Тандо-гуми

АНЗАЙ 1 Скрытая правда - это кость в горле. Истину невозможно похоронить под пластом заблуждений. Она, будто вода, всегда просочится сквозь любые щели. Я убил собственного отца. И на протяжении длительного времени старался убедить себя в том, будто сделал это из-за Таму, желая вытравить из его юношеского сердца отчаянную страсть к Соре. Затем пытался оправдать совершенное убийство наличием тайных собственнических чувств к Ютаке. Якобы перспектива видеть его в объятиях отца казалась невыносимой пыткой. Было время, когда я считал, что судьба связывает нас с Ютакой сильнее, чем с Тамурамаро. Казалось, что я любил обоих. Но на самом деле - ни одного из них. Правда всегда определенна и однозначна. Ее невозможно истолковать превратно. 2 Я опасался, что после смерти жены – моей матери – отец начнет пить, сядет на иглу или увязнет в азартных играх, закабалив себя бесконечными долгами. Но этого не произошло. В попытках заглушить боль утраты, Сора начал вести беспорядочную сексуальную жизнь. Путаться со шлюхами. Со смазливыми мальчиками и девочками. Каждый из них становился той самой «бутылкой», на дно которой отец мог опускаться еженощно. Сора осушал ее до последней капли. Раз за разом. Большими жадными глотками, уносясь на волнах экстаза в открытые темные воды бескрайнего океана порока. А я... Я ощущал себя забытым на берегу. Пустынном. Холодном. Осознавал собственную никчемность, беспомощность и неспособность удержать в ладонях его бешенное сердце. Оно оставляло уродливые ожоги. Но правда такова, что за всю жизнь я искренне и глубоко восхищался только одним единственным человеком. Хонда Сорой. ДА. Черт возьми, да… И всегда старался стать похожим на него, парадоксально отрицая это стремление. Всегда… Но кем я был? Неудачной копией, вынужденной жить в тени оригинала? Или достойным преемником? Наследником? Сыном, которым мог бы гордится отец? Я так желал стать полезным. Нужным. И любимым. Но вместо этого… Получил дом, стены которого были пропитаны стонами и запахами, потом и спермой, кровью, желчью и серной вонью вспоротых животов. Дом, ставший для многих дворцом пыток, наслаждения и боли. Посреди ада, пылающего агонией оргазма и смерти, отец казался всесильным синигами, виртуозно распоряжавшимся судьбами людей, которые покорно вверяли ему собственные никчемные жизни. Абсолютная власть внушала трепет... Сора стал богом, которому я тайно поклонялся, считая великой честью называть себя его сыном. Однако отец относился ко мне также как к любому из своих подчиненных. Как к мусору. Расходному материалу, который всегда возможно заменить аналогичным. Чтобы доказать собственную уникальность, я безоговорочно выполнял все, что он приказывал. Но по какой-то причине этого было недостаточно для признания заслуг. Всякий раз, когда в окружении Соры появлялся новый человек, я панически боялся того, что именно он может оказаться моей заменой. И ненавидел каждого, кто втирался в доверие, кто имел возможность оставаться с отцом наедине. В его кабинете. В его постели. Везде. Всех, к чьему мнению он прислушивался. Кем восхищался. Кого хотел. Кого получал. ВСЕХ. Без исключения. ...Стоит ли говорить, насколько омерзительным казались отношения Соры и Ютаки? Соры и Тамурамаро? Отец подпустил испорченных кукол Тандо беспрецедентно близко. Они начали занимать полноправное место в нашей семье, превратившись в реальную угрозу будущего Накагами-кай. Единственная причина, по которой я хотел получить обоих, скрывалась в непреодолимом желании отобрать у них ту часть любви Соры, которой они дышали. Невозможность преодолеть опустошающее отчаяние и удушающую ревность к двадцати пяти превратила меня в инквизитора. 3 В свои шестнадцать я еще продолжал тешиться иллюзиями. 