***
Елена вошла в просторный холл одной из лучших больниц города. Она никогда не бывала здесь прежде, но именно тут предположительно практиковался Дэймон во время своего пребывания в Нью-Йорке, так, что у нее появился отличный повод устроить экскурсию. На самом деле, им нужно было поговорить, и она не знала, как лучше устроить это. Она могла бы дождаться его дома, но если учесть, что Стефан проводил практически все время с ней, то откровенного разговора не вышло бы. Да и Дэймон возвращался домой глубокой ночью, поймать его было задачкой не из простых. – Добрый день. Чем могу помочь? – дружелюбно спросила девушка на ресепшене, когда Елена подошла к ней. – Мне нужно найти Дэймона Сальваторе, – после небольшой паузы ответила Елена. – По какому вопросу? Может, я смогу помочь? – спросила блондинка. – Нет, у меня личный вопрос, – Елена заправила прядь волос за ухо. – Ну, сегодня у него никаких операций не назначено, так что не знаю даже здесь ли он. Но, кажется, он не уходил. Его кабинет номер 215, это на втором этаже. Елена направилась туда, куда было сказано, но ей повезло: стоило ей сделать несколько шагов в сторону лифтов, как из одного из них вышел Дэймон, удерживая в руках какие-то бумаги. Он повернул в коридор, не заметив ее, и ей пришлось прибавить шагу, чтобы догнать его. – Дэймон, эй! – окликнула она его сзади, постепенно нагоняя. – Елена?! – Привет, - девушка выровняла слегка участившееся дыхание. Она заметила легкую тревогу на лице мужчины и слабо улыбнулась ему. - Не ожидал тебя здесь увидеть, - сказал Дэймон, улыбнувшись. - Я хотела поговорить с тобой, - она пожала плечами, - если ты не занят. -Что-нибудь случилось? - полюбопытствовал мужчина, опустив глаза к своим бумагам и мысленно решая от каких планов придется отказаться в связи с визитом девушки. Через несколько минут они зашли в его кабинет. В комнате было темно, на окнах были опущены жалюзи, которые почти не пропускали солнечный свет. Здесь было прохладно и дышалось легко. Елена прошла вглубь, осмотрелась, ничего особо не подмечая. Стеллажи с папками, шкафчики, небольшой кожаный диван и письменный стол - все. Она даже почувствовала какое-то разочарование, в глубине души надеясь обнаружить что-нибудь особенное в логове Сальваторе. - Ну, так что? - она развернулась к мужчине лицом, отгоняя лишние мысли, и скрестила руки на груди. По дороге в кабинет девушка успела поделиться с Сальваторе своими наблюдениями, касающимися ее парня. Дэймон внимательно выслушал все, что сказала Елена, и теперь она ждала его вердикта. Мужчина прошел к своему широкому столу, где стояли настольная лампа, черный ноутбук и лежала целая стопка различных папок и бумаг. - Я поискал на досуге пару подходящих клиник, но я не знаю, как ты отнесешься к этому, - ответил Дэймон, внимательно глядя на девушку. Мужчина вальяжно устроился на кожаном темно-бежевом стуле и расстегнул белоснежный халат. - Я думала об этом, - честно признала Елена, - но… я не уверена, что он согласится. Дэймон только пожал плечами, словно говоря: «Ну, это уже не мое дело». Она отвела взгляд, задумавшись о чем-то своем, и, наконец, добавила: -Думаю, я сумею убедить его. Так… что ты выбрал? Он молча включил компьютер, старясь не обращать внимания на нервничающую Елену. Она сомневалась, что что-то из этого получится, но отступать было поздно. Плюс ко всему, был какой-то страх перед неизвестностью: отправить Стефана в клинику казалось ей неправильным. Словно она решала его судьбу без его ведома, и в какой-то степени так и было. Дэймону было трудно видеть ее внутреннюю борьбу, ее страх потерять любимого человека. Это напоминало ему себя каких-то десять лет назад, когда точно так же любовь терзала сердце, заставляя волноваться и бояться потерь. - Он справится, - уверенно