I год правления Сёдаймэ, месяц одиннадцатой луны
Мадара оказался прав: скоро же мне пришлось узнать о том, как может жестоко и насмешливо обойтись судьба. На моё шестнадцатилетие собрался весь клан. Старейшина, отец, старшие члены, молодые бойцы, дети… Все поздравляли меня, наряженную, словно куклу, попутно поминая мою покойную мать добрым словом. А в конце церемонии отец объявил во всеуслышание, что скоро нас ждёт ещё один праздник: моё обручение с Хокагэ деревни Листа. Так быстро осыпаются нежные лепестки вишен, так просто отец продаёт родную дочь в чужой клан, с которым ещё вчера велись битвы не на жизнь, а на смерть… Сказать по правде, я до сих пор не могу уложить в голове два события: недавний уход главы клана Учиха из деревни и те слова, которые он передал мне как будто на хранение, и моя помолвка с его закадычным противником – Сэнджу Хаширамой. Неужели и правда моя участь – стать угодницей Лидера и искусницей льстивых речей? Отец, думал ли ты, когда заключал сделку, что мне будет так страшно, как сейчас? Знал ли ты о моей сердечной привязанности? Господи, ведь я даже не знаю, кто он такой, этот Хаширама-доно! Всё время, что мы тут, я с широко распахнутыми глазами смотрела только на его друга. Кто бы мог подумать, что судьба станет так шутить надо мной! Всё пропало теперь: надежды на новую жизнь, любовь, желание стать куноичи… Я слышала, у жены правителя есть только одно предназначение – родить наследника, да и того тут же придётся отдать на попечение наставников. Её умения как шиноби, чаяния сердца, привязанности – всё не имеет значения. Ах, что же будет? У кого искать защиты и утешения?I год правления Сёдаймэ, месяц одиннадцатой луны
Сегодня состоялась наша первая встреча с Хаширамой-доно в сопровождении представителей клана. Официальная церемония – повод, чтобы оценить выгодность приобретения. Меня одели в шёлк, опоясали буквально тысячами лент, заплели волосы в косы, украсили их дорогими украшениями. Советница сказала, что после замужества мне всегда придётся носить официальный наряд, так что лучше б мне привыкать. Боже, неужели больше никаких тренировочных штанов, майки и сумки, полной сюрикэнов и кунаев на боку? Хокагэ-сама не такой, каким рисовало его моё воображение. От него пахнет солнцем и древесной корой. А ещё он постоянно улыбается, и, кажется, словно эта улыбка неподдельная. Когда нас посадили друг напротив друга перед сакадзуки* с уже разлитым сакэ, я заметила, как Хаширама-доно на секунду совсем по-детски сморщил нос, прежде чем выпить содержимое. Очевидно, он не любитель выпить. Мягкий на словах, но твёрдый в движениях. Я наблюдала за ним весь вечер. Он лишь раз осмелился обратиться ко мне по имени, и оно звучало в его исполнении звонко и ясно, словно солнечный луч ненароком обласкал моё погасшее сердце. Нежность его слов бросила меня в слёзы, но я не позволила себе эту слабость, только не при всех! После пришла домой и провела ночь в сдержанных рыданиях. По крайней мере, отец продал меня достойному человеку. Не зря Мадара выбрал его своим другом…III год правления Сёдаймэ, месяц второй луны
Вот уж третий год, как я жена Хокагэ. Давно не писала ни о чём, да и как описать вереницу однообразно скучных дней, проводимых в бесконечных приёмах послов, разрешении межклановых неурядиц и стратегических советах, на которых ты – лишь украшение без права голоса. Но вчера Хаширама приказал всем слушаться меня не меньше, чем его самого. Какой же он всё-таки ребёнок внутри! Хочет доставить радость всем, даже если самому будет неудобно, даже если это повлияет на его авторитет… Единственное, чем он никогда не поступится – это Коноха, оплот всех его мечтаний, воплотившихся в жизнь. Оставляя этот принцип в стороне, он полон ребяческих устремлений: смешно сердится, когда что-то идёт не по его усмотрению, быстро впадает в уныние и так же быстро отходит, открыто улыбается всем и каждому, даже мне улыбается, хотя я ему – никогда. За этот год мне пришлось забыть о вольностях, кажется, что детство осталось позади навсегда. Как только Хашираме удаётся совмещать непосредственность и решимость в одном теле, для меня загадка. В обязанности жены лидера входят многие вещи, которые остаются за