***
— ...Алёна, ты беременна?.. — ...Через три с половиной года! Мы все! У нас всё получится!.. — ...Возьми пистолет… — ...Забери меня отсюда! Герман! Пожалуйста!.. Вы ведь вытащите нас?.. — ...Она не мучилась. Её смерть была быстрой... — ...Это вы убили её! Вы издевались над нами обоими!.. — ...Можешь теперь убить меня, Герман... — ...Я ненавижу вас… Едва слышный хруст позвонков которую ночь предварял раннее пробуждение. Воспоминание не первый раз обрывалось на этом сюжете. Герман, конечно, знал, чью именно шею он свернул в том сне, события которого произошли наяву когда-то. И что особенного было в этом моменте его жизни, он тоже помнил… Полукровка встал с кровати и наполнил стакан водой. Третью ночь всплывали перед ним образы из прошлого. Всё оттого, что днями он не переставал думать, какая судьба постигла бывших членов экипажа корабля, и на кой чёрт ему сдался ребёнок. Ведь теперь, даже если он не его сын, назад пути нет, придётся мальчишку растить. С другой стороны… можно выкинуть на улицу, и дело с концом. Но нет, таких мыслей Ворожцов даже не держал. Да и сомнения какие-либо пропадали, когда Герман пересекался взглядом с парой маленьких карих глаз, в которых с каждым днём оставалось всё меньше и меньше страха. В четвёртый день пребывания в доме малец чувствовал себя уже увереннее. Обзавёлся аппетитом, перестал шугаться каждого шороха и вжиматься в ближайший угол. Но до сих пор молчал и совсем не шёл на контакт. Элмари проводила с ребёнком всё время от рассвета до заката, по распоряжению хозяина наплевав на приготовление пищи для него самого — не маленький, с голоду не умрёт. Вот и сейчас, соорудив себе скромный бутерброд, Ворожцов перекусывал на кухне, а служанка в гостиной пыталась скормить мальчишке только что сваренную ею кашу. Герман помнил, что после инцидента с обыском не хотел позволять ребёнку находиться на первом этаже. Но в маленькой комнатке уровнем выше в дневные часы было слишком душно, несмотря на то, что солнце в единственное окно никогда не заглядывало. Поэтому сегодня, как и вчера, Элмари с воспитанником обитали внизу в гостиной. Третий день Ворожцову не звонили из участка. Денег пока хватало, но если теперь его оставят не у дел — мало ли, какие поправки приняли в законе? — положение станет совсем никудышным. Служанка и так простаивала по часу в очереди за хлебом и в итоге возвращалась ни с чем, ведь таким, как она, полагалось по первому требованию пропускать вперёд чистокровных. А на работе хотя бы давали бесплатный обед… Из гостиной послышался звук падающей на пол посуды, на секунду оторвавший мужчину от его мыслей. Майор не придал этому значения и не спеша принялся за остывающий чай. В самом деле, придётся обустраиваться так. Мальчишка со временем привыкнет к новому отцу, начнёт понимать язык, Герман научит его читать. А дальше как пойдёт… Да, глупо. Он поступил очень глупо, поддался эмоциям, так ведь не похоже это на бывшего учителя выживания… Ворожцов с неохотой встал из-за стола, пополоскал под краном кружку из-под чая и прошёл в гостиную. Как обычно погружённый в свои думы, он мало, что видел вокруг. Но на секунду бросив взгляд на диван, где должны были завтракать Элмари с ребёнком, резко остановился, шокированный увиденным. — Привет! Как непривычно видеть тебя не в форме! А чей это тут у тебя котёнок? Входная дверь отчего-то была открыта, а на пороге с только что вытрясенным ковриком в руках, в ужасе застыв, стояла служанка. На диване рядом с мальчиком, приветливо улыбаясь и вольготно откинувшись на спинку, сидела знакомая проститутка из армейского борделя. — Ты как здесь