сказал мужчина, - вот увидишь. Сальваторе открыл сайты, принадлежащие клиникам, борющимся с алкогольной, наркотической и психической зависимостями. - Посмотри, - подозвал он девушку взглянуть на экран, где был целый водоворот из фотографий и историй со счастливым концом, - здесь работает мой хороший знакомый, я созвонился с ним, и он пообещал помочь. А здесь, - он кликнул на другую вкладку, - владелицей является моя подруга еще с институтской поры, поэтому над Стефаном будет особый контроль, ну и, конечно, уход подобающий. Взглянув, Елена отметила, что обе клиники были неплохими. "Больше похоже на отличный санаторий, чем на сумасшедший дом с серыми стенами и облупившейся краской", - сказала она себе, хотя гнетущее чувство не покидало ее ни на секунду. - Черт, понятия не имею, какая лучше, - она уперлась обеими руками в стол и слегка наклонилась, вчитываясь в строки, - лучше выбери ты. Обе выглядят довольно... мило. Елена бегло просмотрела информацию об обеих клиниках, но содержание статей было довольно схожим. Счастливые фотографии некоторых семей, красивые пейзажи – все казалось таким обнадеживающим и светлым. Елена чувствовала, что, какую бы клинику они не выбрали, Стефану будет оказана хорошая помощь. Пожалуй, это были два самых лучших варианта. - Мне кажется любая из них подойдет, - заключила Елена, - я должна буду позвонить или ты сделаешь это? Она опустила взгляд, тут же замечая небольшую фотографию, завалявшуюся среди бумаг на столе. Дэймон что-то ответил ей, но она не услышала. Елена вспомнила, как видела точно такой же снимок в галерее: Кэтрин Пирс и братья Сальваторе. Было как-то странно увидеть такой же у Дэймона. Тонкие пальчики машинально подцепили бумагу, и Елена посмотрела на фото поближе. Да, Кэтрин была такой девушкой, в которую можно влюбиться до беспамятства. Она ослепительно улыбалась, буквально излучая собой красоту и… власть. Но лишь сейчас Елена увидела холод в ее глазах, там не было никакой любви или даже чего-то похожего на теплые чувства. Она словно любовалась собой, зная, как хороша. Дэймон стоял рядом с ней, чуть позади, слегка приобнимая ее. В этом жесте – в том, как лежала его рука на ее талии – была какая-то защита и, наверное, даже забота. Он выглядел счастливым и влюбленным, что не очень-то вязалось с образом, который стал уже привычным. Стефан также стоял рядом с ней, просто широко улыбаясь, искренне наслаждаясь моментом. - Это глупо, - наконец, сказала Елена, повернув лицо и встретившись с пронзительным взглядом, - Я не думаю, что одна девушка может стоить десяти лет любви. Уж точно не такая, как она… В ней нет ничего, кроме красоты, ты же понимаешь? Давно пора двигаться дальше, а не возвращаться к прошлому. Елена покрутила снимком, словно подтверждая то, о чем говорила. Она понимала, что ступила на неизвестную территорию, но момент настолько захватил ее, что промолчать оказалось невозможным. Ненависть к Кэтрин, возможно, как одна эмоция, воплотившая в себе все тревоги и заботы последних дней, стала настолько реальной, что это пугало. Дэймон замер, проклиная себя за то, что не может сказать ничего в ответ. Красота – да, это первое, что приходит на ум, если увидеть Кэтрин Пирс. Да, но на этом ее личность не ограничивалась. В ней смешивалось всё и лучшее, и худшее: нежность и страсть, ненависть и любовь, импульсивность и сдержанность, бессердечность и настоящая материнская самоотверженность, великодушие и презрение, властность и безмолвная покорность… Она умела играть на нервах и управлять людьми. Актрисы лучше, чем Кэт не видел еще мир. Он же сгорал в слепой любви перед ней, слепом преклонении и даже подчинении. Она стала его смыслом, его надеждой, его душой. Он был наполнен этим пламенем и бушующими внутри чувствами даже спустя