я всегда был пуст внутри. Мне казалось, это потому что из меня вынули душу. Но я ошибался. Я был пуст всегда.

      Сейчас, когда от произошедшего пару лет назад оставались лишь смутные воспоминания, Кей уже не чувствовал той отдушины… той капельки духа свободы, что была в нем при Фуджи. Хорошо, что в распоряжении отдельная съемная однушка — место, где можно выспаться после бурных ночей. Спасибо исключительной «щедрости» Эйдзоку, иначе пришлось бы жить в комнате №194 на втором этаже «Кукольного дома». Выкрашенная в любимый цвет Эйдзоку — красный, заставленная такой же мебелью, украшенная такими же шторами и простынями на большой двуспальной кровати, она вызывала у Кея приступ тошноты, как от переедания сладостей. Наглухо запертое окно, прочная стеклянная дверь — будто Кей собирался сбегать. Здесь невозможно было жить. И пусть Эйдзоку за аренду маленькой квартирки в Сибуе драл баснословную плату, зато у Кея теперь был собственный уголок, где можно расслабиться и наслаждаться вкусом абсолютного одиночества.       Ожидая в комнате очередного клиента, жертвовавшего последними часами рабочего дня ради встречи, Кей лежал на кровати, поглаживая мягкий шелк покрывала. Плотно задвинутые шторы не пропускали вечернего света, поэтому можно было зажечь ночник и любоваться бликами на потолке, ложившимися в причудливые узоры. Они напоминали Кею водную гладь, что манила к себе, манила погрузиться и забыться, оставить измученное тело своей ласковой прохладе. Кей прикрыл глаза. Вот бы проснуться где-нибудь далеко отсюда под тихое шуршание накатывающих на песок волн. С раннего детства Кей мечтал о соленых брызгах за кормой большого корабля, капитаном которого был бы он сам. Сияя в белоснежной форме под палящими солнечными лучами, гордо держал бы на плечах погоны и, подходя к краю палубы, любовался бы безумной морской стихией под ногами, в которую так долго и безответно влюблен. Осталось ли что-то теперь от этой наивной мечты в продажном теле?..       Кей нащупал в кармане джинсов еще вчера свернутую самокрутку и зажигалку, не отрываясь от узоров на потолке, достал их и за целый день смог наконец-то спокойно закурить. Впустить в легкие дурманящий дым, чтобы снова заменить отвращение к миру и самому себе на всепоглощающий кайф. Чтобы тошнотворные стены и темный проем окна цвели разноцветными брызгами перед глазами. Чтобы до боли стягивающие волосы пальцы казались ласковыми, а сперма становилась сладкой на вкус. Чтобы грубые прикосновения, оставляющие на коже следы, возводили к вершине блаженства, а очередной клиент, уже лысеющий неудачник в отношениях с женщинами, превращался в самого желанного на свете человека. Чтобы ночь с ним хоть на йоту приблизилась бы к чему-то абстрактно-приятному, похожему на то, что имеют в виду люди, говоря «заниматься любовью». Смешно становилось от подобных подмен, но без них уже не жить, потому Кей и окунался с головой в ночь — в свою единственную реальность. Утверждал себя за счет богатеньких извращенцев, плативших огромные деньги, лишь бы он хоть на час оказался в их полном распоряжении. Можно восхищенно касаться губами кожи, можно избивать, кусать, иметь, наслаждаясь болезненными стонами, умоляющими прекратить или, напротив, продолжать. К каждому клиенту стоило просто найти подход, — и Кей в какой-то мере гордился своим умением. А пока в человеке есть хоть капля гордости, он сумеет выжить даже на самом дне. Он еще может оставаться человеком.       Дверь комнаты открылась, дав понять, что кончилась минута расслабления.       — Сегодня у меня очень мало времени, — предупредил клиент, на ходу развязывая галстук. — Выложись как следует, Кей.       