Роуд-муви

I wanna be your driver, I've never had the thrill of riding such a wonderful machine. Chuck Berry Было около трех пополудни, когда грузовик свернул с магистральной развязки на транспортную дамбу. В разгар рабочего дня поток машин пересыхал, как ручеек засушливым летом. Грузовик обогнал зеленый родстер, перестраиваясь в левую полосу, и дал длинный гудок. Брюнетка в родстере помахала в ответ рукой. Скалы и скудная растительность остались позади. Сейчас мир состоял из небесного купола, накрывшего водную гладь залива, хайвея и солнечного света. Солнце окрашивало воду серебром, и при взгляде на нее глаза начинали слезиться. Белоснежные облака казались похожими на горы, отчеканенные на голубом фоне. Кейд поначалу старался вести себя в кабине сдержанно: Прайм не располагал к фамильярности. Но к концу четвертого часа пути закинул ноги на приборную панель и постукивал по ней ботинком под «Girls of summer». Мышцы затекли и болела спина. – Может, остановимся ненадолго? Мне надо размять ноги. Когда показался первый съезд, Оптимус направился к каменистой насыпи, уходящей к безлюдной песчаной гряде. Удалившись от магистрали, он остановился, зарывшись передними колесами в песок. Кейд с радостью подставил лицо ветру, приносившему запах моря. Пляж был засыпан галькой, у самого берега плавали водоросли. Он поддал ногой камушек. Неприятные мысли, от которых ему пока успешно удавалось удирать со скоростью под 100 миль в час, догнали его здесь, у Мексиканского залива. Например, что делать, когда закончится наличка? Счет заблокирован. Правда, на нем было не так уж и много, но все-таки. Что делать, если на тебя объявлена охота, а на руках нет ствола; что делать, если путешествие не подразумевает возвращение домой, потому что дома больше нет? Что делать с Праймом, когда ему наконец надо будет заправиться? Подойдет ли инопланетному грузовику обычное топливо, и если да – во сколько влетят сотни галлонов. Это оказалось принципиальнее, чем просто накинуть клеммы на аккумулятор или снять решетку радиатора. Или заглянуть под кожух и понять, что двигатель обшарпанного тягача имеет мало общего со здешними. Оптимус обладал способностью к регенерации и не первый год на Земле. Но раньше он мог рассчитывать на поддержку властей, военных, высококлассных механиков и своего медика-автобота. Кейд понимал, что если ему по счастливой случайности удалось выдернуть Прайма из стазиса, дальше инопланетная технология может преподнести немало сюрпризов, в том числе неприятных. А он не КиЭсАй в конце концов. И ведь не так давно горстка счетов на столе казалась самой большой проблемой. Но главный вопрос – какой у них вообще план? Все это следовало обсудить с Оптимусом, который в последнее время вел себя куда беззаботнее, чем хотелось Кейду. Автобот наблюдал, как след далекого самолета белой нитью рассекает пополам мирное небо: – Ваша планета умеет быть красивой, Кейд. Однажды я расскажу тебе про Кибертрон, каким помню его до войны. Он тоже был красив. Наши города похожи на ваши, когда на них опускается ночь и зажигаются огни. Думаешь, это объединяет разумные расы – то, как мы воспринимаем красоту? Или может то, как боимся смерти? Кейду было не до лирики, его распирало беспокойство. И хотя высказанные вслух опасения прозвучали как названия глав в пособии для идиотов, Прайм ответил серьезно: – У меня нет плана. Сначала нам нужно встретиться с оставшимися автоботами. Я не могу принимать решения без них. Подобное мне уже слишком дорого обошлось. Но мы вряд ли решим наши проблемы простым перечислением, ты согласен? Мне жаль, что так вышло. Я доставил тебе гораздо больше неприятностей, чем ты того заслуживаешь. И если ты решишь сдаться властям, чтобы вернуть все на круги своя, я тебя пойму. Кейд уставился на грузовик: – Ушам не верю! Избавиться от меня решил? После всего, что я для тебя сделал?! Он со злостью пнул Оптимуса по колесу: – После того, как я стал из-за тебя бездомным и безработным! Моя рожа теперь на доске «их разыскивает полиция»! Знаешь, моя жизнь и до этого не была подарком, но теперь это просто... дно! Или ты решил, что жрать консервы и жить в кабине – предел моих мечтаний?! Меня тошнит от постоянной тряски, черт тебя дери! Он ударил автобота еще несколько раз, пока боль не отдалась в колене. Грузовик дернулся и, забрав колесам песка, двинулся на заднем ходу к асфальтовому полотну съезда. Там развернулся по широкой дуге и заглушил двигатель, застыв на обочине. Тишину нарушали только стремительно проносящиеся по магистрали авто. Время шло, и Кейд в отчаянии махнул рукой. Наконец раздался щелчок и дверца распахнулась: – Если ты высказался – нам пора. *** К ночи температура сильно опустилась, и небо из прозрачно-синего стало черным, подпоясанным малиново-желтой полосой у горизонта и украшенным россыпями звезд. Горные хребты поднимались с запада, превращаясь в каменистую пустыню, поросшую креозотовым кустом. Залив, город, а затем и двухполосное шоссе остались позади. Костер горел, рассеивая тьму, но тепла не хватало, Кейд кутался в куртку. Куртка была добротная, с теплым воротником и не его. Кейд «позаимствовал» ее, как он пояснил Прайму, у недотепы в кафе. Кейду было стыдно, но он не попался, а куртка того стоила. Он отбросил опустевшую бутылку и привалился на руку Прайма, замершего рядом. – Помнишь, ты собирался рассказать мне о своей планете? Оптимус зашевелился, активировав оптосенсоры: – Да. Его голос звучал мягче, чем обычно: – Кибертрон красивая планета. Был ею. На нем не существовало мест, которые не носили бы отпечаток совершенства, даже гиблое Ржавое море, где обшивка начинала окисляться через наноцикл. Наши города поднимаются с нижних уровней Кибертрона до небес и так пропитаны светом, что иногда приходилось приглушать оптику, глядя на башни Аякона. Наши трассы идут не только по земле, но высоко поднимаются над ней, приближая тебя к звездам. Они переплетаются, подстраиваются под колеса, куда бы ты ни держал путь. Мы ездим быстро, «плавим дорогу», пока не становимся едины с ней. Но знаем: рядом наши братья, и нам не нужно дополнительных правил, чтобы заботиться друг о друге. А теперь это не важно, потому что не осталось ничего. Прайм опустил голову. – У нас говорят... – он произнес несколько непонятных слов на родном языке, – «тот, кто придет в самый темный час и озарит его светом». И вот я перед тобой. В это сложно поверить, правда? Мне жаль, что я втянул тебя в свою войну. – А мне не очень, – Кейд пропустил руку между пальцев Прайма. – Мы как Буч Кэссиди и Сандэнс Кид. Свободные парни с Дикого Запада, которые грабят поезда и вообще делают, что хотят. Кейд сложил пальцы пистолетиком и «выстрелил» в небо: – А знаешь, как называлась их банда? «Дыра в стене». Круто. И кстати, если мы остановимся завтра хотя бы в убогом мотеле, я не буду против. Убью кого-нибудь за постель и душ.