Dirty Rotten Bastards

С определенного момента моя жизнь снова стала статичной. Меня вновь окружала одна и та же обстановка, которая давила с новой силой. И силой этой была неизвестность. Нам с Билли так и не представилось возможности узнать, как поплатились за наши поступки Джейсон и Тре. Я понял, что черта оказалась где-то слишком далеко позади и что моих сил не хватало, чтобы вернуться назад. Мне нужно было содействие Билли, а он буквально нарочно демонстрировал, насколько ему безразлична судьба того, к чему мы прикасались. И всё же это было только напоказ. Пока я с замиранием сердца ловил полицейскую волну, он сидел, закинув ноги на стол, и разглядывал потолок с таким интересом, что я и сам пару раз бросал мимолетные взгляды, чтобы убедиться, что он был все тем же серым, а не начал ловить спутниковое телевидение. Я так и не понял, что ему нужно было от этого потолка. Мы и правда проснулись знаменитыми, и эта наша звездность зацепила и Джейсона с Тре. Смс остались единственной связывающей нас материей, хотя, наверное, и нельзя так сказать о сообщениях в одну сторону. Я писал Тре трижды в день, но тихий и надоедливый голос где-то на задворках сознания донимал меня, убеждая сдаться. И всё же руки неизменно тянулись к мобильнику с тем, чтобы набрать еще одну бессмысленную строчку. Догадываясь, что Тре даже не читал эти сообщения, я мог вкладывать в них все, что копилось в душе, все то, что я просто сглатывал, то, что отдавало горечью, которую я пытался залить виски. Мы сидели в номере мотеля, смотрели в потолок, пытались освоить радио, глушили бутылки алкоголя, которые мы покупали в порядке очереди, делая нерешительные, но дерзкие вылазки под покровом ночи, когда казалось, что каждая тень охотилась на нас, пытаясь содрать шкуру с окончательно спившихся беспринципных ублюдков. Я возненавидел себя за все то, что мы вытворяли, хотя с уверенностью продолжал называть это лучшим временем в моей жизни и в порыве пьяного угара перебирал взлохмаченные пряди черных волос моего товарища по идиотизму. Шептал какую-то белиберду ему на ухо, чувствуя странное сочетание ненависти и любви к нему. Я вполне мог объяснить это себе замкнутым пространством и общей проблемой, которую мы хоть как-то старались преодолеть и протащиться через это бессмысленное существование в четырех, пропитавшихся парами дешевого алкоголя, стенах. Сначала, в первые дни после исчезновения Джейсона и Тре, мы пытались продолжать наше дело. Нам постоянно наступали на хвост полицейские, но мы вырывались, пьянея от безнаказанности. Мне бесконечно жаль, что длилось это столь недолго. Я в очередной раз убеждаюсь, что мы не ценим того, что происходит с нами сейчас, и можем бесконечно вздыхать по прошлому. Я ненавидел себя за то, что вел себя как самый настоящий отморозок, но я был по-настоящему счастлив, когда этот безумец, сверкая зеленью в глазах, нуждался в моем контроле. Нам было весело, нам было свободно. Мы ограбили еще насколько банков, основательно набив в этом руку. Ограбление уже походило на отточенный трюк, мастерством которого мы поражали полицию. Мы с глупыми счастливыми улыбками слушали, как на полицейской волне говорили о искусных неуловимых грабителей, радостно по-детски указывая друг на друга пальцем. Не обошлось и без очередных ранений. Учитывая порывистость моего соучастника, это было неудивительно. Он получил пулю в бок. Рана была не смертельная, но вел он себя необычайно театрально, издавая страдальческие душераздирающие стоны и озвучивая завещание. Я держал его на руках, как некогда Джейсона, и вдруг неожиданно засмеялся над его откровенно слабой актерской игрой. Чем громче он кричал, тем громче я смеялся. Наконец, его недоумение сменилось злобой, и он, собрав "покидавшие его силы", повалил меня на спину. Я понимал, что ему и правда было ужасно больно в таком положении, кровь еще сильнее сочилась из раны, и с перепуга я уложил его рядом с собой, прижав рукой рану. Он снова застонал, но уже по-настоящему. — Нужно перевязать, а то прыгаешь как гиббон, — давясь смехом, выпалил я. Вероятно, все мои ценности, которые я нажил в себе за столько лет, обнулились за эти несколько месяцев. Прежний я уж точно бы не стал смеяться над раненым. — Если я сдохну, ты расстроишься? — спросил он с неожиданной серьезностью, уставившись на меня щенячьим взглядом. — Не более чем, если завтра испортится погода. Я и правда принял надменный вид и отправился на поиски аптечки. Обернувшись, я заметил, что он вновь уперся бездумным взглядом в пространство перед собой, и сжимал рану, которая продолжала упорно кровоточить. Вся эта картина выглядела так, будто ее изрядно смазали кетчупом. Во мне не проснулось ни доли ужаса. Я молча оставил его, дав время вернуться в реальность от каких-то, очевидно, жутко интересных размышлений и грез. Если он сдохнет, я, на самом деле, никогда не смогу жить так, как жил прежде. Не сумею выбросить все совершенное из головы. Ведь если мои моральные принципы встанут на место, я спикирую с ближайшего возвышения выше пяти метров, будучи не в силах это проглотить. Когда я вернулся с бинтами, иглой и нитью, Билли видимо оживился, но я все же заметил, что мои слова не прошли для него бесследно. Брать их назад уже было бесполезно и неуместно, поэтому я просто решил пропустить это, не оставить места в моей памяти, как поступил со многими вещами, которые все же имели наглость занять значительную часть сознания, как это обычно и случается. Яростнее пытаешься забыть — сильнее это врезается в память. Я осторожно сел рядом и из садистского интереса надавил на рану. — Больно! — взвизгнул Билли. — Больно, — подтвердил я. В ответ Билли улыбнулся и неожиданно для меня провел ослабшей бледной рукой по моим волосам. — Да ты много крови потерял, как я вижу. — Наверное, — опомнившись, он убрал руку, и я сумел приступить к задуманному. А Билли все равно не унялся. — Ты красивый, — заявил он, словно в бреду выпучив глаза. — Я тебя теряю, — пробубнил я, накладывая повязку. — Это я потерял слишком много крови и мозгов. В ответ я промолчал, выражая согласие.