Пальцы скользнули по губам, заставив открыть рот и принять их, машинально обласкивая языком. Впрочем, Кей все делал так, на автомате: раздевался, целовал, томно поглядывая на клиента, стонал, подставляя ему зад и сжимая внутри его торопливо толкавшийся член. В этой игре с подменой все равно недоставало какой-то крупицы, маленькой детали в большом пазле.       Эйдзоку внушал Кею, что он всего лишь вещь, с особым старанием. Вбивал это не только словами, но и на уровне жестов. Сначала хотелось немного побунтовать, но потом Кей смирился со своей участью. Он стал лучшим исполнителем чужих желаний. Довольный Эйдзоку купался в прибыли, в порывах нежности называя его мужской ипостасью таю*.       Вечерами приходилось работать в VIP-зале, если, конечно, от какого-то очень важного клиента не поступало вызова. На барной стойке Эйдзоку оборудовал место, где, как на витрине, выставлял лучший товар, разрешая посетителям потрогать его за небольшую плату. Эти вечера Кей ненавидел больше всего. Ненавидел чужие руки, облеплявшие тело, будто щупальца морского чудовища — со всех сторон, во всех местах. И маски на лицах, бесконечные фальшивые маски, за прорезями глаз которых таился неподдельный животный инстинкт. Воздух становился ощутимым, концентрировался до горячего, сладко-грязного потока, текущего по коже. От нарисованной похотливой улыбки сводило скулы, от чужих потных ладоней к горлу подкатывала тошнота… Но спасибо прочному фарфоровому налету на мертвой душе — никто не заметит в голубоглазой кукле изъяна.       Единственным лекарством и утешением была марихуана. С ней Кей медленно впадал в состояние абсолютного безразличия и бесконечной эйфории. Обостренное осязание, яркие пятна перед глазами, смутно напоминающие обстановку тошнотворно-алой комнаты, голоса, превращавшиеся в неритмичный поток исключительно фантастичной, но приятной слуху музыки — вся эта подмена реальности была наилучшим средством не сойти с ума.       Сразу после клиента пожаловал Эйдзоку с натянутой во весь рот слащавой улыбкой. Стерев краем майки остатки спермы с лица, Кей присел на кровати и поднял на своего единоличного хозяина тяжелый взгляд в качестве приветствия.       — До меня случайно дошли слухи, — начал спокойным тоном Эйдзоку, но Кей уже мысленно приготовился к внеочередной взбучке, — что ты вчера у Ритидзу-сана успел и его сына обслужить. А мне деньги отдал только за одного клиента.       — Сколько заплатили, столько и отдал, — равнодушно пожал плечами Кей, но в тот же миг его за подбородок схватила крепкая рука в легкой кожаной перчатке, излюбленном аксессуаре Эйдзоку.       — Помнишь, о чем мы с тобой говорили, а? Ты элитная игрушка моего заведения. Никаких левых заработков в машинках и на квартирках. Слышал меня? Хуже от этого будет исключительно тебе.       — Я только в метро… — выдержал интригующую паузу Кей, едва сдержав улыбку от перемен в гримасе хозяина, — …на гитаре играю.       — Сукин сын, не смей мне дерзить! Ты у меня в ногах валяться должен за то, сколько я для тебя сделал!       Рука в неприятно скрипевшей по обнаженной коже перчатке плавно двинулась от подбородка по шее, груди, животу, останавливаясь в районе паха и до боли грубо сжимая пальцами член. Эйдзоку обожал так ощупывать принадлежавшие ему игрушки, при этом не пачкая руки о влажное от капель пота и грязное после клиентов тело. Обожал смотреть, как Кей содрогался от его действий, и слушать болезненно-сладкие стоны. А еще — оставлять красноватый шлейф от прикосновения, словно художник, ставящий подпись на своем шедевре и отправляющий его в века. Неважно в чьем доме висит картина или на чьей полке красуется куколка — на деле принадлежит она только творцу.       Напоследок грубо проведя пальцем по губам Кея, Эйдзоку наклонился к нему и прошептал:       — Завтра жена уедет к родителям. Возьмет с собой дочку. Я за тобой заеду, так что будь готов, мой непослушный мальчик. А сейчас вали приводить себя в порядок, вычисти зад хорошенько. Клиент особый. Я лично отвезу тебя в «Гранд-отель».       