Не отпускай меня

Канда был ранен в сражении с Витторио. Раны у экзорцистов заживают, конечно, быстрее, чем у обычных людей, но даже им нужно время на восстановление. Идти он не мог, но продолжал ругаться, пока кровь сочилась из его раны на груди. Искатели боялись к нему подойти и на полметра. Канда сказал, что прирежет любого, кто останется. Когда он был в таком состоянии, его невозможно было переубедить. Линали умоляюще смотрела на меня, не зная, что предпринять. Ответ был прост. Надо подождать, рано или поздно его ярость выдохнется, тогда и оказывать ему возможную помощь. Когда он отключился, Книгочей оказал ему первую помощь, а искатели помогли перенести Канду в отель. Кровь удалось остановить, но он потерял её слишком много. Книгочей сделал всё, что мог, но ускорить процесс заживления было ни в его силах. У каждого из нас была ещё не выполненная работа и, возможно Канда был прав, не позволяя нам с собой возиться. Нужно было спешить. Друзья двинулись дальше, а я всё равно остался с ним. За окном было пасмурно, и скоро пошел дождь. Он шел уже несколько часов промозглый и холодный, как будто осенний, а Юу всё не приходил в себя. Время тянулось медленно. И внутри у меня было холодно от ощущения ненужности, словно я остался один на всем белом свете. Когда со мной был Мана, я не испытывал ничего подобного. Это ощущение усиливалось ещё и из-за присутствия Юу. Канда и его неприятие меня пугало. Я понимал, что он так относится ко всем, но мне всё равно было обидно. Я не хотел, чтобы он меня ненавидел. Я присел на край кровати, прислушиваясь к его неровному дыханию: - Канда, за что ты меня ненавидишь? Ответом было молчание. Стараясь справиться с внутренним дискомфортом, я заказал ужин в номер, не решаясь оставить его одного. Обычно, добрая порция еды улучшала моё настроение. Но только не сегодня. День клонился к вечеру, но который сейчас был час, сложно было сказать из-за облаков, которые темно-серой пеленой заволокли всё небо. В комнате стало прохладно. Я накрыл Канду одеялом и прилег рядом. У Юу начинался жар, его стало трясти в ознобе. Я понимал, что его организм справится сам, но меня так и подмывало что-либо предпринять, чтобы облегчить его страдания. Одеяло не помогало, и тогда я вспомнил, как меня обычно в детстве грел Мана. Иногда выдавались такие дни, что мы не могли позволить себе снять комнату и оставались ночевать на улице. Тогда Мана снимал свой пиджак и расстегал рубашку, потом прижимал меня к своей горячей груди и накрывал сверху пиджаком, крепко обнимая руками. Вдвоем нам было гораздо теплее, и я быстро согревался. Вот и сейчас мне в голову не пришло ничего лучше. Я разделся до нижнего белья и залез к Канде под одеяло. Беспокоить его было нельзя, поэтому я лег у него под боком, прижимаясь, как можно теснее. Я просунул одну руку ему под шею, другой обнял за торс, стараясь не задеть бинты. Живот мой оказался на уровне его бедра, а ноги вдоль его ног. Я подался вперед, прижимаясь к этому невозможном человеку. Он был худой, но жилистый. С прекрасной в меру развитой мускулатурой. Рельефные мышцы рук, красиво сформированные от бесконечных тренировок с мечом, сейчас находились в покое. Узкая талия, живот настолько плоский, словно натянутый между выпирающими косточками. Грудная клетка с прекрасно очерченными и чуть подкаченными мышцами, плечи в два раза шире бедер и длинные стройные ноги. Я скорее чувствовал всё это, чем видел, наслаждаясь теплом и покоем. Мне было немного непривычно от ощущения человеческого тела рядом. Наверное, когда он придет в себя, то просто убьет меня. Ну, и пусть. Зато может лихорадка его уменьшится. Он что-то бормотал и вздрагивал, темные длинные волосы разметались по подушке, скрывая под собой часть