занавесью, вещи бесславные и недостойные ничьих других глаз и рук. Утешать Хокагэ в его приступах скорби по ушедшему другу, бессчётное количество раз проводить ладонью по гладкому шёлку длинных волос, пока он рыдает на моих коленях, словно маленький мальчик, потерявший маму… А кто утешит меня? Знал бы он! А в следующий раз утолять его страсть своим телом, своим умом, своим голосом, который никогда не дрожит. Ах, как эгоистично с его стороны несдержанно брать меня на полу, совершенно не заботясь о том, как я при этом себя чувствую, или в порыве раздражения осаждать меня жёстким словом, а затем пытаться загладить свою вину и доставить мне удовольствие, будь то ласка, подарок или внимание к моим якобы нуждам. И как он уверен, что знает меня! Ведёт со мной долгие разговоры на веранде, улыбается, пытается согреть горячим чаем, тёплыми руками, нежными губами. Начинает разговор всегда он, в продолжении никогда не спросит, о чём мои думы. Боится собственных чувств, страдает, когда его не услышали, волнуется перед каждым выступлением на публику. Ребёнок! Всегда держать репутацию клана Сэнджу в чистоте, даже когда она погрязла во лжи и раздорах, отдавая чётким тоном приказы исполнителям, чтобы подчищали хвосты лучше, чтобы заметали следы вернее, чтобы устраняли и унижали, кого следует устранить и унизить, даже если это самые близкие Хашираме люди… Улыбаться бесконечной веренице послов, разрезать ленточки на вновь отстроенных домах, посещать госпиталь, рассказывать о Воле Огня молодому поколению ещё пока таких разрозненных коноховцев. Отдать всю себя для процветания деревни. До последней капли. А свои чаяния похоронить глубоко-глубоко, и пусть только боги знают о том.VIII год правления Сёдаймэ, месяц четвёртой луны
Вспоминаю слова покойной матери, которая, хоть и оставила этот мир, будучи ещё молодой, успела дать мне множество наставлений, но в то время я не смогла их услышать, оценить, осознать. В памяти остались лишь отрывки воспоминаний. В минуты печали и трудного выбора её мягкий назидательный голос звучит отовсюду: шелестом ветра в листве, журчанием светлого ручейка, тёплым касанием солнечного луча поутру, звонкими трелями птиц. Голос шепчет всегда одно и то же: «Будь мудрой, Мито». Долгое время мне казалось, что мудрость – сравни хитрости. Не иди напролом, лучше запутай следы. Не говори всю правду сразу: всегда только часть и как бы невзначай. Кажись слабой, а сама тренируйся день и ночь. Теперь, кажется, я понимаю, что значит быть мудрой. Мудрость женщины – огромная сила, что как смертоносная змея, свернувшаяся в клубок. Она много больше той кичливой силы, которую так любят выставлять напоказ воины. Женскому могуществу подвластны все и всё, но по воле мудрости никогда не происходит так, что оно проявляет себя в полную силу. Иначе бы мир пришёл в упадок. Подумать только, одно единственное желание женщины способно перевернуть целый мир! И всё же, наш удел, мой удел, жить в подчинении, смиряя истинную природу, скрывая свободную сущность, запечатывая нерушимую волю. Тысячи лент опоясывают моё тело, сотни тысяч масок сменяется на моём лице ежедневно. «Тот, кто по-настоящему силён, неизменно отдаёт статус первенства тому, кто слабее. Идеалы, принципы, мечты, за которые каждый год гибнут тысячи и тысячи людей – всё это ничто по сравнению со смиренно склонённой головой мудрой женщины», – тихим эхом отдаются в голове слова матери. И я послушно опускаю взгляд ниже, не допускаю ни тени ропота, ни намёка на сомнение. Возле моего мужа люди то и дело находят прибежище, но по иронии судьбы только мне одной суждено давать поддержку ему самому. Хаширама изменился сильно с того момента, как мы обручились: больше не скорбит по ушедшему другу, не робеет при встрече с даймё, крепко держит свой меч на защите селения… Иногда я думаю, а что было бы, если в тот момент сдалась я? Смог ли бы мой муж стать тем, кем сейчас является, защитил бы своё детище? Ох, если бы кому стало известно, как стираются руки в кровь, когда при мысли о том, что где-то там бьются не на жизнь, а на смерть, два глупца, хватаешься за острые углы низкого рабочего столика, на котором никогда не переводятся документы. Или как болезненно сжимается