Империя соблазна.

Тетсуя проснулся с улыбкой на губах: воспоминания о прошлой ночи крепко засели в голове. И может, принц прямо сейчас и отправился бы давить на нервы Императору, есле бы не одно "но" — Куроко уже все решил. Хотите верьте, а хотите нет, но за эту пару ничтожных дней мальчик успел влюбится. Желание кричать на весь дворец улетучилось, оставляя на щеках след в виде яркого румянца. Да, стыдно. Вел он себя как ребенок, и это глупо отрицать. Но не теребить же вечно это белоснежное одеяло! В конце концов, он взрослый мальчик! Так что сейчас Куроко абсолютно ничего не мешало встать, надеть хоть что-то, что сможет прикрыть его полностью обнаженное тело, и отправится к Сейджуро — признаваться в любви до гроба, а то и дальше. Куроко поднялся с кровати, предварительно осмотрев комнату: от подушек ничего не осталось. Теперь утренние лучики солнца падали на океан перьев, разбросанных по всей комнате. И лишь цветная ткань, где-то виднеющаяся из-под горы наполнителя, давала знать, что в этой комнате, когда-то существовало такое понятие как подушка. Улыбка на лице мальчика стала еще заметнее. Принявшись раскапывать комнату в поисках одежды, Куроко не раз набрел на подозрительные перья. Например, когда Тецуя заметил время от времени поднимающиеся в воздух горы, он решил, не без страха, подойти к ним. И какого же было его удивление, когда он должен был вот-вот дотронутся до них, как вдруг из горы вылез любимый тигр Императора и запрыгнул на бедного принца. Картина маслом: на голом Тетсуе лежит Алехандро. Увидел бы такую картину Сейджуро, посчитал бы жениха зоофилом, а то и хуже... В конце концов, Куроко так и не смог найти свою одежду. Зато в гардеробе Императора нашел обшитые золотом красные шаровары и белоснежную полупрозрачную рубаху, которые были велики Тетсуе, и он всяческий раз подтягивал штаны. Осмотрев себя в зеркале, Тетсуя направился к выходу из покоев, как из коридора послышались многочисленные топанья и возгласы о какой-то войне и о том, что народ к ней совершенно не готов. Голоса раздавались все ближе и ближе. Едва рука мальчика дрогнула над ручкой из чистого золота, дверь распахнулась, и в комнату вошли трое. Двух из них мальчик знал хорошо — сам Сейджуро со своим верным слугой Мидоримой Счастливым. А вот третьего Куроко видел впервые... Это был высокий мужчина лет двадцати пяти, чье накаченное тело было отчетливо видно из под железных доспехов Императорской гильдии. У него были длинные бордовые волосы с черными концами, небрежно выпиравшими из-под шлема и раздвоенные брови, точно такого же цвета как и пряди на макушке. — Тетсуя, — Акаши сразу же припал к телу принца и обнял так сильно, как только мог. В его голосе слышалась горечь, печаль, совсем несвойственные Императору. Мальчик почувствовал на плече, в которое зарылся Сейджуро, неприятные телу мокроту и дискомфорт. — Акаши-кун, ты плачешь? — он обнял Императора в ответ. Улыбка с лица тут же пропала. — Я никогда не плачу, — усмехнулся Сейджуро, скорее всего, не словам Тетсуи, а своим. Акаши лгал. — Тетсуя, — небольшая пауза, во время которой гетерохромик успел вытереть слезы о плече мальчика и отодвинутся так, что бы он мог смотреть в глаза возлюбленному. — Надвигается буря. Сейчас ты уедешь обратно к своим родителям и пообещаешь мне, что никогда — ты слышишь? — никогда не вернешься сюда. — Но... — Никогда, Тетсуя, никогда, — снова произнес Акаши, не спуская со своего лица грустной улыбки. Куроко уже хотел было возразить, как вдруг его лба коснулся легкий почти невесомый поцелуй мягких губ Императора. Тут же Сейджуро отпустил Куроко и, отойдя примерно на два шага назад, позволил Мидориме схватить своего жениха. Потом... Все будто в тумане. Вот Акаши резко разворачивается, вот покидает возлюбленного, даже не кинув взгляд из-за плеча, и уходит прочь, как когда-то из покоев собственного отца. А Куроко кричит. Пытается достучаться до безмолвного силуэта Сейджуро, когда его тело тащит верная пешка Императора... *** Тетсуя сидел в тесной, обитой шелком и до жути душной карете, что еще и умудрялась подпрыгивать каждый раз, когда наезжала на любой камень. Напротив него восседает Мидорима и не спускает с голубой макушки взгляда. От взора двух ярко-зеленых глаз становится не по себе до такой степени, что для Тетсуи, в его-то состоянии, это просто пытка. — Куроко, — позвал сквозь уже угнетающую тишину. — Я понимаю, тебе плохо, но, в конце концов, прояви хотя бы немного мужества! — Шинтаро и не понял, как стал болтать лишнего, о чем Император его настоятельно просил не делать. — Начинается война, в которой виноват лишь ты! Именно из-за тебя Сейджуро сейчас на поле возле сада! О Боже, кто же знал, что Кисе влюбится в такого идиота как ты! Господи... Сначала Рико, теперь ты. Да черт вас всех побери! И вообще... В одно мгновение Мидорима опомнился, ловя на себе удивленный взгляд Тетсуи. И что же он натворил? Теперь Куроко точно начнет расспрашивать его... Но голубоглазый явно не собирался оправдывать ожидания своего спутника. Разве что подыграть, совсем чуть-чуть... Тетсуя опустил голову и, не спуская