Синтетический компонент живого компьютера

      В этом году осень выдалась особо холодной и дождливой. Прелые опавшие листья смешивались с почвой и водой, и эта клейкая жижа затекала всюду, куда могла. Те, кто живет в лесу, выражали свое недовольство самыми разнообразными способами, особенно передвигаясь под очередным дождем. Те, кто живет под землей, вынуждены были запереться в своем убежище и не высовываться. Им предлагали перебраться к тем, кто живет в лесу, но они отказались. Не только потому, что так привыкли. Была еще одна причина.       - Нет, тебя нет! Нет! - панический крик разорвал напряженную тишину, пронесся по помещениям, отразился от каменных стен и смолк. Снова наступила отвратительная тишина. Мэри тяжело вздохнула, отложив в сторону микроотвертку. Прохладный бинт заскользил по коже, привычно обтягивая бедро и закрывая синевато-серый пластик крышки слота процессора и отходящие от него прямо под кожу провода. Сегодня она не сможет починить себя       Еще один крик из-за надежно запертой стальной двери, для верности еще и подпертой тяжелой тумбой. Еще один вздох сорвался с губ женщины. Чертово прошлое не хочет отпускать. Оно намертво вцепилось своими ядовитыми когтями в их изувеченные тела и души. Оно сводит с ума, если, конечно, можно заставить сумасшедшего спятить. А были ли они вообще нормальными когда-либо, вот в чем вопрос?       Прошлое - эта та тема, которой в их ненормальном кривом мирке предпочитают не касаться. У каждого в шкафу спрятана не одна рота скелетов, и все они больно бьют по тонким душевным струнам. Вот, например, она сама. С самого детства изолированная от мира, ее реальность ограничивалась территорией секретной военной базы. Горячо любимый отец, воспитанная им ненависть к собственной матери, которой Мэри и не знала, недосягаемый идеал в лице учителя... Неправильное воспитание и неверное обучение ломают детей. Нельзя в двенадцать учить то, чему учат в двадцать.Нельзя показывать детям то, что им видеть нельзя. А с таким учителем, какой был у неё... Неудивительно, что к двадцати двум годам Айден буквально влюбилась в пытки, допросы, расчленение и эксперименты с трупами. А что насчет него?       - Не трогай меня, ты умерла! - леденящий душу вопль. Мэри была далека от психиатрии и психологии, но, как-то раз, напившись почти до полной бессознательности, напарник поведал ей свой личный самоанализ с учетом собственного прошлого.       Рихарда оставалось лишь пожалеть. Ребенок не должен видеть, как рушится семья. А он видел. Он знал, что родители врут ему, что все хорошо. Новость о разводе, смерть матери, давление со стороны отца - все это сильно подкосило парня. Возможно, он и был недоучкой, неопытным мальчишкой, неразумным максималистом, но он был и гением. Истинным гением своего дела. Не так уж просто полностью уничтожить личность человека, а Рихард смог, хотя и был всего лишь каким-то интерном.       Что было потом? Кажется, потом он был сначала в тюрьме, затем в психушке... Они-то познакомились уже после всего этого, когда отправлялись умирать, надеясь начать новую жизнь. А последующие события сломали его. Но только его.       Мэри с самого раннего возраста отец вбивал в голову простые истины бытия солдатом. Можно искалечить тело, но разум повредить никто не сможет, пока ты сам не позволишь это сделать. Что бы ни случилось, все раны можно перетерпеть. Её обучали, как действовать, если тебя взяли в плен, заставляли проходить симуляцую допросов... Рихарда ничему подобному не учили, он был обычным человеком из обычной семьи. Вместе с кускамии кожи он потерял какую-то часть самого себя, которая не вернулась к нему вместе с прозрачной синтетической кожей.       Особенно хорошо это было видно в период осеннего обострения. Нет, парень и раньше страдал от сезонных приступов шизофрении, но, как он сам сказал, все стало намного хуже.       - Ich will kein engel sein! - зафиксированный на операционном столе кожаными ремнями, Рихард кричит что-то на своем родном языке. Это не длится больше недели, механизм псизического расстройства точен, как часы. Парень явно становится сильнее, не контролируя себя. Погружаясь в омут галлюцинаций, он не узнает никого, кидается на стены и стремится разбить себе голову. Приходится привязывать, чтобы не навредил себе. Питание осуществляется через капельницу.       - Мой мальчик, знал бы ты, как я тебя люблю, - нараспев произносит покойная мать. Нельзя позволить ей прикоснуться! Рихард понятия не имеет, что тогда будет, но чувствует, что ничего хорошего. Ханна Тиер подходит всё ближе. Чертовы ремни больно впились в кожу, слирая её аж до крови.       Где же она? Еще немного, и мать дотронется до него! Где спасительница? Где та танственная леди, с приходом которой приступ сходит на нет? Изо рта течет слюна, а из глаз слезы. Рывок! Черт, больно!       Мэри подскочила, услышав глухой удар. Как? Он же зафиксирован! Или нет? Черт, надо проверить. Женщина отодвигает от двери тумбу и входит в самодельную палату. Так и есть, Рихард порвал ремни и бьется головой об пол. Его губы беззвучно шевелятся, а глаза смотрят в одну точку. Мэри смотрит туда же -никого нет.       Женщине трудно и тяжело поднимать с пола неадекватного мужчину. Он её так и не узнал. Повернулся к ней лицом, и взгляд сразу же стал расфокусированным, а язык свесился на бок. Не добавляли удобства и его руки, обхватившие её ноги.       Галлюцинации преследовали Рихарда с последних курсов университета. Всегда они оканчивались появлением одной и той же женшины, которую парень раньше никогда не видел. Она приносила с собой тепло и отгоняла мертвецов. Но где же она в этот раз? От руки матери едва удалось увернуться. Внуиренний гооос шепчет, что надо сбежать сквозь пол, только для этого нужно прыгать в портал головой вперед. Не получается. Мать нависает над Рихардом, собираясь прикоснуться.       В самый последний момент она все же пришла. Прорвалась сквозь оранжевый туман на единственный не задымленный участок. Мать с пронзительным визгом исчезла. Женщина что-то говорит, а у Рихарда не хватает сил слушать и понимать. Все равно забудет. Когда туман рассеется, он не будет помнить ничего. Только её низкий голос, зеленые глаза и светлые волосы. По таким приметам он всегда выбирал себе женщин, пытаясь найти ту самую, ту единственную, которая могла согреть его душу. Ту самую, что сумела прийти к нему до встречи в реальном мире.