***
Сразу отдать деньги не удалось — Саша перестал появляться в офисе. Дика тоже не было. Князева сказала, что они вместе зависают: может, опять с девочками гудят. Иван подумал, что в этот раз, скорее, с мальчиками. И не ошибся. Ночью прозвенел звонок и пьяный, едва ворочающий языком Гар потребовал: — Скажи мне правду, Ваня! Почему ты меня бросил? На заднем фоне гремела попсовая умца-умца и раздавались мужские голоса. Иван сел в постели, пытаясь разглядеть стрелки на часах: — Ты где? С тобой всё в порядке? — Ха, заботливый какой! Сука. Почему ты меня бросил? Что во мне не так? Может, у меня член маленький? Или я не так сильно долбил, как тебе надо? — Прекрати. Езжай домой. — Блять, это тебе большой, а ему, может, маленький, — громким шёпотом сказал Саша кому-то в сторону. Ивана затошнило, и он положил трубку. На работе потом виделись, Саша вёл себя как обычно. Только выглядел плохо: снова похудел и глаза красные. Иван принёс ему пакет денег: — Это Люба Кравчук просила тебе передать. Всё, что у них осталось из наворованного. Еще она просила... — Кассиру отдай, — перебил Саша. — И почему ты не на базе, а в офисе сидишь? Всё уже закупил? Нам через месяц Шимону пароход отгружать, а нечем. — Как нечем? База полная. — Так то голландцам отправим. А на Шимоновский пароход надо закупать. — А что... разве голландцы?.. — Что голландцы? Им тоже пора отгружать, они уже зафрахтовали пароход на пятнадцать тысяч тонн. — Я думал, ты с ними больше не работаешь, раз с Шимоном договор подписал. — Я со всеми работаю. Если найду третьего покупателя, с ним тоже буду работать. Мне деньги нужны. Много денег. — Ты не планировал расширять бизнес. — Обстоятельства изменились. Иван не мог понять, что происходит. Во-первых, Саша ввязался в ценовые войны с конкурентами, пытаясь оттяпать больший кусок рынка, а во-вторых, голландцы не собирались разрывать контракт. Иван спросил Дика, когда тот появился в офисе: — Дик, ты знал, что Саша ведёт переговоры с Шимоном? — Да. Саша звонить из Израиль. Мы обсуждать. — Я думал, что твой голландский папа уходит от Саши, поэтому он Шимона нашёл. — Почему папа уходить? Нет, мы работать. Дик как-то подтянулся. Отпустил небольшую бородку и она приятно гармонировала с бритой головой. — Гуляете с Сашей по мужским клубам? — Да. — Он уже смирился, что гей? В глазах Дика мелькнуло порицание: — Мы не обсуждать про это. Через несколько дней снова прозвучал ночной звонок. И опять пьяный Саша со своим неизменным вопросом: — Почему ты меня бросил, Ваня?! Музыка, визги. И где-то там Саша, прижимающий трубку к уху, пытающийся выяснить ответ на важный для него вопрос. Иван потянулся за сигаретами, закурил: — Саш, ты зачем мне бухой звонишь? Хочешь поговорить — давай по-трезвому, можно на работе. Послышался полузадушенный всхлип: — Так я спрашивал по-трезвому! Ты не ответил! — Я ответил! — Что ответил? Что не хочешь как Дик? Дик — мой друг! — Друг?! Он уже признавался в любви? Хватал тебя за член? — у Ивана в глазах потемнело от злости на самого себя. — Кто, Дик?! Иван скорчился на кровати, испытывая отвращение к себе: — Прости... — Почему ты меня бросил? Затушив окурок, Иван сказал: — Саш, я же думал, ты скучаешь по мне. Я думал, ты так меня хочешь, что готов бросить семью на несколько дней ради меня. Мне показалось, что ты... что-то чувствуешь ко мне... — Ване срочно понадобилась ещё одна сигарета. — И что? — Если бы не Шимон, ты бы не позвал меня. Я был нужен тебе, чтобы изобразить счастливую голубую парочку, нуждающуюся в контракте. Почему ты не сказал, что нужно старого гея охмурить? Я бы всё равно приехал, но это было бы по-честному! — Ты