татуировки. Книгочей не собрал их в хвост, видимо ему не мешало это шелковистое море, а я теперь просто не хотел этого делать, любуясь длинными прядями. Почему Канда не стриг волосы, я не знал. Но думаю, на это была своя причина. Если подумать, я практически ничего не знал о нем, и мне хотелось это изменить. Но каждый раз он прогонял меня прочь словно безродного пса. Поэтому сейчас злобная часть меня ехидно посмеивалась над его беспомощностью. Обстоятельства давали мне возможность, хоть немного, но стать к нему ближе, даже если он и не желает этого. Канда был упрям, и именно это и стало причиной его увечий. Многодневная битва с Витторио без использования чистой силы оставила за собой печальные последствия. И не позвать на помощь, тоже было в его стиле. Упрямство и самонадеянность отлично вписывались в его сложный характер. Но почему эти черты в нем задевали меня, я ответить не мог. Я раз за разом пытался пробиться к нему, постоянно натыкаясь на стену его высокомерия. Невыносимый человек, который непостижимым образом стал мне не безразличен. Через какое-то время бормотание его усилилось, на лбу выступили капельки пота. Сейчас он не выглядел устрашающим. Канда нашел мою изуродованную руку и, переплетя наши пальцы, прижал её ещё крепче к своей обнаженной груди: - Аллен, - в его бормотании я четко расслышал своё имя. Мне было не понятно, зачем звать и прижимать к себе человека, которого ты ненавидишь. Быть может всему виной лихорадка?! Канда повернулся на бок, увлекая меня за собой. И я оказался прижатым к его спине. Я уткнулся лицом в его волосы, они чудесно пахли, губами прижался к татуировке, которая захватывала часть спины, ощущая неровности кожи. Мы лежали тесно прижатые друг к другу, укрытые одеялом, и, не смотря на то, что дождь так и не прекращался до наступления темноты, а в комнате было прохладно, нам хватало общего тепла. Мы согревали друг друга. Канду стало меньше знобить, и постепенно он затих, погрузившись в спокойное забытьё. Под звук дождя, согретый человеческим теплом, может впервые за долгое время, я заснул крепким сном, обнимая Канду. Мне снилось то время, когда я был вместе с Маной, и я был счастлив. Но вот дышать, почему то стало труднее. Теперь мне было уже не тепло, а жарко. Я открыл глаза и наткнулся на злобный взгляд Канды. Он бесцеремонно навалился на меня всем своим весом. - Ка…Канда, - я опешил, - что ты делаешь? По ощущениям у него всё ещё был жар. - Гороховый стручок, разве я не предупреждал, чтобы ты ко мне не подкрадывался, - он сверлил меня взглядом. И я не понимал, от чего он злиться. - Я и не думал подкрадываться, но тебя сильно знобило от температуры, и я всего лишь пытался согреть тебя, - я говорил быстро, желая, чтобы до него поскорее дошел смысл моих слов. - Так укрыл бы одеялом, - он был раздражен моим присутствием, впрочем, как и всегда. Абсолютно нормальная реакция Юу на меня. Это хорошо, значит пошел на поправку. Я попытался его вразумить: - Я и укрыл. Канда, вернись на место, твои раны откроются, а книгочея ты прогнал, как и всех остальных. Что мы тогда будем делать?! Здесь никого нет, никто не придет к нам на помощь. - Сам виноват, не фига было ко мне подкрадываться. Я уже здоров. - Да, не ПОДКРАДЫВАЛСЯ я. И вовсе ты не здоров, - вот они, упрямство и самонадеянность в действии. - До такого мог додуматься только такой шпендель, как ты, Аллен. Заруби себе на носу, никогда не стоит подкрадываться к спящему мужчине, да ещё под утро. В следующий раз это могу оказаться ни я. Я совершенно не понял, к чему он это сказал: - Что значит не ты?! По твоему я так могу довериться первому встречному?! - Ты – можешь. Я устало вздохнул, не желая продолжать этот спор, мне хотелось спать: - Считай, как знаешь, Канда, но, прошу