сердце, стоит только ноге израненного в бою Хокагэ ступить на порог селения, и уже не знаешь больше, по ком больше тоскует сердце: по тому, кто выжил, или по тому, кто может быть уже мёртв. Как чёрная, словно ночь, пелена страха окутывает с ног до головы перед оскалом чудовища, которое ты решила навсегда заключить в своём теле ради того, чтобы сохранить принципы, приумножить влияние деревни. Ради того, чтобы улыбка Хаширамы не погасла, и люди как и прежде верили в него, а он – в них. Нет, эту тайну я унесу с собой в могилу. Только рыжая тварь нет-нет да шевельнётся где-то в глубине утробы: она скрывает много больше моего. Иногда меня посещает безумная мысль, что мы с ней чем-то похожи…XV год правления Сёдаймэ, месяц первой луны
Вот уже пошёл тридцатый год, как я живу в этом мире. Хаширама в последнее время настойчиво, но как всегда в своей манере – ненавязчиво, просит меня взять несколько учеников, чтобы, когда время придёт заключить биджуу в новый сосуд, будущий джинчуурики был к этому готов. «Пойми, моя славная Мито, не все столь преданы Воле Огня, как ты, чтобы повторить твой подвиг без подготовки!» – говорит муж. Пожалуй, я с ним согласна, вот только где моя былая уверенность в своём могуществе? Куда подевалась сила переданной матерью мудрости? Не шепчет больше листва, не носится по полям ветер, не переливается вода в ручье на летнем солнце. Только одно послание терпеливо доносит природа-мать, которое в гордости прошлых лет не сумела разобрать я: «Глупая женщина, истинная мудрость пребывает в любви!». О любви-то я никогда и не спрашивала и до сих пор не знаю, что она такое. Я искала её везде, вплоть до того, что часами доставала Лиса, но он только зубы скалил и рычал в бешеном бессилии, прямо как я внутри. Что я скажу будущему джинчуурики? Что жизнь – это постоянная борьба, что малейшая потеря самообладания, и тебе, равно как и селению, верная смерть, а может то, что даже при соблюдении всех правил рано или поздно ненависть разъест тебя изнутри? Лишь руки Хаширамы удерживают меня над пропастью, где бурлит водоворот, который, я не сомневаюсь, однажды поглотит меня всю. Когда он осторожно вынимает заколки из моих волос, освобождая огненные пряди, распутывая их руками, когда эти руки скользят ниже и развязывают ленты, словно бесчисленные оковы, опоясывающие моё тело, когда его губы касаются моих обнажённых плеч, предваряемые спокойным тёплым дыханием, а осторожные, слегка шершавые пальцы медленно скользят по бокам от груди и спускаются ниже, когда привычным движением он овладевает мной, сливаясь с моей необузданной страстью и придавая ей форму ровного пламени, согревающего, но не обжигающего, когда его длинные и ровные каштановые волосы, несущие аромат земли и влаги, не хуже шёлка ласкают мою кожу, когда в его всегда улыбчивых глазах отражается: «Ничего не бойся, моя милая Мито» – обида на время отступает. Хаширама раздаёт любовь всем, кто в ней нуждается. Он как сама любовь… Может, поэтому Лис слушается только его? И как же больно снова и снова предаваться мыслями тому, с кем не виделись вот уже больше тринадцати лет! Вспоминать его ежиную чёлку, ежиный нрав. Думать о том, как бы моя жизнь сложилась, если б я осмелилась убежать вместе с ним тогда, какими были бы его ласки, куда устремлены его помыслы, знает ли он о любви. Нет во мне мудрости ни капли. Нет, нет, нет…XV год правления Сёдаймэ, месяц третьей луны
В II месяце стану мамой. Хаширама воспрял духом, даже как будто вернулась его ребяческая натура: советники с него с ума сходят, да и не только по его поводу – селение словно обнаружило секретный кран радости и, недолго думая, отвернуло его на полную катушку, особенно после того, как целители сообщили, что это мальчик. Лис недобро скалит зубы, но дотянуться до ребёнка не в силах, так как Хаширама всё время рядом, и печать туго стягивает его шею. Меня посещают смешанные чувства. Смогу ли я быть хорошей матерью, когда во мне так много печали и так мало любви?XVI год правления Сёдаймэ, месяц одиннадцатой луны
