Пока тигры сражались в долине

      Дар речи так и не вернулся к Рин даже тогда, когда троица уже в полном составе оказалась в углу безлюдного замкового двора под ноябрьским ночным небом, где об иссушающей жаре пустыни сложно было хотя бы вспомнить. Потому что не существовало в природе тех слов, что могли бы в полной мере выразить всю глубину её негодования. Так нельзя. Так просто нельзя. Нельзя просто брать, посылать нафиг логику, здравый смысл и законы мироздания, и делать, что вздумается!       Видимо, Маб считала иначе.       — Милорд, вам дать носовой платок? — искренне предложила она, вытаскивая из кармана безразмерное полотнище, угвазданное до такой степени, что Рин не рискнула бы взять его и двумя пальцами.       — Во-первых, это не платок, а скатерть. Во-вторых, её не стирали с сотворения мира. В третьих, нет, спасибо, — ответил Эль-Мэллой.       — Моё дело предложить, — Маб запихала «платок» назад в карман.       — А ты говорила, что твой меч разрезает навсегда, так?       — Да…?       — То есть, тут дырка так и останется? — Эль-Мэллой подёргал край разреза, соединявшего внутренний двор замка с пустыней Зеркала Души Александра Великого.       Маб посмотрела на разрез и не очень уверенно подтвердила:       — Очевидно…?       — Замечательно.       Маб вжала голову в плечи и попыталась спрятаться за Рин.       — С другой стороны, — Эль-Мэллой задумался, — если он каждый раз создаёт то пространство заново, то сейчас оно просто исчезнет, и проблемы не будет.       — Будет! — возразила Рин. — Здесь останется дырень в грёбаное никуда!       Эль-Мэллой посмотрел на Рин и пробормотал:       — Это верно…       — Но мы же тут ни при чём, так? — с преувеличенным энтузиазмом заявила Маб.       — Ты всегда так поступаешь?       — Как?       — Делаешь вид, что просто мимо проходила?       — Ааа… нельзя?       Рин бы ударила Маб, но все руки были заняты, а пинаться было неудобно.       — Неважно, — Эль-Мэллой со вздохом покачал головой. — Нам надо спешить.       Не слушая его, Маб всадила меч в пространство рядом с разрезом и расширила его до узенькой полоски, отхватив кусочек… пространственной материи?       — Ты что творишь?! — рявкнула Рин.       — Если что-то вырезать, края вырезанного срастись могут, — просто пояснила Маб, запихивая в карман джинсов полоску мироздания.       — Меня восхищает твоя предусмотрительность…       — О, ты мне льстишь.       Либо Маб не знала, что такое сарказм, либо сделала вид, что не знает.       — Не могу сказать, что стало лучше, — по-видимому, увиденное в воображаемой пустыне настроило Эль-Мэллоя на столь миролюбивый или даже философский лад, что никакая выходка Маб не смогла бы его разозлить или хотя бы удивить. — Будем надеяться, что и в самом деле зарастёт. А сейчас нам надо поторопиться, если мы хотим устроить Гильгамешу ловушку. Долго сражение не продлится, а встреча завершится сразу же по его окончании.       — Ничто не может сорвать праздник надёжней, чем кучка незваных ассасинов, — мечтательно поддакнула Маб.       — По-моему, он и так не задался, — пробормотала Рин.       Но её никто не услышал. Или не посчитал нужным возразить.       Засаду для Гильгамеша устроили прямо на горной дороге посередине расстояния между Фуюки и замком Айнцберн. Собственно говоря, устраивать было особенно нечего. Оттащив велосипед подальше с дороги, Рин и Эль-Мэллой спрятались в отдалении среди кустов и деревьев на склоне горы, оставив Маб в обличье «Кастера» скучать посреди пустынного шоссе. Отойти пришлось порядком, потому что в случае сражения (а если Маб удастся привлечь внимание Гильгамеша, то сражение непременно состоится) зона смертельной опасности будет огромной, следовательно, спрятаться было необходимо так далеко, как возможно. Посылать фамильяров для слежки также было опасно, поскольку если Гильгамеш их обнаружит, как знать, что он предпримет. Особенно если почувствует, что хозяева фамильяров рядом. И тут пригодились огромный тяжёлый армейский бинокль, спрятанная в придорожной траве рация и хрестоматийное скрытие присутствия.       — У меня плохое предчувствие, — прошептала Рин, вглядываясь в одинокую фигуру «Кастера», игравшего с самим собой в камень-ножницы-бумагу.       — И почему? — мечтательность Эль-Мэллоя всё ещё никуда не делась, так что мало-помалу общение с ним становилось невыносимым.       — Например, где гарантия, что Гильгамеш вообще здесь проходить будет?       — Не по горам же он поскачет, не царское это дело.       — Ну… предположим. Тогда где гарантия, что он обратит внимание на этого «Кастера»?       — А это уже не наша с тобой забота.       — Что значит, не наша забота?! — Рин чуть не вскочила на ноги.       — Конечно, ты можешь выйти на шоссе махать помпонами, но что ты будешь делать, если он обратит на тебя внимание?       — Знаете, до завершения нашей «миссии» ещё очень далеко. Не хотите изобразить хоть малейшую озабоченность?       — Не люблю притворяться.       Рин подумала, а не придёт ли Эль-Мэллой в чувство, если ударить его биноклем по голове, но проверять это на практике всё же не стала. Вместо этого она сосредоточилась на дороге.       Сложно было бы сказать, что расстроило бы Рин сильнее: если бы Гильгамеш не появится вообще или если он таки обратит внимание на «Кастера». Шанс второго варианта был невелик, потому что «Кастер» явно не относится к тем людям, которые Гильгамеша хоть как-то интересуют, так что с наибольшей вероятностью он «Кастера» просто проигнорирует. Ну или, пролетая мимо, швырнёт что-нибудь мимоходом и усвистит в город.       Самое обидное, что если Гильгамеш никак не даст знать о своём присутствии, они могут прождать его до утра. В нематериальной форме Гильгамеш просто пролетит мимо, никем не замеченный. Но другой возможности и другого способа не было.       Маб была уверена в своих действиях, как и во время нападения на замок. Очевидно, как и в прошлый раз, была какая-то веская причина для такой уверенности, которой она не пожелала поделиться с Рин и Эль-Мэллоем. И если этот недобитый гетайр сейчас не тяготился никакой тревогой в принципе, то Рин беспокоилась настолько, что, по ощущениям, внутренности её живота собрались в монолитный ком и превратились в свинец.       Внезапно Кастер прекратил дурачиться, хотя левая рука серьёзно уступала правой и наверняка мечтала отыграться, расправил плечи и посмотрел в пустоту перед собой.       — Приветствую тебя, Золотой Король Героев! — торжественно возвестил «Кастер», широко разводя руки, словно распахивая объятья.       — Что она творит? — удивилась Рин.       И в ответ на её вопрос посреди шоссе из золотой пыли возникла величественная фигура героя древности в золотых доспехах, излучавшая величие и божественность до такой степени, что с ней легко можно было сэкономить на освещении небольшого зала во время банкета. Александр Великий ласково именовал этого героя Золотцем, и в том был свой смысл. И звучало это гораздо мягче, чем Золотой Унитаз. Даже немножко ласково.       Так или иначе, посреди дороги материализовался Гильгамеш.       — Не припомню твоего лица, шавка.       О, как это по-гильгамешевски. Отчего-то Рин даже стало интересно, как ответит на это Маб и как вообще сложится дальнейший разговор.       — И не удивительно, ведь у меня не было случая представиться, — в тоне «Кастера» была учтивость, но ни следа подобострастия.       — Как будто мне интересно твоё имя, — выражение скуки на лице Гильгамеша можно было выставлять в Международном бюро мер и весов в качестве эталона. — Не зарывайся, шавка.       — Но вы же откликнулись на моё приветствие, — мягко возразил «Кастер».       — Просто у меня сейчас хорошее настроение. Бойся его испортить.       — Что вы, и в мыслях не было, — «Кастер» на мгновение согнулся в подобострастном поклоне.       