Тсуна! Мафия! Комсомол!

Николай Геннадьевич не любил свою соседку. Каждое утро он слушал с балкона этажом выше мерзкий скрипучий голос Зинаиды Ивановны, выдающий день за днем одну и ту же фразу: - Феликс, детка, ты где? Иди сюда, баба Зина тебе фа-а-а-а-аршику даст! Обычно после этого слышалось ленивое мяуканье, и жирное мохнатое нечто, соскакивая со столика, стоящего в углу балкона бабульки, порождало такой грохот, будто прыгнул не кот, а борец сумо. - Придушить бы этого Дзержинского, - проворчал Николай Геннадьевич, переворачивая страницу "Комсомолки" (привычка читать эту газету по утрам сопровождала старика уже несколько десятков лет). Николай Геннадьевич слыл среди своих соседей человеком мудрым, опытным и рассудительным. И этому способствовало многое, начиная от чистого свитера, аккуратно подстриженных усов и бороды, отглаженных старшей дочерью брюк, и заканчивая биографией милого старичка. Хотя, конечно, соседям было известно, что при Сталине Николай Геннадьевич занимал высокую должность, мало кто знал, в каких кругах вращался в свое время гражданин Колотухин. К слову сказать, Колотухин - не настоящая фамилия Николая Геннадьевича. Новые документы он получил в сорок четвертом году, когда был отправлен на одно из важнейших заданий за всю свою карьеру. Николай Геннадьевич служил в разведке, был агентом КГБ и, как утверждала свистящим шепотом соседям по скамейке Римма Леонидовна, лично знал Сталина. Правда это или нет, было известно только Господу, в которого Колотухин, как истинный коммунист, не верил, и самому Николаю Геннадьевичу. Июльский день разгорался. В "двушке" на третьем этаже стало жарковато и немного душно. - Маша! - позвал Колотухин, и из другой комнаты тут же показалась дочь. Мария Николаевна жила с отцом, потому как была в разводе, а квартиру оставила своему сыну, который, напротив, женился и даже успел организовать Николаю Геннадьевичу правнучку. - Что? - Мария Николаевна жевала бутерброд с сыром, который мимоходом урвала на кухне. - Открой балкон, дышать нечем, - строго ответил Колотухин. Он не был сердит или что-нибудь в этом роде. Привычка говорить командным голосом осталась у него еще со времен Великой Отечественной. Мария Николаевна покорно поплелась к балкону. Присев на корточки, она подняла нижний шпингалет двери и уже собиралась повернуть его вбок, как услышала странные звуки, похожие на хрипение. Резко обернувшись, женщина увидела, что Николай Геннадьевич как-то странно раскинулся в своем кресле и судорожно хватает губами воздух. Подскочив к отцу, Мария закричала, обхватив лицо Колотухина руками: - Папа! Папа, что с тобой?! Старик испуганно взглянул на дочь, но не смог ответить, продолжая хрипеть. Через несколько секунд он вдруг замер на мгновение. Затем тело его выгнулось немного вверх, а после обмякло и опустилось обратно в кресло. С легким шуршанием на пол упала газета. Веки Николая Геннадьевича дрогнули, дыхание остановилось, и мутновато-голубые глаза старика закрылись навсегда. *** Собирающиеся на небе тяжелые тучи совсем не радовали Тсуну. До дома оставалось недалеко, он даже был виден впереди, но все-таки куда приятнее, когда ласковое солнце роняет свои лучи на землю, а легкий ветерок треплет непослушные волосы, которые Савада все равно не мог нормально уложить и причесать, как бы не старался. Когда тебе одиннадцать, ты еще умеешь радоваться простым вещам вроде чистого синего неба. Но даже тучи сейчас не так омрачали день Тсуны. Четверо парней, выходивших из закоулка слева от Савады - вот кто действительно мог испортить настроение. Мальчик знал поименно каждого, как знал и то, что эти прохвосты не занимаются ничем, кроме жульничества, разбоя, беспробудного пьянства и тунеядства. Каждому из них было по семнадцать, кроме их предводителя Кано Минагучи. Этот девятнадцатилетний придурок был самым большим и самым тупым. Похоже, банде сегодня было нечем заняться, поэтому