***
В пятницу он решился. Конечно, погуглил сначала этого саройда. Какое-то древнее лопское божество. Выглядит как здоровый косматый мужик со светящимися глазами, обладает нечеловеческой силой. Если проявить уважение и сделать подношение, — например, сладости какие-нибудь, — пошлёт удачу, если обидеть — может крупно нагадить. Лёне очень нужна была удача. Он позвонил Степанычу и попросился в поход. Встать пришлось в пять утра, но хорошо, что в машине Степаныча можно было подремать. С Ольгой Бабенко Лёня был давно знаком, а младшую их дочку Леночку видел впервые. Она буркнула: «Привет», всунула в уши наушники и отрубилась. У Леночки такие же крутые скулы и влажные чёрные глаза, как у него. Лопка. Лёня вздохнул. Он несколько раз приставал к матери с расспросами про отца, но она ни разу не ответила прямо. Говорила только, что он был хорошим человеком. Лёне этого было мало, но ничего не поделаешь. Мать — кремень. Финдиректор крупного горно-обогатительного комбината. Умеет держать язык за зубами не хуже, чем Лёня ножницы в руках. В Красное Ущелье приехали в полдень. Зевая и ёжась от сентябрьской прохлады, Лёня погрузился в катерок. Он бы ещё по-утреннему нежился в постели, если бы остался дома. А сейчас подпрыгивал, больно ударяясь задом о деревянную скамейку. Ветер разогнал жёсткую короткую волну и катер летел по ней, как по стиральной доске. Ольга и Леночка вцепились руками в борта, один лишь Степаныч хохотал, подставляя лицо ветру и что-то рассказывая мужику, ведущему катер. Выгрузились на берег, и только тогда Лёня узнал, что до скалы с саройдом нужно пройти через перевал: это был самый короткий путь. Подкрепились кофе из термоса, закусили бутербродами и начали подниматься в гору. Погода стояла чудесная. Осеннее солнце ласково грело спину, а почва пружинила под ногами. Степаныч шёл впереди, за ним споро двигалась Леночка, а Лёня с Ольгой замыкали процессию. — Михал Степаныч сказал, это вы захотели посмотреть на саройда. Что в нём такого? — Ты не знаешь эту легенду? Бабушка не рассказывала? — Моя единственная бабушка в Вологде живёт и не знает ни о каких саройдах, — сообщил Лёня, — Расскажете мне историю про охотника? — Расскажу. Это не простой охотник, он не на куропатку охотился. — На волка? — Нет. — На медведя? — На человека. — Как?! — Вот так. Ловил и ел людей. Не тело человеческое, а самое вкусное — душу. Жил тысячу лет на берегу Запретного озера, пока однажды не поймал красивую девушку, которая собирала ягоды в лесу. И так был поражён девичьей красотой и чистотой, что пожалел её и отпустил в деревню. А сам начал скучать по ней. Так страшно скучал, что однажды раскинул руки и попросил Верхнего забрать его к себе. Верхний исполнил просьбу, а от саройда остался только отпечаток на скале. А та девушка вернулась в деревню и перестала есть и спать — всё думала о косматом духе, который был необыкновенно добр к ней. И однажды ночью не выдержала и побежала на берег озера, да только не было там саройда. Один отпечаток от него остался. Тяжело дыша, Лёня остановился и спросил: — И что она сделала? — Говорят, утопилась. — Прямо лопские Ромео и Джульетта. — С тех пор остальные охотники-саройды людей не жалеют. Фигура на скале — напоминание о том, что нельзя влюбляться в человека. После разговора Лёня задумчиво прошагал до самой вершины перевала. Ноги дрожали от усталости, плечи ломило от тяжести рюкзака, но он молча шёл за Леночкой и всё размышлял, могла ли быть счастливая концовка у этой трагической истории. По всему выходило, что нет. Существам из разных миров не суждено быть вместе. На вершине они остановились, разглядывая озеро внизу и скалу на противоположном берегу. Невероятно высокая и гладкая отвесная стена, а на ней — гигантская мужская фигура с раскинутыми руками. И большое ярко-красное сердце в груди. От красоты и нереальности у Лёни закололо в боку и засвистело в ушах. А, может, он просто устал. — О, а в домике кто-то есть! Печь топится. Наверное, охотники решили заночевать. Отлично, пообщаемся! — Степаныч радостно потёр руки, — Ну что, полчаса на отдых и двигаемся вниз, скоро стемнеет, не хотелось бы ноги переломать.***
