Something Like Home (Что-то вроде дома)

Шепард нет. — В смысле, нет? — прорычал Гаррус. — Мы посреди открытого космоса. Куда, черт возьми, она могла уйти? Спокойным голосом, который он находил несколько раздражающим даже в лучшие дни — а это был не лучший из дней — СУЗИ ответила: — Эта информация засекречена, офицер Вакариан. Он скривился, глядя на светящуюся голограмму. — Хватит этого "офицер Вакариан". Скажи мне, куда она отправилась. — Эта информация… — Да, засекречена. Ты уже говорила. Но когда в последний раз Шепард выходила на миссию без меня за плечом? ИИ немного помолчала. — Хотя предыдущие решения показывают, что Шепард полагается на Вас, офицер Вакариан, текущая ситуация остается неизменной. Ее нет на борту Нормандии. Вся информация, касающаяся ее текущего местоположения и характера ее миссии, строго засекречена. — Чьим приказом? — Ее. Резко втянув воздух, он отвернулся от интерфейса СУЗИ. Умом он понимал, что это бессмысленно, что поворачиваться к ней спиной — жест сугубо символичный, так как она не была на самом деле заключена в шарике света позади него и ей нет дела до его позы, но жест принес некоторое моральное удовлетворение. — Завершаю… — Стой, — перебил он. — Стой, если она высадилась с корабля, то кто принял командование? Лоусон? — Нет, офицер Вакариан. Он подождал, пока она выдаст дальнейшую информацию. Она молчала. Пожалуй, хорошо, что у СУЗИ нет шеи, которую можно было бы свернуть. Потому что ему потребовалось бы все самообладание до капли, чтобы этого не сделать. — Тогда кто? Не то чтобы на этом чертовом корабле был устоявшейся порядок передачи полномочий, который имел бы хоть какой-нибудь смысл. — Корабль на мне, офицер Вакариан. Гаррус моргнул и окаменел, выдавая тем самым свое полное потрясение. Затем он заставил себя вернуться к нейтральной позе, хотя он был один — не считая СУЗИ — в батарее, и никто не мог его видеть. А она наверняка могла оценить уровень его эмоционального напряжения, просто считывая его жизненные показатели. — Да ты издеваешься. Корабль не может быть на тебе. Ты и есть корабль. Он знал, что ИИ, даже неограниченный ИИ, не может звучать задето, но, тем не менее, именно это слово пришло на ум, когда СУЗИ заговорила: — Я не считаю, что Шепард предполагает, что ее отсутствие на Нормандии затянется на длительное время. Тем не менее, на случай, если ей не удастся вернуться, она оставила определенный набор указаний, за выполнением которых я должна проследить. — Указаний вроде хранить все в секрете? — Это один из параметров. — Невероятно. Он пробормотал слово себе под нос, но СУЗИ ответила: — Учитывая щепетильность миссии, я полагаю, она приняла самое рациональное из доступных ей решений. Я доказала свою лояльность, офицер Вакариан. Если бы я хотела украсть Нормандию или нанести вред ее экипажу… — Я не подвергаю сомнению твою лояльность, СУЗИ. Психическое здоровье Шепард — возможно. — Пока коммандер была по понятным причинам поглощена спешными приготовлениями, я не засекла существенных отклонений как в ее физическом, так и в психологическом состоянии. Гаррус ненадолго прикрыл глаза и вздохнул. — Для того, кто так много времени проводит с Джокером, тебе бы, пожалуй, стоило научиться распознавать юмор, СУЗИ. — Я приму этот совет во внимание, офицер Вакариан, — она сделала паузу. — Хотя, возможно, Джеф не является оптимальной поведенческой моделью. Мне говорили, что он не такой смешной, как сам думает. Гаррус фыркнул, застигнутый врасплох замечанием СУЗИ. — Шепард? — Это представляется универсальным мнением среди экипажа. Он бы рассмеялся, если бы был менее раздражен. И обеспокоен. — Хорошо, может, юмор не совсем тебе чужд. — Шепард говорит, что хорошо иметь амбиции. Мои заключаются в том, чтобы произнести шутку, которая не нуждается в дальнейшем разъяснении, — она сделала паузу. Он подумал, что это… странно, странно было подходящим словом, что он мог определить, когда она делала именно паузу, а когда просто замолкала. — Это была шутка. — Тебе лучше продолжать над этим работать. — Да, — ответила она. — Ваша реакция была неудовлетворительна. — Не