Отвергнутый
Не понимает. Сого не понимает, почему удаляющаяся спина Ято не вызывает в нем никаких чувств. Были ли они когда-то в его сердце? Или же умерли в то мгновение, когда сестра ушла навсегда? Грубые слова легко сходят с губ, они пропитаны ложью и подлостью. Легко оскорблять, когда человек ушел. Еще проще, когда он и не существовал вовсе. Прислоняясь к холодному оконному стеклу, полицейский видит, как медленно идет Камуи. Ято словно ждет, что Окита спустится по лестнице, выбежит на улицу и закричит. Что-нибудь глупое, романтичное, например: «Останься!», которое, быть может, все-таки достигнет рыжеволосого. Но Сого никогда не сделает подобного – он такой же гордый. Гордость убивает чувства. Банальная истина раскрывается перед Окитой так просто, что кажется, будто сходишь с ума. И даже самые маленькие ростки симпатии чахнут, когда разговоры превращаются в сухие подколки и обсуждения незначимых попросту вещей. «Я возвращаюсь». Несколько слов, которые Сого ожидал с самого начала. И знал, что когда услышит их, ничего не сможет ответить. Оказывается, как тяжело пытаться возродить диалог, построенный на нужде этого же диалога. «Попрощайся с сестрой за меня». А кто будет прощаться с ним? Кто обнимет напоследок Сого? «Ты хочешь что-то сказать?» Если бы Окита мог – он бы сказал. Да вот только в голове пусто. Неужели Камуи не понимает: настоящую любовь сложно схватить за шиворот? Самые громкие признания пусты, и самые искренние чувства настолько молчаливы, что человек, не дождавшись их выражения, уходит вдаль, как и Ято. «Позабудь о всем, что было». Позабыть? Сого любит. Но любит ли он? Кого? Собственное отражение в зеркале, которое напоминает ему о сестре каждое утро? Камуи, холодного, как лед, и непонятного, как оккультная книга? Кагуру, честную и невинную? – Да и пошел ты к черту. Даже нет, срал я на всех вас, – шипит Окита, отправляя в далекий полет вазу – она пережила многое – и страстный секс, и молчаливую неловкость, и даже горечь расставания. – Появляетесь в моей жизни и так же неожиданно исчезаете. Переворачиваете с ног на голову, лезете в сны. Осколки сыплются на пол. Им уже не впервые здороваться с полом – Камуи не раз начинал буйствовать от удовольствия, когда Сого зажимал его руки и вдавливал в кровать. Окита часто задумывался над простым, но таким трепещущим вопросом: почему Ято позволил ему быть сверху? Искупление? Мазохизм? Ни то, ни другое определенно не подходило хладнокровному Камуи. «Ты знаешь, почему я ухожу». Сого знал. И даже в самые любовные, прекрасные моменты, когда ночь опускалась в Эдо и забирала Камуи в объятия сна, Окита не прекращал помнить истинную причину их отношений. Тем, кто был виновен в их бездушном сексе, в безразличных взглядах и тяжелом прошлом, была Кагура. Да. Именно Кагура. Человек, который создал эти болезненные года муки, человек, который их же и окончил. – Я не позволю тебе срываться на мне. Такой спокойный и красивый голос, но он… женский. Хоть и похож на голос Камуи, он – чужой. – Зачем ты вообще пришла? Кагура медленно собирает осколки, не боясь порезаться. Доставая из-за тумбочки отколовшееся горлышко вазы, она поворачивается к Сого с уставшим взглядом. И чего они достигли? Что получили эти трое? Боль? Непонимание? – Жалею, что связался с вами, – плюет Сого. – Вы не умеете любить. Вы живете ради боли и страданий, умираете ради того же. Никогда не забывал, что вы – не люди. – Садист, не истери, тебе не идет, – вздыхает девушка. Ее волосы такие же рыжие, как и у Камуи. Она такая же. Абсолютно. Они словно близнецы, черный и белый. Теплый и холодный. Любимый и… любимый. – Он передал тебе слова прощания. – Я видела его только что. Да и какая разница? Я