К домику подошли в сумерках. Лёня спотыкался и загнанно дышал, переживая, что задерживает остальных. Но Степаныч поддерживал его и даже отобрал рюкзак. Из ветхого от старости дома вышел крупный мужчина в защитном костюме: — Добрый вечер. Меня Кирилл зовут, — крепко пожал руки сначала Степанычу и Лёне, потом Ольге и Леночке. — Туристы? Я видел, как вы спускались. — Ага, туристы, пришли на саройда посмотреть. Осенью у него сердце красное — красиво. Меня Михал Степаныч зовут, это моя супруга Оля и дочка Леночка. А это, — Степаныч хлопнул Лёню по плечу, — парикмахер Лёня. Он тоже саройда хочет… — Посмотреть, — тихо уточнил Лёня и мужчина уставился на него странно-светлыми глазами. На его лоб падали нечёсаные волосы, видно, давно не стригся. — Завтра посмотрите, сейчас темно уже. Располагайтесь, где нравится. Я пойду баню затоплю. Лёня как привалился к рваному продавленному дивану, так и затих. Всё тело с непривычки гудело, хотя он считал себя выносливым. Просто в гору не часто забирался. Степаныч принёс ему кружку с каким-то самодельным напитком, заставил выпить. В желудке образовалась горячая зона, но сил прибавилось. Когда Бабенки ушли в баню, Лёня поднялся с дивана, ощущая себя отдохнувшим. Кирилл чистил картошку, сидя за столом. — Помощь нужна? — спросил Лёня. — Нет. — А что Степаныч мне давал? Кирилл кивнул на термос и Лёня налил себе ещё чашку. В этот раз напиток не обжёг, а мягко обволок внутренности и шибанул в голову. — И чего он намешал туда? Вкус такой странный. Ягоды какие-то, фруктовая нота, привкус дыма… — Обычный самогон с чагой. Лёня посмотрел на охотника. Высокий и лохматый. Прямо как саройд. Волосы тёмные, 3N в палитре Голдвелл, а глаза светло-голубые. Лёня остро почувствовал свой небольшой рост, природную коренастость и плосколицесть. Долил в чашку тёплого напитка и молча потягивал, пока Степаныч не вернулся. — Я там дров в каменку нафигачил, идите париться, а мы пока тут посидим. Ты что, чагу пьёшь? Она пьяная, — засмеялся Степаныч. Ольга и Леночка, раскрасневшиеся, обмотанные полотенцами, уселись за стол, — Идите, а мы сейчас мясо в печь поставим. Лёня пошёл за Кириллом к старой бане у самой воды. Париться он не любил — не потел, как следует, не понимал удовольствия, но ему хотелось увидеть Кирилла голым. Разделись в предбаннике. Лёня поглядывал, подмечая и широкую волосатую грудь, и мускулистые ноги. Член размером значительно больше тех, что ему доводилось держать в руках. — Ложись, я тебя попарю. — Кирилл в парилке потряс берёзовым веником, проверяя упругость. — Нет, благодарю, меня не надо. — Ложись, не бойся, — ухмыльнулся Кирилл. И Лёня лёг на горячую полку. Кирилл плеснул на каменку воды и разогнал над спиной Лёни пар. Сначала легко прошёлся веником по ногам, потом спустился от плеч к пояснице. Прибавил жару и, не жалея, отстегал всего Лёню. Иногда бил плашмя, иногда с оттяжкой, иногда — коротко хлестал. Лёня стонал. Кожа горела. — Переворачивайся на спину. Кряхтя, Лёня перевернулся и в изнеможении раскинулся перед Кириллом. — Прикройся, если не хочешь получить веником по нежным местам. Лёня прикрыл обеими руками своё хозяйство, а Кирилл поддал пару и в жарком тумане обработал веником переднюю поверхность Лёни. Затем стащил его с полки и поволок к озеру. Лёня сопротивлялся и пытался сказать, что не любит окунаться после парилки в холодную воду, но Кирилл, не дослушав, столкнул его с мостков и прыгнул следом. Прохладные воды Запретного озера обняли их и обожгли. Лёня заорал. А потом вдруг вспомнил, что где-то здесь утопилась лопская девица и заорал ещё громче. Кирилл подхватил его под локоть: — Ты чего? Было приятно и даже романтично. Сильные руки и яркая луна. На противоположном берегу угадывалась фигура с