Когда он выпрямился, в руках его оказалось небольшое зеркало сантиметров двадцати в диаметре в простой металлической раме, вероятно, серебряной. Рин сглотнула. Маб обнаружила ещё один артефакт, и неизвестно, какой мощью он обладает и на что способен в принципе.       В огромных ладонях «Кастера» зеркало выглядело маленьким и хрупким, точно игрушка. Он держал его нежно, открывая всю поверхность зеркала, одновременно словно бы протягивая его Гильгамешу и утаивая на собственной груди.       — Я лишь хотел показать вам это, — кротко сказал «Кастер».       Гильгамеш презрительно фыркнул:       — И ты думал удивить меня обычной стекляшкой? Знай своё место, шавка.       — Позвольте возразить вам, это зеркало вовсе не обычное, — «Кастер» покачал головой. — Его сделал специально по моей просьбе мой дорогой друг, и оно единственное в своём роде, — «Кастер» прямо взглянул на Гильгамеша, — и, к моему сожалению, одноразовое.       Прежде, чем Рин успела задуматься, что имела в виду Маб, «Кастер» с силой надавил на зеркало с двух сторон, отчего его поверхность мгновенно пошла трещинами.       Маленькое зеркало в руках Чудовища пошло трещинами, раскололось и разлетелось тысячей осколков. И вместе с ним раскололся и весь мир от земли под ногами до небесного свода над головой. И по мере того, как осколки зеркала сыпались из рук Чудовища вниз, так и осколки мира опадали и таяли в своём падении, обнажая то, чего никогда не было и что никогда не должно появиться.       Это было синее небо, ровное и чистое, без единого облака. И без солнца. И хоть источника света нигде не было, с неба лился свет, чистый и ясный. Неживой и лишённый смысла. Не было больше ни гор, ни покрывавшего их леса, ни шоссе, ни города вдалеке. Город был вокруг, но не тот, в котором проходила Война Грааля. Как и небо, он был чист, ясен и лишён и тени естественности. Ровная брусчатка под ногами, извилистые улочки, выбеленные стены домов, яркие черепичные крыши, цветы на подоконниках, окружающая город высокая крепостная стена и возвышающаяся в самом его центре часовая башня. И замершие за секунду до полудня стрелки. Всё было нормальным, каким его можно было бы встретить где-то на юге Европы. И в то же время всё было ненастоящим. Это было чувство, это было знание, витавшее в воздухе.       Этого города не существует. Его никогда не было, и он никогда не будет построен.       Герой и Чудовище стояли посреди центральной улицы города, Герой – спиной к воротам и лицом к башне. В огромных руках Чудовища ютилась покорёженная рама расколотого зеркала. Оно ласково огладило изувеченную серебряную полоску и без всякого сожаления отбросило её в сторону. Звон отскочившего от камня металла утонул в поглотившей город тишине.       — Что-то ты всё-таки умеешь, шавка, — усмехнулся Герой, наблюдавший за Чудовищем, лениво полуприкрыв глаза.       — Я бы не сказала, что я умею, — возразило Чудовище, почёсывая щёку. — Я же говорила, зеркало мне сделал друг, — оно развело руки, словно показывая Герою город. — Можете считать это моим Зеркалом Души.       — И ты считаешь, что здесь у тебя есть шанс?       — Хм, — Чудовище скрестило руки на груди, — строго говоря, не больше, чем вне.       — Надо же, а зачатки разума у тебя всё же есть.       — Только, боюсь, ты не сможешь покинуть это место раньше, чем я тебе позволю, — виновато сообщило Чудовище.       — Ты что-то тявкнула, шавка? — в алых, точно кровь, глазах Героя полыхнул гнев.       — Я просто предупредила. И, пожалуйста, прекрати называть меня шавкой, у меня кинофобия!       — Что ты сказала? — глаза Героя расширились от гнева и вспыхнули, словно рубины, попавшие в лучи света.       — То есть, я очень боюсь собак, если ты не знаешь, что такое кинофобия, — с готовностью пояснило Чудовище. — Я сама только недавно узнала, как эта штука называется.       Воздух за спиной Героя пошёл золотой рябью. Из того места, где рябь эта была сильнее всего, внезапно вылетела огромная богато украшенная секира и угодила прямиком в не успевшее ничего предпринять Чудовище, сбив его с ног и отбросив вдаль по улице. Удар был столь мощным, что в месте, где секира проволокла Чудовище по мостовой, брусчатка раскрошилась в пыль, обнажив белую известняковую скалу, очевидно, лежавшую в основании города.       