столько лет, даже после серых стен заключения, даже после всего он любил, любил безответно, разрушая, испепеляя любую надежду на другую жизнь, другую роль. А Елена так легко говорила об этом, что, казалось, совсем не понимает значение слова «любовь». Безусловно, она молода, но неужели Стефан не смог ей доказать, что от настоящих глубоких чувств, задевающих каждую струну души не так-то просто уйти, перелистнув очередную страницу жизни? Девушка смотрела на него с насмешливостью в глазах, смешанной с непониманием и любопытством. Он же видел в этом взгляде Кэтрин… Еще ни разу с момента знакомства с Еленой их сходство так сильно не шокировало, не было настолько очевидным. Она ворвалась как ураган. Стефан не успел сказать ни слова, открыв дверь. Она оттолкнула его со своего пути и направилась прямиком в гостиную. Дэймон был там, стоял с бокалом виски, глядя на огонь в камине. - Посмотрите-ка, Дэймон Сальваторе, наш храбрый врач пьет! Кто бы мог подумать? - громко сказала Кэтрин, привлекая внимание. Она была очень пьяна, в руке девушка держала почти пустую бутылку водки. - Кэтрин, – с мольбой произнес старший Сальваторе ее имя. Она сделала глоток, осушая свою бутылку, и отбросила ее абсолютно пустую. - Хреновый ты врач, Дэймон, - сказала она, шагая к нему, - я чувствую себя полной дурой, которая поверила, что ты можешь помочь. Ты просто жалкий студентишка, ребенок. Как я вообще могла подумать, что ты на что-то способен? - Прости меня… прости… Я не смог, не смог ничего сделать, клянусь. Юноша с болью смотрел на красивую девушку, его затуманенный алкоголем мозг не принимал всерьез оскорбления, оправдывал всё ею сказанное горем матери, лишившийся единственного ребенка. Сальваторе поставил недопитый виски на столик у камина и опустился перед брюнеткой на колени. - Умоляю, прости меня… Только не бросай… – не думая о гордости и подобных предрассудках, да и вообще ни о чем, кроме того, что может потерять ее – смысл всей своей жизни – прошептал Дэймон. Она лишь засмеялась. - Дэймон, ты жалок, - проговорила она, делая шаг назад и глядя с омерзением. На глазах у нее появились слезы, но думала она совсем не о нем и их отношениях, она думала лишь о своей дочери, которую не смогла спасти. Она винила себя. Себя, конечно, в первую очередь, даже не Дэймона. Воображаемое лекарство убило девочку быстрее, чем это мог сделать рак. И Кэтрин понимала, что сама поспособствовала этому. Она хотела всего и сразу. В глубине души она даже понимала, что стоило слушаться врачей. Но сейчас все было кончено. И она находила слабое утешение в причинении боли другим. Особенно Дэймону. Его любовь не давала ей морального удовлетворения, но его боль, отчаяние - то, что нужно. Она опустилась на колени перед ним. Ее руки дрожали от нервов и алкоголя. Она положила руки ему на щеки. - Неужели ты думаешь, что я брошу тебя? - нежно прошептала она, как обычно делала, когда ему нужна была "ласковая Кэтрин", - неужели ты думаешь, что я не знаю, как ты старался? Неужели ты думаешь, что мне нравится причинять тебе боль? Дэймон, мы прошли вместе через многое, я не могу все разрушить, потому что люблю тебя. Из ее глаз катились слезы, и голос дрожал. Она опустила руки. - Это то, что ты, наверно, хочешь услышать? - на этот раз ее голос был холодным, - Ха-ха. Тишину комнаты прервал хлесткий звук пощечины. - Все было ради нее. Нади. Даже не думай, что я с тобой захочу хотя бы заговорить, не говоря уже о большем, - она поднялась с колен, - все наконец-то кончено. Я почти счастлива. Надеюсь, что больше не увидимся. Она прошла мимо Стефана, стоящего в проходе, и даже не обернулась. Она раздавила Дэймона. Разбила его сердце, растоптала и выбросила. Старший Сальваторе словно смотрел на эту картину со стороны, он уже не чувствовал