19 августа. Отец решает завершить бурное празднование собственного дня рождения дома, уединившись в спальне с очередной шлюхой мужского пола. Ею оказался сынок какого-то среднерангового якудза, отчаянно желавшего отпрыску нахватать звезд с неба. В нашем мире правила для тупых, но симпатичных, переносчиков генофонда малоимущих уголовников одинаковы вне зависимости от их половой принадлежности. Хочешь жить красиво - раздвигай ноги, подставляй задницу, открывай рот. Мальчишка едва ли старше меня. Он по-хозяйски обосновывается в нашем доме на эту ночь. Так, будто бы планирует остаться здесь навсегда. Приторно-милое лицо, грация ленивого кота, сладкоречивый рот и отвратительные манеры. Этот сукин сын пытается обращаться со мной как с прислугой. Отец, изрядно набравшийся виски, весело смеется, азартно наблюдая за нашими пикировками. - Это твой братишка, Ан-тян. Давай, подружись с ним. Порадуй папу! - подначивает он. «Ан-тян! Ан-тян! Ан-тян!» - подхватывает выблядок. Так меня называла только мать. Слушая как отвратительно-томный голос скандирует сокровенное детское обращение, я с трудом сдерживаюсь от того, чтобы не избить нежеланного гостя до смерти. Вскоре ухожу, оставляя их развлекаться друг с другом. Из просторной гостиной эти двое перемещаются в спальню, откуда всю ночь производят стоны, смех и сопливые пьяные клятвы в вечной преданности. О, как я ненавижу эту малолетнюю тварь! Под утро, когда голоса стихают и в доме наконец воцаряется тишина, я поднимаюсь в спальню Соры. Через незанавешенное окно пробиваются краски рассвета. Блеклые и холодные. На алых стенах нервно трепещет дыхание внезапно промозглого утра. Сжимаю нож в кулаке крепче. Подхожу к широкой кровати и вижу двух любовников, спящих в объятиях друг друга. Каким безмятежно-величественным выглядит лицо отца. Сколько уверенности и силы излучают его черты. Я смотрю на могущественного короля. И его грязную прислугу, свернувшуюся в клубок обнаженной тощей плоти. От вопиющего диссонанса перехватывает дыхание и грудь сковывает ледяное оцепенение. Провожу пальцем по приоткрытым губам юного плебея. Сочным и мягким. Воображаю, что, должно быть, умеет делать этот чувственный рот. Но доставил ли он наслаждение Соре? Ровный жемчуг зубов - редкость для японца! Значит, эта тварь заботится о внешности, поддерживая товарный вид. Скольким еще она подставила задницу до того, как опуститься на простыни из лучшего китайского шелка? Сколько раз ее дарили и передаривали в качестве особого трофея? Сколько раз сажали на член, извергающий золото, вместо спермы? Алкоголь действует как снотворное и анестетик. Но, несмотря на это, промедление может стать роковой ошибкой. Я зажимаю ладонью рот и нос мальчишки. Никаких криков. Стонов. Больше ничего. Не будет. Никогда. ТВАРЬ. Действую быстро. Одним резким и точным движением ножа рассекаю горло от уха до уха. Моя жертва успевает открыть осоловелые глаза, но уже поздно. Кровь сильными толчками выплескивается из артерии, заливая хрупкую грудь и пропитывая липкой солью подушки и простыни. Он пытается оказать сопротивление, бессильно вцепившись в мою руку. Булькающие хрипы вырываются из глубокой раны. Я понимаю, что не рассчитал силу и разрезал трахею. Что ж, это не важно. Главное… - Главное, что ты умрешь. После того, как жизнь покидает это мерзкое тело, в глубине души я начинаю испытывать гордость за самого себя. В окружении отца стало на один кусок дерьма меньше. - Отец. – зову я. – Отец. Мне хочется похвалы за старания. Хочется признания. Сора просыпается. Инстинкт хищника и чутье якудзы реагируют молниеносно. Запах крови. Вид крови. Лезвие ножа. Как бы пьян он ни был сейчас, скорость рефлексов остается прежней. Одним ударом Сора выбивает оружие из моей руки. Вторым заставляет осесть на пол. Я чувствую, как в ребрах что-то трещит. Лопается. Сдвигается. Впиваясь будто в самое сердце. Больно. Как больно. Но не подаю вида. Снова. Никогда. Никогда отец не увидит меня слабым! - Вот, значит, как, Анзай? Ты решил избавиться от меня таким подлым способом? – он поднимается с кровати, даже не глядя на убитого любовника. - Нет, отец. Я бы никогда… - не успеваю закончить фразу. Третий удар врезается в грудь