Пока тигры сражались в долине

      Поскольку накануне они вернулись очень поздно (то есть, уже не накануне, а сегодня, но это мелочи), Рин проспала до обеда и даже тогда встала с очень большим трудом, собрав в кулак всю свою волю. Выйдя из комнаты, она услышала из гостиной странные возгласы. Вообще-то она шла в ванную комнату, но по дороге можно было выяснить и источник непонятных восторгов.       Заглянув в гостиную, Рин обнаружила Маб и Эль-Мэллоя, сидевших на диване с джойстиками (или как назывались эти штуки) в руках и азартно резавшихся в какую-то видеоигру. На экран при этом без слёз было не взглянуть, столь ужасна была графика – мешанина мелких цветных квадратиков, разобраться в которой, по мнению Рин, было решительно невозможно. Однако когда она это заявила, её тут же обругали и отправили в ванную со словами, что она ничего не понимает в ретро, что для Волшебников, навеки застрявших где-то, в лучшем случае, веке в девятнадцатом, совершенно неприемлемо.       Спорить с сумасшедшими Рин не стала. Вместо этого она спокойно разобралась с утренним (хотя было уже совсем не утро) туалетом, позавтракала и, вернувшись в гостиную, ехидно поинтересовалась, как там поживает Кейнес Эль-Мэллой Арчибальд, на что ей было сообщено, что пока спокойно.       — Не боитесь ничего пропустить? — спросила Рин, усаживаясь за рабочий стол и оглядывая книжные полки в поисках чего бы почитать.       — Насколько я помню, кроме встречи королей сегодня ничего такого, во что нам следовало бы вмешаться, не будет, — беспечно ответил Эль-Мэллой, явно уделявший игре внимания куда больше, чем разговору.       — А с чего вообще эта встреча состоялась?       — После приключения в логове Кастера Александру захотелось чем-то это запить, и в его светлую голову пришла идея устроить попойку в замке Айнцберн, посоревновавшись с Сэйбер, кто больше выпьет.       — Знаете, иногда я не могу понять, вы его уважаете или как? — Рин повернулась и посмотрела на затылок Эль-Мэллоя.       — Конечно, я его уважаю. Только не понимаю, почему тогда я не должен называть его идиотом, если он ведёт себя по-идиотски?       Логично. И поспорить-то не с чем. И вместе с тем представить такие отношения Рин было очень сложно. Разумом она понимала, что никакого противоречия в поведении Эль-Мэллоя нет, но в её собственной жизни подобного опыта не было. Она уважала отца и даже представить себе не могла, что вдруг назовёт его идиотом. Она считала Мато Синдзи придурком, и ей бы в голову не пришло его уважать. Пожалуй, никому бы в голову не пришло его уважать. Но кого тогда вспомнить?       Идиот, которого, тем не менее, уважаешь. Рин с некоторым изумлением посмотрела на Эль-Мэллоя. Да вот же он на диване сидит. Бесспорно, идиот. Клинический. Профессор Харизма. Как его можно не уважать? Но сколько из таких «уважающих» в Часовой Башне по-настоящему уважают этого человека?       Всего три дня назад для Рин Эль-Мэллой был всего лишь наиболее раздражающим преподавателем, хоть и, безусловно, заслужившим своё положение. Но что-то изменилось. Всего три дня, но что-то изменилось.       Наверно, она впервые задалась вопросом, кто этот человек. Что он такое? Что движет им? Почему он поступает так, а не иначе? Насколько она вправе судить его?       Единственный раз в своей жизни (до этого момента, по крайней мере), когда Рин задавалась подобным вопросом, была Пятая Война. Тем человеком был Эмия Широ. По спине Рин пробежал холодок. Кроме этих двоих никогда никем прежде она просто не интересовалась. Фокусируясь лишь на своих желаниях, целях и мотивах, она никогда не смотрела по сторонам. Остальные люди шли фоном, не цепляя её, не останавливая на себе её внимание.       Верно ли это?       — А как на той пьянке Гильгамеш оказался? — спросила Маб.       — Александр встретил его по дороге и пригласил, — просто ответил Эль-Мэллой.       — И он согласился?!       — Как, по-твоему, алкоголик откажется от выпивки?       — А он алкоголик?       — Откуда мне знать? Должна же быть какая-то причина ему явиться.       — А вы его не слишком принижаете? — полюбопытствовала Рин. — Король Героев, всё-таки.       — Это всего лишь титул, — Эль-Мэллой фыркнул. — И я не видел ещё ни одного Героя, который бы признал себя его подданным.       Любопытное наблюдение. И справедливое. Выходит, Гильгамеш – самозванец? Рин еле удержалась от смеха. Кроме того, размышления о самозванцах напомнили ей кое-что, о чём она хотела спросить Маб.       — Во время нападения на замок Айнцберн голос, которым ты разговаривала – чей он? — спросила Рин.       — Голос? — Маб наморщила лоб. — А, ты об этом! Моего друга, а что?       — Почему для такой роли ты использовала голос своего друга? — удивился Эль-Мэллой.       — Ну, я его хорошо знаю, и мне показалось, что он подходил. А что?       У Рин возникло нехорошее подозрение касательно некоторых особенностей личности этого «друга», и она с опаской поинтересовалась:       — И кто он, твой друг?       — Курьер, — с некоторым недоумением, вероятно, вызванным тоном вопроса, ответила Маб.       — Неожиданно нормально, — отметил Эль-Мэллой.       — Вообще, насколько мне известно, по образованию он врач.       Интонация предполагала продолжение реплики, и Рин задала наводящий вопрос:       — Но кроме того…?       — У него хобби людей резать.       К собственному удивлению, Рин не испытала ни негодования, ни раздражения, ни изумления, ни страха. Наоборот, такая «милая» подробность показалась ей столь естественной, что впору уже было начать беспокоиться о собственном душевном здоровье.       — Но вы не подумайте! — всполошилась Маб. — Он милейший человек! Очень вежливый и внимательный и…       — Маньяк-убийца, — милостиво подсказала Рин.       — Ну…, — Маб поникла. — И это тоже.       — Ладно, опустим эту тему, — предложил Эль-Мэллой.       — Поднимем вот какую, — оживилась Маб. — Вам не кажется странным, что большинство Слуг – вымышленные герои?       — То есть вымышленные? — опешила Рин. — Ты ничего не путаешь? Жиль де Ре, Александр Македонский, Гильгамеш, Хассан ибн Саббах – они, по-твоему, вымышленные?       — Начнём с Синей Бороды. Во-первых, если речь действительно о Синей Бороде, то всего лишь предполагается, что прототипом ему мог послужить Жиль де Ре. Во-вторых, Жиль де Ре не ел на завтрак печень младенцев и не совершал никаких кровавых ритуалов. То, что он помешался на Жанне д’Арк и собрал вокруг себя алхимиков, чернокнижников и прочую шушеру не делает его кровожадным маньяком и особенно не выделяет его на фоне современников.       — Откуда тебе знать, какой он был на самом деле?       — Если отбросить романтические бредни и взглянуть на факты, то картина получается именно такая, — Маб положила руки на спинку дивана, а сверху – свой подбородок. — Кастер получил некоторые черты типа-Жиль-де-Ре, но он им не является. По сути, это некоторый конструкт неизвестной природы. А если говорить о Гильгамеше, то некто с таким именем в самом деле правил Уруком где-то в двадцать седьмом или двадцать шестом веке до нашей эры и даже вроде воевал неплохо и стену вокруг Урука построил, но к Вавилону он вообще никакого отношения не имеет – город возвысился только несколько веков спустя – а мифы о Гильгамеше старше самого Гильгамеша.       — Это как?       — Это так, что был какой-то другой культурный герой, но позднее образ Гильгамеша его заместил.       — Ну а Александр Македонский? — не сдавалась Рин.       — Не знаю, я его ещё не встречала.       — Но он мало похож на традиционное представление о нём, — заверил Эль-Мэллой. — Внешне, по крайней мере.       — Я бюст видела и мозаику, — Маб скривилась. — Такой мальчик-зайчик, что аж тошнит.       — Что ж тебя вечно тошнит от «мальчиков-зайчиков»?       — Я бы не сказала, что меня тошнит ото всех мальчиков-зайчиков. Если кому просто не повезло таким родиться, то так он не виноват, а если он сознательно ведёт себя как мальчик-зайчик, то в зубы с ноги, мне кажется, единственный выход.       Обсуждать с Маб «мальчиков-зайчиков» и прочую фауну Рин было не интересно, поэтому она решила переключить внимание собеседников на более насущные проблемы:       — Когда мы отправляемся?       — Всё начнётся около одиннадцати вечера, так что выходить нам ещё нескоро, — заверил её Эль-Мэллой.       — А что с транспортом? Туда, положим, понятно, но обратно? Снова полагаться на удачу? А нам ведь нужно будет спешить на перехват Гильгамеша.       — Тосака, — Эль-Мэллой тяжело вздохнул, — мне очень не хочется этого говорить, но в нашем распоряжении находится лишь одно транспортное средство.       Сердце Рин пропустило удар:       — Только не говорите… только не это…       — А в чём дело? — искренне удивилась Маб. — Я его сегодня утром починила, так что всё пучком.       Совершенно очевидно, она не понимала самого главного.       — В этот раз ты точно нас убьёшь! — Рин схватилась за голову.       — Я и в прошлый не собиралась этого делать, — пробурчала Маб.       — Мало ли что ты не собиралась?!       — Тосака, взгляни правде в глаза, — предложил Эль-Мэллой. — Велосипед Маб – единственный транспорт, способный перегнать Гильгамеша. Конечно, кроме Колеса Гордия и мотоцикла Сэйбер, но тем не менее.       — У Сэйбер есть мотоцикл? — довольно нехарактерный для короля Артура атрибут.       — Наверно, — Эль-Мэллой отчего-то скис. — Не знаю. Был, кажется.       — Я быстрее, — с неожиданным упрямством заявила Маб.       — И смертоносней, — мрачно поддакнула Рин.       — Именно.       Рин понадеялась, что Маб просто её не расслышала, а не в самом деле гордилась этим своим качеством. К своему удивлению она отметила, что Маб, по всей видимости, было совершенно необходимо обозначить своё превосходство над Сэйбер, однако о причине такой необходимости оставалось только гадать.       — Тебе не нравится Сэйбер? — полюбопытствовала Рин.       — А почему она должна мне нравиться? Она, по-моему, перед собой такой цели не ставила, — Маб хмыкнула.       — Тебе не кажется, что она тебе уж очень категорически не нравится?       — Может быть, — Маб пожала плечами. — Я бы не сказала, что она произвела на меня хорошее впечатление.       — Если вспомнить, что ты перед ней предстала в качестве кровожадного маньяка, нет ничего удивительного, что при встрече она не сделала книксен, — заметил Эль-Мэллой.       — Это да, конечно, но, — Маб сделала бровки домиком, очевидно, тщась подобрать слова, которые описали бы её отношение к Сэйбер. — Во-первых, у неё нет чувства юмора.       — Знаешь, атмосфера к шуткам не располагала, — ледяным тоном отрезала Рин.       — Кто бы спорил, но человек с чувством юмора всё равно отреагировал бы по-другому.       — Как Лансер?       — Нет-нет-нет-нет! Надо отличать человека с чувством юмора от человека, который только считает, что обладает чувством юмора.       — Вынуждена согласиться, — нехотя признала Рин.       — Вот. А ещё, — Маб задумалась. — Я не знаю, как у вас, а у меня часто бывает, что при встрече с кем-то я понимаю, нравится мне этот «кто-то» или не нравится. Без понятия, чем это вызвано, но так бывает, и в таких случаях я, насколько помню, ещё ни разу не ошиблась в своих ожиданиях от человека. Например, при встрече с вами я поняла, что вы мне нравитесь, и я в вас не разочаровалась. А при встрече с Сэйбер я поняла, что она мне не нравится, — Маб почесала кончик носа. — Я хочу сказать, она скучная. И узколобая. Ей даже в голову не пришло попытаться взглянуть на ситуацию с точки зрения «Кастера».       — Не хочу слышать такие упрёки от тебя.       — Почему?       — Да потому что тебе в голову не приходит, что вообще существует точка зрения, отличная от твоей!       Маб надулась:       — Вот и неправда.       — Вот и правда, — возразил Эль-Мэллой. — Но справедливости ради стоит заметить, что всё-таки не всегда. Кстати, ты действительно считаешь, что у Тосаки есть чувство юмора?       Что? Рин показалось, что она ослышалась. Причём здесь она и её чувство юмора, которое у неё определённо есть?       — На что это вы намекаете? — вкрадчиво поинтересовалась Рин.       — Этого я не говорила, — Маб покачала головой, полностью проигнорировав Рин. — В конце концов, нельзя же судить об окружающих только по наличию или отсутствию у них чувства юмора. Это было бы несправедливо по отношению к тем несчастным, кого угораздило родиться без него.       Рин вскочила со стула и потянула Маб за ухо:       — Ну-ка с этого места поподробней!       — Ай-ай-яй! Куда уж подробней?!       — Тосака, это некрасиво винить окружающих в собственных недостатках, — менторским тоном заявил Эль-Мэллой.       А Рин подумала, когда же чаша её терпения наполнится настолько, что позволит ей рукоприкладство в отношении преподавателя. Хотя, если подумать, Кирэя она терпела целых десять лет, так ни разу ему и не врезав, так что, вероятно, ждать счастливого момента освобождения придётся долго.       — С чего вы решили, что у меня нет чувства юмора? — прошипела Рин.       — Даже не знаю, — Эль-Мэллой демонстративно задумался. — Может, мы пришли к такому выводу в ходе общения с тобой?       Издевается. Просто открыто издевается. Да как он смеет?!       Маб тем временем оставила всякие попытки сопротивления и просто покорно повисла на одном ухе с отсутствующим выражением лица. Рин с досадой отпустила её и вернулась за рабочий стол.       — Не думайте, что можете безнаказанно надо мной насмехаться, — буркнула Рин.       — И в мыслях не было, — ласково ответил Эль-Мэллой и вернулся к игре.       День обещался стать отвратительным.       Разумеется, бешеная поездка на велосипеде день украсить не могла. Уже давно стемнело, на улицах зажглись фонари, а люди, профессионально запуганные местными СМИ, в массе своей попрятались по домам, когда Эль-Мэллой объявил, что пора выдвигаться. Они вышли на улицу, и Маб бережно вынесла своего железного монстра и аккуратно поставила его на мостовую.       — Люди увидят, — беспомощно пробурчала Рин.       — Сомневаюсь, — хмыкнул Эль-Мэллой, поправляя лямки рюкзака с экипировкой для «Кастера». — Во-первых, на улицах их сейчас немного. Во-вторых, на такой скорости если и увидят, то не успеют понять, что это было. И наконец, можно перестраховаться, — он хлопнул Рин по плечу.       Это значило использовать скрытие присутствия. Проблема (помимо велосипеда) заключалась в том, что у Рин не было никакой уверенности в том, как долго она сможет поддерживать это заклинание. Её силам существовал предел, и если они иссякнут в самый неподходящий момент, смерть может оказаться наилучшим из того, с чем им придётся столкнуться. Но не могла же шестая глава семьи Тосака признаться в этом двум чёрствым и бестактным созданиям, одно из которых недо-Волшебник, а другое вообще не пойми что?       Поэтому Рин с гордым видом уселась на велосипед и приготовилась к неизбежной гибели при столкновении с каким-нибудь фонарным столбом или чем-нибудь посущественней.       