***
Почва в этих краях остывает быстро — стоит только солнцу опуститься достаточно низко, и на смену нестерпимой жаре приходит холод. Хотя всем сейчас было не до него. Казалось бы, зачем этим обречённым людям суетиться? Оттого, что они не знали, что им делать. И пока что исход виделся лишь один. — Мы все погибнем, — вполголоса проворчал верриец по-имени Эрд, глядя в глаза Алёне. — Поэтому, может, и к лучшему, что твой сын там, а не здесь. Громова не отреагировала. Должно быть, каждый в лагере выразил ей свои соболезнования, она точно уже и не помнила. Проблем у всех было полно и без этого. Ира Зябликова утешала подругу ровно до того момента, пока не узнала о смерти Рената. Ракита чуть ли не кусал локти от горя и рыдал, как маленький ребёнок на пару с Надей. Макс то уединялся, выпуская эмоции, то молча сидел в обнимку с любимой, то с выражением праведного гнева на лице слонялся по лагерю, с жаром допытываясь до командира и совсем забыв о сотрясении мозга и избитом лице. Постоянно рядом с Алёной находились только Лера и Орлуша, который не переставал сожалеть и о пропаже верного Сашиного друга — Лучика. Беспробудный траур моряков был прерван любопытной картиной. Из главного убежища вышел Эрбет, следом за которым пара беженцев вела троих безоружных военных. Один из сопровождающих оказался Максом, который не мог позволить себе пропустить допрос пленных. — Отведём их в пустую землянку, они нам не будут помехой, все наши припасы уцелели, — заговорила Грита, подавая военным флягу с водой. — Так может, сразу оружие им дать? — повысил голос командир. — Его-то у нас теперь ещё больше стало! — Эрбет, они Полулюди, не забывай. — Не я забыл об этом, а они сами,— голубоглазый нахмурился и нервно потёр шею. — Отведите за ограждение, там покончим с этим. — Что это значит? — встрепенулась Грита. — Ты хочешь их расстрелять? Этого нельзя делать, мы не должны так поступать! — Я отдал приказ. — Это нарушает церковные законы! — Преподобная Сестра, — командир смерил блондинку раздражённым и почти презрительным взглядом, — мы не Ваши прихожане. Мы на войне, и здесь действуют только её законы! Процессия направилась за периметр, к уцелевшей части забора. На возражения Гриты больше никто не обращал внимания. Изменилось лишь поведение Алёны. Она уверенно поднялась на ноги и последовала за обречёнными на смерть пленниками, провожаемая недоумевающим взглядом сестры. Когда конвой достиг своего пункта назначения, старшая Громова встала поодаль так, чтобы хорошо было видно и палачей, и их жертв. Макса там не было. Он остался на том месте, где прежде сидели капитанские дочки, и внимательно наблюдал за девушкой. И в миг, когда раздался залп ружей, он открыл для себя другую Алёну. Хоть она была от него на большом расстоянии, было заметно, как Громова изменилась в лице, какое удовлетворение испытала от увиденного, расправив плечи, будто сбрасывая ношу. Она вернулась к Григорьеву с опущенным взором, но гордо поднятой головой, словно лично прикончила злейшего врага. — Алёна, — спустя час к поедающим скромный ужин сёстрам пристроилась Ксения, — как ты себя чувствуешь? — Терпимо. — Я могу дать тебе ещё успокоительного. — Не надо тратить всё на меня... Где нам ночевать? В землянках нельзя? — Нет, это опасно. Нагрянуть могут в любую минуту, — Данилова тяжело вздохнула. — Сказали приготовиться к ночлегу в оазисе, спрятаться там как можно дальше. Надо будет найти одеяла потеплее, костры разводить не разрешают. — Рената похоронили? — Да, мы… выпросили, чтобы его захоронили отдельно… А то всех в братской могиле закопали, сжигать не стали. Петька там до сих пор сидит… Алёна, можно спросить? — О чём? Ксения поудобнее подогнула ногу, бросила взгляд на Валерию и неуверенно начала: — Макс говорит, что совсем не разглядел того военного, который… забрал