удара, боли, ненависти, гнева или вины, внутри разливалась пустота. Огромная всепоглощающая, как черная дыра, высасывающая силы, эмоции, чувства. - Кэтрин… - сорвалось с губ Дэймона в последний раз, мужчина покачнулся на коленях в сторону, облокотился на спинку темного кожаного кресла не в силах встать и остановить любимую женщину. - Ты хоть понимаешь, что это был ее единственный ребенок, что эта девочка была смыслом ее жизни? – тихо спросил младший брат, не скрывая осуждения в тоне. Дэймон поднял горящие безумием, широко распахнутые голубые глаза на брата. - Да я сделал все, что смог! Я - не бог! – закричал Сальваторе, поднимаясь на негнущихся ногах, - Я не мог ничего сделать! Она умирала на моих руках! – орал он, сметая бокал с недопитым виски, бутылки с алкоголем, фотографии, низкий столик. Стефан одним размашистым ударом под дых, усмирил брата и скрутил сзади его руки. - Успокойся. Все равно все кончено, Дэймон… Она ушла… и вряд ли вернется к тебе когда-нибудь. А я… Я сделаю все, чтобы никогда не вернулась, - сказал Стефан с предыханием. Наконец-то, больше ничего не сдерживало его от разговора с Дэймоном, и он желал раскрыть всю правду, которая так тяготила его душу все это время. Сейчас, разделяя чувства Кэтрин, он ненавидел брата, который загубил жизнь ее дочери. А потому было легче сказать все, что так давно лежало камнем на душе. – Все это время я ждал этого чуда, которое ты должен был сделать, думая о том, когда, наконец, смогу сказать тебе это. Она – моя. Кэтрин никогда не любила тебя. Все, что она делала, было для Нади. Но я… Я никогда не верил в тебя. Теперь ее сердце разбито, и все, что я могу сказать тебе: держись от нее подальше, оставь ее в покое и никогда не напоминай о той боли, что причинил ей. Можешь сколько угодно убиваться, но на этот раз… ты облажался по-настоящему. Я не допущу той же ошибки. Я никогда не причиню ей боли, а ты… забудь ее и все, что вас когда-либо связывало. Кто после такого может сказать, что забыть легче, чем любить?! Он сглотнул осадок в горле, поднял глаза на Елену. Как она – девушка, которая «искренне» хочет спасти свою любовь, – может судить об этом? Что она в таком случае знает о любви? Ему даже расхотелось объяснять или опровергать ее суждения. Пусть делает выводы сама, только он, каким бы он ни был, какой бы ни была его жизнь, имел мгновения настоящей любви, и даже благодаря этому его жизнь будет иметь смысл, будет хранить эти чувства и колоть короткими осколками боли. Елена лишь равнодушно покачала головой. Она ожидала взрывного, импульсивного ответа со стороны мужчины. Вместо того, чтобы послать ее куда подальше с расспросами, он еще больше погрузился в какие-то свои раздумья о прошлом. Сальваторе больше не смотрел на нее, заставляя почувствовать гнетущую атмосферу этого момента. - Хорошо, - заключила Елена. Пытаясь хоть как-нибудь разрядить атмосферу, девушка спросила, – так какую мы выберем клинику? - Я думаю, остановимся на первом варианте. Я завтра позвоню Джеймсу, и мы решим некоторые документальные вопросы, - ответил Дэймон. Елена вновь перевела взгляд на ноутбук, когда ее взгляд наткнулся на единственную фотографию в рамке на столе. - Дэймон, - немного резко позвала она, - что это за фотография? Она взяла рамку в руки без тени смущения и протянула ему. Дэймон задумчиво посмотрел на снимок. - Это мой бывший наставник. И самый талантливый хирург, которого я когда-либо знал, – ответил Сальваторе, с удивлением наблюдая, как Елена побледнела, - почему ты спрашиваешь? Ты знала его? Елена ничего не ответила, а в его голове спустя доли секунд, как будто что-то щелкнуло. - Конечно! Хотя это нелепая случайность, – скривив губы в подобии улыбки, сказал мужчина, - ты дочь Грейсона. Мисс Гилберт. - Ты знал его? - недоверчиво спросила