Безумный-безумный-безумный... Остров!

— Локи, — вздыхала тем временем Цитра, стоя у ворот храма, переживая, что пропали все, улетели в неизвестном направлении, но тут к ней подошел Дедпул, нараспев говоря, разводя руками: — Печалься, Эсмеральда! Твой Фебюс улетел! А я, бедный поэт Грегуар, гордо сойду со сцены! Классный был мюзикл сто лет назад! «Игра Престолов», конечно, веселее, вроде и интриги, а вроде и порнушка. И, конечно же, мясо-кровь-кишки-хардкор! Но тут из зарослей послышался выстрел, и Дедпул телепортировался, понимая, что наконец настал миг финального поединка с Ваасом. Один на один, без всяких асгардских клоунов и прочей шушеры. — Цитра… Послушай, ну зачем тебе какой-то Асгард? — робко утешал ненаглядную жрицу Дени, осторожно пытаясь обнять ее, погрустневшую и растерянную, за плечи. — У нас есть остров, Дедпулио освободил его от пиратов! Давай править вместе! — Насчет «вместе» обойдешься, — скинула с себя его руки Цитра, горделиво и надменно выпрямляясь. — Ну что ж… Остров и впрямь почти наш. А Дедпул уже сражался. Бежал на холмы, подальше от Храма Цитры, чтобы дать волю своей буйной силушке. Вот уж богатырь богатыревич. И трехголовый Змей-Горыныч в одном лице. «Чур я правая голова!» — застолбил первый голос место. /Нет! Ты левая! / — с уверенностью говорил второй. А Ваас тоже не терялся, тройная пушка Старка была снова на ходу, все лишние детали снова к ней припаяли еще перед штурмом, так что пират перемещался снова с лунной гравитацией и на повышенной скорости, легко поспевая за телепортациями Уэйда, который так и не разжился толком оружием, а с одним ножом, пусть и реликвией как-то не очень выходило сражаться против высокотехнологичной пушки. — Хочешь что-то сказать перед смертью? — пророкотал голос Вааса вслед за выстрелом. — А! Паника! Нет, я не хочу умирать! — взвизгнул Дедпул, но потом, уклоняясь от очередного выстрела, задумался, почесав нос. — Сказать? Хм… Пожалуй… Меня давно мучает вопрос… Какого дь (…)ла забыл на этом (…) острове этнический баск? Или ты не баск? Снова выстрел, близлежащий камень разлетелся на кусочки. Сражались, Уэйд не переставал болтать. — Это значит, ты не баск… Кастилец? — на эти слова раздался еще один выстрел. — (…)! Кажется, не кастилец… Выстрел, уклонение, выстрел. И так далее. беготня по кругу. Повторение действий. — Андалусец? — снова синяя вспышка. — Тоже нет? Ну извини, приятель, это же не повод в меня так стрелять! Каменная глыба эффектно разлетелась на мелкие камушки, которые Уэйд поспешил извлечь из своей ноги и телепортировался. — Стоп, стоп, я угадаю! — затряс руками Уэйд, а потом выдал воодушевленно. — Каталонец! «Что это за (…) ты только что перечислял?» — не понимал сути первый. /Это названия областей в Испании, наш враг явно оттуда…/ — пояснил второй. «Откуда мы это знаем?» — задумался первый. /Мы много что знаем в отличие от тебя…/ — издевался второй. «Че сказал? Ты на кого печеньку крошишь вообще? Да какая к ч (…)у разница? Сволочь он! Грохни его уже!» — давал установку первый, но главный шикнул на свои голоса: — А болельщиков вообще попрошу не отвлекать! Снова сражались, снова летели камни и кочки, разорванные взрывами. А над островом уже вступал в свои права день, уже солнце готовилось раскалить камни, напитать теплом землю, которая обещала подарить богатый урожай. Если бы только оставалось побольше тех, кто мог ее обрабатывать, если бы не губили их. И герой, которого заслужил этот остров, сам того не ведая, содействовал тому, чтобы остались те, кто сумеет вспахать и засеять эту землю, и соберет урожай, и продолжится поколение за поколением существование племени ракьят. И других людей на Рук Айленде, который в эти самые мгновения, быть может, переступал порог новой жизни, жизни, похожей на то почти мирное существование до прибытия Хойта, жизнь, которая была прервана двадцатью годами ада. Но не забыли ли люди, что значит жить в мире без вечной войны? Нет, не забыли, потому что можно родиться и не знать, что такое мир, но его наступление все равно ощущалось. Хотя мир ли ждал оба острова? Пока нет, пока оставалось достаточно головорезов… Но раз уж исчез Хойт, то вряд ли кто-то мог продолжать платить наемниками, хотя, возможно, Локи вовсе и не убил его, а, если и убил, то мог найтись кто-то подобный, захватить власть, ведь как известно, оставишь трон без