Безумный-безумный-безумный... Остров!

— Храм Цитры! Атакован Храм Цитры! — принес страшную весть пилот, который уцелел-таки после штурма аванпоста, а так бы его и не узнать вовсе. Не осталось того испуганного неизвестностью человека из большого города, он принял дух джунглей, он растворился в нем. И на этот раз принес дурную весть, страшную весть. Многое творили пираты, часто происходили стычки с ними в разных уголках на острове, расстановка сил менялась в пользу то одной, то другой стороны. Но никогда еще не случалось такой наглости, никогда не происходило такого беспредела и цинизма. Атаковали не деревню, нет, не аванпосты и укрепления. Ваас атаковал убежище своей ненавистной сестры, средоточие всей духовной силы племени, их желания сопротивляться. Хаос. Вот что началось. Люди схватили все оружие, что было в деревне, сообщали на все аванпосты. Дени отдавал приказы, отрывисто доносился его голос. А Тони Старк стоял как в бреду возле древа предков. И не знал, куда деваться ему, смотрел на людей. На этих совершенно чужих людей. Он называл себя филантропом, значит, люди не могли быть ему чужими. Он смотрел на людей. Проносились они мимо, кто запрыгивал в машины, кто бежал прямо так, пешком, не задумываясь, что не так уж близко идти. Расстояния не имели значения. Говорили мало. Но глаза каждого горели. Нет, не злобой. И не ужасом. Это был дух борьбы, упрямство, вечная непокорность. И, может, не назывались они добром, не были священными их ритуалы, не несли истинной истины, но, о небо, как же непокорны они были и, о небо, неизмеримо сильнее была их истина, чем засушенные истины всех толерантных филантропов. Пусть даже истина с оружием в руках. Если бы не пришли на их землю, если бы не стали уничтожать, словно скот, устраивая массовые казни, расстрелы, не появилось бы в их руках оружие, не стали бы воевать, а жили бы в мире с природой. Но приходили люди и заставляли либо сдаться и умирать, либо сражаться, следуя пути воина. Старк глядел на людей, он оставался практически один в деревне, и глупо убеждал себя, что это не его война, и глупо говорил себе, что всего лишь человек без своего супер-костюма, и не знал, что же ему делать, как же им помочь, чтобы не пойти против себя. Дедпулу-то всегда было проще, он никогда не спрашивал себя, почему надо убивать врагов, он просто хватался за мощные пушки и палил во все живое, и хорошо еще, что это оказывались враги, а не свои же. А героям намного сложнее… Старк не мог пронять островную правду реликтового племени. Но мимо пробегало не племя, не реликт, не древняя структура, мимо пробегали на борьбу с пиратами такие же точно люди. Люди, которые хотели жить, так же жить, жить как все. Старк видел, что в деревни остаются только женщины, но даже некоторые из них, забыв о своем долге продолжательницы рода человеческого, схватились за автоматы и отправились к Храму Цитры. На последнюю битву. Все ощутили, что этой долгой ночью всё решится. А великий супергерой всея Нью-Йорка стоял возле древа чужих ему предков, и слушал в голове голос своего предка, который вдруг пробудился. Возле сакрального дерева голос его доносился даже яснее, наверное, поэтому Тони так тянуло к этому месту, хотя запрещалось. Не знали ракьят, какая внутренняя духовная борьба происходила в герое, пока они уносились на борьбу физическую, внешнюю. Он все смотрел… Разные люди. И вот под конец… За автомат схватился безусый мальчишка, безусый мальчишка, юнец с раскосыми глазами. Глянешь мельком — один из взрослых мужей, а приглядишься — в понимании цивилизованных сущий еще ребенок, отрок. Безусый мальчишка, такие в разных «европах» еще тайком от учителей на уроках в PSP играют и гоняют мяч на школьном дворе, не зная забот и хлопот. Но ведь это там, где-то далеко, слишком далеко. А здесь — это здесь, и никуда не сбежать, здесь иная жизнь текла бурным потоком с водоворотами и острыми камнями. «Антонио! Ты мне не потомок, если сейчас струсишь!» — понял, что из взрослых мужчин он остался один в деревне Холмс-Старк. — Я не струшу! — отмахивался от предка Тони, сам рад был бы уже ринуться вслед за племенем, но как будто ступор его сковал. — Я вообще Нью-Йорк от инопланетян спасал! «Это было в костюме, — железно оборвал Холмс. — Докажи мне, кто ты без