Сокращая расстояние

Глава 1. Часть 1. Страх. Был холодный и непроглядный вечер. Гермиона лежала на своей кровати, упершись головой в подушку. Ее волосы непослушно накрывали лицо. Она думала кое-о-чем. О том, что может лишить ее всего дорогого, что у нее есть. Родных ей людей... Да, война многое изменила. Изменила всех нас : любого человека, любого волшебника... любого магла. Она и сама не заметила, как стала называть людей МАГЛАМИ, хотя сама являлась маглорожденной, или, как всегда ей говорили ученики Слизерина - грязнокровкой. Но сейчас гриффиндорка была дома. Дома, где она росла, пока не узнала, что является волшебницей. Девушка не знала, сколько пролежала, окунувшись в свои раздумья, но поняла, что очень долго, так как услышав капли дождя по стеклу, она выглянула в окно. Небо уже было окутано темно-синей пеленой, и звезды начали проявляться за облаками. Гермиона потихоньку встала, включила светильник, надела тапочки и спустилась вниз, к родителям. Ее мама только что помыла посуду, а папы уже не было. Она вспомнила, как убежала в слезах к себе наверх, и как мама даже не пришла ее успокаивать. Хотя всегда так делала. Это было за ужином. Гермиона слышала, как ее родители обсуждали изменения. Изменения в ее характере. "Она уже не маленькая девочка!" -доносились звуки снизу, но она попросту не обращала на них внимания. "С ней что то происходит!" - опять эти звуки. Но она не могла сказать ничего своим родителям. Как? Как объяснить, что началась война, и что, возможно, все ее родные погибнут. Она не могла вынести этого... Ей нужны были ее друзья. Вот оно. Гарри, Рон, Джинни, даже Невилл... Они все были ей нужны. Сейчас. Да какой сейчас?! Всегда! Гермиона спустилась на кухню. У Джин были заплаканные глаза, как и у нее самой полтора часа назад. Она тихонько подошла к обеденному столу и присела. -Мам... - Джин резко обернулась. Она увидела дочь. Мать не знала, слышала ли Гермиона все, что они говорили. Подслушивала ли она? Было очень стыдно, что вот так сорвалась и начала кричать на мужа. Но это было сейчас неважно, ведь она переживала, что творится с ее дочкой. - Да, Гермиона? - Прости, что убежала... я просто.. я... - Гермиона всхлипнула, посмотрев в глаза матери. - Не нужно извиняться, дорогая. Я все понимаю... - Ты понимаешь? - Думаю, что да... ты, наверное, скучаешь по Хогвартсу? По друзьям? - Да, очень. Просто я не виделась с ними уже почти три месяца, и они мне не писали... только иногда... я не понимаю, что случилось... - Гермиона пыталась придать своему голосу уверенность. Просто, чтобы не беспокоить маму. Ведь она не знала, что начинается война, хотя она сказывалась на всех, на всех нас. - Не стоит переживать, это уже скоро произойдет... уже послезавтра пойдем покупать учебники на седьмой курс, - ее губы слегка дернулись в улыбке. - Конечно. И еще раз прости меня, пожалуйста, - Гермиона шмыгнула носом и посмотрела на маму. Она увидела ее улыбку. И она знала, что мама только рада тому, что ее дочь больше не будет плакать... Но как сказать ей? КАК? Как сказать, что возможно после ее отъезда в школу, они больше не увидятся? - Я люблю тебя... - И я тебя люблю, Гермиона, - у нее тоже прокатилась одинокая слеза. Гермиона встала со стула, подошла к матери и обняла. Так крепко, как будто у нее больше не будет шанса сделать это. Никогда. - Ты будешь писать мне? Пожалуйста, мамочка, пообещай что будете писать мне каждый день! - она снова шмыгнула носом и подняла голову, смотря матери прямо в глаза. - Конечно, мы будем, если тебе хочется, мы просто не хотим тебе надоедать, - она смотрела Гермионе в глаза. - Но я обещаю, что мы с отцом будем писать тебе. - Спасибо, - ответила дочь и еще сильнее прижалась к маме. Мама. Такое прекрасное слово, что не