они неторопливо шли вразвалку по улице, засунув руки в карманы потрепаных брюк. Тсуна подошел поближе к дому, рядом с которым стоял и, словно пытаясь просочиться сквозь его стену, бочком стал красться по направлению к своему жилищу. Но сегодня удача повернулась к Саваде спиной... - Смотри-и-и-ка! - радостно воскликнул Кано. - Да это же Савада Тсунаеши, ёж-переросток! Эй, Савада! Тсуна вздрогнул и остановился. Медленно повернувшись, он, заикаясь, тихонько сказал: - А, это ты, Кано... Чего хотел? Минагучи усмехнулся. Шаркая ботинками, он перешел дорогу. Дружки последовали его примеру, и вскоре все они оказались возле Тсуны. - Я как-то не думал об этом, - с растяжкой произнес Кано, - но если у тебя есть, что мне предложить, буду только рад. - У меня ничего нет, - покачал головой Савада. - Извини, но меня ждут дома. - Погоди-погоди, - Минагучи схватил мальчика за руку. - Мы ведь еще не поговорили. А я хотел поделиться с тобой мудростью. - Мудростью? - голос Тсуны ощутимо дрожал. Улыбка Кано выглядела совсем не доброй. Но ничего другого, как слушать, что скажет этот придурок, не оставалось. - Мудростью, - кивнул Минагучи. - А заключается она в том, - он резко дернул Саваду на себя. Мальчик почувствовал, как большая ладонь с цепкими пальцами лезет в карман его куртки, - что никому сейчас нельзя верить на слово, - Рука настойчиво пошарила в одном кармане и переместилась в другой. - Время такое. - Отпусти! - вскрикнул Тсуна, попытавшись вырваться. Деньги, которые имелись у Савады, теперь оказались зажаты в кулаке Минагучи. - Это мои деньги! - Разве? - притворно удивился Кано. - А чем докажешь? Разве на них написано, что они твои? На глаза Тсуны стали наворачиваться слезы. Моргнув, он несмело, но все же твердо, произнес: - Ты прекрасно знаешь, что они мои. Отдай! - А если я тебе откажу? - дружки за спиной Минагучи стали ржать, как кони. Похоже, их весьма забавляла сложившаяся ситуация. Тсуна, который был в полтора раза ниже их предводителя, выглядел как Моська, лающая на слона. - Т-ты... - непрошеная слеза предательски покатилась по щеке Савады. Он быстро вытер ее кулаком. - Ты получишь! Дышать стало очень трудно. Тяжелый кулак на большой скорости прилетел мальчику прямо в живот. - Упс, - издевательски ухмыльнулся Минагучи, - кажется, я немножечко опередил тебя. Второй удар, сильнее первого, заставил Тсуну кашлять сильнее. В глазах потемнело. Мальчик упал на колени, глядя в асфальтированный тротуар. Слезы покатились из глаз, орошая кожу соленой водой. - От...тве... тишь... - прохрипел Савада. - Что? - Кано приставил ладонь к уху. - Я тебя не слы-ы-ышу. И, не дожидаясь, пока ему ответят, Минагучи ударил Тсуну ногой сбоку. И сразу же за этим пинком посыпались новые, оттесняя мальчика вбок все дальше и дальше. Савада упал всем телом на асфальт, пытаясь закрыть руками живот, а потом голову, но не мог защититься. - Я отвечаю, - удар, - только тогда, - удар, - когда сам этого хочу! Схватив Тсуну за шкирку, как шелудивого пса, Кано рывком поднял его на ноги. Качаясь, Савада посмотрел в глаза своего мучителя. На секунду Минагучи оторопел: такой злобы в глазах маленького мальчика он не ожидал. - Чего пялишься? - фыркнул Кано. - Нравлюсь? - Пошел... ты... - из последних сил выдавил Тсуна. - Такой баран не может нравиться. Ничтожество... Ярость пеленой застилала глаза Минагучи. Размахнувшись, он изо всей силы ударил Саваду кулаком в голову. Мальчишка упал на землю и больше не двигался. - Вставай, сопляк, я покажу тебе, кто здесь ничтожество! - рявкнул Кано. Тсуна оставался недвижим. Минагучи потоптался на месте немного, а затем, подойдя поближе, склонился над Савадой. Несколько секунд понадобилось парню, чтобы понять, что он натворил. - Валим, - резко выпрямившись, сказал Кано, быстро скрываясь за углом дома. Трое дружков Минагучи, бросив быстрые взгляды на мертвое тело, побежали вслед за предводителем.