Поющий бархан

      С моря дул прохладный соленый ветер, развевая невесомый шелк штор, в чаше плескалось дорнийское алое, а на коленях у Оберина Мартелла сидела смазливая девица. Здесь и мужчины, и женщины красят волосы – у прелестницы в объятиях Красного Змея длинные вьющиеся локоны отливали сапфировой синевой, а у невысокой смуглянки, наполняющей вином его кубок, косы пламенели ярче заката. Рука дорнийца нырнула под юбки куртизанки, девушка дернулась, кокетливо захихикала, когда Оберин задрал легкие шелка, обнажив ее бедра. Брови Мартелла иронично приподнялись, взгляд черных маслянистых глаз хищно сверкнул золотом, отражая рваный свет свечей. - Затейница, - насмешливо протянул он, поигрывая пальцами. Шлюха в его руках ласково замурлыкала, выгибая спину. – Все себе покрасила, ни одного местечка не упустила. А ты тоже?.. – Красный Змей покосился на красноволосую. Девушка тряхнула косами и широко улыбнулась. Между ее крупноватыми передними зубами красовалась щербинка. - А у меня там красить нечего, милорд, - не выпуская из рук медного, украшенного агатами кувшина, она дернула за тонкий поясок, и шелк соскользнул к ее ногам. В ее нижних губах, карамельно-смуглых, загадочно поблескивали золотые кольца, кроваво мерцали рубины. Оберин, все еще прижимая к себе синевласую, коснулся туманного холодка украшения. - Каждый раз как первый, да? – тирошийка игриво захихикала и потянулась было вновь наполнить его кубок, но дорниец покачал головой. Шлюха в его объятиях недовольно застонала, стоило ему отнять руку, тонкие белые ладони пробрались под рубашку Мартелла, и девица охотно облизнула его пальцы, еще недавно бывшие в ней. Огненно-рыжая, желая помочь своей подруге, опустилась перед Оберином на колени и дернула за пряжку его ремня. - Вас Красным Змеем величают, - выдохнула она, томно щуря карие глаза с поволокой, - не расскажете ли нам, почему? Не из-за этого ли змея, что так рвется ко мне в руки? - И не только в руки, красавица, - пусть говорят, что самые умелые куртизанки в Лисе, в Тироше потаскухи ничуть не хуже. Яркие, словно бабочки, еще те баловницы, в Дорне девки себе промежности не красят да серьги на соски не цепляют. Погладив кожу на обнаженном плече синеволосой тирошийки, бледной чуть ли не до голубоватого отсвета, Мартелл встретился с ней взглядом. Глаза шлюхи, синие и глубокие, что вечернее небо, напоминали кусочки витражного стекла. - Она всегда такая тихая? – небрежно осведомился дорниец, играя лазурным локоном. Смуглянка потешно скорчила рожицу. - Лазурит вообще молчаливая. Но не тревожьтесь, милорд, она еще сумеет усладить ваш слух… - Пусть лучше кое-что другое усладит. Мой змей истосковался по ласкам, - истосковался, да только не по вашим. Вместо резкой яркости волос тирошиек Оберину представлялись смоляные волосы и жемчужины глаз, черные, что сама дорнийская ночь. - О, я это вижу! – тирошийка хрипло рассмеялась, застенчивая Лазурит вторила ей тихим, серебристым смехом, но в переплетающихся звуках девичьего веселья Мартеллу слышалось далекое мелодичное эхо, которое растаяло вмиг, стоило тонким пальчикам куртизанки ласкающе погладить его грудь. Умелые, ласковые как кошечки, а огня в них не меньше, чем в белокурых лиссенийских красавицах. Набрав в рот вина, Оберин притянул к себе за волосы Лазурит, в поцелуе разделив с ней кислый, чуть жалящий язык напиток. По нежному подбородку девушки струилась тонкая алая нить, несколько винных капель упали на груди, и Красный Змей поспешил собрать их губами, пока огненно-рыжая шлюха возилась с завязками его бриджей. Сжал в кулаке выкрашенные в цвет неба локоны, но видя перед собой полночно-черные и тяжелые, лентами струящие сквозь