Триумф повседневности

Ну конечно, можно! (С)

Он точно знал – у побережья жить холодно, в море нет романтики, но есть сила, и от этой силы начинаешь зависеть. Именно от силы конкретного водоема, так что рай на берегу Тихого океана уже не прокатит. Море, оно навевало грусть, ничем не обоснованную, но такую, в какой легко потеряться. А затем, потерявшись, оправдывать любые свои поступки и прощать тех, кого хочется простить. Любовь, ненависть – все это условно. А настоящие эмоции – презирай, но будь зависим от этого человека. Всегда знай – вас свела судьба, и свела со словами: «Мучайтесь, суки, мучайтесь». Они ничем не отличались друг от друга – по сути, нет. А фактически один полоснул ножом по горлу молодого мужчину, лежащего сейчас в траве недалеко от пляжа, а другой стоял над телом и пытался понять: почему? «Глеб Нестеров» – вырезано на груди убитого. – Глеб, ты знаешь, что это? – полноватый мужчина лет пятидесяти с усталым выражением лица подошел к парню в костюме и сером драповом пальто. – Нет, – глухо ответил следователь. – Твое имя на трупе, а ты не знаешь! – мужчина уже терял терпение. Он терпеть не мог, когда какой-нибудь псих решает бросить вызов его отделу. А уж когда конкретному человеку... Все первоклассные спецы, но азартны до одури. Особенно Нестеров – слишком быстро взлетел по служебной лестнице и уже в двадцать шесть лет стал главным следователем, это было поводом для гордости, бесспорно, но и почву из-под ног выбить могли в самый неподходящий момент. В Глебе уже чувствовалась и сила, и уверенность, вот только благоразумия не хватало, а значит, скорее всего, до более высокого поста просто не дотянет: пуля его раньше догонит. – Шеф, – к ним подошел один из полицейских, – узнали, кто такой, – он указал на тело, – зовут Тимофей Роготов… Глеб хмыкнул. – Что, озарение? – посмотрел на него мужчина. – Скорее уж, воспоминание, – Глеб поплотнее запахнул пальто. – Надо кое-что проверить — и тогда доложу, Артур Николаевич. – Ну, доложи, – выдохнул Артур Николаевич – глава отдела убийств – и, шмыгнув носом, направился к своей машине. Глеб снова посмотрел на тело, наблюдая за работой криминалистов, а потом перевел взгляд на море – серое и неспокойное. Сегодня будет дождь. – Надо успеть за час, – Глеб прикинул, когда тучи решат обрушить на их улики проливной дождь, уничтожая любые зацепки. – Успеем, – заверили его. Успеют. Нет, они опоздали лет так на десять. Все они опоздали. *** Квартира в новом жилом комплексе своим внешним убранством сразу выдавала в хозяине холостяка: слишком мало вещей, раскиданная на диване одежда, коробки из-под еды, привозимой на дом. Паше Валиеву был только двадцать один год, но количество девушек, успевших побывать в этой квартире с тех пор, как его отец, председатель комиссии по особо важным делам, подарил сыну на семнадцатилетние трехкомнатную квартиру в фешенебельном комплексе, как минимум – впечатляло. Сейчас Паша стоял в ванной перед зеркалом в голубой рубашке, при галстуке и в трусах и сосредоточено рассматривал свое отражение в зеркале. Вот почему он обладал внешностью мажора? Нет, обычно его устраивала худощавость, голубые глаза, начес на русых волосах и загорелая в ходе недавнего отдыха в Мексике кожа, но сегодня… Он так и слышал, как за его спиной будут перешептываться, стоит ему сегодня прийти в отделение – конечно, сынок захотел, а папочка устроил. По сути, так и было, что уж спорить, но это не каприз, нет. И дело было даже не в том, что в один прекрасный момент надоело долбить кокс, снюхивая дорожку с груди очередной девушки, или гонять по городу, потягивая «Хеннесси» из бутылки и усмехаясь в лицо офицерам полиции, останавливающим его, но не догадывающимся, что арестовать сына такого человека проблематично. А арестовать, как оказалось, можно, и собственно из-за ареста Паша сейчас и готовился к первому рабочему дню в отделе убийств, вместо того чтобы свалить под утро из клуба. Дело было где-то полгода назад – Пашу тормознули и, вопреки