Эйдзоку действительно сопровождал до самых дверей номера и, прежде чем постучать, черной, не пропускающей свет лентой завязал Кею глаза.       — Это еще зачем?       — Я же сказал, клиент особый. Пожелал, чтобы ты не видел его лица.       Эйдзоку трижды постучал. Дверь открыли сразу. Кей с улыбкой слушал, как рассыпался в лести хозяин, но вот клиенту это, похоже, не понравилось. Его вдруг крепко схватили за руку и аккуратно повели в глубь номера, а дверь захлопнулась перед носом у Эйдзоку. Клиент ни слова не говорил, видимо, еще и не хотел, чтобы слышали его голос. Просто осторожно вел за собой, пока ноги Кея не уперлись во что-то мягкое — либо кровать, либо диван. Скорее первое. Руку потянули вниз, и Кей послушно опустился, слушая частое, взволнованное дыхание рядом. Мужчина сидел напротив и не приближался, похоже, начинал как и все клиенты — просто разглядывал. Кей улавливал каждое его движение. Вот — потянулся за чем-то, и в отдалении заиграла музыка, медленная, расслабляющая. Чужие пальцы коснулись края майки, задирая ее, теплое дыхание застыло на вершинках сосков, отчего мурашки пробежали по коже. Ласковые клиенты попадались редко, большинству требовалась банальная разрядка. Сейчас, казалось, все иначе. Или, возможно, очередная замена, в которой можно почувствовать себя не игрушкой, а полноправным любовником, принявшим правила загадочной игры. Будто вышитой бархатом дорожкой, поцелуи проследовали вниз по животу. Звякнула пряжка, и плотно обтягивающие джинсы медленно спустились по ногам, почти стекая куда-то вниз, а за ними следом — трусы. Мужчина не торопился в такт плавной музыке, обводил тело, не упуская ни сантиметра, всюду касаясь на удивление мягкими подушечками пальцев. Кей вслепую протянул руки, тоже пытаясь коснуться его, но успел почувствовать лишь ткань шелкового гостиничного халата. На плечи вдруг грубо надавили, заставляя опуститься на мягкое ложе, а руки вытянули за голову. Громко захлопнулся маленький замочек. Кей дернулся и испуганно вздрогнул — холодный металл наручников плотно держал, впиваясь в запястья.       — Ну зачем?.. Я же не дурак, сбегать от такого ласкового клиента.       Молчание в ответ. Только тихий выдох, похожий на смешок. И руки, продолжающие изучать тело.       Кей почувствовал приближение, горячее, тесное, кожа к коже. Мужчина лег на него почти всем своим весом, пригвоздил к кровати. Невесомо пальцы касались лица, скользили по скулам, сминали губы. Кей чуть приоткрыл рот, и они тут же ворвались туда, протолкнулись насколько хватало длины. К горлу подступил ком, с трудом удалось сдержать рвотный позыв. Пальцы тут же вынули, остался только теплый след на губах. Кей тихо простонал, ощутив влажное прикосновение к внутренней стороне бедра, скользнувшее к мошонке и дальше, к напряженно сжавшемуся анусу, а затем — внутрь тела. Он ахнул, выгнулся, звякнула цепь наручников. Внизу живота приятно тяжелело, пальцы свободно проходили глубже, касаясь узелка простаты. Кей готов был млеть и дальше, но движения закончились так же резко, как начались.       Мужчина лежал рядом, терся об него, горячо дышал в шею, посасывал мочку уха… Кей чувствовал все его нетерпение, своей твердостью упирающееся ему в бедро, и кое-что еще. Грубоватое, похожее на шрам, от каждого движения, казалось, отпечатывающееся теперь на его теле.       