Bastard

Я плету себе венок, знать – не буду одинок, Я крою свою судьбу, альфам в стае на беду. Позову, заворожу, жить с собою прикажу; Я вплетаю листья клена, чтоб всю жизнь он был влюбленным, Я вплетаю нити льна - счастьем жизнь будет полна. Волчью шерсть венок вберет, путь он сам меня найдет; Кровью веру закрепляю, быть со мною… Эхо от шлепка по щеке пронзило густую темноту, разбавляемую одиноко мерцающим огоньком свечи, и прокатилось по всей комнате. - …заклинаю. Уже видя в глазах родителя обещание крупной взбучки, омега покорно опустил глаза в пол и завел назад руки, в которых держал средних размеров, на обычную человеческую голову, венок из аккуратно вплетенных в него стебельков и лент, все-таки в надежде, что папа не обратит на него внимания. Но тот не оправдывает ожиданий сына и, разворачивая его к себе спиной, резко выхватывает предмет из ухоженных ручек. И младший омега даже не успевает ничего понять перед тем, как видит родителя, яростно разрывающим венок на мелкие части и поджигающим тот от свечи. - Папа, я же… - предпринимает попытку остановить старшего, у которого в глазах, не разобрать, то ли огонь пылает, то ли гнев. Но оказывается остановленным ещё одной пощечиной раньше, чем успевает договорить мысль до конца. Ничего больше не остается, кроме как вновь опустить голову и покорно ждать или наказания, или же просто хорошего «пинка» от родителя. Обидно. Обидно, что не успел совсем чуть-чуть, буквально хватило бы и полминуты, если бы поторопился. Но как так случилось, что папа все-таки узнал, омеге хватило ума дождаться ночи и момента, когда в доме все уснут, чтобы воплотить свою задумку. Без лишних глаз достать нужное, а затем спрятать в тайничке. И всё зря. И то, что он долго решался и никак не мог найти в себе силы и отвагу, даже его папа не решается на привороты, старается обходиться простыми средствами и все больше по части бытовых проблем – залечить рану там, помочь стае с урожаем. Куда тогда уж ему, совсем ещё волчонку, совать свой неопытный мокрый нос. - Пап… - Достаточно наговорил, - старший взмахом руки остановил все последующие оправдания. - Теперь моя очередь, - и после тяжелого вдоха, успокаивающего взъерошенного волка внутри, продолжил, - на него? Или просто от нечего делать решил поиграть во взрослого? Если так, то уж я-то найду тебе занятие, все оставшееся лето у меня из дома носа не высунешь! Нравится плести, вижу, так я тебя быстро научу веники вязать. Руки в кровь сотрешь, чтоб неповадно было. Старший омега, стараясь все же сдерживать свой нрав, оглядел ещё больше ссутулившуюся фигурку сына и досадно сглотнул скопившуюся слюну, но запах догорающей травы и шерсти не позволил до конца отдаться родительским чувствам. - Тебе же только 15, зачем брать на себя такую ответственность? Чужая судьба – не вещь, которой можно распоряжаться без спроса, - в отчаянии всплеснул руками. – Я ведь за тебя волнуюсь. - А что я должен делать, пап? – младший омега поднял свои блестящие от слез глаза и негромко заговорил. – Что мне, омеге, делать, если мой, пап, альфа не замечает меня? - Ему ведь только 14, - качает из стороны в сторону головой. - Какая разница сколько ему? - Он ещё ничего не понимает, он не чувствует… - Но я-то чувствую! На мгновение в помещении повисла тишина, даже венок догорел, а свеча затухла. Старший омега уже не в силах видеть сына настолько разбитым пересек разделявшее их расстояние и любовно прижал к часто вздымающейся груди. - Мой маленький мальчик, мой глупый Бэкхён… - слышит тихий всхлип. – Чанёль ведь ещё ребенок и видит в тебе своего хорошего друга и верного товарища для очередной пакости. Он просто ещё не разглядел, что наш Бэк Бэк стал настоящим омегой. Через пару лет все наладится, вот увидишь, - успокаивал родитель. - Папа, я просто не хочу, как ты… Омега оторвал от себя сына, заглядывая в глаза. - Что значит «как я»? - Я не хочу делить своего альфу с женщиной. Я не могу так, пап. Он либо мой, либо ничей, по-другому никак, - категорично завил Бэк, твердо сжимая губы и ощущая подступившее чувство стыда. - Ты хочешь сказать, что мое положение и отношения с твоим отцом это… Что это, по-твоему? - Да, отношения твои с отцом, а ещё его со своей альфой. Я не знаю, как это назвать, но, пап, это не для меня. Я перегрызу глотки – либо ему, либо всем тем, кто к нему