На некоторое время Билли поумерил пыл и постоянно находился в раздумьях, по-видимому, прерываемых только отрывистыми фразами, в которых я не находил смысла. Но через пару дней он вновь проснулся в приподнятом настроении, будто бы всю ночь видел какие-то приятные сны.
Очередной номер мотеля, очередной день в ожидании очередного сумасшедшего поступка. Прежний Билли вернулся и был готов на очередную выходку. Но на этот раз эта выходка выразилась парой фраз, которые тем не менее сумели перевернуть весь наш мир.
С самого утра Билли, казалось, нарочно тянул время. Он не говорил прямо, но я понимал, что он ждал гостей.
Вечером, после нашего бессмысленного дня, проведенного в стенах мотеля, раздался уверенный стук в дверь, и Билли буквально выпрыгнул из кресла, оторвавшись от бесцельного серфинга по сети, и порывисто ее распахнул. Он весь буквально просиял, хоть в привычной манере и старался держать это в себе.
На пороге стояли знакомые, хоть и мельком и при странных обстоятельствах, мне личности. Зеленоволосый, который сменил ту самую рубашку раскраски волнистого попугая на обыкновенную футболку, но при этом натянул брюки в мелкую клетку, и кудрявый в увесистом пиджаке на узких плечах.
— Меня все еще это очень сильно смущает, Билли, — сказал Фрэнк и переступил порог. — Ты нас так и не познакомил, — прибавил он, заметив меня.
Кудрявый тоже увидел меня, замершего в центре комнаты, и нахмурился.
— Это Майк, — показал Билли на меня пальцем, но не повернулся. Он встревоженно ловил каждое движение гостей. — Знакомься, Майк, это Фрэнк и Джейсон.
— Приятно познакомиться, что ли.
— Ага, — бросил Фрэнк, искоса посмотрев на меня. Он по-хозяйски завалился в кресло, в котором Билли просидел весь день, и закурил, громко щелкнув зажигалкой и выдохнув как-то утомленно, прослеживая, как клубился и заполнял комнату удушливый дым.
— Ты в курсе, что курение вызывает рак легких? Спроси у Билли — он тебе расскажет. А курение в комнате вообще вызывает пинок под зад от хозяина помещения, — я не выдержал, отобрал сигарету и затушил о журнальный столик. Меня уже начинала откровенно бесить его самомнение, которое удивительным образом, но все же сумело поместиться в нашем тесном номере.
— Твой друг совсем оборзел?
— Так можно про вас обоих сказать, — не унимался я, но Фрэнк пропустил это мимо ушей.
Билли сел на кровать, зажав руки между коленей, а Джейсон плюхнулся рядом и уперся в нее кулаками. В Билли все виднее становилось напряжение, и он вся чаще дул на фыркал на свою челку. Я сел рядом с этой парочкой, а Фрэнк так и остался в кресле с видом крестного отца всей мафии.
— В нашем договоре было не так много пунктов, но ты чудом забыл все, верно?
— Какой еще договор? — повторил я попытку узнать хоть что-то. Неизвестность всегда пугает и настораживает, а в нашей конкретной ситуации незнание было чревато настоящими проблемами, особенно для меня, человека, который, повторюсь, по какой-то нелепой случайности угодил в этот кружок анонимных гангстеров.
— Мы заранее договорились о... — Билли уже было начал рассказ, повернувшись ко мне всем корпусом, несмотря на то, что мы сидели очень плотно, но Фрэнк перебил его.
— Оставаться незамеченным, — произнес он и загнул большой палец поднятой вверх правой руки. — Заложники только в крайнем случае.
— Это был крайний случай! — встрял Билли, но Фрэнк и его проигнорировал.
— Куш в общую копилку, — продолжал он, загибая пальцы. — Никакой пустой стрельбы. Не сдаем своих.
— Откуда он знает про случившееся? — немного откинувшись назад шепотом спросил я у Джейсона.
— Он мнит себя главным, вот и лезет везде. Усердствует.