тебя, подумай о своих ранениях. Выражение его черных глаз стало иным, но что было ни так, я сказать не мог. - Какое тебе дело, гороховый стручок. Выметайся из моей кровати, - он тяжело перевернулся на спину, давая мне возможность уйти. Всё ещё чувствуя его тепло, замечая этот другой не понятный мне взгляд, я решился задать мучивший меня вопрос вслух. Лучше знать правду, чем быть в неведении. Я приподнялся на локте, ещё ощущая на коже его остывающее тепло: - Канда, за что ты меня ненавидишь? Он посмотрел в мою сторону, внимательно вглядываясь в лицо и продолжая молчать, словно раздумывая над чем то. - Это всё дело в моих седых волосах и шраме, уродующем лицо? – не унимался я. Он ничего не ответил, продолжая, молча меня рассматривать, только выражение его лица изменилось, стало более замкнутым. - Ответь мне, Канда. За что? За что ты меня ненавидишь? Или это всё из-за моей руки, из-за чистой силы паразитического типа? Из-за нее я тебе противен? - я и сам не заметил, как повысил голос. Он чуть прикрыл глаза и вздохнул, словно ему докучали мои вопросы: - Успокойся, Аллен. Я не ненавижу тебя, - сказал он устало. - Нечего меня успокаивать. Прекрати, черт тебя подери, обращаться со мной, как с ребенком, - я сел на кровати, одеяло сползло, обнажая мой торс. Глаза Канды и без того темные, стали ещё глубже, как будто два черных озера. И я совсем ничего по ним не мог прочесть: - А ты и есть ребенок. И нечего путаться у меня под ногами. - Почему? – я пытался найти ответ в чертах его лица. Но оно, как всегда было непроницаемым. - Это сложно объяснить. Просто держись от меня подальше, - его взгляд словно обжигал меня. - Почему? Да, объясни же ты, наконец, и перестань от меня отмахиваться, - мне хотелось схватить его за грудки и хорошенько потрясти, чтобы стал попроще. - Вот поэтому самому. Ты ещё слишком молод. Разве ситуация не достаточно красноречива?! Тут я заметил, что сквозь повязки на его груди проступили капельки крови: - Канда, твои раны…смотри, они снова открылись. Но он отмахнулся от моей заботы: - Ерунда, просто сукровица выступила. Я склонился к нему, осматривая бинты, уже забыв о нашем споре, жалея, что позволил себе кричать на него и требовать ответов. И тут я сначала услышал его вздох, словно он устал с собой бороться, а за ним последовали слова: - Шпендель, ты меня не слушаешь. К черту повязки. Я тебя хочу. Я оторвал взгляд от бинтов и посмотрел на Юу вдоль его торса: - А?! Хочешь?! Секунд несколько я молчал, прислушиваясь к эху его слов у себя в голове. Казалось, они метались внутри черепной коробки, меняясь местами, но смысл их оставался прежним. - Значит, я тебе не противен? – услышал я свой собственный голос. Канда подкатил глаза, как делал обычно, давая понять, какой я идиот. Потом он просто взял мою руку и прижал к своему паху. - Юу, что ты делаешь? – от удивления, я даже не сразу сообразил, что назвал его по имени. А он этого не разрешал делать ни кому. Потом первой мыслью было отдернуть руку, но он держал меня крепко и я не стал вырываться, боясь повредить его ранам ещё больше. Его забавляло моё недоумение: - Это достаточно ясно говорит о том, что ты мне не противен?! Он усмехнулся, понимая, что я опешил и не могу подобрать слов: - А теперь, когда, надеюсь, ты понял, что к чему, ты испугаешься и убежишь, как и положено маленькому мальчику, и больше не будешь лезть ко мне со своей детской дружбой. Думаю, этого он и добивался. Спугнуть меня своей взрослостью, заносчивостью, пренебрежением. Но зачем гнать кого то, если на самом деле ты хочешь совсем другого: - Я не сбегу, Канда. Мне просто не куда бежать. А ты мой друг и то, что ты пытаешься в очередной раз оттолкнуть меня, вовсе не удивляет. Это вполне в твоем стиле и