приблизится. - Бэкхён, - омега округлил глаза. Прежде в его маленьком сыне не было столько протеста. - Вот увидишь. *** Как же плохо, почему так больно, когда закончится, успокойте уже это, пожалуйста, или убейте, чтобы не мучился. Бэку 17 и он таки стал полноценным омегой – первая течка, первые ее ужасы и первый раз, когда Чанёль пришел к нему как к омеге. - Родной, - папа гладит по мокрым волосам и нерешительно пододвигается ближе, боясь любым своим движение потревожить только успокоившегося сына. Бэкхён вытаскивает клыки из подушки, в которую вцепился в надежде найти спасение и заглушить собственные стоны, и устало оборачивается на родителя. - Там Чанёль, Бэкхён… он пришел. Омега ждет хоть какой-то реакции от сына, который продолжает смотреть на того не мигая. - Бэкхён, я зову его сюда? Младший смотрит сквозь родителя, что-то решая для себя внутри, и спустя несколько секунд таки дает ответ. - Нет, пап, ты его не пустишь. Не совсем тот ответ, на который рассчитывал папа омеги, но спорить не стал, хотя и понимал, что ничем хорошим это не кончится. Мальчик измучает не только себя, но и оглушенного ароматом своего омеги Чанёля. Хотя, с какой стороны ни смотри, у Бэкхёна есть причины не пускать альфу в свою постель, обида душит с неимоверной силой. - Пока я не пойму, что нужен своему альфе, он ко мне и пальцем не притронется, - и, видя взгляд отца, добавляет, - пусть мне будет хоть трижды больнее сегодняшнего. *** Погода буквально душит: первые снега начинают мести, не сильно, но уже ощутимо, а сними и дождь второй день, почти не переставая, нудно накрапывает, только добавляя мерзкой погоде промозглости. Лапы тонут в вязкой жиже, оставляя темные следы на только припорошенной земле, а от быстрого бега грязь кусками разлетается во все стороны. Бэкхён, не церемонясь, принимается громко тарабанить в дверь, как только добирается до домика. Ещё несколько мгновений никто не открывает, но Бэк уже слышит, как кто-то из омег торопливо перебирает ногами, тем не менее, стучать не прекращает, чтобы с той стороны не подумали, что он ушел. Наконец, дверь открывается, выпуская теплый воздух, ударяющий в лицо Бэкхёну, и, наоборот, позволяя холодному пробраться сквозь проем и зашагать по половицам дома. Перед Бёном стоит, поеживаясь от окутывающей босые ноги прохлады, курносый омежка и хлопает сонными глазами. Объяснять что и к чему времени нет, так что Бэк настойчиво протискивается в чужой дом и с порога требует: - Позови сейчас же своего альфу! Парень напротив кажется недовольным таким бесцеремонным отношением, сонливость сняло как рукой. Но настойчивый Бён не обращает на это внимания, только продолжает требовать и хлопать ладошкой по деревянной подставке перед зеркалом, оповещая о своем присутствии. Подняв весь дом на ноги, омега таки добивается своего. Кудлатый и хмурый альфа в одних спальных штанах выступает вперед, одновременно с этим разгоняя высыпавших в прихожую парней по своим комнатам. Тем, подобравшись, только и остается как можно быстрее прошмыгнуть к себе и затаиться, кутаясь в одеяла, но между тем внимательно вслушиваясь в каждый шорох за дверьми – гадая о причинах внезапного появления незанятой омеги ночью. Ифань с глубоким вздохом оглядел запачканное маленькое дергающееся существо перед собой и еще раз вздохнул, уже готовясь к тому, что придется терпеть всю ночь присутствие этого чего-то «чумазого», к тому же – ещё громкого и нудящего. Бэкхён же, удивив альфу, кинулся к нему, хватая за оба предплечья, и с высоты своего роста затряс, запрокинув голову, тараторя: - Где Чанёль? Ты же не пустил его к нему, скажи, ты же не пустил? - Куда? – Ифань скинул с себя руки омеги и сам схватил его, отставляя от себя и заглядывая в лицо. – Что происходит, Бэкхён? - Просто скажи, что ты не пустил! Омега лишь мотал головой и просил сказать, что альфа не пустил Чанёля или даже не его непонятно куда. Полный сумбур в голове. Ранее находившийся в здравом уме, сейчас он не был похож на себя. Кажется, что в глазах блестят зарождающиеся крупицы сумасшествия. - Все, прекращай истерику и объясни человеческим языком, что к чему. - Я не могу понять, почему ты такой спокойный? Тебя даже чувство собственности не грызет? - А почему оно меня должно грызть? Ты какой-то не такой, ну-ка посмотри на меня, - Ифань приподнимает лицо омеги, крепко держа за