Сашу. И, по-моему, он хочет отправиться на его поиски. Понимаешь? Это же безумие! Ты должна поговорить с ним! — Ему тоже тяжело. Ведь он — отец. Ты знаешь, что такое — быть матерью? — Алёна, я понимаю, но тот военный… Зачем ему твой сын? И… я вижу, он душил тебя, ведь так? — доктор жестом указала на синяки на шее морячки. — И… — Алёна задумалась, — что ты хочешь сказать этим? — она посмотрела Ксении в глаза, заморгала и глубоко вздохнула: — Ты хочешь сказать, что я чего-то недоговариваю? Что-то скрываю от Макса? Или от тебя? Или от дяди Юры? И вообще!.. — Громова повысила голос и вскочила на ноги. — Алёна тише, прости меня… Я не… — Да ты не способна понять ни на грамм, что я чувствую сейчас! Никто здесь на это не способен! Что мне ваши утешения! Моего сына не вернуть, и я лучше сама пойду искать его, чем погибну просто так, от рук этих нелюдей! Но ты мне что-то ещё предъявляешь?!.. Капитанская дочка разошлась не на шутку. Доктор молча смотрела на истерику девушки, всё больше убеждаясь в своих давних догадках. Ей было искренне жаль Громову, что бы та сейчас ни говорила. Алёна уже срывалась на проклятия в адрес всех и вся, пока тираду несчастной матери не прервал подоспевший Макс. — Ксения, уйди. Мы сами справимся. Парень прижал Громову к груди и холодным взглядом проводил Данилову. Вряд ли они уснут в эту ночь. Но он больше не покинет Алёну. До тех пор, пока не решится вопрос их выживания, он не посмеет исполнить задуманное, дабы разом не потерять двух самых дорогих ему людей.***
Тихая улица. Она, как и многие окружающие её переулки, умолкала куда раньше полуночи. Где-то за горой догорали последние лучи солнца, но унылого вида дома уже были погружены по мрак. Мрак, который исходил здесь от каждого камня, от окон, что вели в комнаты, где их обитатели денно и нощно со страхом гадали, не подняли ли в очередной раз порог по крови хоть на один процент. Уверенным шагом по улочке направлялся человек в военной форме. Тот, кто у местных жителей мог вызвать лишь осторожный и недобрый взгляд в свою сторону. Трудно было разглядеть его лицо; попади на этого человека свет фонаря, можно было б лишь подивиться его виду — одежда покрыта пылью, офицерские знаки отличия не по уставу перевёрнуты в разные стороны, и даже новенький берет испачкан в земле… Человек прижимал к груди что-то большое, укутанное покрывалом или мешком, и заметно спешил добраться до дома, чтобы никто посторонний лишний раз его не встретил. И, наконец дойдя до заветной двери, он нервным движением достал из кармана ключи, открыл и через миг захлопнул за собой дверь. — Элмари! Элмари! Быстро ко мне, где тебя носит?! — Вы вернулись, рэм… — застигнутая врасплох внезапным появлением хозяина служанка сразу смолкла, силясь придумать оправдания своей нерасторопности. — Возьми его! — мужчина передал девушке свою ношу. — Дай ему чего-нибудь поесть, приведи в порядок и уложи спать. Одеяло свёртка отогнулось, и служанка с огромным изумлением обнаружила, что держит на руках ребёнка. — Это… рэм, это… — Да-да, сообщи, как всё сделаешь. Военный занавесил ближайшее окно и оставил растерянную домработницу наедине с маленьким гостем, скрывшись на втором этаже. Мужчина положил руки на край письменного стола, словно ища опоры. Он провёл в пути под палящим солнцем весь день, мчал по неровным каменистым дорогам, не давая отдыха коню. Пусть офицер и вынужден был останавливаться на нескольких блокпостах, докладывая о произошедшем, он всё равно, не теряя ни минуты, отправлялся дальше, чтобы никто не уличил его в содеянном. Зачем Герман забрал его с собой? Мальчишка не издал ни звука на протяжении всей дороги, но теперь… Теперь придётся жить в постоянном напряжении, скрывая правду. Кто бы ни был отцом ребёнка, кровь мальчика не может быть «чистой» настолько, чтобы