Да, босс!

Женщина смотрела на ночной город с высоты пентхауса. Вот так проходили все ее последние годы, это был ее выигрыш и ее проклятье - взирать сверху вниз на темный, вечно копошащийся, как муравейник, мир. Она была невысокой, немолодой, слишком худой, и слишком бледной. Длинные волосы, белые, как лен, в которых начал проблескивать оттенок серебра, были убраны в тугой "пучок". Ее худощавое тело было затянуто в черный строгий дорогой костюм, в ушах блестели бусины черного жемчуга, это было единственное украшение, которое она признавала. Бледно-зеленые глаза, выцветшие от прожитых лет, казавшиеся сейчас почти белыми, бесстрастно глядели сквозь занимающее всю стену окно на мерцающие огни. Женщина сжала правую руку в кулак, до боли впиваясь короткими ухоженными ноготками в кожу ладони, но рука продолжала предательски подрагивать. Она стояла, прямо, как натянутая струна, и по ее осанке никто бы не смог понять, что боль, терзающая ее уже почти два года сегодня стала особенно жгучей. Она была главой одной из крупнейших корпораций этой страны, "хозяйкой жизни", как таких называют, но с недавних пор перестала быть хозяйкой своему собственному телу, отвратительная болезнь съедала ее изнутри. Беззвучно открылись и так же тихо вновь закрылись двери, ведущие в ее комнату, но женщина чувствовала его присутствие, его легкие шаги она бы узнала из всех шагов миллиардов существ, обитающих на этой Земле. Высокий мужчина, худой, со впалыми щеками беззвучно остановился в нескольких шагах позади нее. Он был одет в черное, стильное, сшитое идеально по фигуре пальто, капюшон которого прикрывал лысый череп, скрывая в тени пол-лица, в котором осталось не так уж много человеческого. Теперь он, несмотря на бледную кожу с сеткой сине-фиолетовых прожилок по ней, казался моложе этой женщины. - Сегодня твой пятидесятый день рождения, Милена, - голос был мягкий и тихим, но проникал глубоко в уголки сознания. Она недовольно скривилась, отчего глубокая борозда залегла между ее бровей. Мила терпеть не могла, когда ее называют полным именем, но ему она никогда не смела возразить. Лишь горько усмехнувшись, она с сарказмом в голосе произнесла: - А ты пришел, я так понимаю, меня поздравить. Вот только я не хочу принимать твой подарок, Джаред. - Доктора говорят, что дальше тянуть опасно. Мила прикрыла глаза и стиснула зубы, сегодня она хотела иметь незамутненный наркотиками разум, поэтому обезболивающих не принимала вот уже двенадцать часов: - Почему бы тебе просто не отпустить меня, я слишком устала. Даже не поворачиваясь в его сторону, не видя его лица, она знала, что оно искажено гневом и яростью. Он не смел допустить мысли, что она может вот так легко покинуть его. Джаред шагнул к Миле, оказавшись на расстоянии дыхания, его завернутое в дорогую одежду тело почти касалось ее спины. Он провел ладонью по ее щеке, ниже, по шее, расстегнул пару пуговиц застегнутого наглухо блейзера, отодвинул ворот, обнажая ложбинку между тонкой шеей и хрупким плечом. Мила потерлась щекой о его руку, как разомлевшая кошка. - Я сделаю все быстро, ты не почувствуешь боли, обещаю, - шепнул он, касаясь губами ее уха. Челюсти разошлись, выпуская наружу длинный язык, который ласкал ее шею так, как делал это со всем ее телом последние тридцать лет. Мила прикрыла глаза. За коротким моментом боли, похожей на то, будто десяток игл вонзился в нее, последовало блаженство бесчувствия, в тот момент, когда он вводил в ее кровь парализатор. А потом сладкая тьма накрыла ее с головой. Сегодня шел первый день ее рождения. "Да, босс, я твоя, очищена и обновлена..."