оказалась? — В дверь вошла, она была открыта. — Услышав это, мужчина грозно зыркнул на домработницу. — Хотела сюрприз сделать, — улыбка гостьи стала ещё шире. — Слушай, Кобра, — неуверенно заговорил Ворожцов, — у меня тут дел много. — Меня зовут Змейка, вообще-то. А что за дела, и что за ребёнок? Герман неторопливо прошёлся до соседней стены, проводил взглядом семенившую на кухню Элмари: — Друг заболел сильно, попросил пока сына у себя приютить. Мужчина встретился со Змейкой взглядом. Она подождала несколько секунд, не выдаст ли собеседник ещё какой информации, и продолжила делать попытки расшевелить сидящего рядом мальчика. — Какой-то он пугливый, — наконец приметила девушка и тепло улыбнулась: — Не бойся, зайчонок, я тебя не обижу!.. Он тоже полукровка? — Я не знаю. «Поскорее бы ушла», — вертелось в голове. — Вообще не думала застать тебя. Шла мимо, думаю, дай весточку оставлю. — А ты чего не дома, не отсыпаешься перед работой? Гостья деловито фыркнула: — На Энхильмэ я не работаю. Так а ты почему не на службе? Тебе идёт рубашка, знаешь, а то вечно в кителе. — У меня выходные, что тут такого? Его уже утомила эта бессмысленная беседа. Змейка, заметив нежелание Германа вести разговор, вновь занялась ребёнком. — На тебя похож, точно не твой? — девушка хихикнула. — Нет, — Ворожцову показалось, что он слегка покраснел. — О, а у меня что есть! — гостья запустила руку в свою небольшую сумочку и извлекла оттуда завёрнутое в салфетки пирожное. — Так и быть, отдам тебе, — она протянула гостинец ребёнку. Тот сильнее вжался в диван. — Не стесняйся! Давай, ты съешь его и больше не будешь меня бояться? Герман при виде этого заметно оживился: — Да он поел только что… Уже второй раз норовишь угостить чем-то, ты с собой специально еду носишь? — Специально, чтобы угощать? Нет, конечно. Я сейчас от клиента, этой ночью была на очередной вечеринке. А клиенты у меня в основном состоятельные, вот там и набираю себе. По рынкам и магазинам нет времени мотаться. Девушка положила пирожное, к которому малец так и не притронулся, на журнальный столик. — Так ты его оставишь ему? — Что? А, это? Да конечно, потом съест, мне мучного много вредно. Герман… — Элмари, унеси пирожное на кухню! — перебил Змейку мужчина. — И мальчика забери! Слушай, — он вновь повернулся к так и прерванной на полуслове гостье, — не хочешь помочь? Растерянное лицо девушки слегка нахмурилось. — Аээ… в чём? — Мне просто кормить его нечем. — Ребёнка? То есть, этот твой друг, который заболел, не позаботился об этом? — Да нет, деньги он дал, просто до Элмари часто очередь на рынке не доходит, всё раскупают. К тому же мальчишка к нам не привык ещё. — Хочешь, чтобы я вам еду таскала? — Ну, — мужчина, которому уже надоело врать, отвёл глаза, — что удастся прихватить и что не жалко. Я за всё заплачу. Тонкие брови проститутки сдвинулись ещё сильнее. Один уголок губ подался вверх, выдавая насмешку. — И меня об этом просит офицер полиции? — она широко улыбнулась. — Тебя уволили, что ли? — С чего ты взяла опять? Я тебе всё объяснил уже. Соглашаешься или нет? Разве будут тебе лишними деньги от продажи краденой еды? — Она не краденая, мне сами всё разрешают! — Ладно, ладно. Так да или нет? — Да, с чего я откажусь помочь маленькому ройце?! — Согласна? — смутился Ворожцов моментальным ответом. — Согласна, — девушка нетерпеливо выдохнула. Было заметно, что она отчего-то тоже утомилась. — Даже чая не предложил, вот и ходи к тебе в гости после этого! — А чего хотела? Ты добилась своего — «сюрприз» сделала. Шум тиканья часов на полке с книгами стал слышаться громче на фоне повисшей