охуел?! Ты думаешь, я разыгрывал спектакль перед Шимоном? Что я это заброни... за-пла-нировал? — А нет, что ли? — Да я понятия не имел, что он гей! Блять, убери от меня свои руки нахрен! — отбрил кого-то Саша. — Ваня! Откуда мне было знать? Он женат, четверо детей, уважаемый человек в своей синагоге. Регилиозный! Ре-ли-ги-озный... — Ты не знал? — растерянно переспросил Ваня. — То есть ты случайно прокололся, когда погладил меня перед ним? — Я тебя до этого трое суток гладил. Я случайно. Привык. — А я подумал... — Как плохо ты обо мне думаешь. Я и не знал, — Саша отключился.***
Больше Саша не звонил. А Ивану хотелось поговорить, извиниться хотя бы. Но в офисе пересечься никак не удавалось. Выяснил у Князевой, что Саша очень занят, с юристами постоянно разъезжает и что куча народу добивается встречи с ним. Короче, директор плотно занят и неизвестно, когда появится в офисе. Поэтому когда Иван собрал коллег в пятницу вечером в столовой, он не ожидал появления Саши. — Ребята, я ухожу. Привык я к вам за четыре месяца, но жизнь — штука сложная, как говорит наш добрый еврейский друг Шимон. Зла не держите. Пишите, звоните, не забывайте. — Иван, мы сейчас пить и танцевать, потом я тебя сильно целовать и ты передумать! — Дик, я верю, что ты классно целуешься, но я уже всё решил. Я дела все передал, и даже телефон отключил — достали меня ваши поставщики. Они когда-нибудь спят? Князева жалобно протянула: — Вань, мне так нравилось с тобой работать... Хочешь, я тебя поцелую вместо Дика? После недолгого нытья вечеринка потекла своим чередом. Новенькие менеджеры быстро выпили, закусили и ускакали на встречи, Соломин рассказывал медлительной кассирше старые анекдоты, а Князева с главбухом обсуждали какой-то загадочный слэш и жарко краснели под макияжем. Дик всем подливал, управлял музыкой и вообще работал тамадой. На душе у Ивана было муторно. То, что Саша пригласил его в Израиль не для предъявления Шимону, ничего по сути не меняло. После покушения Саша вернулся в семью, и это много значило для Ивана. Ещё в больнице, когда к Саше пустили не его, — человека, который спас ему жизнь, — а Наташу, которая неделями не виделась с мужем, Иван понял, что не готов делить своего любимого ни с кем. Одно дело — встречаться со свободным человеком, совсем другое — быть тайным любовником женатого мужчины, к тому же своего начальника. Слишком унизительная позиция для того, кто уже познал и радость свободного общения, и даже удовольствие совместного проживания. Тот апрель, что Саша прожил на Дачном, казался Ивану хрупким заколдованным подснежником, и не было никакой возможности отказаться от этого счастья. К десяти вечера все разошлись. В столовой, освещаемой лишь сиянием белой питерской ночи, остались только Дик и Ваня. На столе — остатки пирогов, коробки с роллами и несколько бутылок вина. Иван докурил сигарету, тщательно завернул окурок в бумажку и выкинул в урну: — Мне пора, Дик. Такси вызову. Хочешь, я тебя домой заброшу? — Нет, — Дик взглянул на часы. — Мы ждать Саша. — Он что, приедет? — Да. Дик перестал бухать. Веселился всё так же, и шутил, и распевал русские песни, нещадно коверкая слова, но заливаться алкоголем под завязку прекратил. Иван однажды глянул на него непредвзятым взглядом и обнаружил довольно неглупого симпатичного мужика, пусть даже немного упитанного. Дик вдруг весело подмигнул, щёлкнув языком, и скрылся из столовой. Иван услышал громкий голос в коридоре: — Десять вечера, а на Невском такие пробки, будто, блять, час пик! Полтора часа стояли! Таксист ещё зануда. Что за город! — Красный парус праздновать. — Алые паруса, Дик. Праздник выпускников. Где