Пока тигры сражались в долине

      Увидев за окном руку, цепляющуюся за стекло, словно в фильмах ужасов, Рин поперхнулась чаем и свалилась вместе с табуретом. Эль-Мэллой с изумлением на неё посмотрел, обернулся к окну и рухнул уже сам. За окном, тем временем, появилась вторая рука, и снаружи на оконный карниз влезла Маб и вжалась носом в стекло.       — Окно открывается наружу? — с надеждой спросила Рин.       — Тосака, мы в Японии, оно сдвижное, — напомнил Эль-Мэллой.       — Какая жалость.       Эль-Мэллой встал, поставил табуретку и открыл окно.       — Йо! — радостно поприветствовала присутствующих Маб и спрыгнула в кухню.       — Тебе через дверь войти Коран не велит? — раздражённо спросил Эль-Мэллой, закрывая окно.       — Через окно быстрее.       — Да неужели?       Маб с готовностью кивнула. Спорить с ней или пытаться её переубедить было бесполезно.       — И как твоё предприятие? — спросила Рин, усаживаясь назад за стол.       — Замечательно, — Маб впилась зубами в лежавший в хлебнице батон. — Ассасин в коллекторе, Кейнес-сан на заводе и даже жив.       — И как ты сбежала от Ассасина?       Судя по выражению лица Маб, можно было предположить, что в этот момент она в уме решает дифференциальное уравнение третьего порядка в частных производных. Когда Рин уже устала ждать настолько, что готова была снять вопрос, Маб всё же ответила:       — Ну, просто – хоп – и сбежала.       Очень содержательно.       — Ладно, опустим эту тему, — предложил Эль-Мэллой. — Ты лучше скажи мне, не жаль ли тебе своего артефакта?       — Какого артефакта?       — Книги. Откуда она у тебя?       Маб некоторое время озадаченно смотрела на Эль-Мэллоя, а затем, осознав, о чём идёт речь, ответила:       — В коллекторе нашла. Мерзость жуткая, но для спектакля сгодилось.       — Но все артефакты Кастера должны были исчезнуть вместе с ним! — воскликнула Рин.       — А, ну да. Это не его артефакт. Это вообще не артефакт, — Маб замялась, а потом покачала головой. — Долго объяснять.       — Ты уж постарайся.       Но Маб лишь со страдальческим выражением на лице посмотрела на Рин и резко сменила тему, даже не озаботившись элементарной попыткой это сгладить:       — Лансер – козёл. Если его так мучает эта дурацкая родинка, почему бы ему просто её не ампутировать?! От этого ещё никто не умирал! — тут она осеклась и гораздо тише добавила. — Ну, кроме Сыма Ши.       — Если бы ты его не вспомнила, твоё предложение выглядело бы куда разумней, — со вздохом заметил Эль-Мэллой.       — И кто такой этот ваш Сыма Ши? — мрачно спросила Рин, прекрасно осознавая всю обречённость дальнейших расспросов о книге.       — Мой друг, — ответила Маб.       — Полководец эпохи Троецарствия в Китае, — ответил Эль-Мэллой.       В кухне воцарилась тишина. Эль-Мэллой посмотрел на Маб. Та, осознав собственный прокол, деловито полезла прятаться под стол, не забыв захомячить батон. Рин подумала, что она уже устала от всех этих несуразностей и нестыковок, непрерывно окружающих Маб, словно по-другому та существовать не могла.       Но Эль-Мэллой отчего-то отказывался с этим смириться.       — А не расскажешь ли ты мне, как ты подружилась с человеком, умершим почти две тысячи лет тому назад? — вкрадчиво поинтересовался он, заглядывая под стол.       — Между прочим, ваш близкий друг жил лет эдак на пятьсот пораньше, — парировала Маб, на четвереньках отползая к другому краю стола.       — О, ты хочешь мне сказать, что вдруг взяла и зачем-то его призвала, да ещё и для чего-то, похожего на Войну Грааля?       — Нет, — после паузы честно ответила Маб.       И звук этого «нет» походил на тот, с каким падает вниз лезвие гильотины. Категоричное «нет», заранее отрубающее любую возможность продолжить расспросы. Любимый приём Маб, который она без малейшего сомнения пускала в ход каждый раз, когда её загоняли к той границе, за которой ей пришлось бы рассказать о себе что-то конкретное. Спорить бесполезно, уговаривать бесполезно.       