способ, выбранный тобой, не шокирует меня. Он притянул меня к себе ещё ближе, заставляя смотреть ему прямо в глаза, и прошипел: - Как же ты меня бесишь своим пониманием, Аллен. Ты всегда и всему пытаешься найти объяснение, всех понимаешь, всем сочувствуешь, как будто самому от жизни мало досталось. Почему именно ты?! Почему из всех людей на планете, «Тем Самым» оказался такой ребенок, как ты. Слушая его слова, я понимал, что он не шутит. Теперь не шутит, не издевается надо мной, как обычно. В это было тяжело поверить. - Если так и есть, то я счастлив, что в какой-то мере ты нуждаешься во мне, - я ещё не до конца осознал сказанное им, но чувствовал, как постепенно от его слов в груди становится теплее и дышать труднее, мешает «комок» в горле. - Вот ведь мелкий наивный шпендель, - он буквально фыркнул, выражая недовольство моими словами, и отвернулся к стенке, - Уходи. - Ты опять за своё? - я не верил своим глазам, - Как можно говорить одно, а делать совсем другое. Признаваться мне и тут же продолжать отталкивать своим поведением. - Не хочу быть к кому то привязанным. Тем более к тебе, - категорично заявил Канда. «Чертов Канда. Вот всегда он так». Я почувствовал, что начинаю злиться. - Я тебя не понимаю. То ты меня обвиняешь в трусости, то сам признаешься, что ты трус. Ты уж определись, потому что я не такой, я не сбегу. Я тебе уже сказал, - высказал я ему в спину. - Я тоже не трус, Аллен. Моё имя в его устах звучало как то по-особенному. Мне нравилось, как он произносил его на свой японский манер. - Но меня пугают мои желания. Ты даже не представляешь, сколько вещей я хочу с тобой проделать грязных и неприличных. А тебе всего шестнадцать и я понимаю, что не имею права даже думать об этом, - он рассказывал всё это не мне, а стенке. И как же меня выводила из себя его манера решать всё за других: - А я не чувствую, что мне шестнадцать. Знаешь, Канда, иногда я ощущаю себя древним стариком. В нашем мире быстро взрослеют. И, может быть, я не успею даже вырасти, чтобы тебя не мучила совесть. Ведь именно это тебя смущает. Мой возраст?! И твоя совесть не дает тебе покоя настолько, что ты готов позволить мне думать, что ты ненавидишь меня! Эгоист!!! Я впервые ругался на Канду. И даже сам не осознавал этого. В другой ситуации он бы давно надавал мне пендалей. А сейчас вот молчал. Не понимая до конца его желаний, окрыленный сознанием того, что не противен ему, боясь упустить момент, когда он лишь слегка приоткрылся мне этот другой, чужой Канда вовсе мне не знакомый, я выкрикнул: - Может, у меня нет будущего, а, может, его нет и у тебя. И если только в этом причина, по которой ты меня отталкиваешь, то просто забудь о ней. Нам, экзорцистам, жить надо так, как будто то каждый день последний. - Шпендель, ты даже не представляешь, о чем говоришь, - он слишком резко повернулся ко мне, сверкая глазами, желая оборвать меня на полуслове, свести на нет мою решительность, но ещё не до конца зажившие раны дали о себе знать, исказив его лицо гримасой боли, и он запнулся, а я продолжил. - Может, я и не знаю о тех желаниях, что не дают тебе покоя, но насчет остального я прав. - Тогда, я покажу тебе, чего хочу, - два обсидианта его глаз не отпускали мой взгляд. - Сейчас? – я снова прикрылся покрывалом, меня самого начало знобить от сложившейся ситуации. Он усмехнулся: - Разве не ты только что призывал меня жить одним днем? Канда наблюдал моё замешательство, явно забавляясь. - Но ты ведь ещё не восстановился, - это всё, что мне пришло в голову. Ещё одна улыбка в мой адрес: - Значит, ты всё сделаешь сам, - Канда дразнил меня. И улыбался он хорошо. Словно это был совсем другой человек. Не тот безразличный ко всему, замкнутый Канда. Попытавшись себе представить его «сделаешь всё сам», честно говоря, я подавился собственной слюной: - Чего? - Ты всё слышал, - сейчас уже смеялись и его глаза. Я даже не представлял себе, что взгляд этих обсидиантовых глаз может быть настолько теплым. Но он таким был. - Я…, - у меня пропал дар речи то ли от теплоты в его взгляде, то ли от того, что я плохо представлял себе, чего он хочет от меня, и воображение рисовало мне невесть что. - Стручок, ты же понимаешь, что я взрослый и желания у меня взрослые. Именно поэтому я и не подпускаю тебя к себе. Или ты опять заладишь про свою дружбу?! Для меня этого мало, я хочу от тебя большего. - Большего?! – я почувствовал, что краснею. - Я ведь тебя предупреждал, помнишь? – в его голосе звучал всё тот же смех, который вызывала моя растерянность. Но я был так рад тому, что его неприятие на самом деле ложное, так старался убедить его дать мне шанс, быть к нему ближе, что не особо серьезно отнесся к его словам «хочу тебя». Поэтому, сейчас я и сам почувствовал, как вытянулось моё лицо. - Я помню, ты сказал, что хочешь…, - дальнейшие слова дались мне с трудом, - хочешь в смысле, как женщину? – моё лицо залила краска смущения, я даже и смотреть на него уже не мог, хотя мне нравилось то, как он выглядел сейчас. В нем не осталось и следа от обычной отчужденности, словно он был для меня родным. Таким Канду я не то, что никогда не видел, я даже представить себе не мог. Он засмеялся, так естественно и не принужденно, и я почувствовал себя ещё более глупо, но звук его смеха ласкал мою кожу. - Иди сюда, дурачок маленький, - он притянул меня к себе и я не сопротивлялся, боясь сделать ему больно, - я хочу тебя, как мужчину, но суть отношений примерно будет похожа на отношения с женщиной. - Понятно, - только и смог прошептать я, прижимаясь к его груди. Его ладони успокаивающе ласкали мою спину круговыми движениями, его запах заполнил мои ноздри, тепло его тела согревало вновь мою кожу. Я услышал, как он вздохнул, и его дыхание зашевелило волосы на моей макушке: - Что же мне с тобой делать, Аллен?! Я поднял голову, чтобы взглянуть Канде в лицо, я что-то хотел сказать ему, но забыл об этом, теряясь в глубинах его глаз. Он чуть приподнял голову и, удерживая мой взгляд, прикоснулся губами к моим губам. Сначала совсем легко, едва ощутимо его губы захватывали мои. Какие-то странные ощущения поползли по моему позвоночнику. Постепенно расслабляясь, я прикрыл глаза. Юу прервал поцелуй: - Аллен, не закрывай глаза, я хочу видеть в них отражение твоих эмоций. Я приоткрыл рот, собираясь согласиться с его просьбой, но это была ловушка. Его язык проник внутрь, лаская внутреннюю поверхность моих губ. Это было чудесное ощущение. Желая продлить его, я стал целовать его в ответ, робко и неумело. Ответом мне был тихий стон. Кончик его языка пробежался по моим зубам, лаская внутреннюю поверхность щёк, потом вернулся, пытаясь протиснуться между зубами. Я впустил его и наши языки встретились. У меня кружилась голова, хотелось закрыть глаза и раствориться в ощущениях, но он просил меня этого не делать. Так мы и смотрели друг другу в глаза, пока наши языки ласкали друг друга. Поцелуй затягивался, и мне уже не хватало воздуха. Канда почувствовал это и, отстранившись от меня, сказал: - Аллен, давай зажжем свечи, - его просьба показалась мне странной. За окном светало, и эта уютная полутьма скрывала моё смущение. Но раз он так хотел, то я выскользнул из его объятий и зажег подсвечник возле кровати. - Зачем? – поинтересовался я, вглядываясь ему в лицо, пока разгорались свечи. - Я хочу тебя видеть. Каждый изгиб на твоем теле, каждую черточку твоего лица, каждое выражение твоих глаз. Я покажу тебе, чего хочу. А потом ты сам решишь, будет ли продолжение у наших отношений. Теперь