словно мощный таран. В глазах темнеет. Я должен объяснить ему. Должен! Слова чуть слышно срываются с губ. Вместе с вязкими каплями крови. - Позволь сказать… В одно мгновение, которое кажется целой вечностью, отец меряет меня оценивающим взглядом. - Хорошо. Я тебя выслушаю, Анзай. Благороден и великодушен. Как всегда. Безответное восхищение оказывается настолько сильным, что я не могу сдержать слез. Но Сора полагает, это от боли. И с назидательным видом усмехается. - Я не собирался убивать тебя. Только его… Каждое слово отдается резкой болью в грудной клетке. Но я запрещаю себе замечать ее. - Зачем? Высокомерное презрение. Бесцветный тон не выражает ничего. Но я знаю. Чувствую неистовое бешенство, бурлящее под маской привычной невозмутимости. - Потому что люблю тебя. Слова вырываются прежде, чем я успеваю придать им нужную форму и звучание. Такие слова, которые сыновья говорят отцам без интимного подтекста. И Сора мгновенно улавливает разницу интонаций. На красивое лицо наползает серая тень. Во взгляде - борьба противоречий, сожаление, боль и даже страх. Наверное, Соре хочется ответить, что он тоже любит меня. Ведь я - его сын. Но он понимает, насколько разный смысл мы оба вкладываем в это признание. - Анзай… Однако никаких откровений не следует. Отец не знает, что следует ответить, что предпринять в такой ситуации. - От мальчишки необходимо избавиться. Это все, что он может сказать. Сора направляется в ванную комнату. Смыть кровь бывшего любовника. Я молча смотрю на его обнаженное тело. Я - часть этого тела. Плоть от плоти. В осознании этого факта нет ничего сверхъестественного, но теперь он приобретает какой-то сокровенный смысл. - Сора-сама. Впервые в жизни зову его по имени. Так, как это делают его многочисленные любовники. На несколько секунд отец замирает черной тенью в прямоугольнике света. А затем, будто ничего не слышав, проходит в душевую кабину. Шумит вода. Обескураженный его невозмутимостью, я готов умолять. С трудом поднимаюсь на ноги. Захожу в кабинку. Закрываю за собой стеклянную дверь. Брызги холодной воды вонзаются в кожу будто иголки. Не замечаю их. Едва дышу. От боли в груди. От предвкушения прогулки по минному полю. - Я твой единственный близкий человек. Почему же тебе нужен кто-то еще, Сора-сама? – голос звучит глухо и тихо. - Не называй меня так, Анзай. Я твой ОТЕЦ. – Он не сводит с меня глаз. Контролирует каждое движение. - Ты меня боишься? – на мгновение осознаю эту истину и чувствую власть над Сорой. Над этим жестким и влиятельным человеком. Заминка дает фору. - Не нужно. Я никогда не предам. Только вернись ко мне. Подхожу ближе. Сора смотрит так, будто я уже умер для него. Но пути назад не существует. И в едином порыве я прижимаюсь к отцу всем телом. Сломанные ребра впиваются в легкие. Хватаю ртом раздражающе влажный воздух. Задыхаюсь от возбуждения. Впервые в жизни чувствую настоящие эмоции. Не придуманные. Не надлежащие. Свои собственные. Истинные. И разрушающие. - Анзай, – губы Соры двигаются, но я не слышу голоса. Кровь в ушах стучит слишком гулко. Я знаю, ты тоже любишь эксперименты и тайны. Усмехаюсь. Он не сопротивляется, когда я накрываю ладонью его член и требовательно довожу до эрекции. Потому что сейчас мир, в котором живет отец, трещит по швам. И в момент уязвимости он принадлежит мне всецело. Как замечательно ощущать себя единственной слабостью бесконечно сильного человека. Пользуясь замешательством, заставляю Сору прислониться спиной к стене и грубо вжимаюсь ягодицами в его пах. Чувствую горячий член. Начинаю имитировать недвусмысленные движения пассивного гея. Когда здравомыслие отпустит тормоза, азартное желание отыграться за вопиющую провокацию окажется сильнее всего прочего. Я знаю. Уверен. Он предсказуем. - Хочешь, чтобы я трахнул тебя?! – пальцы больно впиваются в бедра. – Что ж, я выбью из тебя ЭТУ дурь, сынок. Звучит угрожающе, но мне не страшно. И Сора выбивает из меня «эту дурь» на протяжении часа, превращая