Просто «нет».       — А вы его откуда знаете? — спросила Рин Эль-Мэллоя. — Вряд ли в Европе так подробно преподают историю Азии.       — Вот, между прочим, доказательство пользы видеоигр, — менторским тоном заявил Эль-Мэллой, распрямляясь. — Благодаря одной игре я прочитал «Троецарствие» и открыл для себя целый пласт неведомой мне истории, военной, в том числе.       — Отаку, — презрительно хмыкнула Рин.       Эль-Мэллой обиделся и откинулся на табурете, уперевшись спиной в стену и скрестив на груди руки. В воцарившейся тишине Маб, видимо, решив, что опасность миновала, выползла из-под стола, доела батон и присосалась к чайнику.       — Ладно, раз уж ты здесь, надо кое-что обсудить, — решил Эль-Мэллой.       — Что? — спросила Маб.       — Ты сможешь победить Гильгамеша?       Маб поперхнулась, уронила чайник и залила плиту чаем. Как ни странно, такая реакция обнадёживала. Если бы Маб спокойно ответила «да», вот тогда надо было бы бить тревогу.       — То есть, ты не сможешь? — с невинным видом уточнил Эль-Мэллой.       — Не сказать, что не смогу…, — Маб задумчиво посмотрела на чайник. — Но это нахрапом сделать не получится, как с Кастером.       — И что ты предлагаешь?       Маб посмотрела на Эль-Мэллоя и, словно бы смиряясь с собственной глупостью, виновато предложила:       — Разведку боем?       Рин увидела, как расширились глаза Эль-Мэллоя. Он смотрел на Маб, словно впервые её видел. Та это заметила и немедленно изготовилась к бегству.       — Хорошо, — неожиданно радостно согласился Эль-Мэллой. — Завтра вечером Гильгамеш будет в замке Айнцберн. Перехватишь его по дороге назад?       — Это будет тяжело.       — Почему?       — Ну, нам же придётся его обогнать и устроить засаду.       Маб несла какую-то ересь. Как всегда, впрочем.       — Зачем нам его обгонять? — спросила Рин. — Он же наоборот будет двигаться прямо к нам в руки.       — Почему прям в руки? — удивилась Маб. — Мы ж из замка одновременно выйдем!       — А что мы будем делать в замке?!       Маб с искренним недоумением посмотрела на Рин и Эль-Мэллоя и задала вопрос, феноменальный по степени своего идиотизма:       — А мы что, не пойдём на встречу королей?       — А тебя что, кто-то короновал? — ехидно поинтересовалась Рин.       — Да нет, вроде, — серьёзно ответила Маб, немного подумав.       — Зачем нам туда? — вздохнул Эль-Мэллой.       — Что значит «зачем»?! Вам, милорд, это просто обязательно! Да и Рин-чан для общего развития полезно будет!       «Для общего развития»?! «Полезно будет»?! Это ей полезно будет какую-нибудь развивающую игру для детей прикупить!       — Мне-то почему обязательно? — фыркнул Эль-Мэллой. — Если ты вдруг не знаешь, я там уже был и всё видел.       — Всё, да не всё, — упрямо настаивала на своём Маб. — Там есть кое-что, чего в прошлый раз вы не увидели, но вы просто обязаны это увидеть!       — Начнём с простого, — предложила Рин. — У нас нет шансов попасть незамеченными прямиком в мастерскую Волшебника, да ещё и увешанную всякими приборами для наблюдения.       — Вообще-то, — Эль-Мэллой смутился, — когда мы с Александром туда вломились, он снёс все барьеры и охранные системы, какие нашёл. Проникнуть туда следом за ним будет даже проще, чем в церковь.       — А как же эти ваши тепловизоры?       — Во-первых, не думаю, что у Эмии Кирицугу их так много, что он может повесить по штуке на каждом углу – всё-таки, это очень дорогой аппарат. А во-вторых, там уже был Кейнес, так что замок будет лежать в руинах. Учитывая его предсказуемую неприязнь ко всякой технике, думаю, с камерами он гарантированно разделался.       — А сам Эмия Кирицугу? Есть же у него какой-нибудь портативный прибор, так?       — Думаю, есть, однако, полагаю, его самого в замке в тот момент не было, иначе я непременно в самый неподходящий момент получил бы пулю в лоб.       — Так вы всё-таки согласны с идеей там поприсутствовать?       — Нет.       Маб насупилась.       — Что? — раздражённо спросил Эль-Мэллой. — Зачем тебе так необходимо моё присутствие там?       — Оно необходимо вам, а не мне, — упрямо заявила Маб.       — С чего вдруг? Объясни внятно, а не повторяй одно и то же.       Такое упрямство со стороны Маб настораживало. Раньше единственный раз она упиралась только с бородой и тесёмкой, а в остальное время довольно легко уступала, соглашаясь с Рин и Эль-Мэллоем. Но спросить у неё напрямую, не замышляет ли она чего, значило бы признаться ей, что они обнаружили её ложь и теперь подозревают её, что могло привести к непредсказуемым последствиям.       Рин не улыбалось два дня подряд таскаться туда-обратно к замку Айнцберн, но сейчас разумней было согласиться, чтобы затем проявить исключительную осторожность и не дать заманить себя в ловушку. Маб не станет совершать глупости в присутствии трёх сильнейших Слуг (не станет же?). Не говоря уже о том, что если бы она замышляла недоброе, то вряд ли бы стала так подставляться.       По всей видимости, Эль-Мэллой пришёл к такому же выводу, потому что со вздохом кивнул:       — Хорошо. Будь по-твоему.       Маб просияла.       — Но твоя разведка боем должна пройти идеально.       — Aye-aye, sir!       В своей комнате в церкви на холме Котоминэ Кирэй слушал доклад Ассасина. Внезапно ситуация полностью вышла из-под контроля. Кастер, которого отчего-то нашли только сейчас, и то по чистой случайности, оказался способен обнаружить априори не обнаружаемого Ассасина и сбежать от него так, что и след его не был найден. В коллекторе обнаружились дети, как вскоре выяснилось, недавно пропавшие, очевидно, похищенные Кастером и его маньяком-хозяином, теперь же по неизвестной причине ими фактически отпущенные. К этому примешивалась и досада от того, что Кирэй упустил возможность встретиться с Эмией Кирицугу. Если бы он знал заранее…       Но почему? Почему вдруг Кастер оказался маньяком, помешанным на Сэйбер-«Жанне» или кто она там на самом деле? К чему тогда было всё то представление с «посланием»? Зачем Кастер вообще обратил внимание на Тосаку Токиоми, если его интересовала лишь Сэйбер? «Послание» никак не выделяло её из всех, но метко попало в Токиоми. Случайность? В чём вообще был смысл «послания»?       И обо всём этом следовало как-то доложить Токиоми. Проще всего было рассказать всё, как есть, но именно этого Кирэй делать не хотел. И не в последнюю очередь потому, что помешанный на «Жанне» Кастер отдельно выделил его, Котоминэ Кирэя, и обратился к нему.       Материальное воплощение этого обращения сейчас стояло на столе перед Кирэем. Это были два деревянных ящика со стеклянными бутылями, судя по этикеткам, наполненным разнообразными «Кровями» и «Слезами». Этикетки были сделаны из обычной ксероксной бумаги, надписаны чёрным фломастером довольно корявым почерком и примотаны к бутылям скотчем, что никак не вязалось с видом самих бутылей. К счастью, оригинальные «этикетки» – кусочки бумаги, верёвочками привязанные к горлышкам – неизвестный «доброжелатель» сохранил. Изучив одну такую, Кирэй обнаружил надпись неизвестным ему алфавитом, на, вероятно, неизвестном языке. К обоим ящикам скотчем были прилеплены бумажки с надписью «Котоминэ Кирэю (вино)». Пробки и покрывавшая их смола на первый взгляд повреждены не были, но всё же не следовало отбрасывать вероятность того, что вино отравили.       Если это, в самом деле, было вино, поскольку Кирэй никогда о таких марках не слышал. Но зачем гробить два ящика? К счастью, у Кирэя был прекрасный дегустатор, на котором вино и можно было опробовать, тем паче, что он наложит свои шаловливые ручки на бутыли, как только их увидит.       