присмотра, и тут же его займут. Но на северном острове все еще царила власть Вааса. Вернее, этот вопрос как раз и решался здесь и сейчас, сейчас, среди залитых утренними лучами холмов. А Дедпул этого не знал, он о глобальном редко думал, то есть думал всегда, но его глобальные мысли дальше плана построения теократического коммунизма не распространялись. Теперь вот его заинтересовал вопрос, откуда все-таки происходит Ваас, не что и когда привело главаря на остров, а именно, откуда он происходит. И не важно, что это был разгар снова неравной битвы ножа против пушки. Хотя, может, Уэйд просто тянул время, потому что за время бессмысленной болтовни и телепортаций он несколько раз проверял телефон. А смартфон пережил еще и полет в Асгард. Да почему бы не пережить? Ведь, пожалуй, это было самым безобидным приключением за все время пребывания на острове и телефона, и его владельца. Тут Дедпул вдруг остановился, прогорланив, размахивая руками: — Эврика! Эврика! Я понял! — Ты еще не сдох (…)? — высунулся из-за скалы, за которой прятался Дедпул, Ваас, снова стреляя. — Ты понял, что меня не победить? Мутант телепортировался на возвышенность, уводя все дальше от Храма Цитры. — Нет! — помахал он задумчиво и педантично указательным пальцем левой руки. — Я понял! Ты португалец! Точно! Точно?! Канта-канта-канта Португал… Дедпул запел дурным голосом. «Когда это мы выучили португальский?» /Да не выучили мы его, это песенку по радио крутили…/, — пытался заткнуть уши умник, но потом вспоминал, что он заперт в голове главного и уж, хотел он не хотел, а слушать фальшивое пение ему придется. Дедпул продолжал орать песенки на ломанном португальском, хотя скорее всего на тарабарском. — Никакой я на (…) не португалец! — похоже, довел не только умника Уэйд, потому что главарь снова стрелял, тряся головой после такого концерта. — Только заткнись! — Нет?.. — пожал плечами Уэйд, вскидывая брови домиком, изображая саму невинность. — Какая жалость! Может, ты вообще не из Испании?.. Наверняка, какая-нибудь Канада… Там вообще много странного народу. Ваас, используя частичный контроль над гравитацией, полетел было к врагу, намереваясь, наверное, протаранить его. Как вдруг… Пушка Старка внезапно отключилась! Ваас приземлился, не позволяя себе нелепо упасть от такой неожиданности, затряс пушкой, но понял, что все уже бесполезно. Он знал, что произошло, в конце концов так же они и Старка поймали. Уэйд глянул на вырубившийся вовсе не из-за севшего аккумулятора мобильник. — (…)! А ты оказался хитер! — усмехнулся Ваас, почти с небрежным отвращением отбрасывая ставшую бесполезной пушку. Она все это время даже как будто тяготила его, как будто с ней приходилось каждый раз доказывать, что и без нее он не становится таким же бесполезным, как Тони Старк без своего хваленного костюма. Да! Остров оказался совершенно обесточен. Генератор того же Старка работал на полную катушку, покрывая своей мощностью и южный, и северный острова. Генератор, как недавно верно догадался Уэйд, находился на острове Хойта. Хойта, который забрал генератор, чтобы управлять Ваасом, что бы навечно он был его цепным псом, даже не помышляя об отделении, забрал еще когда Ваас пытал Тони Старка. Но зато теперь успешно сработал генеральный гениальный план Уэйда. Вернее, не только Уэйда… /Ай да агент Сэм, ай да молодец! / — мурлыкал второй голос. «Ему, кстати, Старк теперь тоже должен будет заплатить, надо сообщить!» — Да, Сэм умница! /Пульты от генератора стащил и нам вручил, там как раз две кнопки надо было нажать. Вот мы с ним и нажали! Когда я ему скажу, он генератор взорвет, не потащим же мы его на себе/. Когда и у кого Уэйд или Сэм стащили пульт управления генератором, или как они вообще его включили, осталось неизвестным, но все-таки Сэм был спецагентом, за тем и посланным на этот остров, чтобы разобраться в происходящем. И не важно, что ему уже немало лет приходилось прикидываться наемником Хойта со всеми вытекающими отсюда последствиями, так прикидываться, что ничего толкового на острове в пользу страдавших людей так и не было предпринято, только информацию сливал. В нужный момент он пригодился, его знание южного острова и посвященность в дела Хойта пригодилась. А это главное. Итак, теперь Ваас и Дедпул оказались в совершенно равных условиях. Ваас стоял метров за десять от Уэйда, выжидающе