Время так быстро летит… Нашему сыну уже один год. Воспоминания о кошмаре, который мне пришлось пережить во время родов, до сих пор живы. Однако теперь я понимаю, что многому из того стоило произойти, ведь только увидев разъярённую морду Девятихвостого, почти ничем не сдерживаемого в своей ненависти, я смогла разглядеть печаль в его глазах. Жаль, что не мне уготована судьба разделить с ним эту печаль. Хаширама бы, возможно, смог, но за все годы упорной борьбы я потеряла столько времени, столько сил, которые можно было отдать на развитие любви! Неужели, так выглядит сожаление?XXI год правления Сёдаймэ, месяц десятой луны
Лисица не ровня ворону в небе. Можно притвориться, что это не так, но правда от этого не изменится. Первая слишком привязана к своей норе, второй – к своей стае. Помню, когда я была маленькая, в ту пору ещё не павшая жертвой ненасытной войны, моя сестра читала мне старые легенды клана Узумаки на ночь. Жестокие, беспощадные легенды, многое в которых, как я впоследствии осознала, было частью реальной истории. Лисицы, волки, вороны, змеи, даже ежи… – все они олицетворяли враждующие кланы. Ни в одной из историй лисы и вороны не значились союзниками. Так стоит ли пытаться обманывать себя, глупая Мито? Вот уже месяц я чую след вороньего крыла Учихи Мадары, реющего, словно чернокрылая смерть над Конохой. Хаширама тоже чувствует скорое наступление противника и спешит закончить все срочные дела на случай, если ему уже не представится такая возможность. Удивительно! Каждый раз муж собирается в бой с участием Мадары, словно в последний путь, и это единственный момент, когда его можно застать серьёзным. В остальное время он кажется крайне беспечным, чем первое время нашего супружества раздражал меня не на шутку. Теперь я научилась различать за улыбкой Хаширамы различные оттенки тщательно скрываемых чувств, и теперь в нём поселилась исключительная решимость. Мне всегда было интересно знать, о чём думает Мадара, бросая вызов заклятому другу. Понимает ли он, что с каждым новым разом, когда их клинки скрещиваются, полотно неизбежности их связи крепчает?XXI год правления Сёдаймэ, месяц десятой луны
Мои чувства впервые подвели меня. К чему бы? Возможно, что-то всё-таки неуловимо меняется с течением времени в подлунном мире… Мадара пришёл вернуть то, что ему теперь не принадлежит – Девятихвостого. Я отправилась ему навстречу одна, вопреки воле Хаширамы, который всегда отчаянно пытается взять на себя всю ответственность, но на этот раз советники рассудили, что будет лучше сделать из меня нечто вроде приманки, дабы исключить возможность уничтожения селения попавшим под контроль Шарингана чудовища. Я долго смеялась им в лицо, беззастенчиво и дерзко: «Вы думаете, Мадара так глуп?». Надо было видеть при этом выражение лица Хаширамы, который любит меня до беспамятства. Впрочем, он за всех готов жизнь отдать, просто потому что люди должны жить в мире. Я же в тот момент готова была отдать жизнь за одну встречу с бывшим главой клана Учиха. Меня съедало любопытство. Говорят, страстное желание женщины всегда порождает цепочку необратимых обстоятельств, складывающихся в его пользу – главное лишь правильно желать… «А ты всё так же опрометчива», – сначала слышен только его голос, силуэт же скрывает тень листвы. «Шиноби – машина для убийства, и тени – его вечные спутники», – этот урок не преподавался в Академии, но был прочно усвоен мной из уст того, кто всегда был готов атаковать, не выходя из тени. Время устанавливает власть над всеми, отметила я, когда Мадара таки вышел из укрытия, – даже великие воины не способны ему противостоять. По сравнению с образом, запечатанным в уме, черты его лица обострились, врезая контур глаз ещё сильнее, некогда хрупкая, казавшаяся почти тощей даже под доспехами фигура, обрела полновесность, в движениях появилась небрежность Мастера, разве что волосы не изменились совсем: топорщились во все стороны острыми иглами, как и прежде. А ещё у него теперь совсем другие глаза: если раньше они пылали смертным духом, то теперь невозможно было почувствовать ничего. «Тебя послали сюда с целью соблазнить меня Девятихвостым. Они думают, что я не выдержу и начну вынимать его из тебя прямо здесь и прямо сейчас, химэ», – с ходу продолжил Мадара. На последнем слове я вздрогнула: обращение, произнесённое с такой знакомой интонацией издёвки, будто призрак из