Елена. «Не может быть», - думала она. Она вновь посмотрела на фотографию, изучая все до мельчайших деталей. Но на ней были лишь молодой Дэймон и ее отец. Оба улыбались, а на заднем плане было чистое небо, зеленые кусты и здание больницы. Этой больницы. Дэймон осторожно кивнул в ответ, ничего не говоря. - Но... мой отец никогда не работал в этой больнице, - Елена покачала головой, - он работал в центральной больнице Мистик-Фоллс. И я никогда не слышала, чтобы он хоть что-то говорил о тебе. Я знаю, что он преподавал в университете, но на очень короткое время. Я имею в виду, он работал там от силы два месяца, ни о каких преемниках речи не шло. Видеть Дэймона и ее отца рядом было так странно для нее, что она говорила, не скрывая укоризненного тона. Было чувство, словно Дэймон посягнул на что-то в ее душе, что было надежно спрятано. Ворвался в ее прошлое. Она отрицала сам факт возможного общения Сальваторе и ее отца. Но в руках у нее была фотография, как неопровержимое доказательство, и от этого было тревожно. Елена начала чувствовать себя еще хуже. Неожиданное напоминание о родителях застало ее врасплох. Наверное, это было справедливой расплатой за то, что она вторглась в старые воспоминания Дэймона, тревожа его старую рану. Но ей и в голову не могло прийти, что в этот, же момент она сможет сама попасть под влияние прошлого. Карма. - Мы занимались некоторыми медицинскими разработками уже вне института, я никогда не учился в Мистик-Фоллс. Мы работали на базе этой больницы в самом начале исследования, а чуть позже в клиниках всего штата, – поведал Сальваторе, словно откуда-то издалека. - Извини, это не имеет значения, - тут же проговорила она, ставя фотографию на стол и отступая, - я думаю, мы решили все вопросы, да? Я вернусь к Стефану, нужно проверить, как он там.***
Спустя полчаса Елена снова оказалась дома. Она чувствовала себя по-прежнему гадко, но принятое относительно Стефана решение казалось ей самым правильным и приносило немалое облегчение. Одна мысль о неопределенности пугала ее, и она все ловила себя на мысли о том, как хорошо, что Дэймон оказался рядом с ней в этой ситуации и взял на себя всю ответственность. Все-таки он любил своего брата, несмотря ни на что, - это было очевидно. Но теперь дело осталось за малым. Убедить Стефана. И ей лучше сделать это самой, без помощи старшего Сальваторе. В доме было как-то необычно тихо, но Елена любила такую тишину. Она прошла на кухню, где в последний раз говорила со Стефаном, открыла окно, впуская свежий воздух в комнату, и пошла дальше. Кабинет Стефана был ближе всего к кухне, так что она решила заглянуть. Она услышала шелест бумаги, когда подошла к двери. Стефан был там. - Я дома, - сообщила она и вошла. Стефан сидел в кресле, склонившись над столом. Услышав ее голос, он застыл. Неожиданно она оказалась перед ним. И он влип. Снова. Елена застыла на пороге, шокировано распахнув глаза. Белый порошок, растянутый дорожкой на столе, скрученный листок бумаги в его руке. Черт бы его побрал! - Что… - начала говорить она, но была не в силах закончить предложение. Она не находила слов. Просто стояла и смотрела, чувствуя гнетущее разочарование. Он не знал, что говорить или делать в этот момент, время замерло, словно издеваясь над ним. Вот опять она видит его слабость, снова он потерял контроль над своими желаниями, и расплата не заставила себя ждать. Обретя, наконец, способность мыслить Стефан поднял корзину для бумаг из-под стола и без слов высыпал весь порошок туда одним большим гребком руки. Мужчина отошел к дивану, все также безмолвно и обхватил голову руками. Говорить было нечего, факты не нуждались в подтверждении, и ему лишь оставалось отдаться на растерзание своей совести. Елена привалилась спиной к стене и потихоньку