подбородок и фиксируя в одном положении. - Так ты ничего не знаешь? – Бэк перестает мельтешить в каком-то удивленном понимании, теперь ощущая себя единственно знающим настоящую суть дела. - Бэкхен, говори прямо. Сейчас же! - Это все Тао виноват… - Он тут причем? - Он хвостом своим крутит здесь, а ты и не видишь. До того, как он появился, все в стае шло замечательно, у каждого было свое: у Лэя - ты, у меня – Чанёль, - у каждого своя правда, говорит всегда папа. У Бэкхёна тоже есть свое мнение, только остальные не видят и не могут понять. - Да, Чанёль, которого ты ни во что не ставил, не забывай. - Не в этом дело. - Так объясни мне - в чем, ты только и делаешь, что развозишь сопли и пытаешься вытрясти из меня душу. - Да потек твой ненаглядный! Вот что! Я сразу почуял, как только вышел на улицу. Не то что бы омега обманывал, но тяга к преувеличению всегда была в нем. Запах Тао, действительно, был очень сильным, куда более концентрированным, чем, например, у самого Бёна, что не могло не задевать, раздувая еще больший пожар. Но ощущался он непосредственно около выделенного омеге дома, лишь отголоски доносились до дороги. - Тао? - Как ты собираешься стать вожаком с такой реакцией? Твой братец пошустрее тебя оказался. К сожалению… - Где они? – Скорее додумал Бэкхён, чем услышал от альфы сквозь рык. - Сам посуди, пришел бы я к тебе, если бы нашел их у Чанеля? Осталось только одно место. Бэкхён не раз видел, как обращаются альфы стаи в своих волков. Он и сам уже достаточно ловко управляется со своим звериным телом, в отличие от остальных омег, обладая внутренней силой, по привычке называемой ведьмовской, возможность управлять этой способностью ему была дана, как и альфам, еще на первом десятке жизни. Но Бэк ни разу не видел, как огромные цвета зимнего ночного неба волки буквально вышибают двери, только слюной от ярости не капая, а так – все признаки бешенства. С одной стороны - удовлетворение, потому что, если между Чанелем и Тао действительно что-то есть, наказания им не избежать. За потерянную пару, за задетую гордость, запятнанную честь, бессонные ночи. И уже не ясно, кого Бён имеет в виду – себя или Ифаня. С другой стороны – тревога. Навряд ли волк станет трогать свою пару, а вот сопернику глотку перегрызет только так, за милую душу отыграется, даже и подумать не успеет, что это его собственный брат. Поэтому уже меньше, чем через полминуты вслед за черным выскакивает и рыжий волк. *** Они даже не успевают добраться до дома Тао, когда Бён замечает впереди знакомую долговязую фигуру, лениво бредущую со стороны леса. Но самое страшное даже не то, что пришло осознание невиновности Чанёля, потому что ну не выглядит человек, только что занимавшийся любовью так…лениво и даже сонно. Да и какой альфа оставит омегу в течку, удовлетворившись лишь одним-двумя разами. А то, что его замечает не только он. Ифань с горящими глазами, загребая лапами грязь так, что та летит во все стороны, разворачивается прямо навстречу своему обидчику. У Бэка пусть и не настолько длинные и сильные конечности, чтобы тягаться с альфой в скорости, но упорности ему точно не занимать. Продолжая нестись, он вытявкивает что-то похожее на лай, предупреждая Чанёля, уже заметившего их, об опасности. Раньше лишь несколько раз ему приходилось лаять: когда он только учился выть в своем новом «мохнатом» обличье. Потом папа объяснил маленькому мальчику, что можно общаться иным способом – с помощью инстинктов и чувств, а лай использовать стоит только в крайних случаях при приближении опасности. Сейчас как раз такой случай, когда можно использовать, решил Бён. Омега настигает альф, когда те уже пару раз успели сбить друг друга с ног. Но что это для двух молодых и сильных самцов, в чьих венах ярость уже кипит, а из ноздрей еще чуть-чуть и повалит пар. Бэкхён понимает, что сам виноват – стравил двух братьев, не разобравшись. Пусть на нервах, пусть снедаемый ревностью, от этого меньше виноватым чувствовать себя он не стал. Поэтому без раздумий кидается под брюхо бурого волка.