раскинутыми руками. Лёня, клацая зубами, посмотрел в близкие глаза. Мелькнула шальная мысль прижаться губами к густой щетине. — Х-х-холодно… Расположились в предбаннике на скамейках, друг напротив друга. Молчали. Лёня не знал, куда девать свои пьяные глаза, которые так и норовили уткнуться в пах Кирилла. Но и в лицо ему смотреть не мог. Не тогда, когда в голове бродят… Кирилл поставил ногу на скамейку возле Лёни. Вот чёрт! Выпуклость под полотенцем завораживала. Это складка так провокационно легла или у Кирилла стоит? Сделав три глубоких вдоха, Лёня кончиками пальцев прикоснулся к тренированной икре. Не услышав протеста, воодушевился и нагло положил ладонь на выпуклость. Это не складка оказалась. Лёня стёк на пол между расставленных ног и уткнулся лицом в полотенце. Потом развернул его, словно подарок на день рождения, и поцеловал тугой член. Хотел сделать технично и красиво, но Кирилл стащил резинку с его затылка и высвободил жгут скрученных волос. Крепко намотал на руку длинный хвост и начал размеренно подаваться в рот Лёни. Тот расслабил горло — пусть, пусть. Кирилл кончил быстро и обильно, но не предложил помочь Лёне. Отдышался и спросил: — Повторить сможешь? — Что? Минет? — Лёня удивился. Кирилл фыркнул: — Нет, то, как я тебя парил — сможешь повторить? — А… не знаю… попробую… — Тогда пойдём. Лёня вспоминал последовательность процесса и колотил веником распростёртое тело. Наверное, не совсем правильно. Но когда услышал глухие постанывания, успокоился и начал хлестать более метко и осмысленно. А в конце даже позволил себе снять прилипший к попе берёзовый листик. Задержал пальцы на разгорячённой коже и нежно погладил. Кирилл не оценил, снова потащил к озеру. В этот раз Лёня не орал. Расслабился, впитывая и прохладу озёрной воды, и лунный свет, и смеющиеся голубые глаза. Степаныч с берега прокричал, что теперь их очередь париться, и пришлось вернуться в дом. Из печки уже пахло тушёным мясом и картошкой. Лёня почувствовал, как от голода подводит живот. Но было кое-что, чего ему хотелось сильнее. Пока Кирилл доставал чистую одежду из большой сумки, Лёня подошёл к нему и потянул из рук флисовые штаны. Пытался что-то сказать, но не сформулировал. Кирилл догадался: — Иди сюда. — Просунул руку под полотенце, начал ласкать. Но Лёня не этого хотел. Он показал, чего именно. Кирилл выдохнул: — Слушай, у меня нет ни резинки, ни… — Ничего, обойдёмся... пожалуйста… — Что ж ты делаешь... Кирилл развернул Лёню и нагнул над столом, снимая полотенце. Леночка чуть не застала их, вернувшись раньше родителей. Скрылась за печкой, переодеваясь и что-то недовольно бурча. Лёня успел вытереть бумажной салфеткой капли со стола. Степаныч с Ольгой вернулись через полчаса, красные, как помидоры. На стол собрали быстро — котёл с тушёной олениной, картошка, овощи. Степаныч выставил свой фирменный напиток, а у Кирилла нашлась ополовиненная бутылка водки. Лёня жадно набросился на еду. Ничего вкуснее в своей жизни он не ел. На тёплой печке разместилась женская часть семьи Бабенко, а Лёня лёг спать на продавленном диване, укрываясь старыми одеялами. Степаныч с Кириллом долго сидели за столом, их неразборчивый разговор музыкой шумел в голове Лёни, который и хотел бы полежать, понаслаждаться расслабухой после бани, секса и ужина, но моментально заснул. Ему приснился лохматый саройд. Сошёл со скалы, прижал Лёню к своему пылающему сердцу и прошептал в ухо: «Ты принёс мне сладенького?» Лёня проснулся от холода. К утру печь остыла и щелястый дом впустил осеннюю стылость. Лёня обнаружил себя у ледяной стены, посередине спал Кирилл, а на краю дивана громко храпел Степаныч. Лёня придвинул голову поближе к тёплой флисовой груди Кирилла, чтоб хотя бы нос погреть, а Кирилл почувствовал его движение, обнял обеими руками и подтащил к себе. Вжимаясь лицом и животом в сонную теплоту Кирилла, Лёня вдыхал запах знакомого тела, а ещё пахло немного дымом, немного осенью, немного любовью.