дать ему право жить в этой стране. Ворожцов много раз за сегодня думал об этом, пытался понять, что же его побудило совершить такой необдуманный поступок. Поверил ли Герман Алёне? Нет. Или… почему нет? Ему следует получше приглядеться к мальчишке, на что времени будет ещё предостаточно. Майор очень устал, был голодным и морально истощённым. И всё же первым делом он позаботился о том, чтобы Элмари накормила ребёнка. Возможно, чужого… Но сейчас Ворожцов думал уже не об этом, а о том, где искать теперь пропитания на троих, ведь из-за очередей и нехватки продуктов в магазинах от ужина зачастую приходилось отказываться... И размышлял так Герман, осушая третий подряд бокал. Не с алкоголем, как случалось нередко, а с обычной водой, графин с которой стоял тут же, подле настольной свечи. — Рэм… Вы не спите? Я всё сделала, как Вы сказали. — Как он? — Только попил воды, ничего не ел. Сейчас уснул. — Уложила на диван в гостиной? — военный, не спеша, встал и пристально посмотрел на служанку: — Никто не должен его видеть. И слышать. Ни соседи, ни полиция — никто, запомни. … Звонкий сигнал телефона прорезал сонную тишину скромной квартирки, пробудив всех троих её обитателей. Герман встал и нажал на кнопку принятия вызова. Разумеется, беспокоили из участка. Причём говорили таким тоном, будто на часах был разгар рабочего дня, а не пять утра. Зачем он только ответил на звонок?.. Ворожцову следовало бы отправиться в участок незамедлительно, как только он пересёк границу города. А теперь придётся долго объясняться… Ворожцов привёл себя в порядок, спустился на первый этаж. Он старался не шуметь, чтобы не тревожить сон спящего ребёнка. Однако, когда взгляд мужчины упал на диван, в синеватом полумраке уже чернели два маленьких зрачка. Герман зажёг свечу на журнальной тумбе. Мальчик вжался в одеяло, его глаза с подступающими слезами покраснели и округлились от страха. В свете одинокой свечи каждая из черт внешности маленького гостя была видна на удивление чётко. И Ворожцов заметил чёрную точечку на переносице, в точности такую же, какая имелась и у него самого. Значит, всё-таки не соврала?.. Своему открытию военный был отчасти рад. Но на деле отворотил взгляд от сына, потому что понял банальную и печальную вещь. Ребёнок проснулся и увидел, что всё произошедшее не было страшным сном, и мамы по-прежнему нет рядом; вокруг всё непонятное, чужое и даже жуткое. Ничего удивительного, что мальчишка замкнулся в себе и боится произвести малейший шум… В таких раздумьях Ворожцов наскоро перекусил и перед выходом озадачил безжалостно вырванную из объятий постели служанку новыми наставлениями. И вот наконец — встреча с предрассветным холодом, покрытыми росой камнями улиц ещё спящего города. Герману пришлось добираться до центра своим ходом, несмотря на срочность. Он понятия не имел, знает ли кто-то из офицеров о том, что майор вернулся из лагеря не с пустыми руками. Если да, то это грозит обернуться серьёзными проблемами. — …никто больше не сможет подтвердить моих слов, говоришь? Сколько охранных пунктов по дороге в город расположено, не подскажешь? — О том, что там было что-то ценное — никто, досмотра быть не могло. Простите, рэм, я вовсе не хотел рассердить вас. Просто рэм майор… — А вот и он! Разговор офицеров прервало появление на пороге фигуры. Все уставились на вошедшего. — Доброе утро, — без лишних церемоний бросил Герман. — Как, выспался? — капитан, осаждавший лагерь вместе с Ворожцовым, лукаво прищурился. — Мы вот с лейтенантом ещё не отдыхали, хотя это ты должен быть на месте младшего офицера! — Герман, что произошло? — спокойно произнёс комиссар. — Почему не отчитался сразу по прибытии? «Дело плохо», — мелькнуло в голове Ворожцова. — Я проскакал на лошади полпустыни. В отличие от тех, кто вообще не участвовал в