♪ U2 — The Troubles
Не произойди на этой неделе два крупных, даже глобальных события в жизни Гарри, она могла бы стать относительно тихой. Но они произошли. Изначально Гарри казалось, что лишь одно из них по-настоящему существенно и лишь одно сотрет весь последующий счет серых дней его жизни, но на деле они создали этот самый эффект вместе.* * *
Легкая лень разливалась по венам, теплилась в груди, чувствовалась в каждом вдохе. Теперь таким был каждый день: Гарри лежал где-нибудь и лишь изредка вспоминал о старых друзьях, надобности в которых теперь не было. Громкая ссора со Стивом и остальными парнями лишь только показала, насколько он переменчив. Теперь одиночество было для него желаннее, чем что-либо другое на свете. Ему осточертело все, каждая мелочь вызывала раздражение. С таким дрянным настроением было легче справляться одному, чем перекладывать его на других; именно этим Гарри и объяснял то, что запустил не только себя, но и состояние своего кошелька вкупе с состоянием небольшой квартирки. Он постоянно находился в ожидании чего-то, но не прикладывал никаких личных усилий к поиску потерянного вкуса к жизни. Очередной звонок Луи лишь временно растормошил его, но не пробудил до конца. — Что? — кричал Гарри в трубку. — Ты действительно думаешь, что можешь сказать мне три слова на лестнице, и это все разрешит? Раньше он никогда не кричал, разговаривая с ним. — Но, Гарри... — На том конце было слышно, что Луи опешил. То резкое проявление чувств вчерашнего дня дало ему надежду, которую сейчас беззастенчиво отбирали. На Луи в ту минуту было больно смотреть; даже проходившая мимо его комнаты Дарси, не понимая смысла происходящего, одарила папу сочувственным взглядом. — Я не думал, что делал, и это моя единственная ошибка, — продолжал говорить Гарри; ему казалось, что он вытравляет из себя последние чувства к Луи, но с каждым новым словом все дальше и дальше уходил в обратную сторону. Пытаясь избавиться привязанности к мужчине, он делал ее сильнее. — Ты не имеешь права требовать от меня что-либо. Я еще вчера предупредил, что ты исчез в моих глазах, но ты почему-то не прекратил надеяться на то, что я вернусь. А я не вернусь. У меня есть свои амбиции и потребности, если хочешь, и тебе я уже давно ничем не обязан. То, что ты со мной сделал месяц назад, в корень меня изменило, Луи. Я стал отыгрываться на других людях. Я не прошу приносить за это твои ничего не значащие извинения, только, ради всего святого, оставь меня в покое. За вчерашнее я уже извинился. Под «вчерашним» Гарри подразумевал поцелуй. Отключившись, он зарыдал.* * *
Когда холодный солнечный диск достиг высшей точки на небосклоне, они разговаривали уже полчаса. Гарри и незнакомец. Как это бывает — встретились на улице, один спросил дорогу, другой проводил. Начали болтать ни с того ни с сего а какой-то ерунде, а потом поняли, что уже не смогут сказать «пока». На самом-то деле им обоим всего лишь хотелось быть выслушанными. Гарри — потому что его разум и его желания, казалось, принадлежали разным людям, незнакомцу — потому что он обладал грустной историей, только благодаря которой и оказался в совершенно чуждом ему городе в толпе чуждых ему людей и только благодаря которой рядом с ним стоял панковатый парень с болью в глазах. Изначально они выслушивали чужую историю, только чтобы иметь возможность рассказать свою. Подобно тому, как люди интересуются: «Как дела?», будучи совершенно незаинтересованными в ответе. Когда они стали в нем заинтересовываться, оба поняли, что у них появился друг.* * *
— Гарри, я хочу сказать тебе кое-что, — как-то пробормотал Кольт, переминаясь с ноги на ногу, пока сам Стайлс удобно устроился на небольшом диване. Они были в квартире Гарри; наверное, это значило много, раз он не приглашал в своё маленькое убежище никого, кроме Кольта. — Я слушаю, — ответил Гарри. Он не предлагал своему новому другу присесть, да и тот, похоже, чувствовал себя увереннее, стоя на своих двоих. — Я думаю, ты нравишься мне. — Отлично. Ты мне тоже, приятель. Поэтому я разрешил пожить у меня. — Нет. В другом смысле. Я влюблен в тебя. Внутри у Гарри разлилось необычайное тепло, заигравшее на щеках пурпурным. Мир взорвался новыми оттенками — но не ослепляюще-красными; это было что-то другое. Он физически почувствовал, как с этого момента — когда в его жизнь ворвался новый человек, — внутри снова разросся пышный бутон счастья, даже примерно не напоминающий прежний, но Гарри было достаточно и пародии. Гарри ценил это, ценил