разминал шею и широкие плечи. — (…) пушка бесполезна. Что ж… Может это и к лучшему, — хрипло негромко говорил он, но потом глаза его яростно загорелись, он бешено воскликнул, не уступая ныне по безумию маньяку в голове Уэйда. — (…)! Теперь начнется настоящее веселье! Он искал веселья, он был обречен искать веселья. Такого невеселого обычно для обычных людей. Такого страшного веселья без похмелья, веселья на гробах и виселицах, в крови черной плах. Веселья каждый искал, и каждый отразился через века в тот миг в горящем пламенем пожарищ и пыток глазах. Как каждый опустошенный искал веселья. Как каждый, тянущий цепкие пальцы кладбищенских вьюнков из бездны, глядел бы, веселясь над трупами врагов, друзей и безвинно убиенных. Кто же так веселился? Кому все было мало и мало? Почему умели жить, только убивая других? И когда он вдруг стал таким же, древо вершиной вниз, корнями гнилыми разрывавшее небо, стремящееся, может, найти в нем ответ. Но нет, он уже знал свой ответ, он все о себе знал, и одного не понимал, когда и за что… Кто толкнул его в бездну? Нет, это тоже понимал. А тайну свою никому не рассказал бы. Посвященный знал. Но изменений иль потерь он уже не искал. Не искал ничего, кроме смерти, но разрывал в клочья любого, кто смел пытаться убить его. Волк среди псов, орел среди воронов. Такой же падальщик, разоритель гнезд. Такой же. Путь даже еще с душой, но все еще такой. Но даже это все теперь вдруг потеряло значение и назначение. Вот они оказались одни на длинном узком хребте холма. Один на один. — Ты думаешь, ты гений? — еще говорил Ваас. — Да, ты (…) гений. Но… Не договорив он вытащил из-за спины саи Дедпула, не считая нужным в данный момент произносить каких-то долгих тирад, потому что противник понимал и без лишних слов, ему не стоило что-либо объяснять, ведь он был таким же. — Ты знал, что все будет так? Интересно. Неплохо ты разбираешься в людях, — совершенно серьезно отвечал Дедпул, пока тоже не атакуя, точно противники концентрировали вокруг себя как можно больше ярости, предвкушая этот поединок. Наконец-то! Реванш! Честная борьба один на один. Один на один два берсеркера, лишенные обычного мирского сознания, не принадлежащие ни добру, ни злу, всецело и злу они не принадлежали. Не принадлежащие, слишком гордые оба, чтобы хоть кому-то принадлежать. — Обмен, — предложил Уэйд. — Саи на нож, — кратко отзывался Ваас, на лице которого застыл оскал. Они медленно подошли друг к другу, осторожно, точно два диких зверя, точно два тигра. Но каждый знал — нет, сейчас не до подлостей, потому что малейшая подлость окрасит в тона бессмысленной пустоты этот миг тотальной предельной напряженности. И так два заклятых врага обменялись оружием, каждый вернул то, что принадлежало ему по праву, даже если нож-реликвия вовсе и не принадлежал Ваасу, хотя так ведь считала только Цитра, а она тоже умела ошибаться. Возможно, она-то всегда и ошибалась. И вот он снова разошлись, чтобы через миг сцепиться в смертельной битве. Ветер проходился волнами по некошеной траве высокого холма, трава трепетала, как зеленые волны моря, точно не существовало больше различий между водой, землей, воздухом. Все стихии и миры сошлись здесь, в этой точки сочленения всех мирозданий, в этом хрупком балансе диагонали миров. И все морально, если найти к нему мораль, но такая мораль истиной не будет, потому что истина одна, сколько бы ложных божеств ни приходило на остров, сколько бы пиратов, сами не веря, ни провозглашали себя таковыми. /Проблема всех таких ненормальных, как мы, заключается в том, что когда-то каждый был нормален/, — заунывно начал умник. «И мы помним то время, когда мы были нормальными. Но потом что-то произошло. Что-то… Что разрушило эту нормальность» — вторил второму первый. И даже голоса в голове в тот миг становились едины, пока главный поудобнее перехватывал рукояти саев. Он скучал по этому оружию, стремительному, смертоносному, хранящему воспоминания еще тех лет, когда он не был вечным клоуном. /Или мы сами ее разрушили. Ведь те, кто с самого начала не в себе, и сравнивать ни с чем не могут… А тут… Был человек, и вдруг что-то оборвалось, перемешалось… Вроде и жить можно, но от тебя прежнего уже ничего не остается/. «Вот Тони Старк живет себе в своей гениальной ненормальности, гении-то они всегда ненормальные, балуется с высокотехнологичными игрушками, такой благополучный. И не подозревает, что непроходимый идиот». /Но ведь и я. и Ваас, и этот хиппи (куда он делся?)