пальцы, густые и немного жесткие. Совсем, как у самого Оберина. Красный Змей с силой сжал грудь Лазурит, срывая с ее губ рваный стон, и зарычал, прикусив зубами кожу на тонкой ключице тирошийки, когда ее компаньонка, наконец, добралась до «змея». - Надеюсь, он не ужалит меня, милорд, - вновь рассмеялась она и осеклась, отпрянув от дорнийца. Лазурит сдавленно охнула и вся сжалась в тщетной попытке прикрыться, узкие ладошки порхали от грудей к бедрам и обратно, и девушка едва не свалилась с колен Оберина. Юноша круто обернулся, яростно сузив глаза, но его лоб разгладился при виде Деймона, неловко переминающегося с ноги на ногу на пороге комнаты. Мальчик отчаянно краснел и старался не смотреть на куртизанок – в отличие от синевласой подруги, рыжая и не думала смущаться. Она вальяжно расположилась подле Оберина, глядя на юного Сэнда сквозь полуопущенные ресницы. Коварная усмешка зазмеилась по губам дорнийского принца. - Дэймон, таки решил ко мне присоединиться? Правильно, чем раньше начнешь, тем лучше. Ну-ну, не бойся, моя милая, - Красный Змей погладил Лазурит по щеке, - Деймон тебя не тронет. Смотри, как ты напугал эту очаровательную леди, - сидящая на полу шлюха насмешливо фыркнула, - надеюсь, у тебя веская на то причина. - Милорд… то есть ваше высочество, - Сэнд сглотнул, тщетно пытаясь отвести взгляд от наготы куртизанок, - вам письма из Солнечного Копья и Королевской гавани. Я… не смел их вскрыть без вашего позволения и… к тому же, я слышал кое-что. Говорят, принцесса Элия подарила своему мужу дитя, милорд. - Дитя? – грубо спихнув Лазурит на пол прямо на красноволосую потаскуху, Оберин вскочил. Жар возбуждения бесследно растаял в прохладе вечера, он выхватил пару запечатанных конвертов из рук верного оруженосца. Один из них был из Дорна, от брата Дорана, на песочно-желтом шелке темно-багровый воск носил оттиск пронзенного копьем солнца, а другой хранил на печати трехглавого дракона. Бросив на низенький столик послание от дорнийского принца, Красный Змей торопливо взломал печать с драконом, руки его едва заметно дрожали от нетерпения. В изящном почерке Мартелл мгновенно узнал руку Элии, кончиком большого пальца погладил ровные строки письма, рисуя в памяти образ сестры. Как сидит, склонившись над пергаментом, и черные кудри стекают у нее по плечу, а на переносицу ложится небольшая продольная морщинка. Наверняка она покусывала кончик пера, когда писала, Элия делала так даже в детстве. Легкая улыбка тронула тонкие губы Оберина. Лазурит, лежащая в объятиях смуглянки, наблюдала за ним настороженно, а красноволосая манерным жестом откинула со лба спутанные локоны. - Хорошие вести, милорд? – дерзко осведомилась она, перебирая синие волосы куртизанки. – Даже лучше, чем это? – тирошийка приподняла свою грудь и капризно надула губы. Красный Змей пронзил ее насмешливым взглядом. - О, милая, гораздо лучше, - тонкий язычок пламени свечи лизнул уголок пергамента, и письмо Элии вспыхнуло прямо в пальцах Оберина. Огонек, отражаясь в черных агатах глаз дорнийца, словно наполнил их жидким золотом. Другое золото, чеканное с одной стороны каким-то давно умершим королем и драконом – с другой, упало на мирийский ковер перед куртизанками. – Надеюсь, это подарит вам немного радости, красавицы, так как моя предназначена сейчас только одной женщине. - Она красива, милорд? – робко пролепетала Лазурит, выхватывая монету из цепких пальцев компаньонки. Оберин принял от Деймона бархатный дублет, устремив невидящий взгляд в распахнутое окно. Кровавая башня копьем вздымалась над морем, вонзаясь в бездонный купол темно-синего, как волосы застенчивой шлюхи, неба. - Очень. Самая красивая женщина на свете.