совсем в настроении смеяться, — Гаррус прошагал из одного угла батареи в другой. Вместо того, чтобы облегчить напряжение, скопившееся внутри, слишком узкая комната лишь заставила его чувствовать себя более скованным, загнанным в ловушку. — То есть, это все? — спросил он. — Все, что ты мне можешь дать? Она покинула корабль, и ты не знаешь, когда она вернется? Он знал, что это, скорее всего, его воображение, но, кажется, он услышал слабую нотку предостережения в тоне СУЗИ, когда она объяснила: — Шепард отлично подготовлена, офицер Вакариан. Ее послужной список был образцовым даже до того, как она собрала команду первой Нормандии. Она не вовлекла бы себя в миссию, которую считала бы не в состоянии завершить. Я могу отправить всю сопутствующую незасекреченную информацию на Ваш личный терминал, если желаете. Гаррус скривился. — Я знаком с личным делом Шепард, СУЗИ. Я был в СБЦ. — Мне не удается выявить связь с Вашим предыдущим местом работы. — Коп, СУЗИ. Детектив. Она охотилась на Сарена, что меня более чем устраивало, но только идиот сунется в пекло вслепую, если может это как-то исправить. Я прочел всю публичную информацию. А если она была… не совсем публична, но доступна Службе Безопасности Цитадели? Я прочел и ее. Мне просто это не нравится. Она работает в команде. Она работала в команде, сколько я ее знаю. Это кажется… нетипичным. — Напротив, ее специализация разведчика идеальна для одиночных миссий. Учитывая Вашу ознакомленность с ее досье… Он прервал ее прежде, чем она могла забросать его деталями каждой успешной одиночной миссии Шепард до SR-1. — Да, да. Намек понят. Шепард знает, что она делает, и мне следует быть хорошим турианцем и дать ей разобраться с этим, не смея выказывать мои опасения. Полагаю, ты не расскажешь мне, откуда пришло это задание? — Эта информация… — Засекречена. — Да, офицер Вакариан. Хотя… возможно, не будет нарушением секретности упомянуть, что сообщение было прислано по каналам Альянса Систем. — Конечно, — пробормотал он. — Дай угадаю. Хакет? Нет, нет, тебе не нужно нарушать данные тебе приказы, отвечая мне, СУЗИ. Все смертельно опасные миссии, на которые посылается Шепард, исходят от него, — он пытался не вспоминать последнюю. Алкера не была смертельно опасной, но это был последний раз, когда Шепард высадилась на планету без поддержки. Без него. Шепард вернулась с горсткой армейских жетонов, своим старым шлемом и призраками в глазах, которых никакие разговоры или время не могли изгнать. — Я не буду ни подтверждать, ни отрицать Ваше гипотезу, офицер Ва… — СУЗИ, — сказал он. — От всего этого "офицер Вакариан" мне постоянно кажется, что я обернусь и увижу уставившегося на меня отца. Гаррус сойдет. — Гаррус, — повторила СУЗИ. — Коммандер не требовала, чтобы я держала ее возвращение в секрете. Я извещу Вас, когда она взойдет на борт. Это вызвало у него смешок. — Спасибо СУЗИ, — сказал он. — Я ценю эту лазейку. Полагаю, пока это все. — Завершаю диалог, Гаррус. Он прошагал в коридор и сказал себе, что дополнительное пространство помогало, хотя на самом деле оно лишь напомнило ему обо всех тех местах, где ее не было. # Сообщение отправлено: 21 АПР 86 Даю тебе двадцать четыре часа, Шепард. Затем я собираюсь взломать СУЗИ или умереть при попытках. Ты не единственная, кто способен организовывать отчаянные спасательные операции. Если ты в течение трех дней не свяжешься с Нормандией, я решу, что ты в таковой нуждаешься. Г. Сообщение не может быть доставлено и возвращено отправителю. Сообщение отправлено: 21 АПР 86 Твою мать, Шепард, где, черт возьми, ты шляешься? Сообщение не может быть доставлено и возвращено отправителю. # На второй день с ее исчезновения — и радиомолчания — ему пришлось прекратить свои беспокойные вышагивания после того, как измученный Джокер прогнал его с мостика, и даже извечно спокойный Криос высунулся из системы жизнеобеспечения, чтобы произнести: — Брожение по коридорам ничем не поможет, Вакариан. Мы все обеспокоены. Оставив жилую палубу и лица, тронутые тревогой, которую он не мог сгладить, Гаррус ретировался к лифту и нажал