штурме, но бежал с поля боя на машинах. — И на кого ты намекаешь? — вскочил на ноги капитан. — Тихо, тихо, успокойтесь, — охладил пыл подчинённых командир. — Герман, мы тут многое уже обсудили без тебя. Из твоих людей присутствовал лейтенант Хорц. — Белокурый паренёк на соседнем стуле многозначительно кивнул майору. — Штурм сорвался, да. Мы недооценили их силы. А ещё получили удар в тыл. — Именно, — подхватил капитан. — Чистокровные тоже не отдыхали, пока твоих там внизу жарили. Среди Людей был маг, который знатно дал нам прикурить, оттого мы и спасовали. А вот вам приказа отступать никто не давал. — Я не самоубийца, я понял, что пора уводить людей. — Правда? Таков был мотив? Или, может, дело в том, что ты захапал себе крупную добычу из лагеря и поспешил скрыть её дома? Герман на миг изменился в лице. Как ему показалось, он за долю секунды обвёл взглядом каждое из трёх присутствующих лиц. Как он планировал соврать? Сейчас от волнения всё вылетело из головы, оставалось импровизировать. — Что ты имеешь в виду? — издалека начал он. — Все, кто видел тебя на блокпостах, сообщали, что у майора с собой был какой-то нехилый такой свёрток припрятан. Может, в нём и скрывалась истинная причина твоего скорого отступления? — Ты про сумку с провиантом одного из моих людей? Я её выбросил в итоге, как понял, что мне она не пригодится, лишний груз. Знаешь ли, всякое может произойти в дороге, что провизия придётся кстати. — Провизией, значит, разбрасываемся, хорошо. Кто из рядовых тебе её дал? Зачем? Кто это видел? И почему ты так спешил? Не потому ли, что боялся досмотра? — Какие подтверждения тебе нужны? В нас швыряли огненные шары, думаешь, легко было разглядеть лица? — Рэм капитан,— вдруг выпалил лейтенант Хорц, — я могу подтвердить слова майора. Я сейчас вспомнил момент, ему действительно вручил сумку один из подчинённых. Я не видел, кто именно, но, судя по описи экипировки нашего отряда — кто-то, кого мы потеряли при штурме. Офицеры с недоумением уставились на блондина. — И ты вспомнил это только сейчас? — недоверчиво вопросил капитан. — Ни слова об этом прежде не было. Парень, послушай, если ты просто прикрываешь своего командира, тебе выйдет это только боком… — Я никого не прикрываю, я говорю правду, — взгляды лейтенанта и майора встретились. — Рэм майор не был никем уличён в совершении какого-либо противоправного действия, поэтому эту тему мы можем больше не затрагивать. Младший офицер смотрел на Германа. Тот стоял почти в шоке от такой неожиданной поддержки. Однако капитана слова лейтенанта лишь ещё больше раззадорили: — Ну, нет, друзья, не вам указывать, какую тему закрывать! Я уверен, что мы ещё увидим дело майора на вашем столе, рэм комиссар! Я позабочусь об этом. На полтона ниже проговорив последние слова, разгневанный офицер покинул кабинет. За ним к выходу направился полукровка Хорц, пожав на прощанье руку майора. Ворожцов остался наедине со своим темнокожим начальником. — Он всю ночь такой, — комиссар скорчил недовольную мину, имея в виду капитана. — Да что там — он всегда такой! Не обращай внимания, — офицер устроился на стуле поудобнее и закурил. — А этого лейтенанта не упускай — карьерист! И ты, похоже, для него вроде идеала. Будет, как верный пёс, хвостиком за тобой бегать, — мужчина выдохнул дым и хрипло засмеялся. Герман тоже почувствовал значительное расслабление от дружелюбного настроя старшего офицера: — Что теперь с лагерем? Им больше негде укрыться, можем без проблем справиться. — Это да, это конечно. Но знаешь, сколько всего навалилось? На севере, в Шер-Самрэ, бои уже почти на улицах города идут. На юге объявилась шайка контрабандистов, которые помогают бежать полукровкам морем. А ещё — новый указ готовятся подписать — то ли проценты снова повысят, то ли ещё что придумают, сейчас