все равно для него ничего не значу, – тихо говорит Ято. Сого смеется, почти хохочет. – Ошибаешься. Он поэтому и ушел. Потому что любит тебя в миллиарды раз сильнее меня, знает о твоих чувствах ко мне и о моих к тебе. – Что ты несешь, идиот? Любит? – Кагура с недоверием улыбается. – Именно. Хотя ты слишком мала, чтобы понять. Он подходит к девушке и смотрит ей в глаза. Синие. Сколько раз Сого успел произнести «синие» про себя? А влюбиться в них? – Кагура, что мне делать? – гладит женские волосы, пряди скользят по пальцам, солнечные, яркие, такие любимые. – Не знаю, что чувствую. Чувствую ли вообще. Все запуталось. Сого падает на пол, не понимая, в кого он превратился. В слабака, обнимающего женские ноги, в отвергнутого парнем, вы вдумайтесь, парнем! – Почему я ищу утешения у тупой безгрудой китаянки? – с горечью произносит Окита. Он не замечает, как Кагура молча плачет сухими, несуществующими слезами.Акула
– Гин-сан, почему Кагура-чан постоянно ходит такая подавленная? Я пробовал спросить, но она ничего не ответила. Ест мало, на Садахару внимания не обращает и вечно где-то пропадает. Может, она опять связалась с плохой компанией? – Шинпачи всегда волнуется за своих друзей. Он иначе не умеет. – Как только ты начинаешь говорить об этой девчонке, моя голова моментально лопается от перенапряжения, – сварливо отвечает ему Гинтоки, читая новый сериал Джампа. – Господи, ну неужели редакции не попадает ничего годного на собрания? Что за муть они издают? – Ты о чем, Гин-сан? – Шинпачи подметает, но ему интересно – однако Гинтоки прячет журнал. – О новой истории в Джампе. Знаешь, здесь рассказывается о любовном треугольнике. Подобные банальности уже давно никого не трогают, чего ожидают джамповские старые дядьки? – Как это относится к Кагуре-чан? – с непониманием спрашивает Шинпачи, убирая веник и присаживаясь рядом с Гинтоки, который недовольно кряхтит – кто-то посмел потеснить его с любимого места. – Так вот, – не отвечает Гинтоки, – история называется «Моя любимая сестренка». И в этом сопливом седзе рассказывается о том, как маленькая пятнадцатилетняя девочка влюблена в брата и в еще одного парня. Те соревнуются друг с другом, а в конце их всех сжирает акула. – Что? – ошеломленно переспрашивает Шимура. – Они втроем купаются на курорте, после чего акула откусывает девочке ноги, и последняя тонет. Пацаны пытаются спастись, позабыв о главной героине. – Так это ужасы, а не седзе? – Ага, – Гинтоки ковыряется в носу. – И как это относится к Кагуре-чан? – повторяет окончательно запутавшийся Шинпачи. – Никак. Шимура сидит и долго размышляет, почему учитель такой идиот, как громкий хлопок входной двери его отвлекает. – Привет, Кагура-чан. – Привет, Шинпачи. Ято закрывается в спальне. – Шинпачи, представь себе такую ситуацию. Есть три человека. И каждый из них любит двух других, не желая при этом никому навредить. Как думаешь, чем закончится эта история? – Уверен, что ничем хорошим. – Вот и Кагура так считает. Отнеси ей мой Джамп, может, почувствует себя лучше. Манга всегда спасала меня тогда, когда не хотелось работать. Через полчаса Кагура пытается уснуть, держа в руках еженедельный журнал. Гинтоки и Шинпачи о чем-то шепчутся в гостиной, но Ято не хочет ни о чем думать. Любое решение, которое она примет, губительно и для Сого, и для Камуи. Брат оказался самым сильным – он разорвал тяжелый для всех бесконечный круг. Однако правильно ли это? Они забудут. Камуи. И Сого. И даже Кагура обо всем позабудет. Такова жизнь – она болезненна, такова любовь – она вырывает сердце, стирает из него все, делает пустым и бесполезным. Слезы падают на страницы с мангой, бумага намокает... оставляя на ладонях невидимые чернила.