прошлого. «А вы сомневаетесь в моих способностях, Учиха-доно?» – парировала я. «Ничуть. Как я и предполагал, земля вырастила вас истинной лисицей», – продолжил он с насмешкой. «Вы ошибаетесь», – я старалась, чтобы мои слова не звучали слишком резко, дабы не выдать волнение, которое вопреки моему натренированному самообладанию, рождалось в районе живота и расходилось по всему телу, заставляя дрожать руки и ноги, а сердце биться чаще. И что на меня нашло? – думала я. «Зачем же вы тогда пришли, если не поупражняться в хитрости?» – словно вторя моим мыслям, вопрошал Учиха Мадара. «Мне было любопытно», – ответила я правду. «Любопытно?» – переспросил он. «Да, быть с вами на равных», – я понимала, что за меня говорит гордыня, но ничего не могла с собой поделать: соблазн был действительно велик. Он, конечно, расхохотался, пока я стояла в сомнениях, понял ли он истинную суть моих слов. «И что, мне теперь дать вам леденец за прилежность в учёбе, химэ-чан?» – подобрался вплотную, ежиные пряди касаются украшенной жемчугами шеи, глаза алеют снизу вверх, губы искривились в дерзкой усмешке. Никаких манер, отметила я про себя. Учиха Мадара никогда не был джентльменом, впрочем, никогда и не стремился им быть, в отличие от своего противника. Принял всё буквально, не прочитал подтекста по губам… В умении вести игру слов мы с вами уже не на равных, Учиха-доно. «Или, быть может, лучше подарить вам то, чего вы так добивались в пору моего славного пребывания в Конохе?» – обжигающим шёпотом коснулся левого уха. Я молчала, не шевелясь. Рассудила, что его горячую натуру бездействие будет злить больше всего, и не прогадала. «А что если я не буду спрашивать вашего разрешения? Можете не сомневаться, Сэнджу и Ко, никогда не узнают, куда пропала их славная Мито-сама, и тогда вся вы, – он сделал паузу, – и Девятихвостый впридачу будете только под моим контролем». Контроль-то он как раз и терял. В холодном уме Мадара никогда бы не опустился до угроз, но я сумела выдержать паузу, прежде чем совершить решающий удар. «Вы можете силой заставить подчиняться вам моё тело, но разумом я останусь верна своему мужу. Вам никогда не одержать победу над тем, что вам не принадлежит. Я поклялась быть верной Сэнджу Хашираме и собираюсь сдержать своё слово», – как можно спокойнее произнесла я. Это подействовало: краем глаза я заметила, как побелели его костяшки пальцев, которые уже, словно когти чёрного ворона, были готовы впиться в белый шёлк моих одежд. «А что если бы я не ушёл из деревни? Что если бы я стал Хокагэ вместо Хаширамы? Ваша преданность не поменялась бы? Или она не зависит от титулов и распространяется только на вашего многоуважаемого супруга?» – мне показалось, или в голосе Мадары послышались нотки сожаления, смешанные с ревностью. Как трудно ему, подумала я, ощущать себя проигравшим: все почести Хашираме, родной клан переметнулся на сторону врага, деревня процветает вот уже который год, более того, мир действительно начал меняться с лёгкой руки Первого Хокагэ, даже Лис, и тот, отошёл Конохе, пока сам он тратил драгоценное время на защиту своих драгоценных, но, увы, мало кем разделённых идеалов. «Вы сейчас говорите в несуществующем времени, Учиха-доно. История не терпит сослагательного наклонения», – говорила ему я. «И всё же, если на секунду представить, что это «бы» свершилось так, как вы только что сказали, то лично я бы лишилась очень ценного урока жизни. Ворон же – не ровня лисице, не так ли?», – вот так, добить собственными же словами. Но затем меня насквозь пронзило острое как предательский клинок и яркое как вспышка побуждение, опрометчивое и незапланированное – трещина в броне самообладания – каждая женщина её имеет и каждая женщина не может предугадать заранее, когда она даст о себе знать. Миг, и я чувствую его горячее дыхание, чуть дрогнувшее от моего резкого выпада, под своими губами. Чёрный росчерк ресниц, обрамляющий самую большую драгоценность клана Учиха, прозрачность бледной кожи в неверном сумеречном свете, острота красных пластин, колючками впившихся в тело, непослушные волосы ежиной гривы – всё это я ощущала вместе со сладким привкусом победы. Его мягкий ответ и тепло пальцев в матовых перчатках на моих бёдрах заставляют меня вопрошать снова и снова: «А была ли это моя прихоть? Что если он, а не я, загадал желание в тот вечер?». Вернувшись обратно в деревню, я сказала, что в назначенное время никто не пришёл. Хашираму, безусловно, не обмануть. Любовь позволяет видеть всё и великодушно молчать. Должна ли я пугаться этого?XXII год правления Сёдаймэ, месяц шестой луны