Знаешь, он меня пугает. Раньше его настроение менялось ежесекундно, и меня это бесило, но это хотя бы было признаком живости. Он скрывает, но, кажется, начинает понимать, что мы устроили. Он не был так подавлен даже тогда, когда случайно выстрелил в того парня (хотя, как ты знаешь, этим вообще-то никогда особо не брезговал). Я тоже не перестаю себя винить хотя бы за вашу пропажу и эти глупые смс, которые ты, боюсь, либо никогда не прочитаешь, либо только спустя много лет, и убедишься, что я все-таки был придурком, как ты меня иногда называл. Надеюсь, такая возможность у тебя всё же будет. Билли сегодня прошелся по стопам Джейсона. Это разбудило во мне какую-то нелепую ностальгию.

Билли придвинулся, поморщившись, и словно загипнотизированной, уставился на меня. Краска смущения залила мое лицо. — Готово, — прошептал я, постаравшись разбавить не комфортную паузу. — Спасибо, — сказал он дрожащими посиневшими губами, снова будто удивившись чему-то, и бесцеремонно вознамерился вдруг меня поцеловать, укусил за губу, тихо постанывая от мучившего ранения, что опять возбудило во мне садизм. Все мои руки были измазаны кровью, но я всё равно грубо вцепился ему в шею, притягивая ближе, делая очевидно еще больнее. Мы буквально поскальзывались на крови, пытаясь сблизиться. Новому мне это казалось красивым, прежнему мне было страшно и отвратительно. Вдруг Билли обмяк, перестал обессиленно, но пытливо вести языком по небу и завалился на меня. Я аккуратно стянул с себя его бездыханное тело и посмотрел на засохшую кровь между пальцев. У меня дежавю. Я снова в пьяном порыве распутываю его волосы, шепчу с поразительной дрожью в голосе, что все будет в порядке, хоть и сам в это с трудом верю, онемевшими пальцами провожу по ране, изредка снова кровоточившую, которую сам наскоро зашил, извиняясь за небрежность. Нам ничего не оставалось, кроме как ждать чего-то неясного и призрачного.