каждый момент и каждое прикосновение к человеку, глядя на которого он забывал о Луи, что так бездушно всплывал из подсознания в остальное время. Тогда приходилось заполнять эти паузы пустой болтовней и не оставаться в одиночку ни на секунду. Иногда из-за Томлинсона они ссорились, потому что Кольт пытался узнать, с кем Гарри постоянно разговаривает по телефону, а Гарри молчал, не горя желанием рассказывать эту историю. Были моменты до мурашек тёплые, когда ни один из них не пожелал бы ничего изменять в настоящем моменте: от жизни до грязной посуды на кухне. Возможно, их сказка так и осталось бы сказкой, а не жалкой ее моделью, если бы не звонки. Их Гарри периодически игнорировал и лишь изредка брал трубку, чтобы послать свое назойливое прошлое куда подальше, с каждым разом все более неуверенно и тихо: «Не звони мне». Гарри понимал, прекрасно понимал, что чем дольше Луи звонит ему, умоляя дать второй/третий/четвертый шанс, тем больше Гарри готов дать его. И дело даже не в том, что Кольт вдруг перестал отвечать поставленным требованиям в графе «идеальный любовник», дело не в подавляющем количестве запоминающихся событий на относительно короткий срок их отношений; дело в том, что Гарри прекрасно понимал: Кольт уйдёт из его жизни через несколько месяцев, как уходили/были выгнаны все до него. Кто-то по вине Гарри, кто-то — по своей. Но факт остается фактом: в жизни Гарри не было правильного человека. Не однозначно правильного, как ответ в логарифмическом уравнении, а вечного — конечно, не в физическом смысле, а в пределах его собственной головы. Но пока Кольт здесь, Гарри будет держаться за него, потому что он — единственный, кто лишает его участи терпеть нечеловеческую боль каждый день.* * *
В один по-особенному холодный вечер, когда на улице было так мерзко, что вся она обрисовывалась лишь сплошными потоками грязи и серого снега, Кольт спал на боку на диване в гостиной, а Гарри, пройдя мимо наго на носках, закрылся в ванной. Дрожащей рукой он вернулся к злополучному номеру, который видел так часто на своем экране, что выучил комбинацию цифр наизусть. Сработал автоответчик. «Вы позвонили Луи Томлинсону. Я занят и не могу ответить на ваш звонок, оставьте сообщение, пожалуйста». Один короткий писк в телефоне заставил Гарри вздрогнуть и встрепенуться, начиная быстро бормотать приготовленное и совершенно не регулируя громкости своего голоса: — Привет, это я. Позвонил, чтобы сказать: я снова хочу встретиться с тобой. Наедине. Просто по старой дружбе, — Гарри с натяжкой улыбнулся, как будто смотрел Луи в глаза в глаза, а не отправлял голосовое сообщение, дальнейшая судьба которого неизвестна (будет ли оно прочитано или удалено?). В этот момент в его голове как по щелчку вспыхнули моменты, проведенные с Луи до ужасного случая. Моменты заботы и ненавязчивой нежности. Они словно выжидали это мгновение, чтобы снова начать душить. Заставлять задыхаться. — Извини, — продолжил Гарри, откашлявшись, — в общем, давай проведем Рождество вместе? Позвони мне, если что-то пойдёт не так. Я... Стук в дверь так и не дал досказать заветное «скучаю». Телефон выпал у Гарри из руки и с громким стуком соприкоснулся с кафелем. Сердце забилось у него в груди в трижды быстрее, пульс участился, а всего вокруг словно перешло в замедленное действие. Гарри медленно и нехотя поднялся с бортика ванны, медленно приблизился к двери — Кольт по-прежнему стучал — и медленно потянул ручку вниз. Когда лицо его парня предстало перед Гарри, их встретил момент тишины. Кольт думал о том, как же поставить вопрос в правильной форме и не дать ощутимой ревности сквозить через каждое слово, а Гарри уже видел, как на глазах рассыпаются их отношения. Нескончаемое «Что же я наделал?» принялось выигрывать шарманку в голове. Ни один из них не хотел начинать этот разговор. Гарри мялся с ноги на ногу и смотрел на обозримый кусок квартиры за спиной Кольта, на упавший телефон, на ванную — куда угодно, только не в лицо стоящему напротив. Кольт же пытался поймать его взгляд. И совесть. Видя, что тишина между ними начала понемногу переходить грань терпимой, Гарри до неправдоподобия неряшливо поинтересовался: — Так ты уже встал? Кольт сжал губы в тонкую полосу, правда, не стал от этого выглядеть угрожающе. Черты его лица были предательски мягкими, и иногда — особенно в моменты злости — он очень об этом жалел, потому что не мог произвести нужного впечатления. Что касается этого момента, он не злился, но тяжелый балласт разочарования висел в