Иван? Саша стремительно зашёл в столовую: — Есть чего поесть? Я не обедал и не ужинал со всеми этими адвокатами и нотариусами. Увидел роллы и начал есть их прямо руками, запивая белым вином из открытой бутылки. Иван замер, вспоминая, как они пили вино на пляже Шератон. — Все эти юристы — они же акулы какие-то. Страшные люди, — рассказывал Саша с набитым ртом. — Последнюю рубашку отобрали! Суки. Ладно-ладно, потом посмотрим, у кого цыплята жирнее! Вань, ты один живёшь? — Эм-м-м... да. — Можно у тебя переночевать? Снова к Дику не хочу, задолбал со своими девочками-мальчиками, а мне ночевать негде. Устал, как собака. Не помню, когда спал нормально. — Тебя снова жена выгнала? Саша отрицательно промычал и, порывшись в своей сумке, перекинул Ивану через стол бумагу. Свидетельство о расторжении брака. Иван взял документ, пытаясь скрыть за голубым листком своё волнение. Сегодняшняя дата. Присел за стол напротив Саши, который наконец прожевал Калифорнию и пояснил: — Этот еврейский отдых мне в кошмарах будет сниться. Каждый день обсуждали условия развода — за завтраком, обедом и ужином. Наташка — молодец, зубастая такая выросла! — А чего ты в свою квартиру не поедешь? — Какую свою?! — взвыл Саша. — Она ж тоже в браке куплена, пришлось отдать. Блин, только ремонт закончил! Мне совсем негде жить. И машины нет. Ваня, я голодранец. — А «Нордекс»? — Вот за её долю в «Нордексе» я всё нажитое имущество и отдал. — Ну, тогда заработаешь. У тебя два хороших контракта... — Ага, сейчас! — Саша доел ролл и запил несколькими глотками вина. — «Нордекс» стоит намного больше, чем семейное имущество. Я под голландский и еврейский контракты денег в долг взял, чтобы у Наташи её долю выкупить. Она хотела все деньги целиком и сразу, сучка. Я думал, придушу её в Израиле. Шучу, конечно! Но теперь все будущие прибыли пойдут в счёт погашения моего долга. Я не знаю, год или два, но «Нордекс» не принесёт мне никакой прибыли. Хорошо, если на еду останется. Хочу быстрее с кредиторами расплатиться, они серьёзные люди. Понял теперь, почему я кинулся искать новых покупателей? Больше покупателей — больше работы — больше денег. Ближе свобода! Иван кивнул: — Понял. Ты молодец. Уважаю. У тебя всё получится. — Без тебя не получится. — Получится, Саш... — А я не хочу без тебя! Помнишь, я сказал Шимону: партнёр по бизнесу, партнёр по жизни? К тому же ты классный аналитик и прирождённый управленец. Не такой раздолбай, как я. Будешь работать за двоих, а я учиться пойду — закончу институт. А то позор какой-то, диплома до сих пор нет. Иван поднял глаза на Сашу, пытаясь понять, не шутит ли он. Саша хлопнул себя по лбу и достал ещё одну бумагу: — Забыл! Вот, подпиши. Решение о распределении долей ООО. Вернее сказать, решение о распределении долгов, но у меня кроме «Нордекса» с его долгами ничего больше нет. А мне хочется поделиться с тобой всем, что есть. Хочу по праву называть тебя «партнёр», — Саша засмеялся. — Подписывай, чего смотришь? Или нищий бомж для тебя не вариант? Иван ничего не подписывал, не читая, поэтому пробежал глазами текст. Заметил: — Мне, значит, не пятьдесят процентов? — Блять, я хотел тебе половину отдать, но мой адвокат! У него и так мозг разрушен разводом и разделом имущества. Он меня уговорил не делить бизнес поровну. Я завтра же заставлю его переделать! Иван пошарил по карманам, достал ручку и поднёс к документу: — Не надо дёргать адвоката. Я согласен быть младшим партнёром, — заглянул в Сашины глаза и тихо спросил: — Но ты ведь это делаешь не только потому, что я аналитик хороший? Саша протянул руки через стол: — Нет. Я это делаю, потому что... — судорожно