Мышиные ушки

Pov Брюса.       — Брюс, привет, — ко мне подходили мои одноклассники. Кто-то ещё учился, кто-то тоже сдавал учебники, как и я. Пожимая руки друзьям, мы болтали, о том, о сём: кто, куда отдыхать едет с родными, кто, где подрабатывать будет, в общем, точили лясы о всякой мужской фигне.       — Учиться куда пойдешь, после одиннадцатого? — спрашивают меня друзья.       — Да не знаю ещё, подумаю, — я, действительно, пока не знал, что, буду делать дальше, и как вся это история с Лукой отразится на моей личной жизни. Надо думать вперёд и протаптывать себе дорожку, но думать сейчас об этом, как не странно, совершенно не хотелось, да и рано, ещё целый год учёбы впереди. А хотелось ужасно трахаться, чувства вчерашнего поцелуя очень ещё даже живы и не отпускают мой мозг не на секунду. Причём поздняя у меня какая-то весна получилась, гормоны попёрли в мае и на кого? На парня, на ботаника, на лохматого котяру, вот блять!       — В армию идёшь? — снова спрашивает Мишка.       — Хотелось бы отслужить, но я один у матери сын, так что не знаю, возьмут ли меня, — спокойно отвечаю.       — Загребут. Но она же у тебя врачом работает, не отмажет? — интересуются дружбаны.       — Терапевт, — забираю сумку, ухожу домой. Разговор о пустом. Болтать не хотелось, меня заботило сейчас совсем другое, приятно мучая в джинсах, в паху. Мама спокойно могла меня откасячить от армии, но я не хотел. Это тоже определённый этап в жизни каждого мужчины, пропустить его казалось мне плохим знаком в своей судьбе. Понюхать иллюзию войны — почему нет?       На улице, возле дома, на лавочке сидел Женька. Видок у него был какой-то потрёпанный с утра, уставший что-ли. Да и в принципе все ученики к лету устают, никому уже не охота заниматься уроками и ходить в школу, а тем более старшеклассникам, у которых на уме одни девчонки... дааа, особенно у меня, лохматый такой, эх.       — Привет, — бросает кратко, здоровается со мной. Почему я раньше сторонился его, парень, как парень. В музыкальную школу ходит и где-то выступает, по-моему. Иногда он уезжает на концерты со своим Гариком в другие города, талантливый парень, не то, что я. Ну гей и что? Человек всё-ж. Не знаю даже от куда Женька переехал, слышал, что у него проблемы были в прежней школе.       — Привет, что сидишь? — присаживаюсь рядом на скамейку, вытягивая вперёд свои длинные ноги. В голове всё ещё бардак. Солнце ярко светит в глаза, так тепло и хорошо, лёгкий ветерок последней майской недели ласкает кожу, приятно. Закрыв глаза и откинувшись назад, я подставил заканчивающейся весне своё лицо.       — Да, так. Гарик уехал к себе домой, скучно мне, — наверное делает то же самое, что и я, откидывается назад, почувствовав прогибание спинки лавки.       — Гарик, это кто? — не открывая глаза, продолжаю диалог, он ведь не рассказывал мне о своём парне, а слухи, это только слухи, лучше из первых уст узнать, тем более эта тема самого касалась.       Немного помолчав, Женька ответил:       — Мой партнёр.       — По бизнесу? — прикалываюсь я.       — По сексу, — серьёзно отвечает Женька.       — Вот как, ну и как он? — всё так же не открывая глаз, спокойно и тихо беседую с парнем из моего подъезда. Если делится секретом, почему не выслушать, видимо наболело, да и с кем он тут может вообще поговорить, с болтливыми старухами?       — Отлично. Ты это хотел узнать? — вспыливает сосед по лавке.       — Не кипятись, спокойнее, всё нормально, чё ты? Наслаждайся вон солнышком. Просто… ну... в общем мне тоже нравится парень что-ли, или вроде того, я сам ещё не знаю...       — Лука? — тихо спросил Женька.       — Ну, да… только не болтай лишнего, - скрещиваю руки у себя на груди.       — А ты откуда его знаешь?       — Вместе у психолога были, — устало отвечает парень.       — У психолога? — переспрашиваю я, всё же проблемы были, раз к специалисту обращался. И Лука тоже?       — Он тебе не рассказывал? — чувствую, Женька поднимается с лавки.       — Нет. О чём? — открываю глаза, мне стало любопытно, но из за яркого света не вижу соседа.       — Ну и я не буду, Ром, захочет, сам расскажет, только ты это, не оставляй его надолго одного, — забрав свою скрипку уходит в музыкалку, наверное.       Ключи от квартиры Луки лежали у меня в кармане, он не занёс их с утра, а положил в почтовый ящик, я понимаю.       Сварив дома пельмени, быстро поев, я пошёл к нему. Всё было так же. Сдвинув некоторые цветки к окну, я начал замазывать пробоины и трещины в стенках, вспоминая Луку, разговор с Женькой, мамины цветы. В общем прибирался у себя в мозгу, по полочкам складывая и обрабатывая снова недавно полученную информацию, делая для себя вновь определённые выводы.       На следующий день я клеил пористые плитки на потолок, это не заняло у меня много времени. Все ремонты я делал всегда с матерью, а кто ей ещё будет помогать? Потом принялся за обои, цвет их тоже был связан с морской тематикой. Слушая музыку в наушниках, работал я быстро, уже ни о чём не думая, так как громко звучали треки в ушах, сменяя друг-друга.       К вечеру всё было готово. Оглядев комнату, теперь уже по божески оформленную, я сбегал к себе и поужинал оставшимися пельменями, съев ещё и весенней редиски с нашего огорода, штук так десять. Я люблю щёлкать их, как семечки, в майонез и в рот, и хлеб белый вприкуску. Горько и сочно одновременно, класс!       Потом я выносил остатки обоев и плитки на мусорку, прибирался. Придя в очередной раз в квартиру Луки, осмотрев жилище, я улыбнулся себе:       — Здорово получилось, вот есть ведь у некоторых вкус, не то что у меня.       К концу моей халтуры, изрядно устав, я вспомнил про цветы. И тут на меня паника напала. Я вообще не слушал, что мне говорил этот котяра. Какие блядь цветы к чёрту? Схватив сотовый я стал звонить маман.       — Случилось что? — нервно спрашивает мама.       — Да нет, вроде — раздумывая я, о чём это она.       — Так время полночь. Ты что, не спишь? — злится мамуля.       Блять, я так заработался, что совсем забыл о времени.       — Ладно, не злись, мне тут помочь надо, завтра, блин, ну сегодня уже, только утром, ладно?       — А что случилось-то? — беспокоится сонная мама на том конце телефона.       — Да ничего серьёзного, — шлёпнулся устало я на пол, откидываясь к стене. — Короче, я тут этажом выше ремонт делаю, парню помогаю, а у него цветы, куда не ступи. Я вообще ничего не понял, что он там мне наказывал, в общем, он уехал, а я ни бум-бум в этих делах. Ты же мне поможешь?       — Господи, дурак, напугал меня! Конечно, помогу, завтра. Приеду, и разберёмся с твоим ремонтом и цветами, а сейчас спать! — ма закончила разговор.       Домой я спать к себе не пошёл, устал прыгать вверх и вниз, наклеивая обои, а развалился у Луки на кровати, которая страшно скрипела. Ладно, переночую, как-нибудь.       Утром приехала маман, и всё, что можно было, и нельзя, тоже сделала. Опрыскивала, поливала, утащила всю рассаду на рынок и меня за одним туда же, объясняя это тем, что на носу первое июня и она потом на хрен ни кому не нужна будет. Бабки оторвали с руками крепких питомцев Луки. В итоге мы выручили около семнадцати тысяч. Дорого мать не брала, и уже с набухшими бутонами цветы, рассаду моментально всю расхватали.       