Клиент из каждого мгновения вытягивал максимум, можно сказать, старался подарить кусочек счастья лежавшей под собой кукле, будто ее предназначение вовсе не в том, чтобы быть использованной. Теплые губы осыпали Кея поцелуями. Кончик чужого языка даже обвел головку члена, и Кей простонал почти в такт тихой музыке, растворявшейся в воздухе. И совершенно не странно — не видеть и не слышать, только ощущать чужое тело, шелк халата и мягкость кровати под собой. Эта игра стала частью реальности, слилась с ней, и за тьмой закрытых глаз вдруг привиделся образ того смущенного блондина из бара. В памяти сохранились черты его лица, нежная улыбка, чистый взгляд. Вдруг это он? Вдруг захотел, но побоялся признаться? Черт, Кей был бы только рад, если б крепкий стояк, что вот-вот ворвется в него, принадлежал этому мягкотелому парню. Он даже сильнее раздвинул ноги, дал понять, что готов более чем и у него тоже нет сил терпеть.       Накрывавшее его тепло вдруг исчезло, обжигающее дыхание напоследок коснулось виска. Лишь ладони легли на грудь, поглаживая от сосков к ключицам и обратно. Музыка сменилась, став еще более медленной и тягучей. В такт ей двигались ладони вдоль тела, скользили по животу, по ногам. Незнакомец, скрытый за черной повязкой, похоже, упивался властью над куколкой, распятой перед ним на кровати.       «Не он», — проскользнула мысль. Кей и сам не знал, почему так решил, просто чутье.       Внезапно что-то мимолетным раздражающим прикосновением пронеслось по бедрам. Кей судорожно дернулся, стараясь свести ноги, но сильные пальцы клиента придержали их. Снова полувздох-полусмешок, и все острее становилась щекотка, подбиралась к самому чувствительному. Кей застонал, прикусив губу. Стерлась граница между удовольствием и болью. Едва скользившие по промежности и вдоль твердеющего члена касания мучили его, изводили, а острое, пронзительное, болезненное желание разъедало, словно кислота.       — Пожалуйста… — слово постыдно вырвалось само среди громких стонов. И в тот же миг его охватило пламя поцелуя. Чужие губы оказались сладкими, похоже, от шоколадного ликера, Кей не желал их отпускать, жадно облизывая, приподнимаясь, насколько позволяли скованные, затекающие руки. Резкий контраст с грубыми движениями пальцев на члене. Кей вскрикнул, когда клиент вдруг надавил на головку, ведь он и так был почти на пределе. Играется… Конечно, любому нравится когда в руках отзывчивое тело, на котором малейшее действие отражается, расходится, словно круги по воде.       Кей ощущал неподдельное желание — подкрепленное марихуаной, оно делало каждое прикосновение жарким и острым. Он приподнял бедра, толкнувшись в руку клиента. Шкала терпения уже преодолена. Слух уловил лишь беззвучную усмешку, а затем язык снова коснулся чувствительной головки. Едва Кей собрался расслабиться, его пронзил болезненный импульс. Вскрикнув, он дернулся, но боль только усиливалась. Инородное тело проталкивалось в уретру — маленькое и узкое, но его вполне хватало. Внизу живота заныло, отдаваясь болью в поясницу. Кей дернулся еще раз, еще — кольца наручников все сильнее впивались в запястья. Хотелось сорвать к черту дурацкую повязку с глаз и убежать отсюда как можно дальше, лишь бы не чувствовать этой отвратительной боли.       Словно услышав мольбы Кея, клиент прильнул губами к его шее. Вошел резко. Кей, стиснув зубы, выгнулся, постарался расслабиться, но из-за ноющего от боли члена не получалось. Вровень со вступившими ударными, мужчина настойчиво вбивался как можно глубже в напряженный зад, вырывая из горла стоны. Ускорившаяся музыка иглами колола сознание. Казалось, боль по всему телу разливается горьким месивом. Еще и еще… Длинный и толстый член неведомого клиента доставал до простаты, заставляя трепетать от близкой к безумию эйфории. Его руки крепко впивались в бедра. Кей ощущал все: каждое движение, прикосновение, каждый вздох и в то же время находился где-то на грани полной потери чувств. И возбуждение, и боль волнами хлестали по телу, бросая то в жар, то в холод. Из-за странной штуки внутри члена невозможно было кончить, любое непроизвольное касание к нему — как острое лезвие, врезающееся в плоть без кожи. Повязка намокла — по щекам бежали слезы, терпеть было невыносимо. Стоны