С гибелью заклинателя творимое им волшебство рассеивается и исчезает, точно утренний туман над озером. Такого результата следовало ждать и теперь, ведь мало кто может вынести прямой удар подобной мощи. Однако город остался стоять, а лишённое солнца небо по-прежнему заливало его неестественным жарким светом. Герой нахмурился.       — Это было больно.       В конце длинной пыльной борозды Чудовище село и отряхнуло испачканный и разодранный балахон.       — Ты крепкий для столь жалкой шавки, — оценил Герой.       — В нашем деле без такого никуда, — Чудовище ловко вскочило на ноги и критически себя оглядело. — Ты представить себе не можешь, сколько труда было вложено в этот картофельный мешок.       Вместо ответа, Герой призвал ещё два оружия – копьё и палицу – которые выстрелили в Чудовище и вновь сбили его с ног раньше, чем оно успело отреагировать, и протащили ещё дальше по улице.       — Хорошим манерам тебя не учили, да? — Чудовище вновь встало. — Один мудрый человек говорил: «Ударившему тебя по правой щеке ответь хуком слева». По-плохому, так по-плохому.       Чудовище ухватилось обеими руками за остатки своего балахона, и стянуло его через голову, одновременно с тем изменив свою форму. Когда оно отбросило балахон в сторону также безжалостно, как до того раму разбитого зеркала, посередине улицы стоял уже не двухметровый гротескный мужчина с длинной синей бородой. Так мог выглядеть Герой во времена своего отрочества. Златовласый, бледнокожий, алоглазый, с усмешкой на прекрасном лице, с непомерной гордыней, сквозящей во всей его фигуре.       Герой потемнел лицом от гнева, вызванного такой насмешкой. Золотая рябь усилилась, разрослась в размерах, и сотни разных орудий выступили из воздуха, готовые к тому, чтобы поразить нахала.       — Похоже, шавка, ты совсем забыла своё место, — дрожащим от гнева голосом сказал Герой. — Считаешь, что тебе дозволено своими дешёвыми фокусами оскорблять Короля?       — Неча на зеркало пенять, коли рожа крива.       — Прими же наказание за свою дерзость!       Точно гроза разразилась над городом, хоть небо его и оставалось чистым и безмятежным. Грохотал гром, вспышки молний испепеляли тени – это бесчисленные орудия, вылетавшие из золотой ряби в воздухе, крушили всё кругом, стремясь поразить свою цель – Чудовище. Но вот что странно, чем дальше, тем реже оружия попадали по нему, хоть поток их и становился плотнее с каждой секундой. Словно бы приноравливаясь к скорости снарядов, Чудовище всё уверенней и уверенней уклонялось от них. Те же, что попадали в него, лишь рвали в клочья неказистые футболку и джинсы, оказавшиеся под балахоном, но словно не наносили самому Чудовищу ни малейшего вреда.       Наконец, достигнув той плотности, когда нельзя было уже за ним ничего разглядеть, поток оружий иссяк, и Герой воззрился на дело рук своих. Дома вдоль улицы превратились в руины, и пыль стояла в воздухе, не сносимая ветром, потому как не было ветра, не было ни малейшего движения воздуха в этом странном городе. Пыль оседала, и Герой видел мечи и копья, палицы и секиры, воткнувшиеся тут и там, превратившие целый квартал в подобие подушечки для булавок.       И посреди этого смертоносного поля возвышалось Чудовище, побитое и ободранное, и в то же время со всей очевидностью невредимое. За шиворотом у него застрял меч, чья рукоять торчала высоко у него над головой.       Чудовище не удостоило Героя и мимолётным взглядом. Вместо этого всё своё внимание оно уделило оружию, блестевшему в ярком небесном сиянии.       — Это сон, — Чудовище ущипнуло себя за щёку. — Это просто не может быть правдой, — оно схватило за рукоять один из воткнувшихся поблизости от него мечей и выдернуло его из земли. — Это же знаменитый Тизона! — Чудовище наклонилось и подобрало меч, валявшийся на земле. — А это Клив-Солаш, чей удар невозможно отразить! То-то он угодил мне в самое темечко! — засунув Тизону и Клив-Солаш под мышку, Чудовище осмотрелась в поисках других мечей. — Кроцеа Морс, Иштен Кардъя… о, а этот поющий клинок, верно, сам Атвейг! — вытаскивая очередной меч из земли, Чудовище восхищённо вертело его в руках и засовывало себе под мышку к уже добытым. Наконец, оно потянулось себе за шиворот и достало тот меч, что торчал там. — Это раздвоенное лезвие – неужели это сам легендарный Зульфикар?!       — Ты что творишь?! — рявкнул Герой, взбешённый таким поведением Чудовища.       — Но… но…, — Чудовище посмотрело на Героя глазами, полными слёз радости и счастья, — неужели это и правда всё мне?!       — Разумеется, нет!!! Это мои мечи!! Немедленно убери от них свои грязные лапы!!       Не слушая его, Чудовище ухватило за рукоять ещё один меч и выдернуло его из земли. Стоило ему это сделать, как меч немедленно задвигался, точно живой, и попытался отрубить Чудовищу голову, ничуть не стесняясь тем, что оно его и держало.       — Ай! — в попытке увернуться от меча, Чудовище выронило всю свою добычу и нелепо запрыгало прочь, лавируя в лабиринте оружий. — Ай! Мистер Золотые Унитазы, нельзя бездумно швыряться Хундингсбаной! Он же сам по себе сражается!       Казалось, ранее гнев Героя достиг своего предела, однако это было не так. Глаза его расширились, рот перекосило, а волосы встали торчком, точно наэлектризованные:       — Как ты меня назвала?!!       — Ой, — Чудовище приложило правую ладонь ко рту, — а я это вслух сказала?       Вместо ответа Герой призвал ещё больше оружий, немедленно устремившихся поразить Чудовище. Оно испуганно пискнуло и бросилось наутёк, петляя между пока что целыми домами, точно заяц, стремящийся уйти от погони. Но Герой не собирался гоняться за ним по городу. Его снаряды настигнут Чудовище, где бы оно ни спряталось.       Так думал Герой.       Удар пришёлся со спины, прямо в поясницу. Пролетев по лабиринту улочек и дворов, Чудовище обогнуло Героя и напало на него сзади. Оно схватило первое, что подвернулось под руку – копьё, украшенное огромными рубинами, алыми, как сама кровь – и ударило Героя плашмя древком, словно дубиной. Не ожидавший удара, Герой не смог защититься, и сгруппировался лишь тогда, когда уже пролетел по разрушенной брусчатке десяток метров.       — Это тебе за мешок, который милорд и Рин-чан так старались мне сделать, — объявило Чудовище, похлопывая древком копья себя по плечу. — Плохой мальчик.       — Не слишком ли много ты возомнила о себе, шавка?! — Герой поднялся на ноги и посмотрел на Чудовище. Взгляд его метал молнии.       — Я уже просила так меня не называть. Я реально боюсь собак до смерти, так что сравнение с ними, — Чудовище задумалось, — да, пожалуй, просто звучит абсурдно.       Золотая рябь вновь всколыхнула воздух за спиной у Героя. Чудовище чуть присело, изготовившись к отражению атаки. Но атаки не последовало. Лицо Героя разгладилось, ему вернулось спокойное выражение. Громко и чётко он спросил Чудовище:       — Что ты такое?       — В смысле? — Чудовище удивлённо изогнуло брови и вновь встало в полный рост.       — Ты Слуга?       — Конечно-конечно!       — Ты лжёшь.       Улыбка застыла на лице Чудовища, словно карикатурная маска. А потом оно улыбнулось, но совсем иначе, чем прежде.       — С чего ты взял?       — Ты не устаёшь оскорблять меня. Король всегда видит, когда ему лгут.       — При условии, что ты король, — Чудовище кивнуло. — Но так и быть.       — Итак, — Герой скрестил руки на груди. — Что ты такое?       — Но позволь, пожалуйста, почему «что»? Правильней было бы «кто», ты так не думаешь?       — Мне лучше знать, как формулировать вопрос. Меня не интересует, кто ты. Я спрашиваю, что ты.       — Умеешь же ты нащупать эту грань, — Чудовище вздохнуло. — Хорошо. Допустим, я отражение.       — Отражение? — Герой поднял брови. — Чьё?       — Сейчас – твоё. А там посмотрим.       — Продолжаешь дерзить?       — Возможно, — Чудовище ухмыльнулось. — Но тебя же устроил ответ?       — Он объяснил мне, что правду из тебя можно выбить только вместе с духом, — из золотой ряби показались сотни новых оружий, готовых к немедленной атаке.       — Что правда, что ложь, — Чудовище развело руками, — понятия относительные. Всё зависит от того, какой точки зрения мы придерживаемся.       — Не пытайся умничать, у тебя не получается.       Чудовище со вздохом потёрло шею:       — Не, я в курсе, что я не гений, но можно всё-таки не так часто напоминать, что я дура?       — Тебе надо напоминать это так часто, как это возможно, чтобы ты не забывала своего места, — оружия за спиной Героя завибрировали. — Я задам тебе последний вопрос.       — И от того, как я отвечу, зависит моя дальнейшая судьба?       — Твоя судьба уже предопределена – быть убитой мной. Но я даю тебе шанс перестать выглядеть столь жалкой и показаться умнее, чем ты есть.       — Хах, — Чудовище тяжело вздохнуло, сунуло руки в карманы и буркнуло, — я слушаю.       — Какую цель ты преследуешь?       — Эээ… gomen?       — Для чего ты заперла меня в этом пространстве? Для чего тебе надо меня задержать?       — Не то, что бы мне надо было тебя задержать, — Чудовище почесало за ухом. — Но это простейший способ добиться необходимого мне результата.       — И в чём состоит этот результат?       — Вот так я тебе и сказала.       — Ясно, — хмыкнул Герой. — Тогда прощай, шавка.       — Э? Э?! Стоп! Стоп-стоп-стоп-стоп—!!!       Но как бы отчаянно Чудовище ни махало руками, призывая Героя остановится, он не собирался слушать его мольбы. Поток оружий, ещё более плотный, чем прежде, обрушился на город, обращая брусчатку в пыль и ровняя дома с землёй.       Пока Чудовище пыталось выжить под этим смертоносным дождём, Герой протянул руку в сторону и извлёк из золотого сияния оружие, равного которому нет под Небесами. Это был меч, и это не был меч, потому как видом своим он походил на двуручный меч, но не имел клинка. Вместо лезвия «меч» имел три сужающихся цилиндра, вращавшихся каждый сам по себе.       Что Герой хотел сделать этим гротескным оружием, лучившимся мощью за пределами представлений смертных? Ответ на этот вопрос так и остался загадкой.       Из толщи золотого ливня, быстрый, как молния, и столь же неотразимый, прилетел кинжал, один из тех, что лишь недавно обрушились на многострадальный город. И кинжал этот вонзился в правое запястье Героя, заставив его выронить диковинный «меч», что он только что достал. В следующее мгновение Чудовище вдруг оказалось к Герою так близко, что смогло заглянуть ему в глаза.       Глаза, алые, как кровь, сияющие божественным светом. Глаза, голубые, как небо над этим странным городом, одновременно светящиеся и поглощающие всё, что в них взглянет. Взгляды встретились и сплелись так крепко, что, казалось, ничто не в силах разорвать этой связи.       И сияние алых глаз поблекло.       Герой тонул во взгляде страшных глаз Чудовища, но погружался он не в его тёмные замыслы. Нет. Чем дальше, тем больше Герой тонул в своей собственной душе, что, словно в зеркале, во всех мелочах и подробностях отражалось в глазах Чудовища. Голубые глаза смотрели, голубые глаза требовали показать им всё. Они безжалостно рыскали взглядом по его душе, вглядываясь в каждый её уголок, отбрасывая занавеси обмана и самообмана, они погружались всё глубже и глубже, толкая перед собой Героя. В то место, что давным-давно Герой похоронил в самых глубинах своей души. Они искали и нашли то самое сокровенное, что сам Герой тщетно пытался забыть, отрезать от себя, отгородить от своей души прочной стеною, чтобы никогда больше оно не мучало его и не приносило невыносимых страданий.       Тот маленький клочок света, что мог осветить всю черноту его души.       