него! Ты ведь на самом деле гений и филантроп, а не только плейбой и миллиардер!» — Ты же понимаешь, что мы оба можем погибнуть? — грустно улыбнулся Тони. «Знаю, Тони, я уже давно мертв, ты вернул меня из небытия, — в ответ тоже грустно и одновременно с воодушевляющей радостью улыбнулся Холмс, как будто смеясь, всегда смеются, когда смертельная опасность ждет впереди. — Пошустрить с тобой еще немного в этом мире намного веселее, чем на том свете, хотя я, честно говоря, не помню, что там вообще. Но если уж погибнем вместе, но героически — отправимся туда вместе». — И ты понимаешь, что я филантроп? «Понимаю, я сам гуманист. Но придется еще раз взять в руки обычное оружие». — Пожелай нам удачи, предок, — нахмурился Старк, и забрал у старухи-оружейницы последний пистолет и добыл самодельный нож. «Удачи, потомок!» — Спасибо! И ночь катилась вдоль острова, щерилась воем диких псов. Эти псы так и не становились волками, они не разучились лаять, перестав при этом быть друзьями человека. Псы выли на луну, псы гнали добычу сворой. В храме Цитры сияли факелы, храм оказывался так ненадежно укреплен, вовсе не приникал он к горе, а наоборот выходил втором торцом к югу, на залив-океан. Храм оказался таким небольшим, а стены его такими низкими. Пираты уже пытались перелезть через них, закидывали гранаты, древо в центре начинало гореть. Древнее древо, основа святилища. И даже не не сама Цитра уже была важна. Ведь жрица, погибшая в храме, не считается оскверненной, можно тогда выбрать новую, и новая снова поведет народ, и снова поднимутся луки и автоматы против врагов. Но вот разрушенное, выпотрошенное святилище могло уничтожить остатки гордого племени, которое раньше населяло оба острова. Однажды колонизаторы уже пытались искоренить их, считая, что принести иную, правильную, веру. Но не глаголом они ее несли, не словом, а огнем, а уничтожением древних святынь, которые раньше образовывали вместе с Храмом Цитры сложную композицию, вмещавшую могущество духов предков. Вера колонизаторов просила уважать родителей и род свой, но эти же колонизаторы безжалостно топтали могилы чужих предков. А пираты не лицемерили, а пираты просто уничтожали. Ваас не лицемерил, он просто пришел убить, уничтожить. Что же в нем и когда сломалось, что не принимал он ныне ни духов и предков, ни веру колонизаторов? Ничто не принимал, ничто не привносил взамен, даже культ денег он не мог пропагандировать, как Хойт, потому что, поглощенный ими, ненавидел их. И только ненависть нес он с собой. Только новые могилы, новые развалины. Только хаос. Теперь лишь развалины вокруг храма. И именно среди этих развалин, разграбленных осколков былого величия, столкнулись две силы. Ночь озарялась оранжевыми вспышками выстрелов. Джунгли морочили ночными тенями. Пираты лезли через стены, прямо в Храм, Цитра укрывалась в сердце храма. Охрана не пускала неприятелей, так что пираты как перелезали через стены, так и падали на двор возле уже опаленного с одной стороны древа. В ночи горели факелы при входе в храм, на площади. Стража не пускала врагов, о себе каждый из охранников уже не думал. Да и не существовало у них такого понятия, как «я». «Я» существовало у пиратов, пусть и неразборчивая свора, но состоящая из антагонистичных элементов, каждый ощерившийся «я» надеялся сожрать второго такого же, но для выгоды того и другого эгоизма они объединились, за деньги, за наркотики. А ракьят, может, и не были ангелами, и бродили по той же пропитанной кровью земле, но знали, что едины. И не поднял бы руку брат на брата, а тот, что поднял стал изгоем… Иль сам ушел. И только джунгли снова прорезала яркая вспышка, вспышка, а за ней пролегла полоса пламени, потусторонне синего пламени, которое постепенно из синего становилось рыжим. — Что я изобрел… Что я, — только с ужасом наблюдал Старк, скрываясь среди многочисленных древних развалин, стараясь избегать змей. Из джунглей донесся отчаянный вой каких-то зверей. Вокруг храма Цитры водилось их много, разных прекрасных животных. Кабанов, казуаров, гигантских черепах. Ныне животные погибали, корчась от пламени. Но если бы только животные. Там несомненно погибали и люди. И подсчитать потери с обоих сторон мешала кромешная темнота, которую рассеивал только свет луны. В лунной