Как бы странно это ни казалось, во второй раз катание на бешеном велосипеде было не столь устрашающим. Может, Маб всё же училась на своих ошибках, а потому сбросила скорость, а, может, Рин просто привыкла. Конечно, практически невозможно привыкнуть к такому всего со второго раза, однако куда невозможней было предположение о том, что Маб умела делать выводы из последствий своих поступков.       Чудом миновав катастрофы на городских улицах, велосипед выехал на погружённое в ночную тьму, прорезаемую лишь светом фонарей вдоль обочины, шоссе, вившееся среди гор. Дорога закладывала головокружительные виражи, лепясь к склонам гор, и с одной стороны всегда зияла пропасть, грозившая смертью любому, кому не повезёт вылететь с обочины. Но Маб уверенно рулила посередине дороги, оставляя на асфальте следы жжёной резины. Наверно, если кто-нибудь возьмётся выяснить природу этих загадочных следов, он сойдёт с ума, потому что следы определённо принадлежали велосипеду, но ни один велосипед не в состоянии развить такую скорость.       Кроме этого.       До леса оставалось совсем немного, когда Эль-Мэллой шепнул Рин на ухо:       — Посмотри на небо.       — Зачем? — удивилась Рин, всё же поднимая взгляд вверх.       И тогда она увидела это.       Над горами, над лесом, над дорогой среди мириад звёзд неслась огромная колесница, влекомая парой быков. И хотя поступь их казалась неторопливой, колесница летела по небу, точно стрела. Рин не разглядела возницы, но он должен был быть великаном, чтобы с уверенностью управлять такой махиной.       Руки Эль-Мэллоя сжались на талии Рин чуть крепче, чем необходимо. Сначала она хотела возмутиться, но потом вспомнила свою реакцию на голос отца. Александр Великий, Слуга Райдер Четвёртой Войны, был столь же уважаем и любим Эль-Мэллоем, сколь её отец был уважаем и любим ею. То, что испытывал сейчас Эль-Мэллой, было и болью, и счастьем. Он имел на это право.       Но почему он вообще так привязался к своему Слуге? Сколько времени они провели вместе? Недели две? Больше? Меньше? Как за столь короткий срок Эль-Мэллой проникся таким уважением к давно умершему завоевателю, что ради него и его мечтаний был готов согласиться на невероятную авантюру по изменению прошлого? Ради себя? Нет. Ради Александра Македонского. Безусловно, Рин любила и уважала Арчера, но ради него одного бросаться менять прошлое она бы не стала. Связь, возникшая между Эль-Мэллоем и Александром, была чем-то большим, чем просто связью довольных друг другом Мастера и Слуги. От неё веяло чем-то почти средневековым, чем-то, что человечество давно забыло. Но Рин не могла понять, что это.       Да ей и не дали этого сделать.       Маб, тоже заметив колесницу, резко прибавила скорости, и Рин вдруг стало совсем не до высоких материй, потому что такое ускорение на горной дороге могло закончиться весьма плачевным образом.       — Ты куда?! — рявкнул Эль-Мэллой.       — Опоздаем же! — крикнула Маб.       — На тот свет всегда успеем! Мы разобьёмся!       — Нет!       — Здесь нет реки, чтобы смягчить падение!       — Падения не будет!       — Я тебе не верю!       — А вы постарайтесь!       Рин бы непременно поддержала Эль-Мэллоя, если бы не боялась прикусить себе язык. Тем не менее, было совершенно очевидно, что как бы сейчас Маб ни увещевали, скорость свою она сбросит в лучшем случае лишь, если небо начнёт падать им на головы. И то скорее от удивления, чем по велению здравого смысла.       Колесница же тем временем снижалась на шоссе, и Рин больше всего боялась, что она станет тем самым небом и приземлится прямо на велосипед, положив конец их бессмысленным трепыханиям. К счастью, по неизвестной случайности этого не произошло. Колесница приземлилась и покатила по асфальту, высекая искры из-под гигантских колёс. Спина Маб загораживала Рин обзор, поэтому о вознице она выяснила лишь то, что он большой и белый.       О том, зачем колесница снизилась, Рин догадалась лишь тогда, когда та свернула с шоссе и вкатилась под своды леса, сшибая деревья и оставляя за собой полосу выжженной земли. Именно эту просеку и использовала Маб, уверенно направив велосипед по тлеющей траве вслед за колесницей. К счастью, ей всё-таки хватило ума сбавить скорость, поскольку на неровной лесной земле, изрытой корнями деревьев, шанс навернуться был много выше, чем на дороге. Рин поймала себя на том, что молится, но кому именно, понять так и не смогла. Так или иначе, но молитвы её были услышаны, ибо к воротам замка они добрались целые и невредимые.       Колесница вкатила через пролом прямо в холл замка, а Маб остановила велосипед и объявила:       — Мы на месте.       — Я думала, что погибну, — Рин со стоном сползла с велосипеда.       — Эй, ты нас-то не отпускай!       — А чтоб вас всех убили.       — Плохая идея, — коротко сказал Эль-Мэллой, поддерживая Рин под мышки.       — Поторопимся! — от волнения Маб не могла прекратить прыгать на месте. — Самое интересное же пропустим!       — Ничего мы не пропустим, это дело небыстрое.       — Почему?       — Потому что Сэйбер, и правда, несколько твердолоба. И лишена чувства юмора, — Эль-Мэллой криво усмехнулся. — Король из неё, должен признать, аховый.       — Помешались вы все на этом чувстве юмора? — проворчала Рин. — Как будто это самое главное в жизни!       Эль-Мэллой и Маб обменялись понимающими взглядами и ничего не ответили. Развивать тему, и тем самым давать им повод над ней поиздеваться, Рин не стала.       Взявшись за руки так, что Рин оказалась посередине, троица вошла в холл и остановилась, осматриваясь. Наверху лестницы стояла Сэйбер в боевом доспехе, а рядом с ней беловолосая женщина, обладавшая поразительным внешним сходством с Илиясвиль фон Айнцберн. Айрисфиль, мать Илии, женщина восхитительной красоты, казавшаяся не человеком, а ангелом или каким другим небесным созданием. Гомункул, чья единственная цель жизни – стать сосудом Грааля. Обе женщины были в недоумении, обе были готовы в любой момент отразить возможное нападение.       Но вторженец не собирался нападать.       Вблизи Колесо Гордия выглядело ещё внушительней, чем издали, вероятно, потому что так проще было осознать его истинные размеры. Эль-Мэллой сравнил колесницу с танком, и теперь Рин была полностью с ним согласна. Это был танк. Античный, но самый настоящий. И огромный возница с винной бочкой на плече был под стать этому танку. Громадный рыжий верзила, невозможно громкий, невозможно шумный, невозможно живой, он, призрак давно умершего человека.       Но кое-что было не так.       — Во что он одет? — в недоумении спросила Рин.       — В одежду, — нехотя ответил Эль-Мэллой.       — Я сомневаюсь, что древние греки носили футболки и джинсы…       — Он прям как я! — в восхищении воскликнула Маб.       — Как ты можешь заметить, он одет в современную одежду, — Эль-Мэллой продолжал отыгрывать Капитана Очевидность.       — Но почему? — настаивала Рин.       — Потому что ему так захотелось. Не думаешь же ты, что это я его насильно так нарядил?       — К слову, а где милорд? — поинтересовалась Маб.       К огромной фигуре Александра Великого лепилось жалкое тщедушное создание метра полтора ростом, во всей фигуре которого сквозили страх, неуверенность и преступная беспомощность. Конечно, сложно было предположить, что это спустя десять лет трансформировалось в одного из самых влиятельных преподавателей Часовой Башни, но поскольку ничем иным оно быть не могло…       — Профессор, — кротко спросила Рин, указывая на существо, — это вы?       Эль-Мэллой поджал губы и нехотя кивнул.       — Нифига себе! — воскликнула Маб.       Очевидно, такое понятие, как «тактичность», было ей неизвестно.       — Твоё мнение меня не интересует, — процедил сквозь зубы Эль-Мэллой.       — Какой милашка!       Эль-Мэллой не рухнул только потому, что вовремя схватился за стену, чтобы удержать равновесие. Рин же просто поразилась полному отсутствию вкуса у Маб. Милашка? Это?!       — В каком месте? — полюбопытствовала Рин.       — Ну право же! — вероятно, Маб считала, что её попросили объяснить нечто совершенно элементарное. — Это существо настолько беспомощно, что у меня материнский инстинкт сработал!       — Это ты так унизить меня пытаешься?! — возмутился Эль-Мэллой.       — Вовсе нет! Если я называю кого-то милашкой, значит, я и впрямь считаю его милашкой! И что в этом плохого?       — Но, — пробормотала Рин, — сколько вам тут лет?       Эль-Мэллой отвернулся и сконфуженно буркнул:       — Девятнадцать.       Сколько?!       — И вы такой мелкий?!       — Уж прости, какой вырос!       — Брейк! — внезапно скомандовала Маб. — Они уходят.       Не дав Рин и Эль-Мэллою времени отреагировать на это заявление, она бодро потопала следом за двинувшимися вглубь замка участниками Четвёртой Войны, потянув своих спутников с такой силой, что они чуть не повалились друг на друга.       Сэйбер и Александр до чего-то всё-таки договорились, и теперь все четверо, включая Айрисфиль фон Айнцберн и Мастера Райдера, отправились по замковым коридорам куда-то, где Слуги могли бы распить бочку и потолковать по душам, насколько это вообще возможно в таких обстоятельствах и при такой разнице характеров. Рин искренне не понимала, отчего Сэйбер согласилась на предложение Александра, ведь если такому бугаю буквально на роду было написано быть алкоголиком, то для прекрасного и величественного Короля Рыцарей алкоголизм бы стал весьма сомнительным украшением.       Следуя в нескольких шагах позади шумной (в основном благодаря Александру) процессии, Рин то и дело переводила взгляд с Райдера на его Мастера и обратно и не уставала поражаться тому, как разительно они отличаются. Обычно, если Мастер не заказывает конкретного Героя с помощью соответствующего артефакта, Грааль подбирает Слугу, наиболее подходящего с точки зрения схожести личностных качеств. И это разумно, потому что в противном случае Мастер и Слуга могли просто не сработаться, из-за чего и проиграть. Насколько знала Рин, в данном случае Герой был заказан вполне конкретный, и простора для фантазии Граалю не оставили. И можно было сказать совершенно точно, что если бы не обрывок того самого плаща, не было бы ни шанса на то, что этот Мастер призвал бы Александра Македонского.       