скатилась на пол. Гнетущее молчание повисло между ними, но им нужно было пару минут, чтобы обдумать произошедшее. Ей не хотелось с ним говорить, не хотелось его видеть, не хотелось его спасать. Она хотела уйти, и мало что останавливало ее. Совесть, вечно кричащая о том, что она эгоистка, наконец, заткнулась, и Елена уже думала о первом месте, куда поедет, как только сбежит отсюда. Но, конечно, она останется. Просто потому что должна. – Я говорила с Дэймоном, – сказала она, – мы выбрали клинику. Я думаю, тебе стоит решить, что ты возьмешь с собой. Елена поднялась и вышла из комнаты.***
Дэймон прошел в дом, снял кожаную куртку и прислушался. Странная тишина настораживала. - Хэй, есть кто живой? – громко спросил мужчина, проходя в гостиную. В гостиной была Елена рядом с объемным чемоданом. В голове Сальваторе мелькнула мысль о том, что она все-таки решила бросить его брата. - Ты чего? Что-нибудь случилось? – нервно произнес Дэймон. На покрасневших глазах девушки блестели слезы, она чуть всхлипывала. – Да, случилось, – ответила Елена, отворачиваясь. Не хотелось все время выглядеть как истеричка, но, черт, по-другому пока и не получалось, – это вещи Стефана, мы собрали кое-что, и, я думаю, чем быстрее он уедет в клинику, тем лучше. Она закрыла замок на чемодане, провела рукой по щекам, стирая непрошеные слезы, но все равно не могла перестать плакать. – Ты сможешь отвезти его? – спросила Елена и тотчас добавила, – сейчас. Без лишних фраз и долгих объяснений он кивнул в ответ. Больно смотреть, когда мучаются невинные, тем более, если ненавидишь слезы. - Что ж, тогда поехали, - решительно сказал Стефан, спускаясь с лестницы и заставляя их обернуться на голос. Он подошел к чемодану и с легкостью поднял его. Младший Сальваторе и сам понимал, что бессмысленно отрицать очевидные проблемы. Чем быстрее он вернет контроль, тем скорее сможет смотреть в глаза ей и заглушит вечно ноющую в последнее время совесть…***
Елена осталась одна. Она не чувствовала ни боли, ни облегчения. Словно просто перестала чувствовать. Каких-то десять минут назад мужчины покинули дом, а слезы по-прежнему катились из ее глаз. Она словно оплакивала что-то старое, сломанное и больше ненужное ей. Любовь к Стефану. То, что она увидела в этот день, словно обрубило связь с ее чувствами. Пока она видела эту его сторону, она не могла любить его. Возможно, все изменится. Возможно, он станет таким, как прежде, но пока ей оставалось только ждать. Она пошла наверх, в свою комнату, переоделась в домашние шорты и майку, умылась. И поняла, что даже не знает, чем себя занять. Девушка спустилась вниз, легла на диван и включила телевизор, особо не вникая в смысл того, что там показывали. Она больше была погружена в свои мысли о будущем и даже не заметила, когда Дэймон вернулся. Дэймон прошел на кухню. Зная, что сейчас предстоит раз говор с Еленой. Он не знал, чего ждать от него. Стефану действительно требовалась серьезная медицинская помощь. Дэймон узнавал этот обреченный, воспаленный взгляд, бессвязный бред и злость, граничащую с агрессией и помешательством. Как он помог допустить такое с родным братом? Как мог допустить такое с собой? Вина и осознание того, что он, возможно, сделал неправильный выбор, раздирали внутри комком противоречий. Он вспоминал легкую усмешку Елены, когда она почти с неприкрытым сарказмом говорила о его Кэтрин. Вспоминал крепкое рукопожатие брата на кладбище. Стефан всего лишь хотел начать всё сначала. Хотел наладить отношения с ним. Хотел покончить с прошлым. Что же с ним произошло? Дэймон так и не решился спросить, боясь услышать собственное имя. Он же действительно может разрушать всё, что так тщательно берегут люди в своих сердцах. Об этом ещё сказала Кэтрин. Неужели он разрушил счастье собственного