на кнопку чердака Шепард. Он сказал себе, что целью было не дать ее питомцам умереть — она была чрезмерно привязана к грызуну — но опасался, что реальность намного более сентиментальна, чем он бы когда-либо признался. Кому-либо. Когда-либо. Уже более двух дней он не видел Шепард, а за время затишья после ретранслятора Омега-4, он начал привыкать к той странной радости, что они нашли друг в друге. И он не был до конца уверен, что это. Он не хотел спрашивать, не хотел давить, но… он раньше выпускал пар. Это обычно проходило быстро, горячо и всегда не совсем так удовлетворяюще, как он ожидал. Если он сомневался, когда Шепард впервые предложила это, то только потому, что не хотел, чтобы такой опыт как-то повлиял на самые важные отношения в его жизни. Но это… сказать превзошло ожидания — не сказать ничего. И с его предыдущими опытами избавления от стресса это ничего общего не имело. Он почти ожидал, что она отошлет его после того, как он открыл рот и выдал: "Я хотел сделать что-то правильно. Хотя бы раз. Хотя бы…". Это было слишком. Слова… слова сами по себе были плохи, да еще и чертов голос сорвался, к его досаде. Черт, он едва не сбежал, чтобы спастись от позора. Но в то же время, она не была турианкой. Человеческие голоса не имеют субгармоник. Они общаются немыми жестами и движениями бровей. Вполне возможно, что она совершенно не понимала, что сообщали тонкие модуляции его голоса. И вполне возможно, что понимала. Потому что она его не отослала. Напротив. И ни одно из его прошлых испытаний длины рук и гибкости не заканчивалось тем, что женщина засыпала в его объятьях. Или улыбалась ему так, что он чувствовал себя счастливейшим турианцем в галактике, и плевать на возможные ксенофилические отклонения. Когда она в третий раз позвала его к себе в каюту, у нее на лице было странное выражение, и она произнесла: — Ты… не обязан, ты знаешь. Подниматься сюда. Если не хочешь. Он моргнул — несколько по-глупому, если честно, потому что неужели есть кто-то, кто откажется от неразделенного внимания Шепард? — наклонил голову, потер шею и признал: — Это лучшая часть дня. Она усмехнулась, но этого было недостаточно, чтобы полностью убрать тени из ее глаз или чтобы пробить высокую стену, что, он знал, она тщательно вокруг себя выстроила. Ее улыбка осталась несколько осторожной. — Ох, брось. Лучше, чем калибровка Таникса? Он позволил ей это уклонение. — Ладно. Сразу после Таникса. — Это правдоподобней, — ответила она, но затем она поцеловала его своими ловкими человеческими губами и пробежала еще более ловкими человеческими пальцами по изгибу его талии с ровно таким нажимом, чтобы заставить каждый его нерв желать большего. В тот раз, после, когда Шепард лежала рядом, положив голову ему на плечо и устроив руку на его груди, она сказала: — Ты… ты не должен ждать… мне приятно тебя видеть. Я, эм… ты можешь заходить. Сюда, в смысле. Когда ты захочешь. Знаешь. Чтобы воспользоваться душем. Или… навестить рыбок. Не только для… этого. В тот раз, как и во многие другие, он не знал, что сказать. С некоторыми словами он обращался хорошо. Дерзкие слова. Самонадеянные слова. Остроты и подколки. С ними он справлялся. Но когда она была уязвима, как никогда, он обнаружил, что онемел от страха сморозить что-нибудь неправильное, что-нибудь глупое. Так что он повернул голову и прижал свой лоб к ее, так нежно, как только умел, и в следующий раз он пришел в ее каюту, не дожидаясь приглашения. Это было больше недели назад. Почти две недели с тех пор, как их самоубийственная миссия чудесным (или нет — ведь ей занималась Шепард) образом завершилась без самоубийств. Он должен был знать. Он должен был ожидать этого. Сколько он ее знал, у Шепард никогда не проходило двух недель без того, чтобы неприятности как-то не нашли ее. Он позволил себе расслабиться. Позволил себе поверить, что они выиграли себе немного времени, одолев Коллекционеров. Он был так доволен исходом маленького сражения, что совсем забыл про общую картину. Где-то там, его отец покачал головой в немом разочаровании. Гаррус едва ли его винил. Некоторые