Симпатика

◄ 15 ►

Хань зажмурился от слабого света ночника, покопошился под одеялом и тихо зашипел. Ощупал недавно пострадавшую голову, нашёл прилепленный пластырь и всё же из-под одеяла вылез. Оглядевшись, прикинул, что ночь в разгаре. Поразмыслив немного, чтобы разогнать заспанные мозги, сполз с дивана и побрёл к кухне — утолить жажду. Покончив с этим, отправился на поиски Солли и Чонина. Сначала он решил убедиться, что Чонин вернулся и спит, но в спальне горел ночник, а кровать была пуста. Хань отметил под дверью комнаты Солли полоску слабого света и сунулся туда. На полу валялись детали конструктора, а на свободном месте устроился Чонин. Лежал на спине, прижав к себе Солли и подложив одну руку под голову. Солли вместо подушки предпочла плечо Чонина и крепко держалась за его шею. Словно почувствовав взгляд Ханя, Чонин сонно завозился, повернулся на бок и притянул Солли к себе ближе. Она уткнулась лбом ему в грудь, ногой сдвинула не до конца собранную конструкцию и смяла пальчиками мягкую ткань футболки Чонина на плече. Хань неуверенно притворил дверь, подкрался к ним и уселся на полу, разглядывая обоих с искренним любопытством. Чонин тихо вздохнул, коснулся рукой спутанных тёмных волос Солли, пропуская тяжёлые пряди меж пальцами, погладил и прижал Солли к себе ещё крепче. Хань растянулся на ковре, упёрся локтями и опустил подбородок на сцепленные в замок ладони. Продолжал смотреть на спящих Чонина и Солли и подмечать схожие детали. Тем более, Солли спала почти так же, как четыре года назад Кай, когда втихаря забирался в кровать Ханя. Хань сам не заметил, когда и как подобрался поближе. Обратил на это внимание, потому что вдруг вытянул руку и кончиком пальца невесомо провёл по лицу Чонина. Прикоснулся к влажным ресницам и погладил висок. Чонин вздохнул и прижался подбородком к макушке Солли, но не проснулся. Хань осмелел и придвинулся ещё ближе. Так близко, что от Чонина его отделяла теперь только Солли. Лежал на боку, опираясь на локоть, и смотрел. Смотрел и вспоминал слова Чонина. Что, если Чонин был прав? У него теперь собственная жизнь, которая начиналась без Ханя. Семья, работа, друзья и маленькая дочь. Наверное, Чжису смотрелась бы уместнее рядом с Чонином и его Солли. Хотя и Чунмён тоже прав — Солли никто не нужен, кроме Чонина. Эти двое нуждались только друг в друге. Хань помнил, что Солли изначально рассматривалась всеми как замена Чонина, если бы Чонин так и остался в криокамере на максимальный срок, а после умер бы уже по-настоящему. Но Чонин не остался в криокамере. Он и Солли почти одновременно вернулись к родным. Кто знает, как воспринимали бы Солли остальные, если бы не Чонин. Хань не взялся бы судить о таком неконкретном понятии, как сила любви, но даже ему казалось, что родные откровеннее волнуются о Чонине, о Солли они волновались куда меньше. О Солли в большей степени всегда волновался только Чонин, и его чувства к ней были искренними и неоспоримыми. Он в самом деле считал её своей дочерью, хотя ровным счётом ничего не сделал для того, чтобы Солли появилась на свет. С другой стороны, Солли была в большей степени дочерью Чонина, чем если бы появилась на свет естественным путём. Геном Солли не представлял собой сплав из родительских и не был игрой случая и природы. Геном Солли был геномом Чонина, где просто поменяли одну хромосому, чтобы родилась девочка, а не мальчик. Искусственное зачатие, но геном всё тот же. И это получилось. Хань улёгся на ковре, погладил Солли по плечу и накрыл ладонью руку Чонина, которой тот удерживал и прижимал к себе Солли. Часть генома