дорожке скорчились сожженные трупы. — Что я изобрел… Старк ощущал, как ужас накатывает на него, разъедает изнутри, как серная кислота. Какое вторжение инопланетян. Какой пафос супергероя! Здесь его же оружием вот так уничтожали людей. О том, что куда-то запропастился Дедпул, миллиардер даже не подумал. Не успел подумать, потому что к развалинам подобралась перестрелка, а на Тони со спины пытался напасть пират. «Берегись!» — предупредил предок, инстинкты которого не были притуплены техническими новшествами. И Антонио выстрелил в упор. Вовремя, потому что враг с мачете не посмотрел бы на то, что это какой-то там миллиардер, которого они намеревались продать. Во время боя, тем более ночью, не оставалось времени на такие мысли, тем более, что ракьят, не жалея себя, давали отпор. Следующий выстрел пришлось совершить филантропу спустя минуту, этим метким выстрелом он спас жизнь какой-то женщине из племени. Казалось, что где-то мелькнул и мужичонка, с которым Уэйд соревновался утром в метании ножей. И он действительно метал ножи, теперь во врагов, кажется, не совсем местным он был, но принятый в племя. Однако шальная пуля срикошетила от камня… Гордый метатель ножей подпрыгнул, и съежился на земле, бросив точно в цель свой последний нож. Что ж, не промахнулся. Но и пуля не промахнулась в этой смертельной суматохе. Не дождаться уж Уэйду реванша в их соревновании. Да и ничего не дождаться, потому что все поняли — это последний бой. Хойт — это Хойт, но с Ваасом это последний бой. И не думали, кто выйдет из него победителем. Не говорили, что с высокотехнологичной пушкой он уж точно победит, не верили в это. Оставалось все только на весах судьбы, где на одной чаше зависла слепая жажда наживы, бессмысленная жестокость, а на другой противостояние древнего племени, выживавшего вот уже не первое столетие вопреки всему, вопреки всем невозможностям победить. И Старк снова не думал о себе, и понимал, что быть героем можно и без крутого костюма, что спасать людей можно и без высоких технологий, которые сейчас, в этом страшном коловороте боя среди развалин и деревьев, только уничтожали, только приносили хаос, и перекос в силах. Нельзя изобрести разрушительную силу во благо, ведь всегда найдется тот, кто обратит ее в еще большее зло. А бой кипел, Дени с отрядом удалось пробраться к воротам, гордый предводитель ракьят был готов защищать свою ненаглядную жрицу до последней капли крови, не позволял пробраться с торца. А тем временем в самом храме шел бой с пиратами, прибывшими на катерах с той стороны, где строение прилегало к океану. Но все же самой страшной угрозой был и оставался главарь, Ваас. Он всегда являлся основной угрозой северного острова, но с оружием Старка его уже боялись точно мифического Великана, если не больше. Дени отстреливался, его отряд не позволял подобраться к воротам, но вот над головой раздался взрыв — синий раскаленный луч ударил в древние камни. Двоих ракьят на месте убило осколками, отлетевшими от каменных ворот, на Дени посыпалась каменная пыль, а в ушах поднялся звон. «Где же Дедпулио? Где он?! Неужели отвергнув Цитру, он отверг и всех нас? Неужели только ради нее сражался за нас?! Да появись уже наконец, придурок!» — горько отражался собственный голос от стенок сознания, когда Дени ощущал, что медленно падает, ощущал, что смерть начинает тянуть к нему свои костлявые руки. Это ведь только у Уэйда смерть была симпатичной дамочкой. Но ведь настоящий герой должен всегда появляться вовремя. — Не падать! — раздался чей-то знакомый голос над ухом, и некто стремительно подхватил подмышки, заставляя снова встать на ноги. И показалось знакомое лицо, вернее, не лицо, а маска, уже не красная, а грязно-черная, порванная в нескольких местах, закопченная. — Вставай и сражайся! — дал установку Уэйд и телепортировался куда-то в темноту, с которой теперь практически сливался. — Дедпулио с нами! — провозгласил Дени. Дедпул, правда, его за это мысленно обругал, потому что надеялся подкрасться к Ваасу незаметно. Но вряд ли Ваас бы так легко позволил. Потом Дедпул обругал уже устно Старка, на которого наткнулся среди развалин, где занимался тем же, чем все ракьят — уничтожал пиратов. Вернее, ракьят с ними сражались, а Уэйд методично и сосредоточенно