задвинь шторы и сними нижнее бельё. Сегодня нам ничто не должно мешать, - он больше не подтрунивал надо мной, и мне стало не уютно от важности момента. Смогу ли я принять те отношения, которые он хочет?! - Канда…я, - я не знал, как мне быть. Как объяснить ему, что я умираю от смущения. Навряд ли он поймет. Его имя никогда не стояло рядом с глаголом «смущаться». Неловко могло быть всем вокруг, но только не Юу. Но он не был бесчувственным, просто хорошо владел собой. Я давно это понял. Видя мою растерянность, он неправильно её воспринял: - Ты сказал, что не сбежишь, - напомнил мне Юу. Сейчас он казался спокойным и уверенным, как обычно. И его слова можно было бы воспринять, как обыкновенную констатацию факта, но это было не так. Что-то подсказывало мне, что он тоже боится, боится того нового, что прокралось в наши отношения, боится, что я струшу в последний момент. Хорошего он обо мне мнения. Разве такое когда-либо случалось?! - Да, - я кивнул, подтверждая свои слова, пытаясь не обращать внимания на то, как дрожат мои руки. Если я сейчас сбегу, то Канда никогда не даст мне второго шанса. А я хочу хоть изредка видеть его таким, как сейчас. Он дорог мне. Пусть я хоть сгорю от смущения, но сделаю, как он сказал. Я вернулся в кровать. Пальцы дрожали, ладони были холодными. Как то я слышал, что это естественная реакция организма на страх. Кровь приливает к ногам, чтобы человек мог убежать, а ладони при этом холодеют. Но Канда уже притянул меня к себе, обрывая мои размышления. Его руки обнимали меня. Его горячие ладони ласкали мою спину, оглаживая бока, спускались ниже, захватывая ягодицы. Это было настолько приятно, что мне хотелось продолжения. Он попытался приподняться, но на повязках снова выступили капельки крови. - Может, мы отложим это? - Ничего мы откладывать не будем, шпендель, - морщась, он лег обратно на подушки, - Полезай наверх. Садись задом наперед. Я взобрался сверху, оседлав Канду. Мой обнаженный пах был прижат к его чреслам, но нас разделяли его брюки. Наверное, это было не честно. Смущенный, но раздетый я, и уверенный, но одетый Канда. Но так было. И я старался больше не задавать ему лишних вопросов, чтобы не стушеваться ещё больше. Я почувствовал, как его ладони легли мне на плечи, пробежались по выпирающим лопаткам, спустились вниз по позвоночнику и замерли на моей талии. - Аллен, ты такой худой. Тебе надо лучше питаться. Я усмехнулся про себя. В этом был весь Канда, его никогда не интересовали бытовые мелочи и шутки из нашей жизни в Главном управлении. Иначе бы он знал о том, что у меня чрезвычайно хороший аппетит. Но хорошим был также и обмен веществ, который просто не позволял мне прибавку в весе. Я немного стеснялся этого и сейчас мне в голову пришел вопрос «А что если ему не нравится моя худоба?» Я никогда не задумывался о подобных вещах в отношении других людей, но ему я хотел нравиться. Я опустил взгляд на его смуглые пальцы на своей талии. Такие изящные, но сильные, они контрастировали с моей бледной кожей. Я смотрел на них и не верил в происходящее. Не верил тому, что Канда на самом деле сказал: - Мне всё в тебе нравится, Аллен. Твоя стройность, твои седые волосы, твой голос, в котором иногда звучат ещё детские интонации. Меня восхищает твоя решимость и то, как легко ты принимаешь свою судьбу и идешь вперед по выбранному пути, не отступая и не сворачивая, - его голос ласкал мой слух, его слова отметали мои сомнения, - Мне нравится твоя верность друзьям, но только вот я не хочу быть тебе другом. Я был ошарашен его словами, в груди щемило. Эмоции, вызванные тем, что он сказал, многократно усиливались новыми ощущениями. Он чуть приподнял меня за талию и подтянул повыше: - Расстегни, мне тесно, - я не сразу понял, что