туда пойду как раз на совещание. Сколько можно уже? В самом Совете этих ройце пруд пруди! Так что с лагерем мы разберёмся, сегодня же и возьмём их, но кроме него проблем… Уйти бы скорее, надоело… — Мне возвращаться к прежней работе? — К старой работе? Нет, говорю же, меняют законы опять, ты пока отдыхай. Жалованье не забудь в кассе забрать. А я ещё немного… и тоже отдыхать буду… Что за удача? Ворожцову невероятно повезло. Начальник обычно был очень проницательным, всегда мог отличить ложь, а тут… Да ещё этот странный лейтенант. Не ожидал Герман, что кто-то из коллег способен вступиться за него. Быть может, не всё так уж и плохо? Основная мысль, что вертелась в голове майора по пути домой, была посвящена уже не разборкам в участке, а старым знакомым, обитающим в злосчастном лагере. Ворожцов был разочарован, что операция по поимке беглецов пройдёт без его участия. Он хотел бы о многом поговорить с бывшими членами экипажа — о проекте «Александрия», о Викторе Громове, о Раките, о ребёнке… Теперь этих людей ждала бесславная смерть. Должно быть, так… Герман вдруг смутился, когда осознал, что объект его раздумий в который раз за последние дни приходит из той далёкой, почти забытой жизни. И даже из двух жизней… Очертания полицейской машины у его дома заставили военного вернуться в реальность. Трое мужчин стояли возле двери двухэтажной квартиры и ждали, когда им откроют. — Капитан, — узнал Герман коллегу, — мы, кажется, в участке уже всё обсудили? — О, так и думал, что ты ещё не вернулся. Мы тоже только что подъехали. Но тем лучше, — Демон расплылся в улыбке и обратил взор на своих спутников. — Майор Ворожцов, познакомьтесь, это майор Лерэм с помощником, Северо-восточное отделение. Оба представленных друг друга офицера обменялись кивками. Герман с досадой отметил про себя жёлтые нашивки нового знакомого. Тем временем капитан продолжал: — Мы к тебе в гости не с пустыми руками. У нас имеется ордер на обыск, так что… не обессудь, — полицейский наигранно развёл руками. — Отвори нам, пожалуйста. Ты же не будешь против. Ворожцов едва ли не скрежетал зубами от гнева и безысходности. Но что он хотел? Надо же быть таким идиотом, чтобы выкрасть из лагеря целого Человека!.. — Покажите ордер, — молвил майор-полукровка и принялся изучать поданную бумагу. — Какие основания? — По показаниям свидетелей ты заподозрен в нарушении устава. Контрабанда, хищение госимущества касаются тебя же. Точнее, могут коснуться, если мы найдём доказательства, на что разрешение у нас есть, и ты больше ничего требовать не можешь. — Бред! — Герман чуть не скомкал документ. — Ты сам-то в это веришь? — Это сейчас не важно, — капитан приосанился и гордо поднял голову. — Открывай! Ворожцов не мог не повиноваться. И в этой обстановке он не придумал ничего лучше, кроме как повысить голос, чтобы предупредить находящуюся в квартире служанку об опасности. — Мне нечего скрывать, капитан! — полукровка вставил ключ в замочную скважину и с лязгом повернул его. — Можете обыскать моё скромное жилище вдоль и поперёк! — Сильное, однако, заявление! Чистокровный Лерэм с помощником прошмыгнули внутрь. Герман собрался было идти следом, но коллега его задержал: — Майор, они сами разберутся. Не переживай, ничего лишнего не возьмут. Мы с тобой тут постоим. — Что я, по-твоему, мог украсть из лагеря? — Ну… — капитан опёрся спиной на дверной косяк. — Может, ты с беглецами как-то связан? Какие-то ценные документы, деньги, артефакты… Как мои приятели найдут, так и узнаем. — Ничего они не найдут. У меня вещей немного. Полукровка хоть и находился на грани срыва, успокаивал себя тем, что полицейские не выбежали из квартиры в первые же секунды с ребёнком на руках. Значит, Элмари успела спрятать его. Но где же там спрячешься, тем более когда обыск проводят