брата? Словно ища подтверждения, он взглянул на силуэт Елены скрываемый мраком комнаты. Она сидела, бессмысленно вглядываясь в сменяющиеся картинки на телеэкране. Страдала. Сжалось сердце. Она не заслуживает этого. Он не должен был вмешиваться в их отношения, не должен был мешать… Как больно оттого что нельзя ничего изменить. Дэймон бессознательно потянулся к полке с крепкими напитками. Хотя даже они свидетельствовали о его вмешательстве в их жизнь. Сальваторе вытащил первую попавшуюся бутылку, откупорил и насладился терпко-горьким вкусом, забирающем боль. Виски – давно уже его личная панацея. И теперь пора поговорить с Еленой, найти нужные слова, подарить надежду в наивной попытке исправить ошибки перед братом. Он вошел в гостиную. Ненадолго замер у порога, опасаясь неизвестности. Но глубокий вздох и большой глоток алкоголя заставили сделать шаг вперед быстрее собственной воли. - Привет, - тихо прошептал он, присаживаясь рядом, - будешь? – протягивая виски, всё также не повышая голоса, спросил Дэймон . Она села, поджимая ноги к себе, и кивнула. - Ну как? Протянув бутылку, он скривил губы в саркастичной гримасе. - Ты точно хочешь это знать? - Нет... Не знаю, - сказала Елена, пожимая плечами. Она сделала глоток из горлышка, наслаждаясь вкусом качественного алкоголя, - сегодня столько всего произошло, что я вообще не уверена, что хочу что-то знать. Дэймон посмотрел на нее. Может, ошибся, когда надменно вообразил, что она не знает ничего о любви? Ее страдания, муки и боль видны каждому, кто хоть немного знаком с Еленой Гилберт. - Он будет в порядке, - произнес Сальваторе, принимая обратно виски из ее рук, - ты сама-то как? Держишься? - Я в порядке, - Елена опустила ноги на пол, позволяя мягкому ворсу светлого ковра ласкать ее стопы, - просто это неправильно. То, что происходит сейчас. Стефан в клинике, и я чувствую облегчение, потому что это... непосильная ноша для меня. Его болезнь... Это слишком. Я снова и снова спрашиваю себя, что мы сделали не так, и ничего не понимаю. Мне кажется, я... Елена опустила голову, глядя на свои колени, и совсем тихо прошептала: - Я почти ничего не чувствую. Алкоголь обжигает горло в то время, как душу обжигают ее слова. Стоит ли сейчас ей говорить что-то? Рассказывать о том, что знает каждый оттенок ее боли? Или лучше просто поддержать? - Ты должна справиться...Он нуждается в тебе. А ты в нем. Спасай свою любовь, Елена, пока не поздно... Вы переживете это вместе, а я помогу. Елена подняла взгляд на Дэймона. Он, казалось, совсем не понял, что она имела в виду. Или понял не так. Возможно, Дэймон примерял свою безумную любовь к Кэтрин на них со Стефаном, но Елена понимала, что он глубоко ошибался. Все, что она чувствовала, было: растерянность, тоска, разочарование. Она чувствовала грусть и обиду из-за того, что ее карточный домик рухнул. Но она не сгорала от любовных страданий. Все было... совсем другим. Ей вспомнился их разговор в его кабинете сегодня, когда она заговорила о Кэтрин. Она не могла не понимать, что причинила ему боль сегодня. Так же, как и он ей, когда речь зашла о ее отце. Она все еще чувствовала обиду, потому что было что-то такое, что знал Дэймон о нем, а она не знала. Возможно, и он чувствовал обиду. Она говорила о его любви, будучи состоявшейся в отношениях. Она не знала, что такое разбитое сердце. - Дэймон, - начала она, - мне жаль... Насчет того, что я сказала сегодня. О Кэтрин. Я... Стефан рассказывал мне о ней, и я подумала... Я не понимаю, почему ты делаешь все это. Почему возишься со своим братом, который предал тебя. Почему до сих пор любишь - я знаю, любишь - девушку, которая растоптала твои чувства. Я имею в виду, я увидела фото и... почувствовала отвращение. К ним обоим. Когда Стефан сказал мне, я