уроки дома не просто так вдалбливались в голову раз за разом, и тот, что учил никогда не упускать из виду своего врага, был слишком важным, чтобы забывать его хоть ненадолго. Пришлось сказать себе — заверить себя — что Шепард никогда не отправилась бы сражаться со Жнецами в одиночку. Вне зависимости от того, кто послал засекреченную информацию по каналам Альянса. Стоя перед дверью ее каюты, он слышал играющую внутри музыку, и на секунду позволил себе представить, что все это некое ужасное недоразумение. Отвратительнейшая шутка, которая завершится фразой СУЗИ: "Теперь Вы видите, что у меня есть чувство юмора, офицер Вакариан", и звонким смехом Шепард. Но когда дверь отъехала, комната, конечно, оказалась пуста. Он знал, что она всегда оставляет музыку — он никогда не спрашивал о причинах, а она никогда не объясняла, но он подозревал, что звук ее несколько успокаивал. Возможно, это имело отношение к смерти в безмолвном пространстве космоса, но он точно не собирался поднимать эту тему. Он просто не помнил, чтобы Шепард раньше так отрицательно относилась к тишине. Они часто вместе сидели в кабине Мако — самом тихом месте, которое только можно найти на оживленной альянсовской Нормандии. Но… но многое тогда было по-другому. Может, она и на старой Нормандии оставляла играть эту странную, пульсирующую музыку в своей каюте. Он никогда там не был, чтобы знать. Он оставил музыку включенной. Ждать ее возвращения. Одну рыбу-луну было уже не спасти, но остальной выводок жадно столпился у верха аквариума, когда он нажал на панель кормежки. Зная Шепард, она наверняка забыла покормить их, перед тем как уйти… туда, куда она там отправилась. Он легко пробежал затупленными когтями по поверхности, безнадежно пытаясь стереть воспоминание о Шепард, зажатой между ним и стеклом, пока он держал ее руки у нее над головой. Не похоже, что ее это беспокоило. Ее губы приоткрылись, а щеки вспыхнули в человеческой манере, которую он начал считать такой пленительной, и она пробормотала: "Хочу тебя прямо здесь, Вакариан", закинула ногу ему на бедро, прижимая его ближе, и доказала правдивость своих слов. В конце концов, она тоже была не любителем, когда дело доходило до ближнего боя. Он отвернулся от аквариума, от воспоминаний и давящего, грызущего зерна беспокойства, что не оставляло его в покое. Неважно, сколько он говорил себе, что она в порядке, она будет в порядке, она Шепард, и она бы нахмурилась и наверняка пихнула бы его, если бы узнала, как много он переживает — "Только не говори, что ты собираешься сейчас включать это свое защитничество, Вакариан" — он просто не мог избавиться от тревоги. Это было словно зуд там, где нельзя почесать, или шепот, который не получается разобрать, как бы сильно не прислушивался. Он открыл рот, чтобы вымолить у СУЗИ дополнительную информацию, но остановил себя, помотал головой и повернулся к полке с ее пушистым жильцом. Чертов хомяк, обычно такой пугливый и робкий, выпрыгнул из клетки, яростно пища, когда Гаррус попытался дать ему тех шариков, которыми его кормила Шепард. Гаррус пробормотал проклятье, увидев, как маленький комочек меха шмыгнул под стол. Тем не менее, когда он опустился его искать, грызуна нигде не было видно. Он отодвинул стул и забрался под стол, упираясь гребнем в столешницу. Шаря руками по полу, выискивая щели и трещинки, которых не мог разглядеть, Гаррус продолжил уверенный поток турианской брани настолько успокаивающим голосом, насколько мог, пытаясь выманить мелкого гаденыша из того укрытия, которое тот себе нашел. Хомяк не объявился. Даже не запищал. Дверь позади зашипела, открываясь, и, спеша выбраться, он ударился головой о твердую столешницу так, что из глаз посыпались звезды. Когда звезды рассеялись, он увидел Шепард. Шок, облегчение, боль все соединились в горячем всплеске эмоций, и он выпалил: — Ты где, черт возьми, была? — не сдержав обвинительного тона. — Спасибо за предупреждение, СУЗИ. — Шепард запросила… — Все нормально, СУЗИ, — вмешалась Шепард. — Я разберусь. Не хочешь отключиться ненадолго? Я… была бы не против приватности. — Конечно, Шепард. Гаррус