При взгляде на мельтешащего под ногами у Райдера Мастера, Рин не могла выкинуть из головы одно слово: «ничтожество». Да, этот Мастер был ничтожен и жалок. Эталон ничтожества, если можно так выразиться. Неразвитый физически и без таланта к Волшебству. Эль-Мэллой, которого знала Рин, при всех своих посредственных способностях невольно вызывал если не уважение, то хотя бы понимание того, что с этим человеком стоит считаться. Он мог настоять на своём, в любой ситуации держался уверенно и был ярким примером человека, сделавшего себя своими силами. Существо же подле Александра трусливо жалось к своему огромному Слуге, нервно оглядывалось по сторонам и, по большому счёту, отличалось от Мато Синдзи лишь меньшим апломбом, что Рин затруднялась в данном случае расценивать как явление исключительно положительное.       То, что через десять лет это существо стало Эль-Мэллоем, просто не укладывалось у неё в голове. Такое преображение не могло произойти по щелчку пальцев. Это значило, что уже сейчас в этом существе были зачатки качеств, сделавших его Профессором Харизмой.       Значит, первое впечатление обманчиво, и если присмотреться получше, это существо не так жалко, как кажется на первый взгляд?       — На нас кто-то смотрит, — пробормотало существо, нервно оборачиваясь на ходу.       — А, это, наверно, эти их камеры слежения, — предположил Александр. — Не обращай внимания.       — Дурацкие технические прибамбасы…       У Рин не было слов. Это что только что было?! Это как?! Это он их почуял?!       — Профессор, как он нас заметил?! — в смятении Рин посмотрела на Эль-Мэллоя.       — Инстинкт выживания, я полагаю.       — Инстинкт выживания?!       — Тосака, я тебя умоляю! — Эль-Мэллой закатил глаза. — Бездарность в Часовой Башне! Как, по-твоему, я ещё жив?       — Ничего себе бездарность с таким-то шестым чувством!       Эль-Мэллой ухмыльнулся и покачал головой:       — Должен сказать, я тоже думаю, что это просто камеры. Их обилие нервирует.       — Нет, — внезапно возразила Маб. — За нами хвост.       — Что?! — Рин резко обернулась.       Но коридор был пуст. Только камеры неприятно поблёскивали под потолком. Но что если преследователь спрятался за поворотом?       — Женщина, — пояснила Маб, — кажись, вооружённая. Местность знает хорошо, прячется профессионально. А Вэйвер-чан боится до чёртиков, мог как заметить, так и вообразить себе всякого.       — Женщина? — Эль-Мэллой нахмурился. — Может, она тоже из команды Айнцберн? Ассасин не дал бы себя так легко заметить, а невесте Кейнеса здесь делать нечего.       — Свернула на лестницу и побежала наверх, — Маб посмотрела на Эль-Мэллоя. — Устранить?       — Что значит «устранить»?! — испугалась Рин. — Ты же не убить её хочешь?!       — Просто вырубить. А потом они сами это на Ассасина спишут.       Спокойствие, с которым говорила Маб, просто вымораживало Рин. Даже при всех выводах, которые она сделала после битвы в лесу, каждый раз, когда Рин взаимодействовала непосредственно с Маб, а не с собственными воспоминаниями, она не могла воспринимать это существо как опасное чудовище. Только как клиническую идиотку с хроническим сдвигом по фазе. Даже сейчас вместо того, чтобы оценить разумность такого решения, Рин захотелось как следует съездить Маб по голове чем-нибудь тяжёлым для профилактики чего-нибудь, что непременно случится, если не съездить.       — Тебя же заметят! Мы выйдем на открытое место, и ты не сможешь нас догнать! Не говоря уже о камерах.       — Во внутреннем дворе цветник, — сказал Эль-Мэллой. — Под покровом темноты Маб сможет проскользнуть незаметно, а если мы подождём её у дверей, то проблем вообще не будет.       — А с камерами разобраться легко, — с энтузиазмом заверила Маб.       — Но зачем вам вообще устранять эту женщину? — недоумевала Рин.       — Чтобы меня не убили, — просто ответил Эль-Мэллой.       — Но вы же живы!       Эль-Мэллой ничего не ответил, но отчего-то Рин потеряла всякое желание добиться ответа.       На очередном повороте Маб выпустила руку Рин и бесшумно бросилась прочь по коридору. Достаточно бесшумно, ловко и быстро, чтобы вызвать оторопь. Однако порефлексировать на эту тему Эль-Мэллой Рин не дал, а потащил нагонять Александра и компанию.       Как он и говорил, местом разговора был избран цветник во внутреннем дворе замка, которому очень не хватало фонтана или чего-то подобного посередине. С другой стороны, такое дополнение могло добавить схожести со внутренним двором церкви, так что может оно и к лучшему, что никакого фонтана не было.       Ночной воздух был холоден, и Рин поёжилась. Она не имела ни малейшего представления о том, сколько продлится встреча, тем более что Гильгамеша нигде не было видно, и ей очень не хотелось несколько часов торчать на холоде, ежесекундно рискуя быть обнаруженной как минимум двумя Слугами при том, что единственное, что может защитить их в случае обнаружения (то есть Маб) бегает где-то по замку в поисках какой-то мифической вооружённой женщины, которой могло и в природе-то не существовать.       