С гневным криком, походившим на рёв дикого зверя, Герой оттолкнул от себя Чудовище. И хоть больше оно не смотрело ему в душу, он всё не мог избавиться от ощущения, что кто-то рыщет в ней, бесцеремонно вторгаясь туда, куда он бы никогда не пустил ни единой души.       Чудовище отшатнулось, крутанулось вокруг себя и наклонилось. Подняв с земли «меч», оно отскочило назад в то место, где уже прекратился золотой ливень.       И вновь мир раскололся, точно разбитое зеркало.       Рин не совсем уловила суть происходящего. Вот «Кастер» достал какое-то зеркало, с гордостью продемонстрировал его Гильгамешу, а затем радостно сплюснул. Вот Гильгамеш держится за окровавленное запястье правой руки, а Маб… точнее, не Маб, а уменьшенная копия Гильгамеша без следов балахона и в очень изодранной одежде стоит метрах в пяти от него в охапку с Эа. Между этими двумя моментами явно должно было быть что-то ещё, но ничего не было.       — Профессор, что-то не так, — пробормотала Рин, опуская бинокль.       — Я заметил, — кивнул Эль-Мэллой. — Но на твоём месте я бы не рассчитывал добиться от неё объяснений.       Внезапно Маб исчезла. Для Гильгамеша это тоже стало неожиданностью, потому как он взревел и принялся осыпать «шавку» проклятиями и требованиями немедленно вернуться и вернуть Эа.       Секунду.       А Эа-то она зачем спёрла?!       — Думала, ща помру, — выдохнула Маб, уже в собственном облике падая в кусты рядом с Эль-Мэллоем.       — Сейчас мы все тут помрём, потому что он разнесёт все горы и Фуюки в придачу! — возмутилась Рин. — Что ты натворила?!       Маб подняла голову, посмотрела на Рин и с некоторым недоумением предположила:       — Разведку боем?       — Почему ты, чёрт возьми, меня об этом спрашиваешь?!       — Ответь мне на вот какой вопрос, — попросил Эль-Мэллой. — Тебе зачем Эа?       — Ннада! — гордо ответила Маб.       — Замечательно, вопрос снят.       — Не, ну Эа же самая мощная его штука, которой он разнёс Ионийских Гетайров, верно?       — Верно.       — Значит, если у него не будет Эа, он не сможет это сделать, верно?       — А способа попроще ты не придумала? — вздохнула Рин.       — Стырить Эа проще, чем убить его хозяина, — с серьёзным видом ответила Маб.       — Но теперь тебе придётся его убить, чтобы спасти наши жизни.       — Уже нет, — Маб показала на дорогу.       Гильгамеша там не было.       — Куда он делся?! — Рин испуганно огляделась, ожидая, что сейчас из-за ближайшего дерева выйдет очень злой Король Героев.       — Если я правильно понимаю, полетел в город, надеясь поймать меня по дороге, — Маб вынула из кармана свой «носовой платок», обвязала им Эа и закрепила у себя на спине так, что его рукоять торчала у неё над правым плечом. — Не думаю, что он что-нибудь кому-нибудь скажет – гордость не позволит.       — Всё прошло, как ты планировала? — спросил Эль-Мэллой.       Маб потупила взгляд и скромно кивнула:       — Типа того.       — И что думаешь о Гильгамеше?       — Он смешной, — Маб уселась по-турецки, схватившись руками за лодыжки.       — Смешной?! — изумилась Рин. — Тебе не кажется, что у тебя странное чувство юмора?       — Он так пыжится, весь из себя суперстар, центр внимания, пуп земли и ось вселенной. Но на самом деле он такой же человек со своими проблемами и любимыми мозолями. Мне это нравится, — Маб улыбнулась. — Он хочет быть плохим, но он совсем не плохой. Один человек сказал, что плохих людей не бывает. Гил-чан точно не плохой.       — Гил-…чан?       — Хотя пороть его будет весело.       — Пороть?       Но Маб не слушала, с мечтательным видом разглядывая ветки у себя над головой.       — Если по дороге встретим работающий магазин одежды, надо будет зайти, — заметил Эль-Мэллой.       — Зачем? — спросила Рин.       — А ты посмотри на то, что осталось от её наряда.       Рин посмотрела на Маб и решила, что назвать это лохмотьями, значило бы сделать этому неоправданный комплимент.       — Выглядишь так, словно тебя из Врат Вавилона обстреляли, — проворчала Рин.       Маб только загадочно улыбнулась.