Роуд-муви

Оптимус какое-то время переваливался через ухабы, удаляясь от дороги и любопытных глаз, и высадил Кейда у скалистой возвышенности. Затем трансформировался и стал разминать серво, расхаживая туда-сюда и кряхтя от удовольствия. Кейд сидел прямо на камнях в паршивом настроении: - Обещай, что не дашь им добраться до тебя. Прайм обернулся, в его глазах промелькнула искорка: - Гораздо интереснее, что случится, когда я доберусь до них. Я назову немало тех, кто хотел бы отпраздновать мою гибель. И это не только люди и десептиконы. Мои враги не признаются в этом, но они боятся меня, боятся до смерти. Они знают: меня не остановить. Я сам определяю, что добро, а что зло, и на чьей стороне быть моей силе. И сделав это, я отбрасываю все сомнения, как и полагается воину. А затем сражаюсь до конца. Поэтому когда они решаются смотреть мне в лицо – то превращаются в пыль. Спроси, где они – никто не найдет их следов. Ты знаешь, что случилось с моим предшественником – Праймом, стоявшим во главе автоботов до меня? Он предал нас, и я убил его. Знаешь, что случилось с Мегатроном? Я убил его. Знаешь, что случилось с Падшим Праймом до того? – Дай-ка догадаюсь... – Я сорвал с него лицевые пластины и убил его. И если за мной придет еще кто-то, его я тоже уничтожу. Я не боюсь убивать, потому что всегда знаю, за что сражаюсь. И так случилось, что я буду сражаться за тебя, Кейд Йегер. Прайм присел, дотронулся до Кейда, и у того по коже побежали мурашки то ли от холода, то ли от голоса Оптимуса. – Тебя не беспокоит то, что я рассказал? – По здравому размышлению, мне следовало делать ноги, еще когда ты начал размахивать пушками в мастерской. А теперь поздно. Но знаешь, мне не нужно, чтобы ты убивал. Мне просто хочется иногда отдохнуть на твоих руках... – Голос Кейда сорвался, и мужчина отвернулся. Прайм не всегда успевал следить за сменой человеческих эмоций и на всякий случай протянул ему ладонь. Кейд прижался к его руке, уткнувшись лбом в пластину предплечья: – Просто не знаю, что с этим делать, – его голос звучал глухо, – когда я думаю, что с тобой может случиться или что ты однажды уедешь и не вернешься, у меня внутри все переворачивается. Он схватил Оптимуса за шейные приводы, подтянул к себе, прижимаясь лицом к его щеке. – Мне хочется ехать с тобой куда-нибудь, куда угодно, но мне не хочется никуда приезжать, понимаешь? Потому что тогда то, что у нас есть, закончится. Кейду хотелось гораздо больше, чем просто уехать с Оптимусом. Ему хотелось обласкать каждый сегмент его губ по отдельности, каждый миллиметр лица, куда можно было дотянуться. Он забирался пальцами и языком в щели между лицевых пластин, целовал прямо в гладкую поверхность оптосенсоров, гладил его по губам. Кейда трясло. – Эти местные обычаи... – Прайм моргнул. – Прости. Я вообще не по этой части, чтоб ты знал... – Кейд отстранился. Прайм подтолкнул его подбородком. – Я знаю вот что: когда ты вжимаешься в сидение на скорости – это меня... плавит, – сообщил он совсем низким голосом Кейду прямо в ухо. И прежде,чем тот успел ответить, поднялся: – Нам пора. Грузовик вернулся на опустевшую трассу. На исходе дня красный шар солнца клонился к земле, прячась в рваных облаках, и в остывающем воздухе горький запах цветущих трав становился ощутимее. Ветер гонял пыль над дорогой, стрелой уходящей за горизонт.