его голосе, оттягивая обычно нежный в разговорах с Гарри тон. — Минуту назад. А что, тебе хотелось бы, чтобы я по-прежнему мирно спал в комнате и не подозревал, чтобы у тебя таких, как я, возможно, по три-четыре штуки? Гарри стало грустно, но он постарался этого не показывать. Кольт действительно был ему дорог — с этим человеком всегда было комфортно находиться поблизости, от него исходило теплое спокойствие, — а смотреть, как такой в тебе разочаровывается, было невыносимо. — Послушай, — Гарри схватил за запястье Кольта, который опустил плечи и порывисто развернулся назад, — послушай. Тот, с кем я разговаривал... Мы были знакомы когда-то, но уже давно не виделись. Кольт, у нас никогда с Луи не было отношений. Я просто хочу с ним увидеться. Прости меня, что не предупредил, — Гарри быстро обнял его со спины и прижался щекой к щеке. — Что мне нужно сделать, чтобы ты меня простил? Кольт секунду молчал, не двигаясь. Он определенно о чем-то думал, о чем-то нелегком. Но через секунду ответил — уже вполне обыденным тоном, в который вновь вернулась нежность: — Тогда я пойду с вами, — и вырвался из неуместных объятий, снова уходя в гостиную.* * *
На новой неделе околодомашний покой Гарри и Кольта никто не нарушал. Все, что пришло от Луи, — это лишь сообщение с согласием. Никаких звонков не было, но Гарри не прекращал думать о предстоящей встрече ни на минуту. Как Луи отреагирует, когда увидит Гарри с парнем? Как изменится его лицо в этот момент? Что он испытает? Гарри очень хотелось знать. Не из желания увидеть ревность, а из терзавшей его душу мечты рассмотреть в Луи оставшиеся чувства. Почему-то Гарри хотелось увидеть их до дрожи в пальцах... С появлением Кольта эта небольшая квартира на окраине города преобразилась. В маленькое царство неаккуратности и небрежности Гарри влилась самозабвенная любовь Кольта расставлять вещи по местам: теперь носки больше не «бродили» по квартире, вода в чайнике всегда была свежая, во всех комнатах был порядок — не режущий глаз пустотой, но уютный, и только плед иногда сваливался с дивана, потому что Гарри постоянно ворочался из-за плохих снов. Что касается внешности парня, она идеально соответствовала его имени. Гарри нравились эти небольшие глаза невнятного цвета, пухлые щеки, смугловатая кожа и тонкие губы. Откровенно говоря, Кольт не был красавцем. Но зато его приятная манера общения и улыбка, которая действовала подобно витаминам для повышения настроения, возмещала все внешние недостатки. Иногда Гарри резко останавливался на полпути на кухню, чашка вылетала в него из руки и черепки разлетались по всему полу, а взгляд наполнялся мутностью. Нехватка Луи в таких резких проявлениях ударяла ему прямо в грудь. Он никогда не рыдал за этот временной отрезок — он останавливался, и чашка вылетала у него из руки. Во взгляде Кольта всегда было понимание. Возможно, Гарри жил с ним из-за этого.* * *
Как бы Гарри ни хотелось оттягивать или торопить время, двадцать пятое декабря — в этом году Рождество выпало на выходные — наступило тогда, когда должно было наступить, привнеся в его настроение совсем новый или хорошо забытый трепет. Он стоял возле зеркала и критически рассматривал себя с головы до ног: штаны мятые, футболка нестиранная. Луи с его идеально сидящим костюмом заметит. Гарри подумал, что привычки Кольта со временем передались и ему самому. От панка с зеленой прядью волос осталось лишь внешнее сходство с Гарри из настоящего. — Кольт? — пробормотал он, избавляясь от одежды и бросая ее на диван, не удосужившись сложить; все-таки, передались еще не все привычки. На диване уже скопилась цветастая пирамида. — Да? — Высокий голос отозвался ровно на секунду позже, чем обычно. Гарри отсюда мог услышать, что Кольт о чем-то думал. Он напрягся и, быстро вытащив из шкафа несколько оставшихся от Луи предметов одежды, вошел в соседнюю комнату. — Что-то не так? Кольт сидел на диване и дырявил взглядом обои на противоположной стене. Да. Что-то на так. — А? — Он быстро повернулся к Гарри, мягко улыбаясь, но все еще держа в глубине своей улыбки задумчивость, которая стоящему в дверном проеме парню пришлась не по душе. — Прекрати. — Гарри присел на край стула и посмотрел на Кольта. — Все будет хорошо. Тот лишь опустил взгляд на колени; парню не нравился ни этот Луи, ни идея о встрече с ним. Самой охраняемой его тайной была боязнь остаться брошенным на людных улицах Лондона снова. Потерять свой теплый угол. Это было страшно. Самой охраняемой тайной Гарри была боязнь провести всю жизнь в этом теплом углу. Это было страшнее.* * *