грубый секс в настоящую экзекуцию. Делает все для того, чтобы максимально унизить. Срываю голос в крике. Корчусь от боли в животе и груди. Захлебываюсь собственной кровью и слезами. Но ни разу не прошу остановиться. Потому что счастлив вновь получить внимание отца. Любым способом. Мои пытки заканчиваются только потому, что Сора начинает уставать. Он несколько раз кончает, и теперь его член уже не так тверд. - Доволен? – Слышу раздражение. Но мне хочется верить в то, что он также получил удовольствие со мной. - Скажи, ты любишь меня? Сора-сама… - улыбаюсь разбитым ртом. – Любишь? В ответ тот с презрением сплевывает. - Сейчас я вызову медиков. Тебе нужно в больницу. – Сора вновь владеет собой. Он обращается со мной как с провинившимся щенком. Окидывает беглым наметанным взглядом мои травмы. – Заодно пройдешь обследование у психиатра. - Вместе с тобой, отец? – смеюсь. Смеюсь очень долго. Даже после того как он уходит, оставляя меня валяться в кровавой воде. Смеюсь до тех пор, пока смех не переходит в сдавленные рыдания. Победа не приносит радости. Я понимаю, он никогда не примет меня как своего любовника. Я не нужен. Ему. Моя жизнь лишена смысла. 4 Таму посоветовал, наконец, сходить на могилу отца. Раскаяться в совершенном преступлении. Попросить прощения. Хорошо. Я это сделаю. Но кто попросит прощения у меня? 5 Я глубоко сожалею. И необратимость содеянного мучает на протяжении всех этих 10 лет. Я хотел стать похожим на тебя. Желал завоевать твою любовь. Но все было напрасно. Я уничтожил тебя. Своими руками. И теперь мне не к чему стремиться. Нет цели. Нет ориентиров. Нет смысла. Мы так похожи с Ютакой, который чувствует то же самое. Но вы были с ним единым целым. Чертовым единым целым… Почему не я, отец? Почему не я? Ладно… Я пришел не за этим. Я пришел сказать то, чего так и не смог сказать за эти годы. Я пришел попросить прощения. И расстаться с твоим призраком, изводящим каждую ночь. Прости меня, отец. ПРОСТИ. ПРОСТИ. ПРОСТИ. Если бы я мог повернуть время назад… Что мне сделать, чтобы искупить свою вину перед тобой? … Я помню, как часто в моих снах ты говорил о том, что хочешь видеть Ютаку. Хочешь, чтобы он был рядом с тобой. Знаешь, как больно было это слышать?! Знаешь, Сора-сама? Хорошо, извини. Да. Если это то, что я могу сделать ради твоего спокойствия, то я это сделаю. Хотя по-прежнему не могу ни с кем делить тебя… Но вы будете вместе. Снова. Только ответь, Сора-сама… Любишь ли ты меня?.. 6 Впервые за десять лет я прихожу на могилу отца. И будто бы становится легче. 7 - Знаешь, Таму… - Прижимаю его к себе так, будто вижу в последний раз. - Отец говорил, что у меня есть брат. -Брат? – Тот удивленно смотрит на меня. Будто бы я нечеловек. И у меня не может быть человеческих родственников. Сейчас самое время подумать о семье. Наверное, будет неплохо, если у Хару появится дядя. - Да. Но отец так и не успел нас познакомить. Сын от любовницы, связь с которой Сора скрывал много лет. Мы молчим. Пауза тянется слишком долго. Становится неуютно. - Я не знаю, как должен представиться ему… Как посмотрю в глаза человеку, чьего отца я убил. Тамурамаро понимающе кивает. Иногда кажется, что с его психикой что-то не так. Способен ли нормальный человек любить того, кто отнял у него всех близких людей? - Тогда может быть сначала я поговорю с ним, присмотрюсь. А после составлю для тебя алгоритм действий, – с готовностью предлагает он свою помощь. Мы, определенно, стоим друг друга. - Ты правда хочешь это сделать? - Конечно. Ведь теперь я твоя правая рука. И должен заботиться о процветании семьи. Нашей семьи, Анзай. Правда? Впрочем, что я теряю? Ничего. Ровным счетом. 