٭ Ни одному, ни другому альфе это не нравится: Ифань вынужден сдерживать свои инстинкты, а Чанель, разрываемый противоречивыми чувствами, не желает навредить Бэкхёну, пусть и зная своего брата как человека чести, но чем черт ни шутит – что альфа может вытворить в пылу ярости. К тому же, не хочет выставить себя слабаком, за которого вступается омега. Бэкхен, не обращая внимания на направленную на него ментальную мощь обоих альф, поскуливая и прижимая уши к голове, просит прекратить. Ифаня скулеж окончательно выводит из себя и, не сдерживаясь, он рычит на зарвавшегося желтоглазого. Чанёль не остается в долгу и не менее грозно защищает свою пару, переступая лапами. Бэкхён понимает, что теряет над собой контроль, непроизвольно перекидываясь в человека, и уже не думает о том, как он выглядит, что с ним будет дальше, под ногами грязный снег, а в голове бьется лишь одна мысль – не смог постоять за своего альфу. Какой он боец, такой же, как и остальные, как и его папа - омега, место которому подле ног альфы. А строил из себя бунтаря, творца своей судьбы, возомнившего о себе, что сможет повернуть жизнь в то русло, где его река потечет в ином от остальных, "правильном" направлении. Пусть и так, никакой он не исключительный, но даже человеком он продолжит защищать Чанёля, которого сам и умудрился поставить под удар. Поднявшись на ноги и покрываясь мурашками, омега заговорил, обращаясь к черному зверю: - Ифань! Послушай меня, Ифань, успокойся. Это я виноват, моя вина, понимаешь? – игнорируя мохнатую голову бурого волка, пихающего его, чтобы тот ушел немедленно, начинает Бэк. – Чанёль тут никаким боком, я оговорил, оклеветал, обманул – называй, как хочешь. Я действительно думал, что они вместе, но… Бэкхёна прерывает рык альфы, к которому были обращены слова, но, удерживая рвущегося Чанёля за спиной, он продолжает: - …прости… но ты только принюхайся, от него же не пахнет персиками. Максимум малиновым вареньем, которое он каждое утро непомерно поглощает, а потом жалуется на боли в животе и выпрашивает отвар, чтобы все прошло, - пытается шутить Бён, когда видит, что Ифань стал прислушиваться к словам. - Если хочешь, накажешь меня за мое поведение, но это ведь не Чанёля вина, а моя. Со своей ревностью совсем разума лишился, ты ведь знаешь меня, Ифань. Давай я отойду, а ты просто понюхай его. Хотя мне кажется, ты уже сам все почувствовал, когда успокоился, да? Бэкхён впервые в жизни в общении с Ифанем боится сказать что-то не так, следит за каждым своим словом, чтобы не сболтнуть чего-то компрометирующего. - Мне кажется, тебе стоит поспешить к Тао, - выдыхает омега. – Про течку я не обманывал, он, должно быть, переживает сейчас не самые лучшие времена. Бэкхён отступает, опуская голову и давая братьям вдоволь нафыркаться друг на друга, все ещё враждебно, но уже без того желания перегрызть друг другу глотки. *** Смотря вслед исчезнувшему в темноте волку, омега отпускает все мысли, приходя в себя только от прикосновения горячего обнаженно тела к своему прохладному. Стыд вперемешку со страхом прокатился по телу, оставляя после себя мурашки. Сердце ёкнуло, впервые Чанёль так близко. - Кротость и послушание – явно не твои благодетели, - голос альфы вибрацией проникает в самую душу омеги. - Никогда этим не страдал, не думаю, что что-то изменилось, - севшим голосом отвечает тот на замечание. - Мне достался самый своенравный омега. Кажется, в прошлой жизни я был ужасным тираном, раз в этой предки решили наказать меня таким образом, - усмехается Чан в лохматую макушку. Бэкхёну становится ещё более неловко из-за этих слов. Кто бы знал, как стыдно за свое поведение сегодня, ещё и это. Звучит так, словно Бэк – одни сплошные неприятности, что достались альфе в наказание за грехи. - Прости, - развернувшись, утыкается в грудь холодным носом. - Бэкхёни~, ты замерз? – удивляется Чан, вздрагивая от прикосновения, и берет чужие ладони в свои, проверяя. - Поэтому вы, альфы, и выбираете в пару женщин. У них же здоровье покрепче нашего, омежьего, будет, - хмурится, понимает, что упрек, но язык прикусить не может. Чанёль мысленно поджимает губы и мотает головой, словно на нерадивого волчонка. - Возможно, кому-то и нужны женщины-альфы, чтобы родить крепкого малыша. А я уверен в своих силах и силах моего омеги, - выговаривает альфа, пуская тепло по телу Бэкхёна, и любовно прижимается губами ко лбу. - Ты хочешь сказать… Омега неверяще поднимает голову, глядя то ли с восхищением, то ли с недоверием, хочет точно знать, убедиться окончательно и бесповоротно. - Я хочу сказать, что пора возвращаться домой. Нам с тобой ещё крепкого малыша рожать.