Как бы Гарри ни старался успокоить Кольта, как бы ни убеждал его, тот предчувствовал: эта встреча не пройдет бесследно в их с Гарри жизни и не утонет в череде других (если эти другие, конечно, будут). Кольт понимал, видел, что все не так, как говорит Гарри; эмоции, бьющие изнутри, как горный ключ, и сверкающие снопом искр в зеленых глазах, говорили ему больше. То, как он сдавленно улыбался, перечитывая сообщение Луи и как прикусывал щеку изнутри, заметив Кольта; то, как он метался по комнате, то снимая, то надевая первые попадавшиеся под руку вещи; то, как неумело скрывал волнение, захлестывающее его с головой — это заставляло Кольта лишь грустно качать головой и искать новый комплект утешающих оправданий для самого себя. Ему хотелось думать, что ревность — это из-за тщеславия, от которого надо избавляться, а не из-за любви, от которой не избавишься. Однако ему повезло меньше, чем подавляющей массе людей: ревность он испытывал не из-за тщеславия. Гарри сам не знал, чего хотел больше: вернуть Луи или продолжать упиваться своей ненавистью к нему. Тем не менее, он все же надел рубашку — подарок от Луи (тот теперь виделся ему в каждой вещи) — и накинул пальто, упрятанное в дальний шкаф. От него еще исходил слабый запах дома мистера Томлинсона, хотя, казалось бы, спустя месяц это было невозможно. Но Гарри чувствовал. Обвернув небольшую гирлянду вокруг шеи вместо шарфа, он настоял на том, чтобы идти на своих двоих, якобы так больше чувствуется атмосфера праздника вокруг; настоящие намерения этого непонятного парня укрылись от Кольта. Когда они проходили последний перекресток на пути к дому Луи, трепетная искра прежних чувств уже успела превратить сознание Гарри в ходячий пожар. Кольт видел его растерянную улыбку. Гарри знал, что Кольт видит. И от этого обоим было не но себе, но они молчали. Кольта пугала одна только мысль о том, что Гарри уйдет от него, стоит только позволить себе сказать что-то неправильное. У парня с самого детства была хорошая интуиция, и сейчас внутри него сигнализация заходилась в неумолкающем реве. Оставались какие-то несколько минут до того, как призрак его будущего одиночества станет телесным, обретя наружность Луи Томлинсона. Тяжело вздохнув, он остановился, хватаясь за рукав пальто Гарри покрасневшими пальцами. Тот идти не перестал — лишь замедлил шаг. — Подожди, — тихо проговорил он, когда они вышли на тротуар. — Я все еще не думаю, что это хорошая идея. — Все будет хорошо. Я же говорил тебе. Не волнуйся. — Теперь заверения Гарри чуть ли не целиком и полностью состояли из неуверенности, приправленной раздражением. — Я не знаю его. Что будет? — Ничего не будет. Поговорим и разойдемся по домам. Я не уйду с ним, хорошо? Потому что мы вместе, да? Ты не один. — Ладно, — Кольт бросил на него быстрый взгляд, опять ответив после долгой паузы. Ему хватало благоразумия понимать, что обижаться бесполезно, когда твоей обиде не уделяют ни капли внимания. — Идем. Через несколько минут они стояли напротив двери из красного дерева с резьбой; из нее доносились приглушенные звуки музыки. Глаза Кольта застилал туман, а уши были напичканы ватой, поэтому он не услышал ни звонка в дверь, ни скрипа, с каким она открылась. Стоящий рядом Гарри едва заметно дрожал. Когда очертания Луи возникли у него перед глазами, они с корнем вырвали из его головы мысли о том, в каком состоянии он обнаружил Кольта — состоянии опасений и глухой рефлексии. Это все ушло, испарилось, как недолговечные духи. Луи, улыбаясь, стоял перед Гарри, и Кольт — возможно, посредством каких-то неосязаемых волн — почувствовал, что сердце Гарри не то чтобы больше ему не принадлежит, а никогда и не принадлежало.* * *
Я сейчас уже и не вспомню, в какой момент впервые почувствовал это. Необходимость что-то изменить. Вырваться из повторяющегося каждый день цикла моей заурядной жизни. Счастье никогда не измерялось количеством банкнот в кармане или в банке, а я пахал каждый день как проклятый, постоянно к чему-то стремясь. У жизни своеобразное чувство юмора: я стремился к невидимой цели так упорно, что забыл, в чем она заключается. Думаю, там, наверху, действительно кто-то есть, ведь не мог же я встретить этого мальчишку-панка на улице по чистой случайности, просто потому, что он не успел убежать. Это была шутка свыше. Наверное, это чисто человеческая особенность: воспринимать смешное с неуместной долей серьезности и усмехаться над грустным. Не знаю и