до сих пор не расшифрована, Хань сам говорил об этом. И сейчас он лениво размышлял, какие изменения могла повлечь замена одной хромосомы. Один геном — два человека. Чонин и Кай — ни черта не вышло. Чонин и Солли — получилось. Не без косяков, но всё же. Но Чонин и Солли — это не воскрешение. Никто об этом и не думал. Хань лениво ударил себя ладонью по щеке, когда обнаружил, что думает о воссоздании Кая. Не в прошлом, а в будущем. Тоже не вариант. Он не хотел портить Чонину жизнь, но и просто исчезнуть не мог. Создать себе личного Кая ещё раз... Заманчиво. Но Хань не мог предположить, как это отразится на Чонине. А ведь как-то отразится непременно, если в первый раз отразилось тоже. И это воистину эгоистично. Он знал, что никогда не сделает ничего подобного, но не мог запретить себе думать об этом. Ведь Кай всё-таки был его творением, как ни крути. Кай существовал на самом деле. Настолько реально существовал, что за четыре года Хань не раз просыпался с ощущением, что Кай снова забрался к нему в кровать, прижался к спине и согрел своим теплом. До сих пор Ханю не слишком-то хотелось признавать, что ему этого не хватало. Что он скучал. И Хань не знал, кого стоило винить за то, что он смог оценить всё только тогда, когда потерял. Помнится, в те безумные дни, когда они искали Кая, он возвращался измотанный домой и застывал на пороге, понимая, что Кая в квартире нет и уже не будет. Что никто больше не скажет, как сильно его любит. Что никто ночью не заберётся к нему под одеяло и не разбудит утром неудержимым желанием. Никто не спросит о разных мелочах, не тронет губы поцелуем, принимая его таким, какой он есть, не будет рыться в его одежде в поисках чего-нибудь более или менее подходящего. Тех дней, что они провели вместе, всегда не хватало. Слишком мало, слишком сумбурно. Но Хань так и не смог забыть их. Отсчёт от биокамеры в лаборатории до одиночества. Включая искусственное дыхание и задыхающегося у него на руках Кая. Хань прикоснулся рукой к щеке Чонина и медленно погладил большим пальцем по твёрдой скуле. Сразу Кай и не Кай, а тот, с кого всё началось. И Хань не мог никак понять: любит ли он в Чонине Кая, любит ли самого Чонина, любит ли сразу обоих? Его Кай был Чонином на самом деле, Чонином без воспоминаний. Тем самым Чонином, которому пришлось из-за Ханя страдать больше, чем следовало бы. Тем Чонином, что согласился бы остаться с Ханем до самой смерти, если бы Хань любил его. — Но если бы я тогда признался, что люблю тебя... вы оба погибли бы, — прикрыв глаза, прошептал Хань. — Эта любовь убила бы тебя. Поэтому я рад, что тогда не смог сказать тебе, что люблю. Но сейчас ты говоришь, что любви недостаточно. Чего же ты хочешь? Я не понимаю... Хань невесомо гладил большим пальцем Чонина по скуле и разглядывал каждую чёрточку, пока мог видеть. Пока резкие черты не стали расплываться перед глазами. Пока он не уснул вместе с Чонином и Солли на ковре, что казался в тысячу раз мягче и теплее настоящей кровати. Хань заехал домой всего на полчаса, чтобы переодеться и прихватить необходимые вещи. Он твёрдо решил остаться в школе — до конца разбирательства. Чем бы всё ни закончилось, он хотел побыть вместе с Чонином и Солли. Ведь, возможно, после он попадёт за решётку на долгие годы или будет депортирован в Китай без права ступать на корейскую землю до конца жизни. Хань успел собрать сумку и взялся за дверную ручку, когда явились внезапные гости. — Бледноват, да? — пихнув локтём в бок Минсока, поинтересовался Чондэ. Минсок промолчал так же, как и Бэкхён, старательно делавший вид, что он не с ними