приложил руку к голове. Боль отступила, и теперь, приглядевшись, он увидел все. Запах дыма и пота окружал ее, еще свежий, рассказывая истории о битвах, в которых он не участвовал. Значит, в этот раз не жетоны и не памятник на пустой, тихой планете. Ее волосы выбились из обычного хвоста, обрамляя слипшимися прядями лицо, более изнуренное и бледное, чем он видел за… чем он когда-либо видел. Что о чем-то говорило. О чем-то плохом. Но намного больше беспокоила тяжесть ее позы: легкая сутулость плеч и наклон шеи, словно ей тяжело было держать голову прямо. Ее глаза были налиты кровью, но взгляд оставался резким, и она смотрела на него так, как раньше не смотрела никогда: словно ожидала, что он отвернется от нее. Тут он действительно пожалел о своем тоне. — Ты злишься, — сказала она без предисловий, — я понимаю. Я тоже зла. Но я только что приняла решение, убившее триста тысяч батарианцев, Гаррус, так что если ты не против, я предпочла бы перенести эту ссору на другой раз. Он моргнул, услышав слова, но не осознав их. Шепард только покачала головой, швырнув шлем на кровать. Тот дважды отскочил, прежде чем скатиться на пол. Она не стала его поднимать. Вместо этого, она принялась привычно расстегивать застежки своей брони. Без намека на свою обычную аккуратность, она бросала деталь за деталью на столик у дивана. Лязга и грохота оказалось достаточно, чтобы вернуть ему голос. — О чем ты говоришь, Шепард? Не поворачиваясь к нему, она указала на широкое окно над своей кроватью. Ему не нужно было видеть ее лицо, чтобы знать, что она хмурится. Она не любила окна. Если она не спала на диване, то спала на животе, накрыв голову подушкой. — Серьезно? Тут такой вид, а ты пропустил шоу? Я только что столкнула астероид с ретранслятором Альфа. Ее голос был спокойным, контролируемым, скрывающим лишь немного самоуничижительной желчи. Линия ее спины рассказывала совсем другую историю. Он мог видеть напряжение, прячущееся за военной выправкой, что она носила, как доспех, хотя ее бронекостюм валялся, разобранный на кусочки, у ее ног. — Шепард… — Знаешь, что происходит, когда взрываешь ретранслятор, Гаррус? Ты при этом вроде как выносишь всю систему. Целую долбаную систему. И это, черт возьми, единственное, что я могла сделать. Знаешь это вошедшее в поговорку место между молотом и наковальней? — он не знал, но значение было несложно понять. Ее тон сообщил ему то, чего не смог переводчик. — Да. Там. Туда меня послали. Спасательная операция, — она стояла к нему спиной, сжимая руки в кулаки — сжала, разжала, сжала снова. — Знаешь, после Мендуара, после Элизиума, между мной и батарианцами осталось не много любви, но я все равно не хотела... дерьмо. Дерьмо. Триста тысяч жителей. Триста тысяч. Она сцепила руки за спиной, выпрямив плечи и вскинув подбородок. На заднем фоне долбила музыка, и Гаррус притворился, что не заметил, как она зажмурила глаза, или как ее дыхание перехватывало на пике каждого вдоха. После нескольких мгновений, она резко выдохнула, расцепила руки и повела плечами. — Жнецы идут. — Ну, мы знали… — Нет, — сказала она, наконец обратив к нему лицо. Она поскребла пальцами свои грязные волосы, а затем посмотрела на свои ладони, словно не понимая, откуда они появились или что делали. Он хотел подойти ближе, хотел предложить свою ладонь, свое плечо, свои руки, но ее поза кричала дистанцию. Она могла бы толкнуть его в грудь, и то это не сказало бы оставь меня одну яснее. — Они придут уже скоро. Ты не понимаешь. Если бы я… они бы уже были здесь. Гаррус обдумал ее слова и задался вопросом, во что же ввязала себя Шепард, а затем сказал: — И с чего мы должны начать? Пожалуйста, не говори "обратиться к Совету". Чего бы он не ожидал: какой-нибудь воодушевляющей речи, или "зададим им жару", или даже смеха, получил он не это. Лицо Шепард, обычно такое выразительное — особенно сейчас, когда у него появилась возможность выучить язык ее мимики — стало непроницаемым. Ее лоб рассек определенный набор морщинок, что появлялись, только когда она была действительно обеспокоена, а ее тупые зубы впились