Друг

Кёнсу не знал, что ему делать. Он не знал, как ему реагировать на всё и как скрывать бушующие внутри чувства. Он вообще не знал, почему эти самые чувства внутри бушуют. Но счастливый голос Чонина и его улыбка до ушей размазывали сердце Кёнсу по кирпичной стене, вдавливая сильнее, чтобы внутренности предсердий и желудочков вытекали тёмно-алыми жидкостями на холодную землю. Кенсу никогда не был тем человеком, который принимает поражения от ленивых пуль несправедливости, но под напором серьёзного взгляда пары нечеловечески безупречных глаз и практически беззвучного шёпота в самое ухо, душа просила сдаваться, а ноги стойко стояли, пока совсем не подкосились, роняя тело в нежные руки Чонина. - Что случилось, хён? Тебе нехорошо? - взволнованные выдохи в сторону лучшего друга - обезоруженного и пробитого насквозь миллиардами пуль. Чонин беспокоился, а Кёнсу просто хотел исчезнуть, оказаться подальше от этого места и никогда не слышать того шёпота. - Голова закружилась что-то... Чонин-а, можешь оставить меня одного? Я полежу немного, - сердце отбивало ритм сломанного метронома, который каким-то случайным образом оказался в руках далеко не у музыканта. Кёнсу был обескуражен в то время, как Чонин просто принимал всё за реальность. Дверь за парнем закрылась так же быстро, как глаза Кёнсу налились пламенно-горячими слезами, от которых жгло щёки и трясло губы. Этот счастливый шёпот пробирал тело насквозь, а этот смущённый румянец на чониновских щечках прожигал стенки необходимых для жизни органов изнутри. "Хён, ты же мой лучший друг, верно?" Нет! - кричало внутри у Кёнсу. Нет! - тысячью голосовых оттенков и миллионами эмоций на добром лице. Нет! - громким эхом в огромных пещерах души. Нет! - сломленным от слёз голосом после беззвучного рыдания. И - Да. - тихим ответом на вопрос. Да. - безэмоциональным лицом после жаркого шёпота в ухо. Да. - разбитым сердцем и расколотым надвое миром. "Тогда можно рассказать тебе секрет?" Беспечным желанием и неопределенной серьёзностью, лицо Чонина связывало узел на бледной, покрытой россыпью родинок, шее Кёнсу. Не нужно, Чонин! - кричало внутри у Кёнсу. Не нужно, Чонин! - миллиардами безостановочных предложений и слезливых просьб. Не нужно, Чонин! - беспрерывными мольбами и молитвенными прошениями. И - Можно. - тихим ответом на вопрос. Можно. - противным скрежетом по и так израненной душе. Можно. - просыпанной банкой кнопок, по которым еще предстоит долгий путь. "Только никому, ладно?" Тонной надежды и бесконечным доверием, голос Чонина застревал в горле Кёнсу огромным комком, который не двигался и душил, душил, душил... А мне это и не надо! - кричало внутри у Кёнсу. А мне это и не надо! - раздражительным воплем на все клеточки организма. А мне это и не надо! - громкими криками в свою подушку и терпеливыми взрывами внутренностей. И - Никому. - тихим ответом на просьбу. Никому. - горькими ожиданиями и неприличными воздержаниями. Никому. - дарящим доверие кивком и неслышным всхлипом. "Я... Я, кажется, влюбился, хён!" Противостоящими правилам словами, глаза Чонина вонзали в сердце тысячи ножей и крутили их в триста шестьдесят градусов, чтобы не оставалось живых клеточек, чтобы всё выливалось вместе с устоявшимися чувствами, чтобы не оставалось ничего, кроме "просто друг"... Зачем ты говоришь мне это? - кричало внутри у Кёнсу. Зачем ты говоришь мне это? - толикой надежды на прекращение всего этого. Зачем ты говоришь мне это? - слабым стуком сердца, которое все еще жило, но уже ничего не воспринимало. Зачем ты говоришь мне это? - поднятыми в мольбах бровями и прослезившимися глазами. Но - Неужели наш мальчик наконец-то вырос? - риторическим вопросом на смущённое откровение. Неужели наш мальчик наконец-то вырос? - бессмысленными буквами, кинутыми выдохом в воздух. Неужели наш мальчик наконец-то вырос? - натянутым удивлением с натянутой улыбкой на неискренне добром лице. "Я тебе даже скажу, кто она, хён! И ты, наверное, сам уже догадался". Океанами смущения и морями счастья, улыбка Чонина ставила Кёнсу на край крыши небоскреба, чтобы воздух питал всю жизненную энергию, а земля забирала с собой все воспоминания и всю любовь, хранящуюся в голове. Не говори ничего, прошу! - кричало внутри у Кёнсу. Не говори ничего, прошу! - дрожащими пальцами на обхвате головы. Не говори ничего, прошу! - холодными глазами в самую душу. Не говори ничего, прошу! - умоляющими словами из дрожащих губ. Но - Это Чон Суджон, верно? Ты уже давно на неё засматриваешься! - смешком на волнительную улыбку. Это Чон Суджон, верно? - разбитыми надеждами на счастливое будущее. Это Чон Суджон, верно? - печальным вздохом и сокрушенным миром, в котором больше нет солнца. "Да, это она. Хён, я знал, что ты догадаешься сам! Ты же мой лучший друг! За это я и люблю тебя". Счастливыми восклицаниями и блаженными утверждениями, любовь Чонина больно ударяла по ребрам изнутри, разрывала грудную клетку, не оставляя возможности дышать и жить, не оставляя возможности быть любимым и любить дальше. Да, это она. - острыми лезвиями по голубым венам на бледной коже. Хён, я знал, что ты догадаешься сам! - бесконечной агонией в здравом уме. Ты же мой лучший друг! - заполненными водой лёгкими в тесной ванне под слабым освещением. И - За это я и люблю тебя. - прощальным криком на большой высоте одинокого края скалы перед единственным последним шагом. Кёнсу никогда не был тем человеком, который принимает поражения от ленивых пуль несправедливости, но под напором серьёзного взгляда пары нечеловечески безупречных глаз и практически беззвучного шёпота в самое ухо, душа просила сдаваться, а ноги стойко стояли, пока совсем не подкосились, роняя тело в нежные руки Чонина. Кёнсу не знал, что ему делать. Он не знал, как ему реагировать на всё и как скрывать бушующие внутри чувства. Он вообще не знал, почему эти самые чувства внутри бушуют. Но счастливый голос Чонина и его улыбка до ушей размазывали сердце Кёнсу по кирпичной стене, вдавливая сильнее, чтобы внутренности предсердий и желудочков вытекали тёмно-алыми жидкостями на холодную землю. - Что случилось, хён? Тебе нехорошо? - Голова закружилась что-то... Чонин-а, можешь оставить меня одного? Я полежу немного. Лучший друг - это тот, кому можно доверить все свои самые сокровенные тайны. Кенсу был им, он был всего лишь лучшим другом, хотя хотел быть той самой сокровенной тайной. Из глаз предательски продолжали течь слезы, а изо рта вырывались нервные всхлипы от беззвучного плача. Кёнсу не знал, что ему делать, но делать нужно было хоть что-то. Поэтому он, не раздумывая, выбрал самый сложный путь - любить дальше. Любить и молчать. Любить и терпеть. Но главное - любить. Потому что он лучший друг. А друзья не должны причинять боль.