— И последнее, — не затыкался Фрэнк, — в непредвиденной ситуации думаем мозгом, а не...
— Постой, — была моя очередь встревать, — вы что, организованная... Да я даже не знаю, как это назвать! А какая у всего этого цирка цель?
— Ты еще не понял? — удивился Билли. — Я же тебе все объяснил.
— Какого черта он вообще тут делает? — негодующе вскрикнул Фрэнк, обращаясь к нему.
— Почему он все это терпит? — снова спросил я шепотом у Джейсона в прямом смысле за спиной у Билли.
— Он тайно влюблен в Тре, — вполне серьезно отвесил он.
— В кого? — это уже была ничем не прикрытая ревность.
— Да в этого, — он кивнул в сторону Фрэнка и с подозрением обратил внимание на мою реакцию.
— Что?
— Ну, это единственное объяснение.
— Хватит там болтать, — крикнул нам Фрэнк, взмахнув руками, и закинул ногу на ногу.
— А ты мне замечание в дневник запиши, — прошипел я сквозь зубы, не пряча ненависти.
— Что он тут делает?
— Он с нами, — ответил виновник моих приключений.
— А вдруг я передумал? — обратился я к Билли, на что он снова махнул на меня рукой.
— У тебя выбора нет.
— А ты меня разве не спрашивал?
— Это иллюзия существования выбора, — с важностью выдал он, изогнув бровь. — Чтобы заложник не очень психовал.
— Заложник? — вскрикнул я и вскочил с кровати, тенью повиснув над этим наглецом. — Я ведь сам согласился!
— Жертва синдрома Стокгольма, — говоря это, он с каким-то неясным для меня презрением смотрел на мое непонимание.
— Хочешь сказать, что если я захочу уйти, ты меня остановишь?
— Да!
— Ты все равно свой дар убеждения снова в бардачке оставил!
Я зашагал в сторону двери, не отдавая себе отчет в ситуации.
Этот Тре творил просто удивительные вещи с моими некогда крепкими нервами. Я возненавидел его, а он просто играл на моем терпении ради веселья. И он не хотел, чтобы это веселье так просто закончилось.
Меня остановил пронзительный щелчок. Я спиной почувствовал взгляд Тре.
— Да вы издеваетесь, что ли? Успокойся, у меня уже на это иммунитет, — бросил я через плечо.
И все-таки я вернулся.
После длительных бессмысленных и беспощадных переговоров одна фраза Билли все перевернула.
— Вы не против немного изменить правила игры?
***
Когда гости покинули наши унылого вида апартаменты, мы с Билли вновь оказались в таком теперь некомфортном для нас обоих уединении. Чувство, которое раньше никогда не давало о себе знать, стало неумолимо докучать. Сама его сущность легла тяжелым грузом на сознание.
Отвращение. Одно из самых сильных чувств, способное побороть всякий намек на симпатию.
Билли предстал в совершенно ином, до того также видимом, но все же тусклом для меня свете. Персональные рассуждения о моей роли в его жизни казались теперь наивным проявлением тщедушия. Не хотелось принимать мысль о том, что я с такой импульсивностью выдавал отчаянно желаемое за в реальности действительное. Все внутренние монологи теперь стали казаться какими-то записками в личном дневнике влюбленной школьницы. Я слепо верил в человека, которого не знал, а он, как выяснилось, ни во что меня не ставил. Делом принципа стало стремление избавиться от его компании, но угроза пули, которая могла быть хладнокровно пущена мне в лоб, сдерживала все порывы.
Отныне я всецело стал его заложником?
Он медленно закрыл дверь в задумчивости и прислонился к ней спиной, сперва уставившись на пол, а затем на меня. Я тут же отвел глаза в нежелании снова испытывать на себе тяжесть его взгляда.