ожиданиям, задержали. Уже в отделении незадачливому новичку объяснили, что есть люди, которых не арестовывают, позже подоспел отец и объяснил пареньку это еще раз. А тот парень, прямо в присутствии своего самого высокого начальства, встал, взял с полки в кабинете главного уголовный кодекс и, быстро найдя нужные пункты, зачитал их вслух. Затем поднял глаза на начальство и сказал: – Если к этой статье прилагается список лиц, которые не могут в состоянии алкогольного опьянения убить ни в чем не повинных людей, прошу предоставить мне этот список… И эти слова (Паша так до сих пор не понял, что именно его зацепило), заставили осознать – нельзя. Надо жить по-другому. Это понимание стоило ему прав, машины, но зато даровало более доверительные отношения с отцом. С тем пареньком Паша больше не пересекался, но отчего-то был уверен: его не уволили. Наверное, на таких людях и держалась система правосудия. Паша и хотел стать одним из таких: правильных, чтобы наконец-то появился смысл. За полгода он прошел ускоренный курс, и его взяли в отдел убийств – конечно, с протекции отца. Отец его и отправил в Мексику, чтоб набраться сил, но сейчас папы рядом не будет, мамы тоже – придется самому. А Паша нечасто бывал в ситуациях, где положение его родителей не было бы на руку. Сейчас же он сознательно связывает свою жизнь с одной большой такой ситуацией. Парень встряхнул головой, натянул брюки и, в последний раз посмотрев в зеркало, надел куртку, ботинки и вышел из квартиры, искренне надеясь, что правильно посмотрел расписание автобусов, потому что приехать в отделение на такси было бы непростительной ошибкой. *** – Глеб, – Костя Дятлов поставил на стол активно печатающего коллеги бумажный стаканчик с кофе, – новенький-то вон – на такси приехал. Глеб отвлекся и посмотрел на молодого паренька, который хоть и хотел выглядеть уверенно, на деле был похож на потерявшуюся собачку: топтался у двери большой в серых тонах комнаты, заставленной столами, и не знал к кому обратиться. – Красиво жить не запретишь, – усмехнулся Нестеров и, глотнув кофе, поморщился. – Может, он нам кофейную машинку нормальную купит. – Ага, – мечтательно протянул Дятлов – низкий коренастый парень в белой футболке с большой зеленой лягушкой на ней. – Смотри, татуха на шее. Ну, мажор натуральный – и недели не выдержит. – А что ему? Тут небось каждый если не в ноги кланяться будет, то хотя бы с уважением относиться – иначе мигом турнут. – Даже ты? Новенький вдруг посмотрел прямо на Глеба, сначала отведя глаза, но потом, видимо вспомнив, что хотел произвести впечатление уверенного в себе человека, снова посмотрел на Нестерова, уже потерявшего к парню интерес. – А я, мой друг, постараюсь обходить его стороной. Не люблю таких. – Мажоров? – Да нет, вставших на путь исправления внезапно. – Так это же хорошо. – Не всегда, Дятлов, не всегда, – Глеб снова погрузился в написание запроса в архив. Не прошло и пяти минут, как около его стола раздался натянуто любезный голос Артура Николаевича. – А это, Павел, Глеб Нестеров – один из наших лучших сотрудников. Глеб поднял глаза и увидел шефа и новенького около своего стола. – Ну что, Нестеров, возьмешь под крыло? Глеб выразительно посмотрел на шефа, но тот ответил взглядом, который ясно говорил: спорить бессмысленно. – Глеб, – парень привстал и протянул руку. – Павел, – раздался неуверенный ответ. Руки были пожаты. – Пойдем, покажу, где у нас кофейный автомат… – Артур Николаевич продолжил знакомить Пашу с отделом, а Глеб только покачал головой, уже прикидывая, что бы такое спихнуть на новенького, чтоб тот под ногами не крутился, но при этом изображая невероятную заинтересованность в нем как личности. Потом резко открыл ящик стола и вытащил оттуда красивый альбом, обложку которого украшали золотые буквы «Выпуск». Тут были они все. Глеб провел пальцем по портрету брутального парня, который даже на выпускной фотографии не улыбался. «Тимур Рогов», – написано под фотографией. Он давно умер, а сегодня умер повторно.