***

- Мы не ждали вас, принц Оберин, - елейно пропел Варис, благоухающий лавандой почище любой перинницы. От Красного Змея несло конским потом и дорожной пылью, и евнух то и дело подносил к лицу надушенный шелковый рукав. В складках атласа белели пухлые, как у женщины, пальцы. – Весьма неучтиво с вашей стороны. - Меня вела сюда отнюдь не учтивость, - пропыленные сапоги мерили шагами коридор, гулкое эхо сопровождало Оберина незримым шлейфом. Весть о том, что сестрица разрешилась от бремени здоровой девочкой, застала его в Тироше, и уже через месяц «Бродячая кошка» зашла в Королевскую гавань. Он привык путешествовать налегке, в Мартелле даже не признали дорнийкого принца. Красного Змея немного смешило, когда простые моряки по-дружески небрежно хлопали его по плечу и зазывали выпить вечерком. Для них он мог быть кем угодно – наемником, торговцем, скитальцем, хоть самим Безликим. Неузнанный, он точно змея, таящаяся под камнем. Это удобно и, к тому же, весьма забавно. - Боюсь, вы прибыли немного не вовремя, мой принц, - печально заметил Варис, - король нездоров, а принц Рейгар покинул замок еще вчера. - Покинул? – Оберин нахмурился, смуглая ладонь сомкнулась на рукояти самзира – сабли с сильно изогнутым клинком, небольшой сувенир из Тироша. – Его жена недавно родила, а он уже покидает ее?       Яда в кривой усмешке Мартелла было довольно, чтобы отравить половину Королевской Гавани. Благородный, прекрасный принц Рейгар Таргариен бросает жену и новорожденного ребенка ради… да ради чего?! Любопытно, он хоть взглянул на своего ребенка, когда тот появился на свет, или лишь отправил Элии ворона с благодарностями? Оберин не ревновал сестру к мужу, вовсе нет, у него были другие женщины, множество женщин, так почему бы и Элии не обзавестись мужем. Но простить принцу Рейгару этого равнодушия он не мог. - Да! – мастер над шептунами заметно оживился. – Хвала Семерым, девочка крепенькая, здоровая… вот только роды были нелегкие, подорвали здоровье принцессы Элии. - То есть моя сестра больна, а ее муж пропадает неизвестно где? - О, нет, что вы, - Варис всплеснул руками с лукавым смешком, - королева Рейла так любезна, что частенько навещает невестку и свою первую внучку, - блестящие и хитрые, словно у птицы, глаза евнуха заискрились издевкой, - маленькая принцесса просто очаровательна, вылитая миледи Элия. - Дорнийская кровь оказалась гуще валирийской, - с усмешкой заметил Оберин, стараясь не замечать пакостной улыбки Паука, - ведь именно поэтому она жена Рейгара.       Мастер над шептунами на это учтиво склонил голову. - Не желаете ли переодеться, прежде чем идти к ее высочеству? - Позже, - от льстивой, тошнотворной любезности евнуха вдоль спины бегал неприятный озноб. Красный       Змей прибыл сюда увидеть Элию, а не наряжаться. Он ее брат, неужели в щелках и бархате она будет любить его больше, чем в пыльном плаще и потертых бриджах?       В покоях принцессы царил мягкий полумрак, витал терпкий аромат дорнийских благовоний, на мгновение вернувший Оберина в Солнечное Копье. Курящиеся палочки неизменно стояли в солярии их матери, дорнийская княгиня всегда зажигала их в спальнях своих детей, а после ее смерти это стала делать Элия. Но когда сестра уехала в Королевскую гавань к своему мужу, пыльный сладковатый запах пропал, растаял, словно она забрала его с собой. Благовония, зажженные не рукой Элии, пахли совершенно по-иному.       