Учиха Мадара мёртв. От руки моего благоверного. Накануне Хаширама вернулся с поля боя не в пример прошлым разам усталый, но с подозрительно горящими глазами. Три дня ничего не ел, игнорировал всех, кто пытался хоть что-то узнать. Всё это время я просидела возле него, не сомкнув глаз. Знание ядовитой змеёй уже проползло в моё сердце, но я упрямо ждала приговора. Наконец, спустя три дня, он вплотную подсел ко мне, больно сжал плечи обеими руками и выдохнул мне в лицо: «Я убил его, Мито. Я убил своего лучшего друга». И всё. Никаких слёз, как прежде. Также больше никаких слов. А вчера он пришёл ко мне после ежедневной вечерней прогулки вдоль границ селения и выдал всё. О том, как они с Мадарой познакомились, как узнали, что принадлежат к извечно враждующим кланам, как решили не поддаваться судьбе, как мечтали, сидя на вершине скалы, где сейчас красуется лицо Хаширамы, о деревне, о мире, о дружбе, как клановые распри помешали затее, как умер брат Мадары – Изуна, как Хаширама чуть не совершил самоубийство и как друг в последний момент опомнился, остановил бессмысленную смерть, как Коноха была основана, как Хокагэ выбрали, вопреки желанию мужа, не Мадару, как остальные кланы были настроены против Учиха, как в бесплодных попытках что-либо изменить, Мадара наконец оставил селение, пообещав избавить мир от страданий, как их сердца рыдали в унисон, бессильные остановить схватку, каждый раз, когда они встречались на поле боя, как был побеждён Девятихвостый, как слишком быстро клинок пронзил друга насквозь. Я выслушала историю до конца, и, удостоверившись, что в душе Хаширамы больше не осталось ни капли неразделённого чувства утраты, задала вопрос: «И вот сейчас, после всего, что произошло, ты продолжаешь любить его?». «Несомненно», – был его ответ. И тогда я вспомнила слова самого покойного Мадары, сказанные в роковую ночь перед его уходом из Конохи: «Ты ничего не знаешь о дружбе». Определённо точное замечание, отметила я про себя. В то время всё, чего я желала – обожать без памяти, но после того, как Мадара ушёл, образ моего кумира разлетелся на множество осколков, которые с тех пор каждый день ранили меня бессчетное количество раз, так что со временем я перестала чувствовать что-либо, кроме боли. Невероятно, однако, что с его смертью, ушли и страдания. Значит ли это, что мои способности чувствовать исчезли с лица земли вместе с покойником?III год правления Нидаймэ, месяц третьей луны
Мадара был прав… «Однажды мир снова расколется на части», – так оно и произошло. Всё-таки, мужчины – упёртые идеалисты. В конечном итоге, ни одному, ни второму не удалось достичь своей мечты. Война унесла жизнь моего благоверного на пятьдесят первом году его жизни. Любила ли я его? Мне кажется, это вопрос сродни «любила ли я Учиху Мадару?». Обоих, словно бремя, выносило моё всё ещё живое, несмотря на все удары судьбы, сердце. Время от времени мне в голову приходит чудная мысль, что оно существует отдельно от меня, потому что я давным-давно сдалась, в тот самый миг, когда погасла Луна над Конохой. И всё же, я любила Хашираму. Мадару – тоже. Обоих несовершенным, собственническим чувством. Однако теперь всё будет иначе. Больше никаких глупых надежд, слёз, многочасовых воспоминаний и эгоистичных попыток сбежать от исполнения своего долга. Кажется, только теперь во мне зарождается истинная Воля Огня, о которой так много уже было сказано моими дрожащими от сомнения устами. Я должна взращивать то семечко, которое оставил Хаширама, ничего не страшась. Пусть не мне суждено преодолеть ненависть, воцарившуюся на Земле… и всё же, я верю, однажды появится человек, способный преодолеть тьму в своём сердце и изменить этот прогнивший до самых корней мир. Ради исполнения этой мечты, стоит потратить оставшееся время. Даже Девятихвостый больше не смеет мне перечить.