и вообще — просто шёл мимо. — Хён, давно не виделись! — внезапно накинулся на ошарашенного Ханя Чондэ и принялся сжимать в объятиях и трясти, словно тряпичную куклу. — Как сам? Как карьера? Хотя глупый вопрос, конечно. Хён, ты полон задора или уже и лапки опустил? — Всё хорошо, — полузадушенно пробормотал Хань. Он видел ребят исключительно мельком и в зале, и как-то вовсе не рассчитывал на их визит. Отчасти из-за этой самой внезапности он даже не сопротивлялся, пока его волокли в забегаловку рядом с домом. Уныло осмотрел бутылку с пивом и перевёл взгляд на друзей. Бэкхён постарался сесть подальше от него. Минсок задумчиво смотрел на Ханя, но пока и слова не сказал. Чондэ бурно фонтанировал — действительно радовался встрече и старался спасти положение, сглаживая возникшую неловкость задорной болтовнёй. Но в итоге не выдержал даже он. — Может, вы всё-таки поговорите начистоту? Ты и Бэкхён. Потому что это невыносимо. — Чондэ утянул за собой Минсока к барной стойке, оставив Ханя и Бэкхёна за столом одних. — Не имею ни малейшего желания говорить с тобой, — буркнул Бэкхён и отвернулся. — Не так давно говорил. Если ещё поговоришь, от тебя не убудет. — О чём? О чём мне с тобой говорить? — Бэкхён сердито посмотрел на него и демонстративно фыркнул с пренебрежением. — Хотя бы о том, что не отпусти мы тогда Кая, погибли бы оба. Я много думал об этом. Мне не хочется это признавать, но сложись всё иначе, Чонин погиб бы. И ты это знаешь. Может, я ошибаюсь. Может, я не должен был ничего делать, но всё в итоге привело к тому, что жизнь Чонина была спасена. Нет, погоди! — Хань выставил перед собой ладонь, чтобы пресечь возмущение Бэкхёна. — Я не ищу оправданий всему, что сделал. Вовсе нет. Я далёк от этого. Если бы я искал оправдания, не рассказал бы всю правду и не начал бы этот дурацкий процесс. Но признай, Бэкхён, если бы не Кай, Чонин погиб бы года через четыре. Нельзя вечно ждать удачи в криокамере. Но Кай был и он ушёл от нас, вернулся туда, куда его звали. И вернулся вовремя, чтобы спасти и Чонина, и себя. Если бы я сказал, что люблю его, он остался бы до конца со мной. И умер бы. Дважды. Теперь скажи, что это не так. — Если бы он остался, и мы знали, что с ним, мы могли бы что-то придумать. — Что? Что бы мы могли придумать, Бэкхён? Ничего. У нас не было Чонина, и мы ни черта не знали. Он умер бы у нас на руках, и мы были бы бессильны. Ты знаешь это не хуже меня. Дело в другом. В том, в чём ты меня все эти годы обвинял. В убийстве. Но если бы он остался... вот тогда твои слова были бы правдой. Но он не остался. Поэтому... — Хань умолк, поставил локти на стол и закрыл лицо ладонями. — Знал бы ты, как отчаянно я пытался забыть те твои слова. И не мог. Я ведь тоже думал, что... что убил его. — А сейчас? Сейчас ты его не убиваешь? Он любил тебя, хён. — А что сейчас? Что я могу? Что ты от меня хочешь? Хочешь, чтобы я полюбил его? Но я его люблю. Всегда любил, если уж на то пошло. Толку вот только никакого! — Всегда любил? Издеваешься? — Если бы. Думаешь, так легко разобраться в чувствах? Бэкхён, жизнь редко похожа на сказку. Иногда нужно всё потерять, чтобы понять, что ты чувствуешь. Особенно когда речь идёт о двух парнях. Это всё... сложнее, чем кажется. Довольно странно осознавать себя объектом любви другого парня и верить, что он не считает тебя... — Женщиной? — Хотя бы. Но я не об этом. С этим тоже не так просто разобраться, но не это главное. Иногда трудно понять, что пробуждает жажду обладания. Или... наоборот. — И чего же ты хочешь? Сейчас. От Чонина. — Я... — Хань помедлил, но всё же договорил: — Я хочу, чтобы он желал меня так же сильно, как Кай. Хочу быть для него особенным. Единственным. Уникальным. Хочу сводить его с ума и заставлять забывать обо всём. Хочу, чтобы он снова любил меня, как тогда... Чтобы я снова мог... — Почувствовать себя богом? — Бэкхён слабо улыбнулся. — Тебе говорили, что умение делиться с ближними — добродетель? — К чёрту все добродетели. Мне невыносима сама мысль, что официально он всё ещё обручён с этой выдрой. — Но это его жизнь, хён. — Бэкхён откинулся на спинку стула и устало прикрыл глаза. — Это — его жизнь. Почему тебе непременно нужно рушить всё? Это — твоя любовь? А Чонина ты спросил, хочет ли он такой твоей любви? Почему он мирился с твоими заскоками четыре года назад, а ты не можешь сделать для него то же самое? Тебе так сильно хочется вычеркнуть из его жизни всё, что тебя не устраивает? Может, ты и Солли хочешь у него отобрать? Просто потому, что он её любит? Хён, в твоих чувствах сам чёрт ногу сломит. Но ты просто подумай о том, что он всё равно тебя любит. И так, как он любит тебя, он не любит больше никого. Неужели тебе этого мало? Ты и так для него особенный и уникальный. И ни к кому другому он не испытывает того, что испытывает к тебе. Создаёшь проблемы на пустом месте, вместо того, чтобы просто любить так, как умеешь. — Ты ничего не знаешь, — убито подытожил Хань. — Когда-то он просил меня полюбить его, хотя бы на время. А я тогда... Но я же не знал, что это почти что последняя воля. Но теперь... теперь он думает, что я просто притворяюсь. — Он сам тебе так сказал? Сказал, что ты притворяешься? — Нет, — убито признался Хань. — Он сказал, что только любви недостаточно. Ну и... что я эгоист. — Поэтому ты пошёл и громко признался в том, что сделал, — подытожил Бэкхён. — Ты ничуть не изменился, знаешь? Как был придурком, так и остался. А если подумать головой, а не обделённой вниманием задницей? Или ты полагаешь, что Чонин так и не понял, почему до сих пор жив и не в криокамере? Это с его-то мозгами, которыми он шарит в генетике не хуже нас с тобой? Ты, правда, думаешь, что он ничего не понимает? Ты, правда, думаешь, что он тебя винит за создание Кая? Ты, правда, думаешь, что он тебя перестал вдруг любить? Хён, ты круглый идиот просто. И ты просто неверно повёл себя с ним. Когда же до тебя дойдёт, что он не видит в тебе врача и учёного? И он не хочет быть для тебя проектом или пациентом. Он тебя хочет и видит в тебе любимого человека — никого больше. И ждёт от тебя того же. Он не хочет, чтобы ты копался в нём и разбирался с его природой, он хочет быть просто человеком, которого ты любишь. Несмотря ни на что. Вопреки всему. Просто любимым человеком. Это же так просто, что проще уже некуда. Всё, что он помнит о тебе, всегда было неразрывно связано с проектом. Вспомни сам, сколько времени мы все проводили в лаборатории. Неужели ты считаешь его глупцом, который этого не понимал? А потом, когда вы вновь встретились... Скажи, сколько раз Чонин приходил к тебе на сеансы? Сколько раз он видел перед собой врача, а не человека, который любит? Наверное, я могу понять, что в работе ты черпал силы и находил спасение от собственных чувств. Но Чонину никогда не хватит такого объяснения. Никогда, понимаешь? Он способен любить в тебе всё, только не такое вот отношение. Потому что он знает тебя, как никто. — И как я должен забыть о том, что сделал? Забыть, что я в ответе за всё, что с ним случилось? Забыть обо всех его особенностях, которые появились из-за меня? — Это знаешь только ты. Больше никто. Это ты пытался вылепить из него своё личное