Сестра сидела у окна, держа ребенка на руках. Зыбкое золото солнечных лучей рассыпалось по ее косам, заставляло желтый шелк ее платья пылать ярче. Элия что-то тихо напевала, укачивая дочь, ресницы чуть подрагивали, на губах блуждала слабая улыбка. Она была бледна, немного осунулась, но это не испортило ее красоты. Которую ее муж не в силах разглядеть.       Оберин смотрел на принцессу, прислонившись плечом к косяку, ничем не выдавая своего присутствия. Черный взгляд полнился исступленной жадностью. Только сейчас он понял, как сильно скучал по сестре… и как сильно завидует Рейгару Таргариену.       Нежный голос Элии внезапно затих, и дитя в ее объятиях разразилось недовольным хныканьем. Принцесса прижала дочь к груди и подняла на Оберина темные печальные глаза. Искра радости озарила ее усталый взгляд, а ему словно с размаху всадили кинжал в грудь. - Брат, я так рада тебя видеть, - слабая улыбка приподняла уголки губ Элии. Красный Змей горделиво выпятил грудь, откидывая со лба смоляные пряди. - Я в том даже не сомневаюсь, - узорный ковер скрадывал звуки его шагов. – Позвольте поздравить вас, миледи. Рожать драконов – дело нелегкое. - Это не дракон, а моя дочь, - сестра укоризненно покачала головой, - и не стыдно тебе сравнивать мою крошку с чудовищем? - Ничуть, - юноша опустился на колени подле Элии и коснулся губами ее чуть запавшей щеки. От принцессы пахло горько, даже терпкий аромат благовоний не мог перебить острого запаха снадобий, которыми сестру наверняка потчует здешний мейстер. Девушка потешно свела брови над переносицей. - Вот были бы у тебя свои дети!.. - А может, они у меня есть, почем тебе знать? – Оберин лукаво подмигнул и подарил ей еще один поцелуй, на сей раз – в уголок рта. Девушка возмущенно вспыхнула, повернулась к брату спиной, прижимая ребенка к груди. - Так-то ты говоришь со мной после разлуки! Вот теперь и не проси, свою племянницу не увидишь до самого ее расцвета. - Семеро, а я и не знал даже, что юные матери такие злюки! – с хриплым смешком Оберин обнял сестру, прижавшись щекой к ее виску. Элия не сопротивлялась, и горький аромат теперь уже окружал их обоих. Пахло так не от дорнийки, казалось, будто все вокруг пропитано этим странно знакомым запахом. Оберин втянул носом воздух, горячо выдохнул в шею принцессы, и Элия захихикала, вжимая голову в плечи. - Щекотно!.. ладно, так уж и быть. Ты все равно не умеешь извиняться. - Ошибаешься. Я каждую ночь приношу свои извинения богам, за то, что не поспешил и не родился прежде Дорана.       Принцесса отогнула край вышитого покрывала, и взору Мартелла открылось детское личико, круглое и по-дорнийски смуглое. Девочка смотрела на Оберина темными любопытными глазками, опушенными длинными изогнутыми ресничками, и увлеченно гулила, пуская носом пузыри. Несколько долгих мгновений юноша смотрел на ребенка, бесконечно бережно коснулся крошечных пальчиков. Девочка уверенно ухватила Красного Змея за руку, вызывая его улыбку. Такая маленькая, беззащитная… прав Варис, девчушка вся в мать уродилась. Да вот отца в ней только слепой не увидит. - Правда, она красавица? – проворковала Элия, лучась материнским счастьем. – Когда Рейнис родилась, она так громко плакала… - Рейнис? – имя Таргариенов, громкое, резкое, словно драконий рык, отдает пеплом, витающим над останками Валирии. Принцесса зарделась едва ли не застенчиво. - Рейгар выбирал ей имя. Он хочет… надеется… - прошептала она, отворачиваясь, черная коса, перевитая золотой лентой, соскользнула с плеча ей на грудь, и девочка увлеченно схватила смоляной локон. Пальцы