передать словами. - Я оставила тебе кое что поесть, ты ведь так и не ужинала... - Спасибо, но я не голодна... - она немного отстранилась, но продолжала держать ее за талию... - Хорошо. Завтра мы с папой уходим пораньше, я оставлю тебе завтрак на столе. Выспись, пожалуйста, - сказала Джин. - Хорошо, тогда я пойду в душ и спать. Спокойной ночи, мамочка. - И тебе сладких снов, Гермиона, - и она ее отпустила. Девушка тоже. Гриффиндорка спокойно повернулась и пошла к лестнице. - Гермиона!... - вдруг гриффиндорка обернулась, - Поговори, пожалуйста, с отцом. Скажи, что все нормально. Он беспокоится... - Хорошо, - только и ответила она. Хорошо? Как же. Как вообще что то может быть хорошо? Черт! Она так не хочет расставаться с ними... тем более, что, возможно, навсегда... Она поднялась по ступенькам. Где же папа? Скорее всего, он в спальне. Гермиона завернула налево по коридору, дошла до белой двери и опустила ручку, - Пап? - Но никого не было. Неужели он внизу? Мне так не хочется возвращаться... Снова видеть ее глаза... заплаканные, карие глаза. Как и у нее самой. Но вдруг она услышала, как что то упало. Из ее комнаты. - Фух, - только и выдохнула девушка, - хоть не нужно спускаться опять, - ведь это было так трудно... Она развернулась и пошла к себе в спальню, по другую сторону коридора. Гермиона снова дернула ручку, на этот раз своей двери, - Пап? - снова это слово. Папа. Как же его тяжело говорить, - Ты здесь? - Кто-то откашлялся. Что то вроде такого кашля, что все безнадежно. Что вся радость покинула тебя. - Да, милая, я здесь... Прости, я разбил твой ночник, - она увидела осколки ее любимого светильника на полу. Это был круглый ночник с изображением льва. Его ей подарил Рон в прошлом году. - Но я куплю тебе новый, какой захочешь... Просто я хотел открыть окно, у тебя здесь так душно... - Ничего, пап, - только и проговорила она. Ей очень хотелось побыть сейчас одной. - Ты хотел со мной поговорить? - Да, но я не знал, хочешь ли ты? Ты просто так быстро убежала во время ужина... И ты знаешь, мы с твоей мамой сильно поругались... Но это сейчас неважно, я очень за тебя беспокоюсь... - Не стоит, все хорошо, - и опять это слово. Хорошо. - Если захочешь поговорить, можешь сделать это в любое время, я всегда тебя выслушаю, - и он замолчал. Молчание длилось секунд двадцать. Он снова что то произнес, - Гермиона... - Что? Опять молчание - Ничего. Спокойной ночи. - Спокойной, пап... - Он подошел, взглянул в ее глаза, они были зелеными. У ее отца были зеленые глаза. Он приблизился и поцеловал ее. В лоб. Как настоящий отец. И удалился... Гермиона еще долго стояла на месте. Она не хотела идти купаться. Не хотела смывать такую близкую частичку ее отца. Она любила его. Не меньше, чем маму. Всегда любила. Он ее понимал, думал, что понимал, поэтому никогда не навязывался. Она продолжала стоять, снова погрузившись в свои мысли. Ее мысли. Кто ее понимал? Наверное, только друзья. Что то соленое скатилось по ее лицу и попало в рот. Именно так она и поняла, что плачет. Стоит и плачет. Снова. Она подошла к кровати, сняла с себя одежду и просто легла. Просто. Вот так. Ей было плохо. Она не могла уже больше думать, это разрывало ее. Не в прямом смысле, даже не в переносном. Просто разрывало. Это не передать словами. Что то рвалось изнутри, причиняло ей боль. Невыносимую боль, но не физическую. Духовную. Дождь снова бил по стеклу. Но уже было темно, без светильника. Она лежала в темноте, уставившись куда то вперед. Ее взгляд был стеклянным. Ей было очень плохо. Она знала, что ждет ее в новом году. И боялась. Боялась настолько, что даже не ощущала того самого страха, который бывает обычно. Это был страх от безнадежности, от бессилия. И Гермиона закрыла глаза, погрузившись в сон...