никогда не знал, зачем я воспринял Гарри, который был не более, чем шуткой свыше, так серьезно. Впрочем, со временем я начал понимать. Я видел в нем окно в настоящую жизнь. Я видел в его глазах отражение луж и чувствовал в его коже ветер. Я глупо и сильно хотел стать Гарри. Чувствовалось, как отчаянно он скучал по прежней жизни. В такие моменты я казался самому себе безжалостным браконьером, схватившим птицу за крылья и не желавшим ее отпускать. Каждую ночь я тратил драгоценный сон на раздумья и поэтому совсем не высыпался. Элеанор редко улыбалась, застав мое озадаченное — совсем не работой — выражение лица. Еще когда мы познакомились, я понял, что эта девушка куда более сообразительна, чем кажется на первый взгляд. И в глубине ее души определенно хранилось много тайн, которые я так никогда и не разгадал. Жаль только, сейчас у меня нет возможности узнать, поняла она тогда о моем увлечении Гарри или нет. Я знаю лишь одно: Элеанор с самого начала видела во мне лишь деньги, поэтому удара ей моя увлеченность в любом случае не нанесла. Переломный момент был тогда, когда я почувствовал, что больше не держу Гарри «за крылья». Не потому, что я их ему переломал, а потому, что он от них избавился. Самостоятельно. В глубине зрачков зародилась заинтересованность. Знаю, в это сложно поверить, но мне она была незнакома, потому что за — ни много ни мало — двадцать восемь лет моей жизни в меня много раз влюблялись, но меня никогда не любили. Как быстро один может разрушить все, что другой создавал на протяжении десяти лет, не применяя ни яда, ни пистолета. Раньше я думал: пустяк, это обойдет меня стороной, и я буду жить долго и счастливо с семьей, радоваться любимой жене и детям; прелести обеспеченной жизни были в моих мечтах с шестнадцати лет. Думаю, никакому адекватному человеку в его шестнадцать не пришло бы в голову, что все обернется именно такой стороной. «У меня есть другой мужчина». Эти слова стучали у меня в голове, когда я кидался из края в край, кричал, сидя за рулём машины, мчался на бешеной скорости, вытирая краем рукава скупые слёзы. Это была боль. Знаете, когда отдаете всего себя кому-то, а он вытирает о вас ноги и уходит? Вы остаетесь униженными и разбитыми, а он хлопает дверью, снимая с себя ответственность за совершенное. Я ехал куда глаза глядят — вперёд, вперед, вперед, не желая возвращаться туда, к ней, к детям, к той жизни. Вмиг объединились вся моя агрессия, вся усталость, вся скопившаяся уязвленность и давно хранимая обида. Возненавидеть эту женщину было делом одной секунды, и в этом состоянии я не успел заметить, как ненависть, вызванная одним человеком, незаметна сосредоточилась на другом, подставляя его под удар. Я знал, что Элеанор не вернётся — и вжал педаль сильнее. Я знал, что она не захочет больше видеть своих собственных, родных детей — и сцепил зубы. Я знал, что мне придется им лгать, повторяя, что мама вернется. И свернул в направлении квартиры Гарри. Скоро и они возненавидят меня, я знаю. Гарри, дети, все. Все они сочтут меня жалким. Я понял это именно тогда. Проехав несколько светофоров на красный цвет, я резко свернул на обочину, громко сигналя. Я задыхался, глаза заполнились слезами, душа — невыносимой, ноющей болью. Я не знаю, сколько стоял там, но в какой-то момент ко мне подошёл полицейский, потребовав документы. Тогда я собрал в себе остатки мужества (хотя, наверное, это было совсем не оно) и, приведя себя в порядок, поехал дальше. Чтобы внятно рассказать Гарри, что произошло, я начал раскладывать все по полочкам в голове. И снова начинал злиться. Поэтому, когда он открыл дверь, я без церемоний пихнул его внутрь. Та периферия сознания, что понимала: выместить злость на Гарри будет худшим моим поступком, была отключена с ходу. Я ушел из этой квартиры с ещё большим разочарованием. Не в Элеанор. Даже не в ее злосчастном бойфренде, кем бы он ни был. В себе. Когда компания начала разваливаться, я долго не мог понять, что произошло. Я не мог объяснить детям ни свое поведение в последнее дни, ни душевное/физическое состояние. Я сам-то понял его только тогда, когда из этой вакуумной пустоты изъяли ещё и то, чего я не замечал раньше. Пустоту из пустоты. Иронично, да? Но на этом все не закончилось. Верно, я мог бы сдаться и остаться в нищете, воспитывая двух детей на пособие отца-одиночки и оставшиеся в банке финансы. Но я не сделал этого. Когда Дарси подошла ко мне однажды и спросила, где Гарри, я понял, что он и был той самой недостающей частицей в неисправных