тишины. — Проснулась поздно, в самую жару. Вот и зашла передохнуть. — Почаще теперь заходи. За заработком,— Герман ухмыльнулся. — Только не с пустыми руками. — Да уж… Бизнес теперь у меня будет. Они обменялись ещё парой-тройкой незначительных фраз и, после выпитого стакана холодной воды, Змейка наконец отправилась восвояси. Может быть, шлюха проболтается кому-нибудь о странном ребёнке в доме офицера полиции… Герман вдруг подумал, не значится ли в списке её клиентов тот самый чистокровный капитан из его участка… Ворожцов заглянул на кухню. За столом напротив скромно улыбающейся служанки его сын робкими неуклюжими движениями кушал подаренный десерт.***
— Коля! Коленька, иди сюда! Кис-кис-кис! Надежда, поискав взглядом животное, вылила остатки бульона в кошачью миску. Уже второй раз за последние сутки она не боялась повышать голос. Основная масса беженцев спустя неделю после знакового полнолуния старалась держаться тише воды ниже травы, ведь военные день и ночь были рядом. Палатки они установили под самой возвышенностью; походили первые сутки среди землянок, пофотографировали, поизучали всё, собак привели — и теперь просто обитали поблизости, время от времени допуская новоприбывшие группы следователей к «покинутым» укрытиям беженцев. Удивительно, но факт: ведьма охраняла лагерь и после своей кончины. Ни простые Демоны, ни их маги, ни животные не могли увидеть обитателей лагеря ни днём, ни ночью. И даже услышать не могли. Что до безлунных ночей, то беженцы от греха подальше в последнюю из таких попрятались по землянкам, а на утро снова позволили себе ходить под самым носом у военных. Только продовольствия теперь доставать было неоткуда. На скотину ведьмины чары, к несчастью, не распространились, и неприятели всех лошадей, кур и коз увели. Остался только кот и мыши, которые еженощно совершали набеги на десять раз перепрятанные схроны круп и овощей. — Опять коту остатки отдала? Ракита полусидел на лежанке, откинувшись на набитую поролоном наволочку, и вчитывался в книгу. — Ну, а что ему, с голоду умирать? «Еды мало!» Ясное дело, да только без кота мыши вообще у нас всё пожрут! — Ага, но бульоном-то, едрит-ангидрид, чего раскидываться?! Мяса в лагере не осталось, всё, о Витьке Иринкином подумала бы лучше, что за моряк из него вырастет!.. Эх… — Юра глубоко вздохнул. Его внуку, в любом случае, сейчас жилось в сто крат хуже, чем Виктору. — Не вздыхай, Юр, и лучше мне о детях ничего не говори, и так думаю постоянно! Но Максимка вот-вот соберётся и пойдёт на поиски. Всё хорошо будет. Так и не заняв свою голову сюжетом книги, Ракита не выдержал, взял пистолет и вышел развеяться. Солнце стояло в зените, и каждый уголок пустыни просматривался от и до. Вон и военные укрылись под навесами. А двое самых жаростойких чего-то до оазиса докопались… Но старпом на них плевать хотел, как и они на него. С гордой выправкой Юра прошагал до соседнего убежища и скрылся за занавеской. — Ксюша? — Ракита окликнул замеревшую у входа в комнату девушку. — Чего ты тут пришипилась? Данилову передёрнуло: — Господи! Юра!.. Как я испугалась! — Да не страшный я вроде. Так ты проходишь или как? — А ты к Максу, наверное? Он на склад пошёл, провизию себе собрать. Я с Алёной… поговорить хочу. — А, да, а я бы с Максом пообщаться не прочь. О Сашке говорить будешь? — Да… — Ксения на секунду опустила глаза, — так, просто поддержать. Я вроде психолога у неё, — девушка выдавила улыбку. — Ну, ладно тогда… Аккуратнее только… — старпом попятился к выходу. — Пойду тогда, Макса поищу. Ракита скрылся снаружи. Доктор сжала кулаки. Она стояла тут, перед входом в