совершенство. Наслаждайся результатом. И хватит выкручивать мне мозги вашими заскоками. Это ваши отношения, вот сами и разбирайтесь. Что я об этом думаю, ты уже услышал. Хочешь, чтобы я извинился? Прости, не стану. Я всё равно считаю, что ты ошибался. Ты не убийца, хорошо. Но ты мог им стать. Если бы Кай не поступил так, как считал нужным, всё пошло бы прахом. И отчасти он сам себя спас, а не ты. Не хочу об этом думать. Да и неважно это теперь. Я всё ещё твой друг и виноват во всём не меньше, но я бессилен в остальном. Сделать его счастливым не в моей власти, хён. Только в твоей. И ты пока с этим не справился. Считай, что я виню тебя в этом. И виню заслуженно, если ты в самом деле любишь его. Они оба просто сидели и молчали, пока к столику не вернулись с бутылками пива Минсок и Чондэ. — Мирный договор подписали? — поинтересовался Чондэ, плюхнувшись рядом с Ханем. — Вроде того, — неохотно отозвался Бэкхён. — Минсок-хён, скажи что-нибудь для проформы, а то молчишь всё время. — Мне нечего сказать, потому что я тоже чувствую себя виноватым, — коротко отчитался Минсок и сделал глоток прямо из бутылки. — Наверное, ты прав, — согласился Хань, припомнив рассуждения Бэкхёна о враче и пациенте. В конце концов, о проекте Каю рассказал именно Минсок по собственной инициативе. Кай всё равно узнал бы правду, но... Бэкхён прав, это уже неважно. Хань оставил сумку в гостиной у дивана и прошёлся по комнатам. Убедившись, что дома нет ни Чонина, ни Солли, он спустился в школу. Проверил главный вход — там было заперто. Медленно побрёл по коридору, настороженно прислушиваясь. Из дальнего зала доносились приглушённые звуки. Возня какая-то... Хань приоткрыл дверь и заглянул в зал. Чонин осторожно придерживал Солли за плечи, пока она молотила кулачками по опущенной пониже "груше". Остановив Солли, Чонин опустился перед ней на колено и быстро что-то объяснил с помощью жестов. Солли помахала рукой и снова взялась за "грушу". Пара ударов — и улыбка на губах Чонина. Он снова принялся терпеливо объяснять Солли жестами, что именно она делает не так. Поймал её за запястье, потянул вперёд, потом сместил пальцы на её ладонь и крепко сжал её кулачок. Солли сосредоточенно кивнула, размахнулась и ударила кулачком в подставленную Чонином ладонь. Чонин широко улыбнулся и помотал головой. Солли сердито насупилась, осмотрела свою ладошку и попыталась ещё раз. Чонин подхватил её на руки, подбросил вверх и поймал. Ему пришлось повторить это ещё пару раз, чтобы Солли тоже заулыбалась. Обхватив Чонина руками за шею, она тронула губами его щеку и чего-то потребовала жестами. Достаточно красноречиво, чтобы Хань вскоре сообразил, что Солли хочет есть. Судя по лицу Солли, ответ Чонина её не порадовал. Через минуту оба возились на матах в шутливой пародии на драку. Чонин скрестил перед собой руки, признав себя побеждённым, поднялся на ноги и подхватил Солли. На пути к двери он наткнулся на позабытого Тэдди и сунул его Солли. И ничем не выразил удивления, заприметив торчавшего в дверях Ханя. — Искал вас, чтобы узнать о пожеланиях к ужину, — брякнул первое, что пришло в голову Хань. В мыслях он всё ещё прокручивал всё, что увидел в зале. И думал, что Чонин вполне без него может обойтись. Если Хань исчезнет вдруг, у Чонина всё равно останется Солли. Быть может, все эти четыре года Чонин и жил только ради Солли. Солли быстро показала Чонину на пальцах несколько жестов. Он отпустил её, позволив идти собственными ногами, залез в карман комбинезона и вытащил маленький блокнот и ручку. Хань через минуту полюбовался на заказ. Лапша и рыба. — Ну