8 - Хару, мне нужна твоя подпись здесь, здесь и здесь, - подсовываю сыну стопку документов. – Если со мной что-то случится… - Избегаю формулировки «если меня убьют», но Хару понимает, что я имею ввиду, и заметно напрягается. - …То 70% всего, чем я владею, будет принадлежать тебе. Остальные 30% отойдут Тамурамаро. Только он об этом еще не знает. Хару выглядит значительно лучше. Больничная жизнь вгоняет в тоску, но в целом я не вижу причин для беспокойства. Он не утратил оптимизма и воли к жизни. Мы такие разные. - Иди сюда… - повинуясь внезапному порыву, притягиваю его к себе и сжимаю в крепких объятиях. В комнате воцаряется звенящая тишина. Солнечный свет бьет в окно и слепит глаза. - Отец?.. Все в порядке?.. – осторожно интересуется Хару, не привыкший к проявлениям моих чувств. Но его руки не отталкивают меня. - Все хорошо. Просто… «Скажи сыну, что любишь его, Анзай» - вспоминаю слова Таму, который наставлял меня на путь истинный. На путь выхода из того отчаяния, в которое я загнал себя собственной многолетней ложью. - Я люблю тебя, Хару. Вижу, как наполняются влагой его глаза. Каким внутренним светом они озаряются. Эта прекрасная перемена не оставляет меня равнодушным. Для Хару, безусловно, достаточно оставаться просто моим сыном. - Прости за все плохое, что между нами было. - Все хорошо… - тихий голос дрожит. Хару улыбается мне как верный и надежный друг. И я понимаю, что могу доверять ему. – Я всегда буду на твоей стороне. - Спасибо, Хару. 9 20 января. Вторник. Лекции по японской литературе заканчиваются в 16-30. Полчаса спустя Ютака собирает учебные материалы и работы студентов. После чего уходит домой. В его собственности Мерседес кофейного цвета. Красивый. Новый. Искрящийся на солнце. Средство передвижения, не доступное для приобретения на зарплату простого преподавателя. У коллег Ютаки возникают вопросы, но они никак не решаются задать их напрямую. Но я знаю ответ. Это щедрый подарок Асаямы Дайро. Как и новый трехэтажный дом, спасающий печальную королеву от мрачных воспоминаний прошлого. К семи вечера Ютака обычно уже бывает дома. Повар и горничная уходят в восемь. Асаяма возвращается около десяти. Иными словами, в промежутке между восьмью и десятью часами есть время, когда Ютака остается совершенно один. У меня было две недели на то, чтобы досконально проверить этот распорядок. 10 - Чай, Анзай? – с недавних пор я стал частым гостем в новом доме Ютаки. Несколько ночей секса во время отъезда Дайро в Иокогаму сделали свое дело: мы сблизились. Между нами много общего. Но не настолько, чтобы потерять голову. - Да, спасибо, Ютака. Не притрагиваюсь к ароматному настою, делая вид, будто меня гораздо больше интересует хрустящее печенье. Зато Ютака предпочитает не употреблять сладкое. - Я навещал на могилу Соры. Как бы между прочим. Тот заметно напрягается. - И что же? – чуть слышно произносит. - Он обещал простить, если я отдам тебя ему. Утонченные черты лица Ютаки каменеют. - Что это значит? - Это значит, что вы должны быть вместе. Навсегда. Ютака. Тогда он все понимает без лишних слов. Ютака ждал смерти. Он просил. Умолял всех богов. Но когда она пришла на порог его дома, он не был готов встретить ее со всеми почестями. Разве ты не должен благодарить меня за этот подарок? - Один и тот же яд. Который подмешан в сухие чайные листья. Ютака продемонстрировал странное доверие, приняв в подарок от меня коробку хорошего чая. Опрометчиво. Впервые за эти 10 лет я вижу его слезы. Он прекрасен. Невозможно прекрасен. Чтобы не испытать нового сожаления, я спешу покинуть этот дом. 11 2:30 ночи. Или 3:00? Или 4:45? Сколько же?.. Я не смогу предупредить Таму о том, что не приду сегодня. Сотовый телефон разбит вдребезги. Интересно, как там Ютака? Уже мертв? Или еще мучается в агонии? Наверное, первое… Иначе Асаяма не стал бы дважды стрелять мне в спину… Над моей головой простирается искрящаяся звездами бездна ночного неба. Ослепительно белая луна прожигает глаза ледяным светом. Я медленно тону в холодных объятиях окровавленного снега. В темноте он кажется угольно-черным. Вокруг только лес, окутанный непроницаемой и величественной зимней тишиной дикой природы. Я жду призрак Соры, который придет, чтобы забрать меня с собой. Но его нет. Очевидно, он сейчас в другом месте.