Вернувшись, домой с пустыми ящиками, ма долго ещё кудахтала над мини-лабораторией Луки, талдыча мне, что в ней очень редкие цветы, и ни в каждом магазине их найдёшь, а то и в городе. Потом чего-то нащипала у него на балконе и, сунув мне пятёрку на проживание, в смысле на еду, уехала обратно в сад.       Нашествие урагана, в лице моей матери, отняло все мои последние силы. Я таскал ящики на рынок, потом их обратно, потом их прополоскал, как велела мать, сложил на балкон сушиться. Наконец-то всё! На подоконнике и у солнечной стены оставались ещё цветы на полках, но в комнате стало почти пусто, мне даже показалось, что слышно было эхо. Квартира действительно приобрела божеский вид, ещё бы мебели немного. Осмотрев её ещё раз, больше мне в ней делать было нечего вроде, спустился к себе.       Сходив в душ, я смотрел очередной матч по футболу, попивая чай с пирожками, которые привезла мама. Я пытался отслеживать работу двух команд на поле, но всё напрасно, мысли были совершенно о другом, сосредоточиться на игре я просто не мог, и поэтому завалился спать.       Лёжа у себя в кровати, я всё думал о том, что будет, когда вернётся Лука. Ведь я его поцеловал, а он вроде и не против был. Чёёрт! Как я скучал по этим голубым глазам, мягким волосам и цветочному запаху. Вспомнив смешного парня, с хвостиком на голове, уплетающего шоколадные конфеты, я улыбался сам себе в темноте, и признавался, что я хочу его видеть, снова прижать к себе, поцеловать, блять, хочу поцеловать парня, до чего дошёл прогресс! Вернее я докатился, да насрать на всех, мне он нравился и точка.        Немного подумав, поворочавшись в постели, я встал и пошёл к нему снова ночевать, в его квартиру. Кровать, на которой спал Лука, вся пропахла его запахом, я это понял ещё вчера. Но сегодня почему-то это остро ощущалось. И я, пока никто не видит, решил тихонько подрочить, ну а чё такого, если стоит? Но, блять, проклятая кровать со свои скрипом сбивала все мои эротические фантазии на счёт образа Луки. Не выдержав этого раздражающего шума, я сбегал домой за набором инструментов и в одиннадцать вечера решил её починить.       Когда я поднял матрас с кровати, то увидел под ним много разных коробок и пакетов. Вытащив все это, шуруповёртом закрутил все саморезы в каркасе кровати, поменяв некоторые. Пошатав кровать легонько, скрипа я не услышал. Готово! Убрав инструменты, взялся за содержимое тайника Луки. Убрав большую, не тяжёлую коробку, замотанную всю скотчем, я принялся за пакеты. Только один у меня порвался и из него…       А то, что вывалилось, было интересным…       Это были детские фотографии Луки. Маленького, подростком и таким, каким я знал его сейчас. Везде с детьми, в разных поездках, только кудрявых волос у него не было, и лишь его оттопыренные уши, говорили о том, что это именно он и есть. На всех фотках он был стриженный, и меня уже обуяло любопытство. Хотелось просто знать больше о человеке, в которого я влюбился, намного больше, и как раз судьба давала мне такой шанс. Признание влюблённости уже не шокировало меня, как типа так и есть.       Во втором пакете лежали… грамоты! Причём большее количество были областными, с призовыми местами… и даже… из Голандии? Ни хрена себе! Я присвистнул. Между грамотами лежали вырезки из газет, где писали… ого! Где писали про одарённого молодого школьника, будущего химика-биолога, работающим с редкими видами цветов. А котяра-то оказался не прост! Оказывается, он был талантлив от Бога, его теоретические работы печатались в разных газетах до прошлого года, а потом как оборвало, нет ни записей, ни вырезок из газет. В заметках были всякие названия растений, мне и трезвым-то их не выговорить и читал я их с трудом.       