ладно. Надеюсь, всё необходимое найдётся. Пока он возился с ужином, Чонин и Солли собирали разбросанные по гостиной игрушки в большую коробку. Хань иногда выглядывал из кухни, чтобы понаблюдать за ними. Всё происходило в тишине, потому что Солли не говорила, а Чонин тоже пока не мог пользоваться голосом, но им определённо было весело. Быстрые обмены жестами, обстрелы мелкими мягкими игрушками, окопы из диванной спинки и подушек, перестрелки из водяных пистолетов... Хань обречённо качал головой, изнывая от желания громко вопросить у Чонина, какого чёрта тот делает, если Солли — девочка, а не мальчик. Хотя это не имело смысла, скорее всего, потому что Солли явно пребывала в полном восторге от происходящего. Пока Чонин не подхватил её одной рукой и не поволок в ванную. Тэдди остался на диване в гордом одиночестве — ему помывка не грозила. Хань накрыл на стол в гостиной и сунулся в ванную, чтобы поторопить сладкую парочку. Дверь оказалась распахнута, внутри у ванны стоял на коленях Чонин и пытался смахнуть с носа оставленную там Солли белую пену. Солли беззвучно смеялась, а после рисовала Чонину пеной усы над верхней губой. Он слабо отбивался и честно пытался домыть Солли. Хань прислонился плечом к косяку, наблюдая за их вознёй. Солли взглянула на него мельком, подхватила плавающий в воде ковшик и вывернула содержимое на Чонина. Тот смахнул с лица капли и отряхнул пострадавший воротник, после чего погрозил Солли пальцем. Процедура вытирания Солли полотенцем и одевания тоже не обошлась без шалостей. Солли болтала ногами, не позволяя Чонину надеть ей носки, и намеренно расслабляла руки, чтобы не засовывать их в рукава. Чонин, правда, всё равно умудрился её одеть и выставить из ванной. Жестами показал Ханю, что присоединится к ним через пять минут, и закрыл дверь. — Думаешь, за пять минут он успеет? — спросил Хань от нечего делать и придвинул к Солли тарелку. Она ожидаемо ему не ответила, потому что не услышала. Наверное, даже не заметила, что у неё что-то спросили. Хань ещё не обзавёлся привычкой становиться так, чтобы Солли видела его лицо и могла читать по губам всякий раз, как он решит поговорить с ней. Солли деловито сдвинула рыбу и овощи на одну сторону тарелки, а лапшу — на другую, по центру налила острый соус. И тут система. Хань отвлёкся от наблюдения за Солли, потому что обнаружил пропажу сумки. Он точно помнил, что оставил её у дивана, но теперь её на нужном месте не оказалось. — Что за... Я же её тут оставил. Перед носом у него возник блокнот. "Сумка в гостевой комнате. Там лучше спать, чем в гостиной". Чонин провёл его по коридору и толкнул тёмную дверь. Пока Хань глазел на кровать, шкаф и столик у окна, Чонин сосредоточенно писал что-то в блокноте. "Комната небольшая, но тебе должно хватить, раз уж ты пока не намерен сваливать. Вещей тут особо и нет, потому что в этой комнате жили мы с Солли, пока делали ремонт. Потом тут никто не жил. Обновишь". Хань потянулся было за ручкой, чтобы написать в ответ "спасибо", но спохватился и устало помотал головой. — Спячу скоро. Спасибо. Хотя немного странно общаться с тобой с помощью переписки. Тебе ещё не разрешают говорить? "До конца месяца — нет". Хань поколебался немного, вернул Чонину блокнот и тихо спросил, тронув собственное горло: — Болит? Чонин немедленно помрачнел и резко черкнул в блокноте короткую строку. "Я не твой пациент". Хань сглотнул, уставившись на захлопнувшуюся за Чонином дверь. — Но я просто спросил... без... Чёрт. Ночь Хань провёл в кровати с комфортом, даже выспался отлично и проснулся сам без пяти шесть. Лениво приоткрыл