Александр и Сэйбер уселись прямо на землю, вымощенную каменными плитами, в центре цветника, и Александр огромным кулаком легко разбил верхний торец бочки и предложил распить вино с помощью бамбукового черпака, отчего-то обозвав его кубком. Однако исправить его никто не попытался, и Рин из чувства солидарности оставила свои претензии при себе.       Разговор, затеянный Александром, был лишён смысла в самой своей основе, потому как не имеет значения, выберут ли Слуги среди себя самого достойного или нет, Война и Грааль всё равно требуют их крови. Стоило говорившим упомянуть свой королевский статус, как прямо из воздуха посреди цветника материализовался Гильгамеш, заставив Рин от неожиданности вскрикнуть. У него что, локатор на такие разговоры настроен?!       Перед Рин разворачивалось действо, напоминавшее скорее сакральный ритуал, чем пьянку трёх фамильяров. Александр был изумительно непосредственен, Гильгамеш – возмутительно надменен, а Сэйбер…. Грустно было это признавать, но на фоне Короля Героев и Короля Завоевателей Король Рыцарей выглядела всего лишь маленькой девочкой, взвалившей на свои плечи непосильную ношу. Разница была слишком очевидна. Сэйбер нечем было ответить на вопросы и насмешки собеседников. Она могла лишь, точно мантру, повторять и повторять, как важен долг короля, как она заботится о своей стране и прочую… высокопарную чушь.       А ещё она была, в отличие от двоих алкоголиков перед нею, убийственно серьёзна. Может, и правда есть какая-то сермяжная правда в необходимости наличия у короля (или в общем случае у человека) чувства юмора?       — Mission accomplished! — внезапно возвестила Маб Рин в самое ухо.       Поэтому вместо того, чтобы взять Маб за руку, Рин схватила её за ухо и как следует оттягала.       — Ай-ай-яй! Прости, прости, больше не буду-у!       — Только попробуй мне тут! — рявкнула Рин.       — Как всё прошло? — спросил Эль-Мэллой.       — Я нашла её на третьем этаже в обнимку со снайперкой, — сообщила Маб с неподходящим к этому блаженным выражением лица.       Эль-Мэллой сглотнул, и этим всё было сказано.       — О, а вот и Мистер Золотые Унитазы явился! — Маб горящим взглядом уставилась на Гильгамеша.       — Кто? — переспросила Рин.       — Ой, я это вслух сказала?       Рин и Эль-Мэллой синхронно кивнули.       — Гм. Простите.       — Почему ты назвала его «Золотым»…, — Рин замялась, — «Унитазом»?       — Но он же весь такой kira-kira и pika-pika*…       — С каких пор ты по-японски заговорила?       — Да я, собсно, по нему разумею…       — С «Золотым» понятно, — перебил её Эль-Мэллой. — Но почему «Унитаз»?       — Это же безвкусица – золотой унитаз, — поддакнула Рин.       — А кто сказал, что у него есть вкус? — с искренним изумлением спросила Маб.       Если подойти к вопросу с такой точки зрения, в словах Маб и впрямь был смысл. Гильгамеша, насколько знала Рин, привлекало всё вычурное, роскошное, желательно блестящее и непременно дорогое. Было ли это свидетельством его высокого происхождения? Ну, в некотором роде. Было ли это свидетельством его идентификации, как ближневосточного тирана древности? Определённо. Было ли это свидетельством наличия у него вкуса? … Скорее нет.       Рин задумалась. Алкоголик, без чувства вкуса…       — Ещё и силлогоман в придачу, — завершил мысль Эль-Мэллой и задумчиво добавил. — Не ахти наборчик для короля-то.       — Шшш! — внезапно Маб прижала палец у губам. — Алекссан вещает!       И Александр вещал. Возмутившейся, вскочившей на ноги Сэйбер он доходчиво, ясно и безжалостно излагал все её ошибки, объяснял, почему она не смеет зваться королём и никогда не была таковым. Слушать это, смотреть на потерявшуюся, ошеломлённую открывшейся ей правдой Сэйбер было тяжело, и в то же время Рин неожиданно для себя поняла, что Александр говорил то, что давным-давно должен был сказать Артории кто-то ещё. И тогда судьба её сложилась бы иначе.       Гильгамеш смеялся над Сэйбер, Александр промывал ей мозги, а она, потерянная, лишившаяся дара речи, стояла посреди цветника, дрожа всем телом. Но в одно мгновение всё изменилось.       Явились Ассасины.       И без того холодный воздух словно разом стал ещё холоднее градусов на десять. Ассасины были повсюду, они заполонили весь двор и ближайшие крыши, их было так много, что у Рин закружилась голова. Эль-Мэллой упоминал, что Ассасинов несколько, но к такому их количеству она была морально не готова.       — Как хорошо, что через пару минут их не станет, не правда ли? — криво улыбнулся Эль-Мэллой.       — А их не станет? — с надеждой спросила Рин.       — Ну… с тех пор мы их больше не видели, так что, полагаю, не станет.       — По-мойму, у Грааля плохо с арифметикой, — заявила Маб.       — Почему?       — Слуг же должно быть семь, так?       — Так.       — А их здесь явно на несколько десятков больше.       