профессионалы?.. — Что, совсем не страшно? — криво ухмыльнулся капитан. — Мне скорее смешно, что ты веришь во всю эту чепуху, которую сам и выдумал, — огрызнулся майор. Ворожцов сжал правую руку в кулак, подавляя мимолётное желание выхватить из кобуры пистолет. Ухмылка Демона, стоящего напротив, вызывала в мужчине бурю эмоций, которые вместе с нахлынувшим волнением заставляли сердце выстукивать чечётку. Скрыть частоту дыхания возможным уже не представлялось. Герман просто посмотрел в тёмные глаза капитана. Ещё минуту он не выдержит… Конечно, проявив сопротивление, подозреваемый сделает только хуже. Но что будет с мальчиком? Ведь он его сын?.. Ещё миг, и доселе всегда крепкие нервы сдадут… — Ну, что, капитан? — вышел на улицу Лерэм с помощником. — Мы ничего не нашли. Вообще майор Воро…? — Ворожцов, — подсказал Герман. — Да, майор Ворожцов не отличается состоятельностью, как мы поняли. Только для холостяка подозрительно чисто. У тебя есть служанка? — Есть, — скрывая замешательство, ответил полукровка. — Она в это время на рынок ходит. Понимаете, какие там очереди. — Ну да, ну да… Пойдёмте отсюда. Извиняй за беспокойство, Ворожцов. — Постой, постой! — завертел головой капитан. — Но ведь… ты сразу отправился именно домой… А что, Герман, не боишься отпускать служанку одну? Ворожцов фыркнул: — А ты ходишь всюду со своей домработницей под ручку? Демон отвёл взгляд и неуверенно закусил губу. — Ладно… — процедил он. — Всякое бывает. Это же наша работа, Герман, понимаешь? — капитан с неохотой протянул майору руку. — Да, конечно, — стиснув зубы, ответил рукопожатием Герман. — Всё правильно. Удостоверившись, что полицейские сели в машину и отъехали на приличное расстояние, Ворожцов принялся обыскивать дом лично. Помещения были совсем небольшие, и никаких лазеек и потайных мест в квартире не имелось, однако спустя пять минут поисков на зов до сих пор никто не откликался. Быть может, домработница и впрямь ушла в магазин, прихватив с собой мальчика? Но Герман велел ей оставаться дома, пока не вернётся сам… Спустя ещё несколько минут мужчина заметил, что единственное окно в комнате на втором этаже не закрыто. И стоило ему выглянуть на улицу, как стало ясно, что служанка, спрыгнув с ребёнком со второго этажа, спряталась в проулке. — Откуда кровь? Он не ранен? — Мальчик не пострадал, это я поцарапалась об стену, страшно было прыгать. Ворожцов принял ребёнка из рук девушки: — Молодец, всё правильно сделала. На первом этаже ему лучше вообще не появляться. — Рэм, он всё утро либо спит, либо плачет. И ничего не ест, ничего не говорит, ничего не понимает, я не знаю, как успокоить его. — Язык его родителей знаю только я, — Ворожцов на секунду нахмурился, подумав о Максе. — Простите, рэм, но… этот ребёнок ведь Человек, да? Герман осторожно посмотрел в зелёные глаза Элмари. — Будь по-другому, я бы так его не прятал. — Но кто его родители? Почему Вы приютили его? — Кто родители? А у тебя нет предположений? — У меня? – служанка испуганно заморгала. — Н-нет, откуда мне знать?.. Майор снова вгляделся в лицо девушки. Даже если у неё и есть догадки, она их не озвучит. Сочтёт за грубость или что-то в этом духе. — Ладно. Не бери в голову. Иди, обработай свои раны. Он всегда был вежлив со служанкой. А сейчас она в особенности этого заслуживала… Ворожцов услышал тихие всхлипы. Мальчишка на его руках снова глотает слёзы, и откуда только в нём столько воды, когда ничего не ест?.. Мужчина прижал ребёнка к груди. Дети в этом возрасте уже могут общаться, у Германа ведь была дочь, он помнит. И эти воспоминания вдруг вызвали скромную улыбку на усталом лице… Мальчик ещё заговорит, стоит ему лишь дать время привыкнуть. Ведь увидеть мать ему будет больше не суждено… Всё-таки так жаль, что Ворожцова не отправили добивать лагерь тех отчаявшихся людей…