— Все вышло не так, как мне хотелось, — прошептал он, оттолкнулся от двери и сделал пять шагов мне навстречу. В ответ я отходил с той же скоростью в попытках сохранить нейтральное расстояние, которое его, судя по всему, не устраивало. Моя спина встретилась с холодной стеной, и этот холод в секунду расползся по всему телу, расходясь миллионом мурашек. Несмотря уже на почти полное отсутствие личного пространства, Билли упрямо продолжал приближаться.
— И как же тебе хотелось? — на секундном выдохе произнес я.
— Иначе, — с этими словами он остановился и оказался в трети метра от меня. — Я не хотел этого говорить.
— То есть на самом деле ты так не считаешь?
— Прекрати, — протянул он и постарался ухватить меня за руки, но я быстро сообразил, убрав их за спину, прижав к уже обжигающе холодной, что точно стало сугубо моим ощущением, стене. — Я хотел, чтобы это стало нашим общим делом.
— Мне плевать на то, что ты хочешь. Из-за тебя я вынужден задвигать
свои желания. И знаешь, раз правда так хочешь — застрели меня, но я все равно в этом не участвую.
— Не хочу, — кривая ухмылка снова вскользь проскочила в начале фразы. Та, что стала такой узнаваемой и несколько ненавистной.
— Мне противно то, как ты перед ним пресмыкаешься. Он строит из себя не пойми кого, а ты радостно вторишь каждому его слову. Может, я и твой заложник, а вот ты его пленник.
— Есть разница?
— Да, еще какая.
— Я все равно хочу извиниться.
— Я же говорю, что мне начихать на твои...
Я не успел договорить, он заткнул меня губами, которые еще не успели стать мне отвратительными. Импульс прошел по всему телу, и я машинально подался к нему, желая обнять за талию, прижать и ощутить каждый открытый сантиметр кожи, но он перехватил мои руки, не разрывая протяжного поцелуя, и грубо вжал меня обратно в стену. От резкой встречи позвонков с твердой поверхностью я непроизвольно выгнулся и на мгновение оторвался от его губ, едва слышно простонав от разлившейся по спине резкой боли, которая, казалось, активировала во мне новые рецепторы, позволив расширить спектр ощущений, который с головой захлестывал меня от его медленных, но все же грубых манипуляций. Это могло оказаться очередным его экспериментом, но меня перестало все интересовать. Резко углубив поцелуй и так же резко отрешившись, он наклонил голову так, что мы оказались в прямом смысле лоб к лбу, избегая встречи взглядов, и тихо протянул:
— Так ты меня простил?
— Придурок, — тоже шепотом ответил я, но не спешил избавляться от контакта. Тогда он решился на дальнейшую выходку. Не поднимая головы, он опустился на колени, соскользнув ладонями по стене. — Ты чего? — хрипло произнес я, и он тут же сорвал с губ мой громкий развязный стон, когда его прерывистое дыхание коснулось бедер, когда он расправился с ремнем и молнией. — Стой, — сказал это, хоть и желал совершенно противоположного. Снова собирался поступиться своими желаниями, но его манера от неестественной робкой до бессовестной и уверенной заставила забыть о докучавших прежде сомнениях. Это было то, чего подсознательно хотели мы оба, то, в чем нуждались: в резком толчке, который разрушил возникший барьер, превратив нас в заложников удовольствия и друг друга. Я бессознательно ухватился за корни темных волос, пока он так подозрительно умело доставлял мне удовольствие на самой грани помешательства, и прижимал его все ближе. Выжав из меня последний вымотанный стон, он поднял голову и раскрасневшимися губами прошептал:
— А теперь?
***
Следующее утро стало для меня по-настоящему добрым. Удивительно, но у меня не было никакого стыда и смущение за слова, сказанные ночью, пока человек, удерживающий меня рядом силой, старался загладить свою вину, что было неестественным в сложившемся положении, но абсолютно необходимым. То, что случилось, казалось мне логичным развитием наших отношений. Связь, что мы ощутили, была призвана вести нас вперед, с одним стимулом на двоих. Идти вместе, пока выстрелы без глушителя будут слышны лишь для нас двоих, пока недостижимая до абсолюта цель будет призраком впереди нас.