… Мы все были когда-то такими же людьми… До чего смешно… «Бывшие люди»… Своими руками разрушили? Или воля судьбы? Так и живем… Так живем… / — Тебе будет оказана невероятная честь… — между тем говорил Дедпул, обращаясь к врагу. И Дедпул содрал маску, отбрасывая ее в траву, криво ухмылялся. Он был очень красив, если бы не все то, что его уродовало, только яростно и ясно мерцали его полубезумные глаза. — Я буду во всей красе, серьезен как никогда! — Я буду во всей красе, серьезен как никогда! Ваас еще больше оскалился, Уэйд оскалился в ответ. И вот они сошлись в смертельном поединке. Нож против саев. Стремительность против стремительности. Сила против силы. Сталь против стали. И сталь казалась единым воплощением воли и решимости людей. Одна правда на другую. Хоть истина едина, но чья правда оказалась бы сильнее — тот и победитель. Сошлись два «бывших человека». И мир балансировал на них, и они балансировали на весах, качелях меж добром и злом. Уэйд совершал резкий выпад, Ваас блокировал его, отражая удар одного сая ножом, другой блокируя свободной рукой, успевавшей схватить резко запястье врага, чтобы не пустить смертельную сталь. И через миг они снова отскакивали друг от друга, пытаясь добавить к оружию удар ногой, головой, рукой. Но уклонялись, снова сцеплялись, но снова отпрыгивали в разные стороны, точно два магнита с одинаковыми полюсами. Да, за время таких вот стычек они уже отлично изучили технику боя друг друга. Техника боя совершенно отличалась, ведь казавшее непосвященному схожим оружие происходило от разного корня. Но ярость и упрямство участников поединка не находили отличий в разном отражении себя. Как будто два черных зеркала, две черные дурные бесконечности сошлись на этом хребте, где безмятежную траву вскоре жадно выкорчевывали подошвы грубых сапог. И сталь лязгала о сталь, дракон на клинке реликвии жадно впивался в холодный блеск узких лезвий саев. Ваас попытался между тем придушить Уэйда, но вскоре от этой затеи пришлось отказаться, потому что два клинка плясали и вращались в ловких руках мутанта, так что о подлых приемах речи не шло. Нет, только нож мог все решить. Дракон. Как гласила древняя сказка… Победивший дракона сам становился драконом. Может, и тот, кто однажды попытался победить Великана, сам стал Великаном. И кто же тогда был в этом противостоянии драконом? Но не об этом суждено мыслить в пылу битвы, не об этом мыслил, когда отражал атаки противника каждый из них. Осталась только реальность, но не та фальшивка ее, которую выдают за реальность слишком рациональные умы, а реальность где-то на грани бытия, на грани древнего хаоса. Но все ж настоящего хаоса. И джунгли расстилалась у подножья холма. А птицы кружили в небесах, что не падали ныне красным пологом, потому что вот все завершилось, все, кто мешал произойти этому поединку, оказались изгнаны, освобождены. А остров стал тюрьмой и свободой для двоих безумцев, которые вложили ныне все свое упорство, всю свою неправедную правду в силу рук, скорость передвижений ног, стремительность клинков и ясность глаз, которым порой открывалось истинное видение. И вот сейчас наставал один из таких моментов, когда сами мысли излишни, когда остается только реальности и думать суждено только о траектории лезвий, рассекавших дымными мгновенными узорами зыбкий воздух, узоры сплетались со сталью, несясь за ней ускользавшим шлейфом, порой подсказывая, с какой стороны будет нанесен следующий удар. Глаза бешено вращались в орбитах, следя за передвижениями противника, а тренированное тело еще лучше подсказывало. Мысли и слова здесь оказывались излишни. На предельной концентрации мысли быстрее слов. Не называя предметы успевали действовать. Пусть даже Уэйд телепортировался, но Ваас не уступал ему в скорости, и тем более в ярости. И вот снова скрестились лезвия, на этот раз оба сая блокировали ловкую атаку ножа, когда Ваас обманул противника, как будто готовясь нанести удар правой рукой, но в последний миг перекинув нож в левую. Дедпул на миг прогнулся под упорством этой атаки, но не желал телепортироваться, как будто доказывая себе, что без своих дурацких способностей он не более, чем посредственность, которая проваливала задания, что и