он имел в виду. Но потом мой взгляд упал на его пах. Штаны ему сильно давили. Немного повозившись с пуговицей, я быстро расстегнул молнию и оттянул вниз резинку трусов. Я слышал, как Канда глубоко вздохнул, словно всё это время задерживал дыхание. Он уже был напряжен до предела, и когда только успел. Плоть, налитая кровью, приобрела немного лиловый оттенок, из отверстия на головке выступила смазка. Я не мог отвести взгляда от этого зрелища, весь пунцовый от смущения. Выбранная им позиция сначала, казалась мне странной, но теперь я был рад ей, потому что она скрывала наши лица друг от друга. Канда полусидя, расположился на подушках. Его рука легла мне на пах, поглаживая и дразня. Его пальцы стали ласкать мой расслабленный член. Учитывая мой возраст, я легко поддавался возбуждению, об этом не трудно было догадаться. И мой мучитель умело пользовался этим обстоятельством. Я отвердел практически сразу, а он всё продолжал ритмичные движения от головки к основанию и обратно. Кожа на его ладонях была огрубевшей от бесконечных тренировок с мечом, и этот контраст нежного и грубого будил во мне непередаваемые ощущения. Словно я терся о грубую ткань, цепляясь за швы. Они пробегали мелкими электрическими разрядами вдоль позвоночника, отдавая в поясницу. Когда я заполнил собой ладонь Канды, он чуть подтолкнул меня вперед, пока наши члены не прижались друг к другу. Я вздохнул и задержал дыхание. Какая шелковистая у него там была кожа. Его ладонь прижимала нас друг к другу, продолжая своё скольжение. Тут я задумался о размерах. Сейчас головки были на одном уровне, но если учесть, что я располагался выше, то эта разница выступала не в мою пользу. Но сейчас меня это не столько расстраивало, сколько пугало. Я уже начинал догадываться, как это бывает между мужчинами. Думаю, Канда ещё раньше заметил моё смущение и мой страх, благодаря этой позиции, давал мне возможность рассмотреть всё подробно, не показывая ему своих чувств. Так вот для чего нужны были свечи. Они должны были мне помочь совладать с собой. То, что было дальше, не поддается описанию. Он ласкал меня, вытворяя вещи, о которых я даже не подозревал. Мне, казалось, что я умираю от удовольствия и стыда. Голова стала тяжелой, и я подался вперед, опираясь на руки по обеим сторонам его бедер. Я опустил голову вниз, но от этого кровь прилила к ней только сильнее, и я почувствовал ещё большее опьянение от возбуждения, которое он, так умело вызывал в моем теле. На головке выступила смазка, и Канда размазал её, играя с уздечкой. Ему было мало видеть и ощущать, как я реагирую на его прикосновения. Он хотел услышать мои стоны. Его пальцы стали ласкать подрагивающую головку круговыми движениями, то спускаясь к канавке и обводя её по кругу, то вновь возвращаясь к прорези на верхушке. Прилив крови распирал мой член, вызывая пульсацию, переходящую в подрагивание. Но я ещё держался, стараясь не стонать в голос, чувствуя, что разрядка уже близко. Он видимо тоже догадался об этом, потому как его руки вдруг оказались на моей талии. Он потянул меня на себя, давая понять, что я должен расположиться повыше. Всего один шаг на коленях назад, и я стал полностью открыт его изучающему взгляду. В голове шумело от притока крови. Я даже думать не хотел, насколько неприлично сейчас выглядел. - Ты здесь такой красивый, Аллен, - услышал я хриплый шепот. Изнывая от возбуждения и стыда, я даже боялся предположить, куда дальше нас заведет его необузданная развратная фантазия. Канда не спрашивал моего согласия, он просто делал, что хотел, а моё тело отвечало ему. Тут я почувствовал его язык. Он сначала облизывал мою сжавшуюся мошонку, заставляя меня часто и не ровно дышать, а потом обхватил её губами, затягивая в рот. Судорога свела