глаз, отметил время на часах и снова смежил веки. Фантомное ощущение, что он в кровати не один, его ничуть не удивило. Удивило то, что ощущение не рассеялось. Когда же Хань почувствовал за спиной лёгкое шевеление, подскочил на кровати, сел и уставился на ком из одеяла. Медленно потянул за край и даже моргнул, обнаружив свернувшегося клубком Чонина. Хань помотал головой, чтобы избавиться от наваждения, но это в самом деле выглядело так, словно он вернулся на четыре года назад во времени, а Кай втихаря залез к нему в постель и уснул. Без одежды, к слову. Совсем. Чонин сонно потёр глаза тыльной стороной ладони, вскинул голову и огляделся. Увидев Ханя, подскочил на кровати и кубарем скатился с неё. Хань кинулся следом, но запутался в одеяле и загремел на пол, долбанувшись коленом. Не удержался от слабого вскрика, потом сел на полу и с обидой уставился на пострадавшую конечность. Затаил дыхание, когда Чонин опустился на пол рядом и ощупал пальцами колено. Сонный, лохматый и немного растерянный Чонин выглядел так, что у Ханя никак не получалось сделать нормальный вдох. Горячие пальцы на его колене ещё больше выбивали из колеи. Хотя самым поразительным по-прежнему оставалось то, что Чонин залез к нему в кровать и спал там. Как Кай. Хань прикоснулся к пальцам Чонина на своём колене, удержал, другой рукой коснулся щеки, разглядывая лицо Чонина. Тот отвёл взгляд и хотел отодвинуться, но Хань поспешно прижался губами к его губам. Лёгкие, но частые поцелуи — один за другим. Без намёка на большее — только соприкосновения губ и дыхания. — Не надо... Хань... Едва слышный хриплый и непослушный голос, крепко сжатые запястья и такой грустный взгляд из-под длинной чёлки. — Молчи, — попросил Хань, высвободив руки и обхватив Чонина за шею. — Тебе нельзя говорить. Он заставил Чонина свалиться на него, прижать к полу. Снова принялся целовать — легко и ненавязчиво. — Просто полежи со мной... так вот. Немного... Хань дотянулся до края кровати и сдёрнул одеяло, набросил на них, словно хотел спрятать их обоих от всего мира. Под одеялом было темно и уютно, а их сбившееся дыхание звучало отчётливее — в перерывах между поцелуями. Потом Хань просто прижимал голову Чонина к груди и ласково гладил, запутываясь пальцами в волосах и разбирая тяжёлые пряди. Смешно, но он чувствовал себя в этот миг счастливым. Придавленный тяжестью Чонина, согретый прикосновениями ладоней, упивающийся собственными прикосновениями — счастливый. Нет, умирающий от счастья, потому что Чонин коснулся губами его груди раз, другой, провёл ладонью по бедру, медленно огладил и снова принялся целовать его грудь, находить губами выпуклые вершинки сосков и обводить языком. Недолго. Уткнувшись лбом Ханю в грудь, крепко обнял его — почти до боли крепко. Держал мёртвой хваткой и не двигался, только обжигал горячим дыханием кожу на груди. Хань в свою очередь прижал его к себе, не намереваясь отпускать. Ни за что. И дрожал так, словно прямо сейчас их близость была полной и совершенной. Хань не знал, что будет с их любовью потом, не представлял, что из этого вообще получится, зато он знал, что их любовь есть. Пополам с болью, но от этого Хань только сильнее не хотел отпускать её. Не хотел отпускать ни любовь, ни Чонина. Впрочем, для него "Чонин" стало синонимом "любовь", хотя он и не мог сказать, когда именно это произошло. Было дело, Хань посмеивался над влюблёнными и раздражённо закрывал книги, когда читал о любви и о том, что якобы вся вселенная может заключаться в одном человеке. Зато теперь он знал, что понять это невозможно, пока не полюбишь сам.