почувствовала, что его маска идеального парня спала. Кто бы мог подумать? Мой парень, добрый и милый, мужчина, которого я люблю, употребляет наркотики и спит с девушкой брата... Елена замолчала, краснея. Снова ляпнула, не подумав. - Прости. Я просто хочу попросить прощения за все, что сказала. Я лезу не в свое дело, я знаю. Дэймон вздохнул, из глаз исчезла былая сосредоточенность и задумчивость. Кто бы мог подумать, что Елена всё знает? Хотя странно, что Стефан смог рассказать ей о Кэтрин, он ведь не хотел, да и сам просил держать язык за зубами. Почему брат поделился с Еленой? Может, он действительно любит ее, а она только сейчас осознает, что идеалов не бывает? Опять парадокс, но, похоже, в любви невозможно без этого. Но Кэтрин… О боже, опять Кэтрин. Неужели Елена не понимает, что похожа на нее как две капли воды? Мнение о ее поступках, решениях, словах всегда формируется в его сознании с предрассудками: он примеряет на нее образ Кэт. Только единожды он думал, что оказался прав в своих домыслах, но вот опять Елена Гилберт смогла разделить на полюса его бывшую и себя. - Так он рассказал тебе о Кэт? – спросил Сальваторе, сопровождая вопрос уязвленным взглядом разбитого человека. - Да, но... - Елена замялась, ей стало неудобно перед ним, - это было о нем, не о тебе. Он рассказывал, что чувствовал в то время, и я... Наверно, должна была проявить понимание. Но я была просто шокирована. Я имею в виду... Я на твоей стороне. Она неуверенно коснулась его руки, лежащей на колене. Она чувствовала, что не имеет на это прав, да и не знала, как поддерживать, что говорить в такой ситуации. Она буквально чувствовала, как напряглись его сухожилия под рукой, поэтому тут же отдернула руку, как от огня. Ей было стыдно за себя, и за весь это разговор. Не зная, куда деть эту чертову руку, она взяла ею бутылку и снова хорошенько приложилась. - Я не думаю, что буду любить Стефана спустя десять лет, если мы расстанемся сейчас. Он улыбнулся. - Не ставь сроки для отношений, - посоветовал Сальваторе. Он потянул бутылку к себе, снова касаясь ее ладони. Переплел их пальцы, отставив виски в сторону. Дрожь. Странная теплота внутри, хотя алкоголь еще не достиг в нужном количестве его кровеносной системы. Она замерла, не делая попыток ни отстраниться, ни сблизиться. В его голове закончились комментарии, он переключился на счет ее вдох и выдохов. - Спасибо, Елена, - одними губами выдохнул он, под учащенное биение сердце, - я ошибся… тоже ошибся и в прошлом, и сейчас. Я искренне верю, что вы сможете двигаться дальше. Когда он преодолеет всё это, ты поймешь, как много он значит в твоей жизни, как больно и как ошибочно было бы расстаться. Он ведь всегда искал, искал такую, как ты… Нежную, жертвенную, всепрощающую… Вы заслуживаете друг друга, после всего этого… Она не выдержала. Прервала его речь. Не успев толком подумать, что делает, она поцеловала Дэймона. Сама. Ее губы коснулись его, и это было слишком приятно, чтобы задумываться о последствиях или о чем-то еще. Он замер, не чувствуя ни времени, ни пространства. Только ее губы, так жаждущие его ответа. Он ощущал, как дрожала ее ладонь, а она наверняка слышала гул его сердца. Дэймон закрыл глаза, пока ее губы сминали его мягкими движениями. Так мучительно горько и сладко. Исступление, смешанное с наваждением. Нужно отстраниться, но он не может. Мужчина вздрогнул, накрывая губы Елены своими, осторожно оттягивая нижнюю губу девушки. Она чувствовала его отчаяние, сострадание и нежность. У них есть только этот ослепительный миг, который никогда не должен повториться. Она понимает это, но только краем сознания. Он же осознает это с каждым новым касанием. Секунда. Сальваторе медленно отстранился и сжал ее в объятиях. Слова пропали. Осталось лишь послевкусие запрета.