Были фотки, где Лука стоял в белом халате, ему вручают награды и грамоты, кругом были букеты цветов. Снимки лежали в отдельном конверте, они были качественные, яркие, видно что были сделаны профессионалом. На конверте было написано русскими буквами «ЖИВИ И УЧИСЬ», а адрес отправителя был не наш, не российский.       В маленькой, не закрытой коробке, я нашёл… ха, дневники! Сейчас посмотрим как учился ботаник! Весь дневник, за пятый класс, был красным от надписей «болтал на уроке» или таких, как «проспал весь урок», прикольно! О! Двойка за поведение! Но, что интересно, никаких троек, четвёрок я не увидел в старом школьном документе. На каждой странице по предметам стояло только «отлично».       — Так он… а чего тогда боялся экзаменов? – спрашиваю я себя в слух и захлопываю старый дневник. В других: за седьмой, восьмой и девятый классы было то же самое. И только в десятом, почти три месяца были заполнены мелким красивым почерком "болел", а после этого никаких оценок.       Дааа.Сложив всё аккуратно, как было, я убрал всё в кровать и положил сверху матрас. Привлекательная внешность, золотой ум Луки будоражили во мне разные мысли о том, что этот парень был неординарный человек. Как ни странно, но теперь после того, как я ещё немного поработал, мне сильно захотелось завалиться в кровать Луки, которая уже не скрипела. Вдыхая медленно и чувственно его нежный цветочный запах я просто отрубился....       В четверг футбольная тренировка прошла быстро, хотя тренер мучил нас долго. Скоро соревнование между городскими футбольными клубами, поэтому он нас и физически и психологически утаскал, в буквальном смысле слова. Команда из Вельщавска была профессиональной, они уже два раза выигрывали меж городские соревнования. Надо было постараться и нам, а в голове у меня был только один Лука.       Вечером я выл. Ходил в своей комнате по кругу и хватался за волосы. Завтра приедет, у него есть девушка. Господи, чего это я себе навыдумывал какую-то любовь, а может у них там всё серьёзно, а я тут со своей гомосексуальной. Да чтоб её блять! Теперь я понял, что значит мамино выражение - "Болит сердце от любви". А оно болело, щемило, хотелось кусать губы от неизвестности. Я остановился напротив зеркала, глядя на буйного подростка с дикими глазами. Я в первые так полюбил кого-то. Зная его всего месяц, я изнывал от тоски по нему, по его детским глазам, по его хрупким рукам и тёплому, маленькому худому телу, которое хотелось защитить, прикасаться и любить.       Хочу парня, блять. Наплевать на всех и на весь мир! Хочу его... да что же это такое! Я выскочил в вечернюю прохладу, надев наушники и включив плеер с первой попавшейся мелодией Amethstium - Ethereal, побежав по бульварной тропинке. Пусть пробежка перед сном заберёт у меня последние силы, лишь бы прийти и уснуть мертвым сном, не думая о нём.       Пробежав несколько километров, изнемогая от жажды, я вспомнил, что даже и не ел сегодня ничего, да и не хотелось. Я просто плюхнулся в кровать и уснул...       — Ммм, — потягиваясь в кровати, как же хорошо... что это? — Что за шум? — я прислушался и понял, что над моей квартирой, где живёт Лука, всё грохочет, как будто...       Недолго думая, я вскочил и в чём был, в одних трусах побежал наверх к соседу.       В меня, у самой двери, врезалась девчонка в распахнутой блузке, из которой виднелся розовый лифчик, на шагу брызгая гневной слюной, она прошипела: — Сука! Да пошёл ты...       Это я так понял она кричала хозяину квартиры, а посмотрев на меня злыми глазами, добавила, ещё мне в лицо: — И ты, козёл, туда же!       Сбежав по лестнице, она громко хлопнула подъездной дверью.       