в нижнюю губу. — Мне нужно предоставить адмиралу отчет… — Хакет, — полупробормотал, полупрорычал он. Шепард почти выглядела так, словно собирается улыбнуться, но вместо этого пожала плечами. — Я не думаю, что Хакет представлял, куда он меня посылает. — А когда он представлял? Она снова пожала плечами, и он мог сказать, как она изнурена, по тому, что она не стала ни шутить, ни защищать. Обычно, она делала либо то, либо другое в зависимости от настроения. Раз или два она пробормотала что-то о том, чтобы поговорить с Хакетом по душам, но даже это было не серьезно. Сейчас было нечто совершенно иное. В этот раз он сделал шаг вперед, но остановился, когда плечи Шепард напряглись. — Гаррус, я… слушай, я обдумывала все это. Он заставил свои руки остаться неподвижными, но держал свою позицию и не стал отступать. — Не уверен, что мне нравится, как это звучит. — Я взвесила все варианты после Омеги-4. Если быть честной, эта миссия на многое пролила свет. Я не знаю, в каком дерьме я окажусь после… всего этого. Аратот. Цербер. Эта… двухлетняя самоволка. Его мандибулы дернулись и напряглись, но он сумел сдержать голос относительно ровным, когда перебил: — Смерть — довольно уважительная причина для самоволки. Она пожала плечами в третий раз, и он обнаружил, что хочет положить руки ей на плечи, просто чтобы удержать их неподвижно. Его беспокоило что-то в равнодушии — нет, пораженчестве — жеста. Это просто… это было не похоже на Шепард. Не больше, чем на нее было похоже исчезать без предупреждения или выходить на миссии в одиночку. К тому же, Шепард делала все, чтобы спасти жизни. Каждую жизнь, которую могла, даже если это чертовски неудобно. Он не сомневался, что триста тысяч батарианцев — это больше, чем она может просто списать на цену войны и отмахнуться. Триста тысяч жизней на ее совести. Если подумать, зная ее, хорошо, что она еще держится. Неважно, как необходима и неизбежна была жертва. Внезапное вторжение Жнецов забрало бы несоразмерно больше. Он не сомневался, что Шепард знала это. Как он не сомневался, что Шепард все равно себя винит. — Возможно. Если мне поверят. Гарантий нет, и со стороны все это точно выглядит хреново. Ты должен понимать. Но мне нужно заставить Альянс слушать, и если это значит, что мне надо передать себя властям, отдать Нормандию и, стоя в штаб-квартире командования Альянса, кричать во весь голос… — Ты думаешь, это сработает, Шепард? До сих пор нихрена не работало. Скорее они заткнут тебя и, может даже, просто посадят под замок и выкинут ключ, чтобы ты молчала. — Есть протокол. Я все еще состою в Альянсе. Безуспешно пытаясь сдержать горечь тона, он сказал: — А Альянс об этом знает? Вместо того чтобы еще раз пожать плечами, она подняла подбородок. Если бы тон разговора был менее серьезен, он мог бы улыбнуться, увидев проблеск ее обычной дерзости. — Не имеет значения. Я это знаю. И если я просто передам Нормандию, ничего не потребовав, это должно что-то значить. — Призраку это понравится. Ее глаза сузились. — Да. Уверена в этом. Будем считать его неизбежную реакцию бонусом. Изначально было его ошибкой считать, что он может меня купить. Он подождал немного, прежде чем озвучить вопрос, повисший между ними. — Но? Тут определенно есть "но". — Я из Альянса. Вы все — нет. Это между мной и командованием Альянса. Вас я в это впутывать не собираюсь. — Мне определенно не нравится, как это звучит. Он увидел, как мускулы напряглись и расслабились, когда она сжала зубы, но когда она заговорила, ее голос оставался поразительно спокойным. — Команда была собрана для специфической миссии. Эта миссия окончена. Будь это любой другой тур, сейчас пришло бы время распускать экипаж. Двигаться дальше. Ты знаешь, как работают военные структуры. Узел тревоги, что он носил в себе с момента ее внезапного исчезновения, очень резко выплеснулся в ярость. — Чушь. Чушь, — она даже не дрогнула. Гаррус хотел бы, чтобы она хоть как-то выказала, что слушает его, что воспринимает его слова всерьез. — Да ты издеваешься. Я не собираюсь проходить через это снова. Я не хочу через пару недель получить