часах. Без него, без этого незначительного с первого взгляда мальчишки с улицы, все остановилось. Оказалось, что он был искрой в моей жизни. Пепел не может гореть, но, согласно легенде, феникс возрождается из пепла. Я начал звонить Гарри, посылать сообщения и извиняться. Я знал, что этого мало, но это было все, что я мог дать. В ожидании чего-то прошло несколько недель, и тогда я опустил руки, не пытаясь больше звонить Гарри и понимая, что его не вернуть. Да и, наверное, на его месте, поступил бы так же — послал бы себя к черту. С каждым днём я все меньше мыслей посвящал Гарри, хотя все ещё (может, по привычке?) отправлял ему сообщения, в которых рассказывал, как прошёл мой день, потому что мне нужно было общение. Я старался оставить это, но Гарри сам позвонил мне. Его голос был приглушенным отчего-то, но с каждым словом решительности в нем убавлялось. Тогда я хотел было снова попросить прощения, но он не дал. На следующий день мы встретились. И, знаете, когда я увидел его, другого Гарри, во мне что-то перемкнуло. Я решил, что должен вернуть его хотя бы детям, которые к нему привязались. В конце концов это не обвенчалось успехом: Гарри ушёл, а с ним и остатки последней надежды. Наверное, сохранять спокойствие удавалось только судьбе, которая ухмылялась, заранее зная концовку. Благодаря ей Гарри позвонил мне неделю назад и предложил встретиться?.. Не знаю. Знаю только то, что этот день был подобен свету от карманного фонарика, пронзившему холодную тьму надеждой на возникновение света дневного.* * *
В первую безмолвную секунду мистер Томлинсон улыбнулся Гарри нежно, еще не успев пришпорить свои эмоции и надежды, но стоило только Кольту выйти у Гарри из-за спины, как, казалось, волшебство момента было разрушено: витавшая в воздухе вера в магию Рождества оказалась лишь наивным самообманом, и пусть Луи не позволил тембру своего голоса измениться, искра в глазах потухла. — Оу, Гарри, надеюсь, ты представишь меня своему... — он секунду замешкался, — другу? Я уже выхожу. И дверь аккуратно закрыли у них перед лицами. На улице Гарри представил Кольта и Луи друг другу, они обменялись рядовыми улыбками и пожали друг другу руки. Гарри не стал уточнять характер их с Кольтом отношений, но по взгляду Луи — холодному, как эта затянутая льдом тропинка у них под ногами — стало понятно, что в этом уже нет необходимости. На пути кафе разговор не особенно клеился. Вопросы висели у Гарри и Луи на кончиках языка, на каждый раз останавливало обоих лишь присутствие третьего, поэтому весь путь через парк они провели в молчании, окруженные сонмом снежинок и огней, исходящих отовсюду. Единственный короткий диалог, который состоялся с ними за все время, был чисто формальным: Гарри спросил, где Дарси и Сид, и Луи ответил, что Рождество они празднуют с Элеанор и ее парнем. Рассказывая о том, что они помолвлены, мужчина казался абсолютно безразличным. С того момента, как трое прошли через парк, Кольт не сводил с Гарри и Луи глаз, замечая в их коротких обращенных друг на друга взглядах особенное напряжение, высокое, электрическое. Казалось, его можно проткнуть ножом. Также от его глаз не укрылось и то, что этот Луи по-особенному красив, хоть отчего-то помят; из-под черной шапки выглядывали коричневато-арахисового цвета волосы, так притягивающие внимание на фоне бледной кожи и серо-голубых глаз, снизу которых темнели синеватые круги; светлые брови правильной формы, казавшиеся одной из самых гармоничных черт его лица, Луи не прекращал хмурить. Кольту казалось, что между ними что-то есть или, по крайней мере, было, отчего он чувствовал себя лишним настолько остро, что всерьез намеревался придумать оправдание и уйти. Не в таком настроении и не так нужно праздновать. Он смотрел себе под ноги и считал оставшиеся шаги до кафе, пока два парня начали о чем-то приглушенно разговаривать. Когда Кольт в очередной раз невольно заметил, что расстояние между ним и Гарри растет с каждой секундой, то сцепил зубы и попытался игнорировать нарастающее раздражение вперемешку с тем самым чувством, какое мы испытываем, видя, что к нашей собственности притрагиваются. Не ожидав подобного от самого себя, Кольт резко сделал шаг вправо, прижавшись к Гарри боком и переплетая их пальцы, в ответ на что получил искренне удивленный взгляд. Гарри действительно забыл о его присутствии. Увидев это, мистер Томлинсон спародировал улыбку и отступил, выходя из личной зоны с плохо скрываемым разочарованием. Из кафе, к которому они