своего взора с обитого красным ковром пола, молвил: — Пожалуйста, Мидорима-кун, не напоминай... Ошеломленный таким заявлением Шинтаро не мог сказать и слова. — Ты... ты... знал? — еле-еле произнес он, скорее не констатируя факт, а переспрашивая. Вдруг, померещилось? Куроко поднял взгляд, но уже не на застывшего зеленоглазого, а на окно. Мальчик внимательно всматривался в очертания размытых деревьев в перемешку с ясным голубым небом и облаками, которые медленно, будто откалывались друг от друга, плыли дальше по небесам. И чем дольше они ехали, тем мрачнее становилось на улице: солнце уже сгинуло во тьме, а ранее белоснежные, пушистые облака теперь приобретали грозный вид, угрожая вот-вот разразится грозой и каплями воды. "Пора!" — подумал Куроко и сразу же обратился к Шинтаро: — Мидорима-кун, я хочу исправить нужду, — перевел на него свой пустой взгляд Тетсуя, в котором отражалось зеркало пасмурных небес. — Потерпишь. — Но я хочу именно сейчас, — невозмутимо ответил Куроко. Счастливый, а в данном случае не очень, недоверчиво зыркнул исподлобья на своего, если так можно сказать, собеседника. И, взвесив все "за" и "против", все-таки остановил карету, дабы мальчик вышел. — Спасибо, — кинул ему Куроко выскользнул из януса кабины наружу, навстречу прохладному воздуху и каплям недавно полившему, но еще маленькому и еле ощутимому дождя. Едва голубоглазый спокойной и даже где-то Императорской походкой добрался до первого попавшегося дерева, рванул в сторону чащи леса, откуда за километры доносились звуки бойни: тихие, но заметные. Он пробегал мимо сотен деревьев и уставший, но особо не чувствующий этого все ускорял бег. Он, будто мотыльком, летел на адский огонь, в самое пекло. И крики Мидоримы, заметившего пропажу, неслись вдогонку, но не успевали за Тетсуей. И боль, отдающая в глубине сознания, была не так заметна, хотя босые ноги и мешали нормально бежать. Кровь и грязь смешивались воедино, обжигая пятки. И каждый раз, когда камни сбивают ему ноги, хочется кричать. Лишь трепетание сердца и дрожь успокаивают и заставляют собраться с новыми силами и продолжать бежать, не взирая не на что... *** Акаши весь грязный, замотанный стоял на коленях, в грязи. Холодный дождь обжигал щеки и душу, при виде того, как его последнему воину отрубают голову. Она падет на поле, искупавшись в сырой земле, окрашивая когда-то белоснежные пряди, а за ней и тело. Доспехи тяжелые, а жизнь покинула мужественную тушу. Как странно, не правда ли? Вот он прожил всю свою, хоть и короткую, жизнь. Он был жесток и не отрицал этого. На его совести сотни человеческих жизней. Его запомнят как Сейджуро Безжалостного и именно под этим именем запишут в историю. Его всегда учили, что каждый, прожив свою жизнь попадает на суд Божий, где решается его судьба, куда дальше: в Рай или Ад? И вот он на этом самом суде. Весь в грязи, но чист пред небесами... Сейджуро сжал от боли — душевной и физической — кулак, зачерпнув в него грязь, после забившуюся под ногти. Ему с трудом верилось, что его, как казалось ранее, верный военачальник, прямо сейчас стоит над ним и с силой и нескрываемым отвращением сжимает в правой левой руке его пряди, а левой приставляет к горлу меч. Раздались громкие хлопки, звучание которых затмевало и гром, и ливень. Пред Сейджуро привстал образ молодого блондина и его карих глаз. Одет он был в золотые шелка и дорогую обувь, сшитые на заказ. Он с хитринкой всматривался в гетерохромированные глаза своего врага, что в данный момент ничего не выражали. — Кагами-чи, ты молодец, — сладко-ядовитые нотки сорвались с его бледно-розовых уст. — Втереться в доверие правителю Империи соблазна, предать и напасть из-под тешка! Я доволен твоей работой. Получив в ответ утвердительный поклон, блондин снова взглянул на Акаши. — Эх... Акаши-чи, как же ты глуп и как наивен. Я всегда знал, что из тебя выйдет никудышный правитель! Вот я и подумал, что мой брак с Рико-тян добьется расцвета обоих государств. Но тебе ведь с твоим отцом надо немного повредничать и изгнать её из Империи соблазна! Ладно, проехали. Говори, где парень, — быстро поменялся в лице Кисе и сейчас на ранее миловидной мордочке правителя Западных земель можно было лицезреть серьезность. — Ты никогда не узнаешь, где он, мразь, — собрав в свой голос как можно больше призрения к собеседнику, процедил сквозь зубы Сейджуро и, встряхнув красной шевелюрой, сплошь покрытой грязью, плюнул в лицо Рете. У Тетсуи научился, наверное. Блондин, нахмурив тонкие, идеально выщипанные служанкой брови, сжал кулаки. Да как он смеет! В таком-то положении! Кисе со всей силой пнул ногой лужу грязи, прямо перед гетерохромиком тем самым обрызгивая его. — Ладно, сам найду. Кагами, — приказной тон редко можно было услышать из уст Кисе, так что Тайга даже встрепенулся услышав свое имя без привычной суффикса "-чи". — Отруби ему голову. Он указательным пальцем ткнул в силуэт Сейджуро и направился к своей карете. Но не успел блондин и трех шагов пройти, как развернулся и в очередной раз произнес, насмехаясь: — И да, жаль, ты так и не услышал, как прекрасно поет Тетсуя! — Рета...