Правда, это не решало вопроса, зачем вообще Кастер посылал Кирэю вино. Весь образ этого Слуги рассыпался, точно карточный домик, если свести воедино все его действия и попытаться привязать их к одному человеку. Размножение личности? Кажется, Жиль де Ре таким не страдал.       И почему «Котоминэ-чан»?       — Это может не иметь значения, — заговорил один из Ассасинов, преследовавших Кастера до леса Айнцберн, — но по дороге к лесу у святилища в роще неподалёку я обнаружил двоих людей. Я не стал их убивать, потому что они не имели отношения к происходящему, но, мне кажется, о них стоит доложить.       — Говори, — коротко приказал Кирэй.       — Мужчина лет тридцати и девушка лет восемнадцати. Мужчина – европеец среднего роста с длинными чёрными волосами, девушка – японка ростом немного больше полутора метров, волосы длинные и собраны в хвост. Одеты были тепло. Они сидели на бревне у заброшенного святилища, между ними стоял то ли радиоприёмник, то ли рация. На дороге никакого транспортного средства я не обнаружил.       Рация? Подручные Эмии Кирицугу? Но что они там делали? Или это просто сумасшедшие туристы? Без транспорта – автостопщики? Но пара слишком странная. Если бы они занимались там каким-нибудь непотребствами, это ещё можно было понять. Может, самоубийцы?       — Вернись на то место и проверь, нет ли в святилище трупов.       Ассасин молча исчез. Эта пара не должна была представлять собой ничего особенного, и всё же Кирэя что-то тревожило.       — Если говорить о странностях, позвольте мне, — заговорил другой Ассасин.       — Слушаю.       — Во время сражения у складов в церковь явился странный ребёнок.       Кирэй насторожился.       — По всей видимости, девочка, — продолжал Ассасин. — Она вела себя неадекватно, и я счёл её обычной сумасшедшей. Она просила вашего отца об исповеди, наплела ему разных бредней и сбежала так же внезапно, как и появилась.       — Опиши.       — Европейской внешности лет двенадцати-четырнадцати, светловолосая, загорелая. Она была одета необычно легко для этой погоды – лишь в футболку и джинсы.       Маб.       Можно было предположить, что это совпадение, но Кирэй так не думал – речь идёт о Войне Грааля. Во время сражения у складов Маб вломилась в церковь. Но зачем? В её действиях не было смысла. Если она хотела осмотреть церковь изнутри, то могла прийти на службу. Или так важно было именно время? Именно этот момент? Но почему? И тогда в кафе… так ли уж случайна была та встреча, как Кирэю показалось поначалу?       Маб – кто она? Может ли быть связь?..       Неожиданно для себя Кирэй улыбнулся. Похоже, Война окажется совсем не такой предсказуемой, как казалось изначально.       Тосака заперлась в ванной, и это было самое подходящее время для очень неприятного разговора. Маб сидела на подоконнике в кухне и болтала ногами, вглядываясь в ночную тьму. Эль-Мэллой остановился в дверях кухни и тихо позвал:       — Маб, надо поговорить.       Она обернулась и удивлённо подняла брови.       — Это ненадолго. Идём со мной в гостиную, — Эль-Мэллой кивнул в сторону стены, смежной с санузлом, показывая, что Тосака об этом разговоре знать не должна.       Маб послушно соскочила с подоконника и прошла за Эль-Мэллоем в гостиную. Что бы она ни думала о возможной теме предстоящего разговора, он её не волновал. Наверно, именно поэтому Эль-Мэллой без всяких вступлений перешёл непосредственно к вопросу:       — Мои воспоминания изменились?       — Откуда мне знать? — Маб заложила руки за голову. — Вам виднее.       — Я считаю, это так. Я прав?       Ничто не изменилось ни в лице, ни в позе Маб, но отчего-то вечно исходившая от неё аура счастливого идиотизма исчезла.       — Мы же меняем ваше прошлое.       Иначе говоря, Эль-Мэллой оказался прав. Но особенного потрясения он не ощутил, вероятно, потому, что уже был уверен в своей правоте.       — Тогда почему я ещё не «вспомнил» нападение Кастера на замок?       — Обновление происходит раз в день во время сна. Можно, конечно, организовать это другим образом, но для меня это слишком сложно.       — Но почему тогда я вообще его забыл?       — Ну как же? — Маб подняла брови. — Мы с вами тут чужеродные элементы, нас здесь вообще быть не должно, так? Вот мир и обновляется с тем, словно бы больше нас и не было.       — И так я просто могу забыть свою цель?       — Не думаю, — Маб покачала головой. — Поворотная точка для вас – ваша встреча с Александром Великим. После этого изменение вашей личности идёт по рельсам, не имеющим ответвлений. А ваше прошлое с того момента, как вы попали сюда со мной, не изменится – это слишком высокий для меня уровень.       — А Тосака?       — Рин-чан, возможно, в самом деле может перестать понимать, что стоит за высказанными ею желаниями. Но тогда это будет наша задача помнить и воплощать их.       — Что произойдёт, когда мы вернёмся в будущее?       Маб приоткрыла рот, чтобы ответить, но остановилась и задумалась. Потом она улыбнулась и сказала:       — Я уже ответила на этот вопрос в первый день нашего знакомства.       — Что-то я не припомню этого.       — Я ответила. Вы обязательно это поймёте.       И снова она просто отказывается отвечать. Эль-Мэллой вздохнул:       — Почему ты не сказала об изменении памяти сразу?       — Мне нужно было ваше согласие. Перспектива потери воспоминаний могла стать тем зёрнышком, что склонило бы чашу весов не в мою пользу.       Отныне Эль-Мэллой больше не мог доверять своей памяти. Он не мог ориентироваться в своём прошлом, потому что оно постоянно менялось. Маб обещала, что он не потеряет свою личность, и её аргументы были в достаточной мере убедительны. Однако для Тосаки потеря собственной личности была практически неизбежной. Но сдаться сейчас было бы глупо. Готов ли он заплатить своей студенткой ради своего эгоизма?       Конечно, можно было просто не спасать Тосаку Токиоми, но Эль-Мэллой сомневался, что Тосака согласится на это, даже если ей подробно всё объяснить.       — Милорд, если вас волнует Рин-чан, то позвольте сказать вот что, — заговорила Маб. — Безусловно, выживание Токиоми-сан скажется на её характере и мировосприятии. Но сердце Рин-чан оттого не изменится. Какая бы шелуха ни укрывала её душу, сама душа её уже сформировалась. Её сердце горячо, её эмоции бьют через край. Она может заковать себя в ледяной панцирь, но в глубине души останется собой. И тогда нужно будет всего лишь разбить этот панцирь.       — Всего лишь, — Эль-Мэллой горько усмехнулся. — На словах всё так легко.       Маб потупилась и взволнованно начала:       — Я обратила внимание… здесь очень любят страдать. Каждый захлёбывается своей тоской, культивирует свою боль, гордо выставляя её напоказ, якобы скрывая, — она подняла глаза на Эль-Мэллоя. — Страдающие рыцари, жертвующие своей человечностью Волшебники… мир вокруг ослепительно прекрасен, но как будто никто просто не желает этого замечать!       В голосе её звучало горькое недоумение. Она, по собственным же словам, создание Акаши, не понимала самих основ, на которых стоял мир, не понимала законов его функционирования. Нельзя было сказать, что она не хотела этого понять. Она просто не могла. Мир, где каждый обречён с рождения, где всё замыкается на боль и страдания, был выше её разумения. Волшебство – это головокружительный танец со смертью. Но Маб не понимала, отчего в партнёры нельзя выбрать жизнь.       Эль-Мэллой никогда не смотрел на мир Волшебников с такой стороны. Мир, в котором человечность была опасной прихотью. Мир, в котором носят застывшие маски мудрости и вещают о великом, а исподтишка при первой же возможности втыкают нож в спину. Если бы Александр ворвался в этот мир, что бы он сделал? Во что бы превратился этот мир? Сумел бы Александр его изменить?       Внезапно для себя Эль-Мэллой улыбнулся:       — Завтра ты увидишь человека, который разделяет твою точку зрения.