вдохнул полной грудью, словно ему не хватало воздуха. — Я очень боюсь тебя потерять. Думал, с ума сойду за эти три недели. Я же о тебе всю жизнь мечтал, но не осознавал этого. А когда увидел — сразу узнал, хотя и не думал, что ты мужчиной окажешься... Поэтому я не сразу понял, что мне делать с тобой. С нами. Мне нужно было время, чтобы разобраться. Но теперь знаю. — Что? — Жить вместе, работать. Трахаться каждую ночь. Любить друг друга. Что-то ещё? Всё поплыло перед глазами Вани. Он склонился над документом и поставил свою подпись. Сказал грубо: — Теперь, когда с формальностями покончено... — обошёл стол и дёрнул Сашу на себя. — Чёрт, Ваня! Пятьдесят четвёртый обещал сейчас приехать, я прямо здесь встречу назначил. И мне ещё надо почту посмотреть, люди ждут... — младший партнёр закрыл рот старшего поцелуем. — Ваня, что ж ты делаешь... А Ваня делал, да. Целовал, как сумасшедший, расстёгивая пуговицы, молнии. Сдирал одежду с них обоих и снова целовал всё, что попадалось, вызывая вскрики и стоны, и ответный шквал нежностей. Не решаясь сесть на стол с пирогами, Иван подтащил Сашу к подоконнику и сел на край, раскидывая ноги, взметая вверх неснятую джинсовую штанину. Из кармана выпал телефон, потом по ламинату звонко застучала мелочь. Они этого не услышали. Они вообще ничего не слышали, кроме стука своих сердец и тяжёлого дыхания. Границы реального мира теперь проходили по контурам их сплетённых тел — всё остальное перестало существовать. Саша уже не боялся и не осторожничал, как в первый раз. Врывался глубоко и щедро, ощущая Ваню сполна и чуть ли не спинным мозгом понимая его кайф. И это неприкрытое и чистое Ванино удовольствие, от которого он вскидывался и стучал затылком по стеклу, било по Саше острым рикошетом, заставляя рычать и стонать от невозможности продлить наслаждение хотя бы ещё на минуту. В последний момент реальный мир вдруг взорвался миллионами сияющих огней и ударил по ушам пушечными выстрелами. — Что за?.. — потрясённо спросил Саша. Дик сначала испугался их криков. Достал из стола бутылку виски и отхлебнул. Потом услышал быстрые тяжёлые шаги и выскочил в коридор, перехватив позднего клиента: — Саша Гар пять минут занят. Вы подождать, хорошо? Усадил пятьдесят четвёртого в своём кабинете, предложил чай, кофе, печенье, остывший кусок пирога, стакан виски, Мэнс Хэлс. Прислушивался к нарастающему темпу стонов за стеной, и когда ему показалось, что дальше уже невозможно, что он сам сейчас кончит или заорёт, за окном прогрохотали мощные взрывы, и над Финским заливом начали распускаться причудливые цветы фейерверков. Залп за залпом. Огненный дождь, огненный вихрь вместо серого питерского неба. Пятьдесят четвёртый сказал: — Это салют на Алых парусах. У меня сын сегодня гуляет. Весь город вверх дном. Дик вытер пот на лбу, извинился и вышел в коридор. Отдышался немного и постучал в столовую. — Да! — ответил Саша. Дик заглянул в дверь. Оба его русских партнёра выглядели так, будто они дрались только что, а не трахались. — Вы оба два охуеть! — зашипел Дик. — Это офис, а не... не... — не находя русских слов разразился голландской бранью. — Клиент ждать! Слышать ваш секс! Саша обнял голландца: — Спасибо, что задержал его. Дик? — Что?! — Я говорил, что ты мой самый лучший друг? — Говорил! — Дик, мы с Ванькой теперь вместе. Поздравь нас, а? Больше никто не знает, только ты один. — Иди-иди! Скоро все знать ваш секс как плохой секрет. Тебя клиент ждать! Кто работать? Опять Дик? Все трахаться — Дик работать. Блять, Россия! Когда голоса удалились, Ваня повернулся к окну, всё ещё взрывающемуся разноцветными залпами, и закрыл лицо руками.