Оберина сжались на плече дорнийки. - Так-так, значит, следующими будут Эйгон и Висенья? – тонкий пушок на лбу принцессы Рейнис Таргариен был не по-валирийски черным. В малютке слишком много Дорна. Дорнийский принц жадно вдохнул горький воздух Красного замка. Полынь, понеслась шальная мысль по краю сознания. У этого места запах полыни, и даже аромат курений не в силах их прогнать. - Она моя, верно? - Нет, - Элия бесстрашно встретила тяжелый взгляд брата. – Она моя. - Она наша дочь. Я ее отец, а не Рейгар, - Рейнис змея, еще совсем крохотная, но змейка, которой не место в драконьем гнезде. Так же как и Элии. В их распоряжении мог бы быть весь мир, где им бы не пришлось довольствоваться лишь короткими мгновениями встреч, взглядами, брошенными украдкой, тенью прикосновений. В прошлый раз было так же, подумал Оберин с невеселой улыбкой. Рейгара не было в замке, а сестра коротала время за шитьем и уколола палец иглой, глубоко, до крови. Красный Змей поцеловал ранку, собирая поцелуем пряную темно-багровую соль… - Ты отравил меня тогда, - молвила девушка, гладя его по волосам. Мартелл обнял ее, спрятав лицо на шее принцессы. Рейнис продолжала увлеченно дергать мать за волосы, что-то восторженно лопоча. – Если бы ты… - Если бы я не пришел, если бы не остался, - этих «если бы» может быть сотня, - а разве не Элия отравила его? Улыбкой, нежным взором, любовью… и тем, что не противилась его ласкам и умоляла не бросать. – А итог их лежит у тебя на руках. Никто не поверит, что она дочь твоего Таргариена. - Она моя дочь, - голос Элии звучал глухо, - пока и этого достаточно. Теперь я не буду одна. - Тебе и вправду здесь так плохо? – процедил Красный Змей сквозь зубы. В стенах замка ушей куда больше, чем на Блошином конце, мало ли что им удастся услышать в покоях жены принца Рейгара. В груди тлела ярость, едкая щелочь ревности кипела, горяча кровь. Любопытно, какой яд возьмет дракона быстрее. Слезы Лиса или душитель? А может сладкий сон? Он даже не поймет, что умер. Таргариену, что живому, что мертвому, Элия не нужна, а Оберину – больше, чем сама жизнь. - Здесь все по-иному, не так как в Дорне, - принцесса кротко пожала плечами, - я никак не могу привыкнуть. Но королева добра ко мне, муж меня уважает… - Этого ты хочешь? Уважения? – прорычал Оберин, вскакивая. Уважение! Да разве это нужно женщине?! – Я могу увезти вас в Вольные города. В Мир, Лис, Норвос, куда захочешь. Я дам тебе не только уважение. - Нет, - отказ, тихий, но решительный, на десять ударов оглушил юношу. Элия попыталась улыбнуться, но ее черты исказило плачущей гримасой, несколько слезинок повисли на ресницах. Ребенок, ощутив ее настроение, тихо захныкал. – Я не могу. Мы не можем. Здесь наша дочь принцесса, а кем она будет там, за морем? - Ты стыдишься? Того, что было между нами, - и того немногого, что осталось. Оберин до боли сжал зубы, сверху вниз глядя на хрупкую, изящную девушку, его сестру. Элия покачала головой с улыбкой, такой же горькой, как и окружающий их запах полыни. - Нет, ни за что. Но я боюсь, что она будет стыдиться такой матери.       Разве можно стыдиться ее? Сестра, принцесса, любимая женщина, которая никогда не будет ему принадлежать. Элия Мартелл отдала себя без остатка их ребенку, девочке, которая будет называть отцом другого. Но Красный Змей был готов принять это, если она того хотела. И принял. Он всегда подчинялся ее желаниям.       Но, кажется, это его слабость погубила Элию, а не безжалостность Ланнистеров и меч Клигана.