сообщение от Андерсона, сообщающее, что ты вляпалась во что-то и умерла, пока я не мог прикрывать тебе спину. Не после… нет. Она пронзила его ровным взглядом холодных, слишком холодных глаз и сказала: — Вот почему у Альянса есть ограничения. Вместо того чтобы затушить ярость, ее холодность лишь распалила его сильнее. — Ты думаешь, в этом все дело? Честно, Шепард? Чушь. Собачья. Иди и выпихивай с корабля всех и каждого, если ты хочешь, но я отправлюсь туда же, куда и ты. В ад, помнишь? Я дал тебе это обещание задолго до того, как началось все то, что могло идти вразрез с твоими ограничениями. Не смей. Она наклонила голову, одарив его непроницаемым взглядом. Ему показалось, что она оценивает его. Затем, она опустилась на диван, упершись локтями в колени. Она головой указала ему сесть рядом, и с благоговейным ужасом заключенного, ожидающего оглашения приговора, он неохотно повиновался. Злость отхлынула так же быстро, как и возникла, оставив за собой грусть и усталость. Близкие к безнадежности. Тем не менее, когда она заговорила, она не озвучила окончательный вердикт. — Спасибо, что покормил моих рыб. Он немного напрягся от смены темы. Затем, потому что это была Шепард, и потому что она только что отдала приказ, стоивший жизни тремстам тысячам батарианцев, и потому что она выглядела такой маленькой, согнувшись рядом с ним на диване без брони и униформы, он позволил ей эту отсрочку. И добавил признание. — Да. Ну, я… потерял твоего хомяка. Минуту она оставалась безмолвна, опустив голову. Она не злилась. Ее тон был ближе к смирению, и это беспокоило его так же, как ее пораженческие пожатия плечами. — Бедняга. Я думала, он слишком труслив, чтобы убежать. Всегда прятался в своей маленькой коробочке и пищал, словно думал, что я его убью. Может, теперь он вернется домой, в соответствии с его именем. Где бы ни был дом у космического хомяка. — Его… имя? Она слабо и печально улыбнулась. — Одиссей. — Это… то еще имечко для… — Грызуна? — Шепард издала хриплый смешок. — Да. В основном я зову… звала его просто Оди. У меня был учитель, обожавший рассказывать старые истории, и, полагаю, это произвело большее впечатление, чем мне тогда казалось. Мне нравился символизм. Ты знаешь об Одиссее? Гаррус покачал головой. Имя звучало смутно знакомым, но его познания в человеческой литературе, человеческой мифологии были в лучшем случае поверхностными и в основном ограничивались тем, что раньше упоминала Шепард. Кажется, Одиссея в этой программе не было. — Ему потребовалось десять лет, чтобы добраться домой. Ему устраивали засады. Отвлекали. Едва не убили. Но, в конечном итоге, он вернулся, — она вздохнула. — Честно говоря, я всегда задумывалась, считал ли он, что это того стоило. После всего, через что он прошел, после всех его приключений, дом, наверное, казался таким маленьким. На самом деле нельзя вернуться, так? Это был не тот вопрос, который требует ответа. Или на который хочется услышать ответ, подумал он. — Ты не можешь последовать за мной в этот раз, —сказала Шепард мягко, не глядя на него и уставившись вместо этого на свои ладони. Он начал протестовать, но она перебила его, ее тон говорил, что спорить бесполезно. Это ничего не даст. Но он все равно хотел спорить. — Это иной ад, тот, который я должна пройти самостоятельно. И я хочу… — она резко замолчала и помотала головой. — Нет, неправильно. Я не собираюсь тебе приказывать. Никому из вас. — Она передвинулась, так что ее колени касались его, а торс был развернут к нему. Ближе, чем она позволяла с того момента, как вошла в дверь, но он обнаружил, что контакт ранил, а не успокаивал. Это было похоже на прощание. Он хотел встать и выйти прежде, чем она успеет сказать то, что собиралась сказать — прежде, чем она произнесет слова, которые не сможет забрать назад, а он не сможет притвориться, что не слышал. Но он остался на диване и позволил ей взять его ладонь в свою маленькую, со слишком большим количеством пальцев. — Я доверяю тебе, — сказала она просто. Без усилий. Словно это не были самые важные слова, что она когда-либо ему говорила. — И ты