приближались, приятно тянуло запахом шоколада; но, наверное, его ни один из парней не оценил по достоинству, будучи слишком погружённым в свою грусть. — Так, Гарри, расскажи, как вы познакомились, — Луи снисходительно улыбнулся, обращая взгляд к Кольту, который напряженно улыбался, плечом прижимаясь к Гарри и неотрывно глядя на его профиль. Так смотрят на близких, которые отправляются в долгую поездку и которых увидишь еще очень не скоро. Неисполнимое и рефлекторное побуждение притянуть к себе и не отпускать. — Мы встретились на улице, — начал Гарри, прямо глядя Луи в глаза. — У Кольта были проблемы, и я помог ему, а... — Это слишком длинная и неинтересная история, — тихо вставил Кольт, ни на одну секунду не отрывая взгляда от лица Гарри. — Луи, лучше сам расскажи, как вы с ним познакомились. Его версия сводится к стоянке и тому, как он оказывается у тебя дома. Может, сегодня я услышу полную версию, а не пятисекундное демо? — Во взгляде Кольта на Гарри не было ни малейшей заинтересованности в собственных словах; не было вообще ничего, кроме вселенской тоски. Выражение лица Луи тоже противоречило его настоящему состоянию: в улыбке, не достигающей глаз, читалось раздражение. Под столом осторожно и как можно более незаметно он продвинул ногу вперёд, чтобы коснуться колена Гарри, но, как только он слегка задел его стопу своей, тот отодвинулся и, поерзав, откинулся на спинку небольшого дивана, на котором им с Кольтом приходилось тесниться. Та неестественная улыбка, которую Луи силился натянуть в последние несколько секунд — и она исчезла, уступая место на лице его истинным чувствам. А чувствовал Луи сходное с тем, что испытывал при расставании с Элеанор. Болезненную ревность и уязвленность. Вздохнув, он тоже откинулся на спинку дивана и машинально сложил руки на груди. — Ну, мы с Гарри действительно познакомились на стоянке. Он разбил мою машину, а я заставил его отрабатывать убыток в моей компании. Так мы постепенно сблизились... — Луи прикусил себе язык, пытаясь не сболтнуть лишнего; на лице Кольта и так проскользнула какая-то странная эмоция — единственное живое в его взгляде за последние десять минут. — А потом Гарри негде было жить, и я снял ему квартиру. Он потерял ключи от неё, и ночь был у меня. Наше общение ограничилось работой, а когда я взял академический отпуск, исчезло совсем. Гарри ушёл и встретил тебя. Я рад за вас. Наверное, — Луи хмыкнул, продвигая ногу под столом чуть дальше. Гарри непрерывно смотрел на него, не улыбаясь. В этот раз, столкнувшись с ним чашечками коленей, он не отстранился, напротив, прижался к ним, постепенно забывая о присутствии своего парня. Перед их лицами стыла ароматная фаршированная индейка и золотистой корочкой поблескивал запеченный картофель, поданный прямо из печи голубоглазой официанткой, чья жемчужная улыбка могла осветить все это кафе — помимо лишь Кольта: его лицо было мрачнее тучи. Даже льющаяся из колонок рождественская музыка вперемешку с редкими современными хитами не добавляла в его настроение хоть каплю такого нужного волшебства. Гарри и Луи, впрочем, вскоре разговорились. Луи безапелляционно рассказал, что развод произошел относительно быстро и без лишних сложностей; Гарри поведал ему о том, что, кажется, его бывшая панк-компания покинула пределы Лондона и сейчас ошивается где-то на окраине, пьянствуя и время от времени разбивая друг другу носы. Наблюдая за всей этой картиной, Кольт казался абсолютно убитым и раздавленным, но на самом-то деле мысленно подчеркивал каждую деталь взаимодействия Гарри и мужчины, что-то для себя решая. Он видел, что они будто в чем-то не уверены. Однако каждая улыбка друг другу была все более открытой, а каждая секунда все больше приближала их к этой странной, даже подозрительной уверенности. У Кольта ныло в груди. Стараясь ничего не выпускать из глаз и не давать ситуации выходить из-под контроля, он совершил одну ошибку: отлучился на пять минут. И если раньше у него был еще призрачный шанс остаться с Гарри — ведь Луи мог просто уйти, не имея возможности продолжать их отношения, и тогда внимание Гарри снова бы доставалось Кольту и только Кольту, хоть сердце бывшего панка и оказалось бы окончательно разбито; но по злой шутке судьбы парень отлучился именно в тот момент, когда Луи был уверен относительно своего решения, а значит, мог беспрепятственно озвучить его Гарри. И в этот раз сердце и разум шептали о правильности его принятия вместе, а не по отдельности; все его тело горело, а на лице была безумная