низ моего живота и, застонав, протяжно и громко, я кончил ему на грудь, испачкав повязки. Когда до меня дошло произошедшее, я лишь сумел выговорить: - Канда, смотри, что мы наделали. Его дыхание тоже сбилось, но я заметил это только, когда он заговорил: - Стручок, если ты ещё можешь думать о повязках, значит, я плохо над тобой поработал. Забудь про раны, это сейчас не имеет никакого значения. Мне нравится быть испачканным тобой. Благодаря небольшому перерыву и предшествующей разрядке, возбуждение отступило, и я обратил внимание на пах Канды. Это было красиво и мне захотелось прикоснуться к нему. Я склонился ещё ниже, почти дотянулся губами, когда услышал шепот Канды: - Не трогай, я итак еле держусь. - Почему? – я замер над ним, настолько близко, что моё дыхание шевелило густую темную поросль. - Я хочу войти в тебя и там позволить себе разрядиться, - его голос стал ещё тише, - Иди ко мне, Аллен, придвинься чуть ближе, - Тебе нужно больше времени, но я уже не могу ждать. Придется немного потерпеть. Не понимая до конца, о чем он говорит, я кивнул. Канда просунул подо мной свои руки, фиксируя мои бедра, и ладонями развел в стороны половинки моего зада. И здесь я почувствовал его язык. Он лизал моё отверстие. Я вздрогнул, чувствуя, как краснеет моё лицо и застонал, вместе с тем расслабляя анус. Потерпеть? Я думал, придется терпеть боль, к ней я давно привык за всю мою короткую жизнь. Но я не предполагал, что нужно терпеть удовольствие. Его язык проскользнул внутрь, вырывая у меня всё новые и новые стоны. Продолжая жарко лизать, Канда усилил нажим, добиваясь, чтобы внешний край отверстия чуть разошелся в стороны, открывая доступ его губам. Я задыхался от нахлынувшего удовольствия. На тело накатывала слабость, руки и ноги дрожали, пока мышцы стенок то сжимались вокруг его языка, то расслаблялись, пропуская его внутрь. Ощущения были настолько острыми, что выносить их было практически невозможно. За языком последовал палец, сначала один, потом второй. Я был настолько расслаблен и охвачен жаром, что практически не чувствовал дискомфорта. Всё стало ужасно влажным от слюны и выделяющейся смазки. Теперь во мне были уже три его пальца. Сопротивление тела было минимальным. - Аллен, ты уже готов меня принять. Перевернись на спину и не закрывай глаза. Достаточно уже от меня прятаться. Он подтолкнул меня в бок и, перекатившись, я упал рядом с ним на спину. Канда встал на колени и, опустившись на пятки, рывком подтянул меня к себе за ноги. На повязках снова выступили свежие пятна крови, но, по-видимому, сейчас, охваченный возбуждением, Канда не чувствовал боли. Он склонился ко мне и развел мои ноги в стороны. Меня накрыла пелена его черных, как вороново крыло волос. Это словно отгораживало нас от реальности окружающего мира. И зажимая мой вновь возбужденный член между нашими животами, Канда произнес мне прямо в губы: - Стручок, ты ещё не передумал? Пока мы не пошли до конца, ещё есть шанс убежать, потому что потом я тебя уже не отпущу. Я смотрел на него и не мог насмотреться. Возбуждение кипело в моей крови. Я давно позабыл обо всем, что нас разделяло: о его ранах, о своем смущении, о долге экзорциста, о страхах быть не понятым окружающими. Сейчас меня до краев наполняло только одно желание, я хотел обладать им так же сильно, как и он мной. Я хотел стать с ним одним целым. - А я и не хочу, чтобы ты меня отпускал. Завтра мы разойдемся по разным сторонам. Я отправлюсь догонять друзей, а Канда вернется в главное управление за новым заданием. Мы продолжим поиски чистой силы порознь, и никто не знает, встретимся ли вновь. Но я буду идти своим путем со знанием, что не безразличен Канде. Он сказал, что больше меня не отпустит. Я хотел понимать это буквально.