был… тут. Все время. Ты знаешь все. Ты все видел. Если я не могу быть той, кто объединит силы… — Но ты могла бы, Шепард, — перебил он. — Никто не заставляет тебя возвращаться. Она покачала головой. — Что, воспользоваться советом Джек? Стать пиратом? Никто в галактике не уделит мне и минуты времени, если я так сделаю. А галактике пора начать прислушиваться. Это… полагаю, этим вы все и займетесь. Я ни черта не знаю о Мигрирующем Флоте, Турианской Иерархии или общности гетов. У нашей команды есть связи среди почти каждой из основных рас в галактике, и… слушай, кто-нибудь должен начать что-то делать. Ты сам сказал: Совет не хочет слушать. И статус спектра не поможет. Так что готовить галактику будут не они. Мы оба знаем. Но у меня еще есть шанс с Альянсом. Они — последняя карта, которую я еще могу разыграть, а мы оба знаем, что расклад с самого начала был не в нашу пользу. Мне просто придется сделать, что они хотят. Она сделала глубокий вдох и медленный, ровный выдох. Ее пальцы сжались вокруг его, костяшки побелели от напряжения. Он практически не почувствовал этого. Потому что он знал, о чем она не станет просить, но о чем она в тоже время просила. И он понятия не имел, как последовать ее путем, как сделать то, что делала она. Он пытался однажды, на Омеге. Это закончилось смертями его друзей и настолько мимолетным уменьшением преступности, что это едва ли было заметно в общей схеме. Каждый раз, когда они возвращались на Омегу, она все еще кишела Синими Светилами, Затмением и Кровавой Стаей. Также как и всегда. Пытаться заставить Турианскую Иерархию прислушаться к слухам и назвать их правдой, чтобы начать собирать войска будет в миллионы раз сложнее, чем уничтожить триаду банд Омеги. Может, Шепард этого не осознавала, но осознавал он. Шепард продолжила, не замечая его внутренней борьбы: — Поверит он мне, или нет, согласится с принятым мной решением или нет, я абсолютно уверена, что руки Хакета тут будут связаны. Они захотят вернуть меня. Захотят добиться ответов. Если они не поверят мне — если они решат, что я свихнулась и взорвала систему Бахак из-за какой-то старой обиды — я в заднице. Но если они послушают? Может, нам не обязательно терять всю галактику единым махом, когда придут Жнецы. Может, мы будем хоть чуть-чуть подготовлены, — она повернула голову, и в глазах больше не было холода. Но ее взгляд все еще его отталкивал. Он это знал. Даже несмотря на из сплетенные руки. — И даже если шанс, что они прислушаются, не выше, чем шанс, что в аду пойдет снег? Я рискну, Гаррус. Я должна. — Я понимаю, — сказал он. Потому что понимал. Ему это не нравилось. Ему от этого хотелось ударить в стену кулаком или пустить пулю во… что-нибудь, но он понимал. — Я знаю, — ответила она. — И я… слушай, это немногого стоит, но прости. Я не должна была принимать… — Эй, — сказал он, пытаясь подобрать слова, и натыкаясь лишь на те же самые старые защитные механизмы. Некоторые вещи никогда не меняются. — Это… это ведь не навсегда. Ты знаешь меня. Всегда появляюсь, когда меньше всего ожидаешь. Стильно и как раз в тот момент, чтобы успеть спасти положение. Она одарила его усталой улыбкой, но это все же была улыбка. — Ты как неразменный пятак, Вакариан. Мой любимый неразменный пятак. И если они решат не протаскивать по полной мою задницу через трибунал, лучше верь, что ты будешь первым, кого я навещу. Он издал смешок, хотя сердце было не на месте. Ее слова звучали, как завершение. — Ну. Я лучший. — Верно, — сказала она, подыгрывая и слегка толкнув его плечом. — Я бы без тебя пропала. — Чертовски верно. — Постарайся не впутываться в схватку с разъяренными наемниками в этот раз. Постарайся не умереть в этот раз, не сказал он. Пришлось зайти в медотсек подлечить руку позже, много позже, после того, как он оставил Шепард писать Хакету отчет — так много слов между ними осталось недосказанными — и ретировался в главную батарею. Чертова стена сама напросилась. Чаквас даже не отчитала его за очевидную глупость. Для разнообразия. Он всегда подозревал, что доктор понимала намного больше, чем когда-либо показывала.