комнату Григорьевых, и уже минут десять не решалась войти. Потому что сегодня она молчать не будет. Пусть разразится скандал, пусть Алёна возненавидит её — то, что затеяла Ксения правильно, и ничто её не переубедит. — Алёна, привет. Что-то подшивающая Громова подняла на Данилову безвольный взгляд. — Привет. Ты что-то хотела? — Просто поговорить. — Как тогда? — словно предчувствуя недоброе, Громова слегка повысила голос, затем глубоко вздохнула, и её лицо снова перестало выражать эмоции. — Давай поговорим, хорошо. Ксюша, осмелев и преисполнившись решимости, прошла до кровати и села рядом. — Макс сегодня-завтра отправляется на поиски сына, так? Громова устало кивнула. — Ты поддерживаешь его решение? Снова кивнула, немного помедлив. — А… своего ли сына он собирается искать? Ни один мускул на лице капитанской дочки не дрогнул. Только глаза вдруг стали наливаться краской и с каждой секундой всё больше блестеть в свете лампадки. — Я тогда на корабле подумала, что, мало ли, ты беременна. От Макса. А потом я поняла, что ты свою беременность от него скрывала. Два месяца… — Данилова замолчала, увидев слезу, катившуюся по щеке Алёны. — Тише. Я не хочу сейчас издеваться над твоими чувствами. Просто признайся хотя бы мне. Саша — сын Германа? С минуту Громова спокойно смотрела на доктора сквозь пелену слёз. А потом укрыла лицо ладонями и так горько заплакала, что Ксении захотелось поскорее убежать отсюда, а потом долго-долго извиняться за все слова… Но нет, она всё делала правильно. И высказалась ещё не до конца. — Скажи ему, — Данилова приблизилась к сгорбившейся девушке, — он должен знать! Ты не имеешь права скрывать такое сейчас! — доктор перестала говорить вполголоса, силясь перекричать рыдания Алёны. — Это Герман Сашу забрал?! Так скажи это Максу! Ведь идти в тот город опасно! Пусть он знает, что рискует жизнью ради неродного сына! Представь, что будет, когда он встретится с Германом… — СТООООП!!! Голос Ракиты львиным рёвом разнёсся по лагерю. В землянке наступила тишина. Старпом стоял в проходе, цепко обхватив правой рукой деревянную подпорку. — П… повтори-ка, доктор. Чего за ересь ты сейчас тут несла? — Нет, Ксения!!! — Алёна вцепилась Даниловой в руки. — То, товарищ старпом, что Александр вам не внук. И Макс собирается искать сына Германа Ворожцова, которого во время штурма забрал настоящий отец. — Заткнись, змея! — прошипел Юра и рухнул на ближайший стул. — Алёна, дочка, скажи, что она умом тронулась, а? Бред такой придумать, ну надо же, а! Ещё несколько секунд назад боровшаяся за свой секрет Громова подняла на Ракиту заплаканное лицо. Она не могла больше врать. И признаться во всём этому человеку не могла. Просто молчала. — Юра, это правда, — вновь заговорила доктор. — Не осуждай её, это случилось ещё на корабле… — МОЛЧАТЬ! — снова рявкнул старпом. — Ну так что, Алён, ничего не скажешь? — голос Ракиты начал тускнеть. — Ничего?.. Ничего… Правда… Правда… Он медленно встал. Чуть пошатнувшись, облокотился на косяк арки, схватился одной рукой за голову и рванул на себе волосы. Послышался сдавленный стон. — Я… Витьке, лучшему другу моему, жизнью обязан. И к вам с Леркой всегда, как к родным, относился, — Ракита повернул голову к Алёне и вперил в неё налитые кровью глаза. — Но теперь… теперь ты мне никто… И для Макса ты будешь никем. Потому что ты предала своего отца. И нас всех предала. Ш-ш… — он стиснул зубы, выдавливая слово, — шлюха! Мужчина постоял, отвернувшись, ещё около минуты. Затем сделал пару шагов, сжал рубашку на груди и, едва не сорвав занавеску, покинул помещение. «Что я натворила!» — осознала Ксения.