Когда все плохо...

Вчера был последний концерт за месяц, шумный, веселый, после которого настроение достигло того уровня замечательности, когда необходимо продолжить праздник любой ценой. И если судить по ощущениям, это вполне удалось, не считая смутного осадка на душе, не портящего, впрочем, общего впечатления. Тонкий, острый луч прокрался в комнату, нашел себе жертву и издевался над ней, щекотал ресницы, назойливо светя в лицо. Он то и дело слабо прерывался, скрываемый хмурившимися тучами, то вновь набирал силу, не обращая внимания на застенчиво суетящуюся за окном морось. По телу медленно растекались слабость и тепло, перемешивались, оставляя ощущение легкого блаженства - вставать не было ни желания, ни сил. Складка простыни неприятно вжалась в бок, нарушая абсолютную гармонию. Флоран медленно перевернулся на живот, зарываясь в подушки и наполовину стягивая с себя тяжелое одеяло. Поясница предательски ныла, но ленивая дрема оказалась гораздо сильнее монотонной боли, прогуливающейся по позвоночнику. Раздался тихий шелест простыни, теплые сильные руки скользнули по спине до плеч, пригладили волосы, оставив на шее след аккуратного поцелуя. Флоран не сопротивлялся, поддавшись спокойствию и неге, пока не услышал знакомый голос: - Фло, вставай, уже полдень. Француз напрягся всем телом. С каких пор у Микеле такой низкий голос? И с каких пор так навязчиво ноет поясница? Флоран осторожно повернул голову, встретившись взглядом с теребившим его волосы Мерваном, и судорожно сглотнул: - Твою ж мать.