Опять меня козлом обозвали. Заходя осторожно в квартиру Луки, плотно прикрыв за собой дверь, я увидел в большой комнате на полу разбросанные горшки с растениями, осколки ламп, кругом земля, бутылки с удобрением, короче всё вперемежку!       Зайдя в спальню, я увидел плавно раскачивающегося, светлоголового парня, сидевшего на полу возле кровати, обнимающего свои коленки. Кругом были мелкие осколки от тонкого стекла пробирок.       Я осторожно поднял Луку с пола и усадил рядом на кровать, нежно прижимая к себе. Укачивая как ребёнка, я гладил его по лохматой голове, а он тихонько заплакал. У меня сжималось сердце от его теплых слёз, падающих мне на голое тело. Я ничего не спрашивал, я сам был в шоке от всего произошедшего. Я молча утешал его, как мог, и сам не понял, что уже целую светлую макушку Луки. Через несколько минут, когда рыдания утихли, и остались лишь судорожные всхлипывания, я поднял его лицо, держа в своих руках. Он не открывал глаза, на длинных, всё же девичьих ресницах, были маленькие капельки слёз. Его нос покраснел, и я прикоснулся к нему губами.       Я поцеловал его кончик носа... солёные глаза... уголок манящих губ... Приоткрывшиеся губы ласкал я уже нежно и сладостно, давая дышать Луке. Он не сопротивлялся. Его руки лежали снова кучкой, как у девчонки. И только сейчас, я заметил на запястьях тонкие шрамы. Господи, ну этого ему только в одиночной жизни ещё не хватало. Всё стало на свои места... три месяца болезни, нет ни одной оценки... психолог...       От поцелуев на запястьях, Лука лишь вздрогнул и не громко охнул, одновременно пытаясь выдернуть свои руки, которые я крепко держал. Я припадал губами к шрамам, целовал, не давая возможности вырвать ему руки, как будто говоря этим, что всё уже хорошо, что всё уже позади, всё прошло... боль прошла...       Лука шумно дышал. Я уложил его бережно на кровать и повиснув над ним стал настойчивее целовать в губы. Его маленькие руки снова упирались мне в грудь, но на этот раз не отталкивали, а просто чувствовали моё тело, тепло прижимаясь к нему. Не останавливаясь, не давая опомниться Луке, уже не соображая, что делаю, я стал расстёгивать его белоснежную рубашку, проникая своим языком глубже в его рот. Он постанывал, а у меня полный копец от его стонов в штанах! Но я думал о том, как удовлетворить его, как облегчить всю боль от пережитого и прошлого, и настоящего. Если бы кто-нибудь, когда-нибудь, мне блять сказал, что я буду сосать член парня, я бы ему в рожу дал. Сейчас же я хотел сделать ему минет, блять, хотел. Можно было и рукой снять у него уже возникшее напряжение, но я хотел именно так, у меня уже снесло пиздец крышу. Расстёгиваю ему брюки...       Лука вцепившись в мои руки прошептал:       — Рома... не надо...       Я ничего не ответил, только снова припал губами к его шрамам от лезвия, и дальше стягивал с него уже боксеры. Поцеловав снова его в губы, я стал спускаться ниже, легонько прикасаясь губами к цветочной коже Луки. Его руки напряжённо касались моей головы, чуть-чуть нависая над моими волосами, и оставались там до тех пор, пока я не стал делать ему минет. Тогда уже вцепившись в мои волосы он стал сам толкаться мне в рот, при этом сладко постанывая. Маленький розовый член Луки был уже твёрдым и отзывался на ласку моего языка. Опираясь на обе руки, я делал приятное моему любимому. Когда он стал сжимать бёдра, приподниматься и задерживать дыхание я обхватил его член одной рукой, быстро двигая, довёл до оргазма. Другой я передёрнул своего Кешу, мне не требовалось многого, за три секунды я разрядился, при этом громко мыча и заглушая стоны Луки...       Закрыв тёплым одеялом Луку, я прижал его к себе и тихо прошептал в маленькое ушко: — Котяра ты мой, моя хрупкая незабудка...