привело в конце концов к проклятому эксперименту, лишив разума. Нет, он не посредственность! Не посредственность! С этой мыслью, прожегшей сознание досадой и гневом, Дедпул резко подался вперед и контратаковал. Ваас был вынужден отступить, но спуску не давал. И снова саи сцепились с ножом, на этот раз атаку блокировал пират. Однако, точно тоже что-то себе доказывая, тоже контрактовал. Глаза его яростно сияли, совершенно незатуманенные, не бегавшие тревожными бликами в мутной оболочке. Совершенно ясные, пусть и наполненные безумием и гневом. Но он вдруг оказался совершенно свободен. Вот и все! И он знал, что здесь решится все. И Уэйд видел это, щурился, скалясь, почти смеясь от дикого восторга этого сражения. Как в былые времена, без дурацких примочек мутантов, без нелепой маски-колпака, похожей одновременно не шапку Санты и капюшон палача. И отчего-то все ж потянуло на разговор, когда снова отскакивали друг от друга, обходили по круговой траектории, снова сцеплялись, но вновь кто-то успевал блокировать удар и контратаковать: — Твоя главная проблема в том, что у тебя в голове мозг. Мозг! А не гильзы от патронов, как у остальных пиратов. — Мозгу свойственно впадать в безумие, — отзывался Ваас, но использовал хранилище своего безумного мозга, чтобы ударить лоб в лоб, снова отбрасывая противника, который соглашался, успевая поглядеть куда-то вдаль или наверх: — Гадкий такой бонус за мозг. Слышите? Да, это я к вам, тем, кто бродит там… за кадром. Каждый с мозгами, а не гильзами или прочим хламом, да-да, каждый из вас, тех, что с мозгами, уже одной ногой в безумии. Уж поверьте мне! Для держателей головного хлама сам по себе мозг уже почти безумие! И вот Уэйд резко атаковал, выбрасывая вперед оба сая, пока противник в очередной раз заносил нож для удара. Но нет! Снова блокировал! Снова Ваас сжимал, словно каменной рукой рукоять ножа, где исходил яростью, точно пламенем, дракон, чей оскал, казалось, сделался еще ужаснее и неистовее. И две неистовые сущности сошлись на хребте. И два падших шамана соревновались, чья беззаконная правда сильнее, а силу этой правды определяла только победа. Но они даже не задумывались, что сражаются за свою правду иль правоту, они просто сражались. Да, два берсеркера сражались. Они оба уже давно не желали жить, не могли и никогда бы уже не смогли жить, как все обычные люди с их тихими радостями, потому что они были неистовы, потому что жили на грани всех миров, которые балансировали между добром и злом, светом и тьмой, вертикалью и горизонталью, а точкой сочленения всех миров был он — человек. Каждый и все. Никто и все. Человек, разорванный этими бесконечностями среди тройного креста пространства, не потому что все стремится, а лишь потому что стремится все. К свободе, где свет не объят тьмой. А здесь только вершилась их правда, их противостояние, поединок равных. Неистовых. Солнце уж преодолело зенит, солнце нещадно уж плавило землю, выпивая из нее соки, вместо того, чтобы согревать. Но их беспощадность затмевала солнце и луну, свет и тьму. Они просто сошлись на хребте. И мир остался позади. Лезвия. Нож и саи. Симфония сфер. Симфония борьбы. И как ясно вдруг все стало. Цепь бессмысленного повторения одинаковых действий с надеждой на разный результат наконец оказалась разомкнута, теперь уже все решала только сила, только решимость. И вне зависимости от исхода боя, Ваас дико радовался, ведь впервые с момента его работы на Хойта, он снова ощутил себя живым, он снова сражался, потому что борьба — это жизнь. А жизнь — это борьба. А не повторение бессмысленных действий. Но рядом с предельным ощущением жизни всегда витает черной холодной тенью смерть, погибель. Тогда настал он. Финальный удар! Уэйд совершил очередной выпад, и где-то не хватило одной секунды, чтобы блокировать один клинок, а большего Дедпулу не требовалось, ведь он тоже доказывал себе, на что способен, доказывал, что все еще человек, воин, а не жуткий скоморох. Финальный удар! Да, сколько в этом слове — финал. И точно все миры сошлись в одном этом слове. Финальный удар! А потом ни дна, ни покрышки. И тишина… Может быть, он ждал этого мига? Ждал с тех самых пор, как стал работать на Хойта. Теперь никого. Тишина. Красивый проигрыш достойному противнику. Да, «дальше — тишина». Тишина… Но… Это последняя глава, теперь ждите неожиданного эпилога.