Всё-таки, Маб обладала уникальным сочетанием специфического образного мышления и патологической страсти воспринимать всё буквально.       Как ни странно, лучше всего спокойствие удалось сохранить Александру. Даже Гильгамеш, пусть и не удивился, но выказал некоторое раздражение. Зачем Ассасинам было являть себя? Вряд ли они сделали это сами, их классу такое поведение не выгодно. Значит, это был приказ Кирэя. Но сейчас Кирэй изображал марионетку Тосаки Токиоми. Значит, приказ отдал отец.       Зачем?       Если Ассасин – всего лишь пешка, которой Грааль не светил с самого начала, то единственная задача рейда – сбор информации. О ком? Сэйбер ранена, Гильгамешу не составит труда её победить. Целью был Райдер.       Для кого-то в такой ситуации Александр был удивительно спокоен. Было ли это наивностью, тонким расчётом или же актом доброй воли, но он предложил Ассасинам присоединиться к пьянке. Те такой щедрости не оценили.       И тогда во внутреннем дворе горного замка холодной ноябрьской ночью задул обжигающе горячий ветер пустыни. Он нёс песок, жар и сухость. Он стёр реальность и нарисовал новую, ту, что угодна была ему. Повсюду, куда ни кинешь взгляд, раскинулись барханы ослепительного песка. Жар и сухость. Яркое и чистое небо, невозможно высокое, невозможно безжалостное. Концентрированный жар – сияющее солнце, на которое нельзя было смотреть без риска ослепнуть. Горизонт, которого не было, где пустыня становилась небом, а небо – пустыней.       — Зеркало Души…? — только и смогла вымолвить Рин. — Но как…?       — Армия Короля, — голос Эль-Мэллоя звучал тихо и торжественно. — Ионийские Гетайры.       — Это Фантазм?! Но даже Кастер не способен…!!       — Он и не способен. В одиночку, по крайней мере, — Эль-Мэллой улыбнулся и перевёл взгляд с Александра на мутное марево над барханами. — Но он не один.       Рин посмотрела в ту же сторону и ахнула. По песку к месту действия шла армия. Тяжеловооруженная кавалерия двигалась по барханам и между ними, пёстрая, состоящая из самых разных людей, и в то же время удивительно единая, скреплённая общей целью, общей клятвой.       Армия Короля.       Сильнейший Фантазм Короля Завоевателей, воплощённая связь между ним и его подданными, его сподвижниками, его вассалами. Те, что на своих плечах вознесли его на пьедестал. Те, с кем разделил он свой триумф. Те, кто следовали за ним при жизни и последовали после смерти. Этот Фантазм был доказательством всего того, что говорил Александр. Им нельзя было не восхищаться.       — Милорд! — воскликнула Маб и указала рукой на строй всадников. — Глядите туда!       Рин проследила взглядом, куда указывала Маб, и, всмотревшись в лица всадников, утратила дар речи. Это было невозможно. Это было немыслимо. Это был абсурд.       Но он был там. На таком же коне, что и остальные. Такой же уверенный, как и остальные. Равный среди равных. Один из них. Волшебник двадцать первого века.       Лорд Эль-Мэллой II.       Рин почувствовала, как рука Эль-Мэллоя потеряла силу и почти выскользнула из её собственной, так что пришлось ловить. Переведя взгляд на него, Рин поняла, что её удивление, её шок не идут ни в какое сравнение с шоком и удивлением этого человека. Он побледнел, губы его дрожали, глаза расширились, в их уголках выступили слёзы. Всхлипнув, он левой рукой закрыл рот и нос, продолжая смотреть на гетайров взглядом, в котором смешались боль и счастье.       — Я думаю, вы должны это увидеть, — с чувством полного удовлетворения сказала Маб. — Не знаю, милорд, ответит ли это на ваши вопросы, разрешит ли ваши сомнения. Но я знаю, что вы должны были увидеть это. Вот ваше место – подле вашего короля.       Эль-Мэллой, всё ещё не в силах справиться с собой, только кивнул. Рин было больно на него смотреть, и в то же время она была за него счастлива.       Кто он?       Кто, этот человек, которого она невзлюбила с первой встречи? Кто он, тот, кого она сейчас держит за руку? Ответ находился прямо перед её глазами. Ответ неожиданно простой и невероятно сложный. Кем она хочет, чтобы он был? Каким она хочет его видеть? Кем она хочет его считать? Это так же важно, как и то, кем он считает себя и каким хочет себя видеть. Если она хочет считать его занудой, он будет занудой. Захочет считать выскочкой, он будет выскочкой. Для неё.       Эль-Мэллой не изменился сейчас, в одно мгновение. Изменилось представление Рин о нём. И не потому, что она не знала. Не потому, что не видела. Она не хотела знать. Отказывалась видеть. Но стоило ей задать вопрос, и ответ явился ей. То, что для этого Рин потребовалось притащить в прошлое и отправить в Зеркало Души армии Александра Македонского, говорило лишь о её собственных недостатках. О её невнимательности и нежелании знать.       Рин почувствовала себя жалкой.       — А теперь, когда всё самое важное мы увидели, — Маб достала свой меч.       — Ты чего?! — испугалась Рин.       — Как чего? Выбираться надо и ловушку готовить.       И, ничтоже сумняшеся, Маб разрезала пространство.