обратились в беспомощную мольбу. Еще и еще. Мужчина как назло терся о болезненно набухший стояк, ускоряя движения. Снова что-то защекотало живот. В изобилии ощущений Кей терял себя. Еще — он бесстыдно раздвигает ноги и вопреки боли толкается навстречу. Еще — от паха до макушки разливается жар, в висках пульсирует живая лава. Еще — затекшие руки цепляются за металлическую перекладину изголовья. Дрожащее тело вдруг замирает, сквозь темную пелену перед глазами распускаются фейерверками яркие цветные пятна. Кей ощутил, как из переполненного семенем члена, словно пробка из шампанского, вылетело принесшее столько боли инородное тело. Теплые брызги оросили живот, и он расслабленно опустился на мягкое покрывало. У самого уха тихий вздох — и внезапно ощущение пустоты в заднице. Кровать заскрипела — казалось, клиент поднялся, но Кей чувствовал его достаточно близко. Влажное прикосновение к губам — и он послушно открыл рот, ощущая нетерпеливую пульсацию чужого члена, врывающегося в горло. Волосы крепко сжали на затылке, не позволяя продохнуть. Горячий поток заполнил рот быстро, Кей едва успевал сглатывать накопившееся удовольствие своего клиента. Пусть он так и не услышал голоса, даже стонов, зато о многом сказало частое, сбившееся дыхание, пока Кей старательно вылизывал постепенно уменьшающийся член и расслабленные яйца.       На какое-то время мужчина оставил его совсем. Щелкнула зажигалка. Кей невольно сглотнул — сам бы покурить не отказался. Пусть прикосновений уже не было, он даже через темную повязку ощущал на себе дикий, полный желания взгляд. Клиенту было мало. И потому с началом нового музыкального трека он развернул Кея к себе спиной… Все началось по новой.       Жидким медом проник за окно рассвет. Клиента уже не было, наручники и повязка оказались сняты, только жутко болели растертые до крови запястья. Рядом, на кровати, лежал источник боли — измазанное в сперме декоративное павлинье перо, каким частенько украшали вазы в номерах. С трудом поднявшись, Кей вымылся, набросил на бедра полотенце и устроился на подоконнике. Устало чиркнул зажигалкой, прикуривая и пуская в форточку успокаивающий сигаретный дым. Он ненавидел рассветы. С их приходом привычная ночная жизнь вынуждена была скрываться от глаз толпы. С рассветом пробуждалась жизнь иная, за которой выброшенный из ее бесконечного потока Кей мог только наблюдать. Водой сквозь пальцы протекала она, совершенно бессмысленная, до возвращения темноты. Потому Кей и не выносил свет, особенно первые лучи, осязаемо разрушавшие идиллию вместе со звездным небесным куполом. Неужели так было всегда? Неужели он всегда так ненавидел солнце?..       Оглянувшись на прикроватную тумбочку, Кей мысленно пересчитал лежавшие на ней купюры и прикинул, сколько из этого придется отдать Эйдзоку. Этот жадный урод готов забрать все. Спасибо, хоть что-то оставляет, правда, ничтожно мало для покупки травки. Пожалуй, будь рядом Хикаро, Кей ни за что не позволил бы себя так обделять, но сейчас он в этом мире совсем один, и порой ему абсолютно плевать на количество купюр в кармане. По крайней мере, пока снова не настанет рабочая ночь.       Каждое утро нападала эта чертова меланхолия, словно похмелье от ночной жизни, накатывала к горлу. Кей взял бутылку коньяка из мини-бара в качестве чаевых, открыв, сделал несколько жадных глотков, снова возвращаясь к окну. Приступ тошноты от никчемности существования унял обжигающий нутро алкоголь.       Все повторялось изо дня в день. Из ночи в ночь. Не было выхода из замкнутого круга, а может просто Кей и не хотел выбираться, наплевав на то, сколько раз продавал он свое тело, что делали с ним клиенты. В его жизни царила пустота — всепоглощающая, словно черная дыра, и в серой, вязкой массе одинаковых дней каждый раз по-разному пела лишь старая гитара.