уничтожал, теперь отсчитывая их пачками по шесть, после каждого шестого ухмыляясь: — Сет! Да, и снова пришел Дедпул, бессмысленный и беспощадный. Его не интересовало, что там за столкновение культур и мировоззрений происходит, какая страшная сила грозовым фронтом столкнулась на границе мирского и сакрального. Его душа даже на чашу весов все никак не могла попасть, он был проклят своим бессмертием, приговорен к нему пожизненно. И если уж не было смысла в его жизни, оставалось только посмеяться над его отсутствием. Тоже вариант. Нет смысла — смейся. Вдруг появится. А если не появится, то хоть настроение поднимется. Но теперь невероятно грело сознание, что здесь он герой, он здесь уж точно не против людей идет, вернее, против людей. Но те люди обзывались только выродками, бешенными псами. И Дедпул поступал с ними не лучше, чем с бешенными псами. В свете фар от джипов мелькала тень, в горящих джунглях раздавались короткие выстрелы, а потом мутант телепортировался дальше. Кое-кого он вообще совершенно бесшумно приканчивал ножом-реликвией, хоть припас его для более важного гостя этого торжества, этого кровавого пира. Вскоре вражеские машины взрывались, Дедпул-то считал, что это все его заслуга, но ракьят тоже не отставали. А Уэйду приходилось теперь защищать этого суетливого заказчика, хотя Тони едва ли в защите нуждался, но уже успел получить ранение в плечо. Но все ж супергеройский опыт сказывался, так что, к удивлению Уэйда, миллиардер не прекращал отстреливаться, уже завладев чьим-то автоматом, перекинув его через плечо, потому что левая рука не двигалась, вдоль нее стекала кровь горячим ручейком. Но не до того было ему, не до себя. Он понятия не имел, что за божества находятся в этом храме, но знал, что допустить туда пиратов означает стереть с лица земли еще одно племя, еще одну культуру. И разве не филантропия не позволить деградировавшим бандитам, уподобившимся врагам рода человеческого, не позволить осуществить свои мерзкие намерения! Вот только не знал Старк, какими мотивами ведом главарь этих бандитов, что знает он о Цитре. Никто не знал, кроме него и нее никто не знал. И не должен был знать. Хотя никто не скрывал, но никто не рассказывал, из посвященных никто. Для всех хватало одной простой версии с Хойтом и его нарктой, так объяснялось падение, так объяснялось появление этого демона… А хитра все ж была Цитра… А хитра… Но Дедпулио все равно сражался на ее стороне. И все на ее стороне. Враги ощутили, что в рядах противника определенно наступило оживление и казавшимся легким штурм храма становится противостоянием равных сил. Еще бы! Ведь теперь Уэйд мог сражаться в полную силу! Потому что Дедпул, уговорил все-таки Старка не высовываться, ведь Тони уже был землисто бледен от потери крови, но, переступив грань своей лицемерной цивилизованности, настойчиво требовал сражаться наравне с остальными до последнего. — (…)! Кто мне платить будет? — сетовал Дедпул, но такой аргумент на Тони не действовал, переживал он травмы и похуже, и сам тоже был не просто миллиардером, и не просто Железным Человеком, ведь носил в груди свою смерть — осколки, которые притягивал магнит, вмонтированный прямо в грудину, чтобы эти осколочки не добрались до сердца. Осколки — память о торговле оружием, когда его в первый раз чуть ни уничтожили ракетой Старк-индустри. И вот история снова повторялась, и он не желал снова оказаться пешкой, ни на что не способной без костюма пешкой. Так чуть ни погубил себя, только голос предка остановил: «Остановись, Тони! Тебе еще рано умирать!» — Нет, я должен помочь им, — оседал среди развалин Антонио, отчаянно цепляя за камни, расстреливая последние патроны, не находя новых. «Я горжусь тобой, потомок! Нет, тебе еще рано умирать! Я уже понял, что Дедпул не Ватсон, он пришел, он обещал победить Вааса. Я все равно горжусь тобой». — Спасибо, предок, — улыбался Тони, но борьбы не прекратил, только перетянул руку, разрывая зубами ткань рубашки. И снова унесся в джунгли на подмогу ракьят, вопреки строгому запрету Уэйда. Да кто этого Уэйда вообще слушал! Тут предок из девятнадцатого века гордился потомком из двадцать первого, а еще каких-то мутантов слушать. И Тони продолжал оборону дверей храма неизвестных ему божеств вместе с Дени и его отрядом.