улыбка. — Гарри, — Луи протянул руки ладонями вверх, как только занавеска, ведущая в другую часть кафе, трепыхнула за Кольтом. — Я знаю, что между нами не все гладко, но я хочу предложить тебе кое-что. Это может все решить. — Что? — Гарри на всякий случай нахмурился, хотя находился в таком же лихорадочном состоянии, что и мужчина. Теперь, не привязанный кандалами к семейной жизни и свободе, Луи открыл свою настоящую сущность: от него, так же, как и от самого Гарри, веяло свободой, а свобода всегда была главным, что Гарри искал в жизни; сейчас он мог согласиться на что угодно. Гарри не спешил накрывать его ладони своими, однако мягко водил указательным пальцем вверх и вниз по его запястью, создавая этим бесхитростным жестом интимную близость между ними. — Я хочу пригласить тебя на Новый Год в Калифорнию. — Улыбка Луи стала еще шире; тут же он взволнованно добавил, понижая голос: — Без Кольта. Хотя теперь дикое желание Гарри пойти с Луи хоть на край света немного поумерилось, его низкий голос не перестал звучать сговорчиво, что означало: Гарри не откажется, а все последующие вопросы будут лишь для галочки. — Как же я его брошу? Он привязался ко мне за это время, мистер... — Ты все никак не можешь отвыкнуть? — Луи. Мужчина дернул головой из стороны в сторону, быстро произнося: — Не знаю. Подумай, а затем напиши мне. Надеюсь, ты согласишься, — Луи улыбнулся, ловко переворачивая ладони и хватая Гарри за запястья. Естественно, он не просто надеялся на это, а знал, что все пойдет по плану, иначе интонация была бы совершенно другой. Медленно разогнувшись и отпустив его руки, Луи вернулся к своему привычному тону: — Я не желаю и никогда не желал тебе зла. Не избегай меня больше, пожалуйста. И до встречи, Гарри, думаю, мне нужно идти, — проговорил он, замечая в другом конце кафе парня, чьи очертания отдаленно напоминали Кольта. Мистер Томлинсон встал и, накинув пальто, с лёгкой улыбкой вышел из кафе. Гарри шумно выдохнул, опуская взгляд на нетронутые тарелки. В последнюю секунду, когда силуэт мужчины почти скрылся в двери, Гарри громко произнес, побудив несколько девушек нервозно на него шикнуть: — Я согласен.* * *
♪ Lana Del Rey — Hit and Run
Луи — сильнейший из магнитов. Ужасно, как все время до встречи с ним я существовал, не зная, что он есть. Не зная, что я — магнит с противоположной полярностью. Разъединяй нас сколько угодно — как только мы попадаем в поле видимости друг друга, снова притягиваемся. Независимо от обстоятельств. Независимо от количества времени, что не видели друг друга. Независимо от силы обиды друг к другу. Мы притягиваемся. И я понимаю это только сейчас, в конце-начале нашей с ним истории. Жаль, что пришлось так по-скотски поступить с Кольтом. Жаль, что я вообще его встретил. Но повлиять на ход событий уже никак не могу, как бы этого не хотел. А я и не хочу. Потому что Остину нужно было получить предложение разбить машину некого богатого Луи Томлинсона, потому что мне нужно было не успеть убежать на злосчастной парковке, потому что Элеанор должна была встретить парня, которого теперь по-настоящему любит. Потому что мне нужно было увидеть Луи и остаться с ним. Жаль только бесполезных и скучных дней, когда я пытался бороться с собственной душой и неумолимо претерпевал поражение. Жаль только их, больше мне ничего и никого не жаль. Даже Кольта. Он найдет свой теплый угол. А мы с Луи будем скитаться по свету, пока наконец где-нибудь не осядем. Через четыре года мне исполнится двадцать один, и возможно, для Дарси и Сида я перестану быть только Гарри, а для Луи — только его парнем. А может, и нет. Но моя жизнь станет свободной, это главное. Я буду видеть новых людей и новые места; смотреть на звезды под новым углом и — обещаю — хоть один раз прыгну со скалы прямо в волны. А может, и не прыгну. Смысл мечт не в том, чтобы они исполнялись, а в том, чтобы они были. А еще, кажется, я зря сопротивлялся неумолкаемому желанию бросить все и кинуться к Луи, потому что, вернувшись в пустую квартиру, получил от Кольта сообщение: «Я видел, как ты посмотрел на Луи, когда он распахнул дверь. И я видел, как он посмотрел на тебя. Мне этого было достаточно, чтобы понять, почему все это время кружка выпадала у тебя из руки и почему тебе так часто снились сны, делавшие тебя грустным и молчаливым. Я не держу на тебя зла, наоборот, рад, что ты нашёл человека, с которым тебе хорошо. Поэтому я уйду как можно тише. Постарайся не грустить из-за этого. Я найду выход. И, Гарри, ты всегда будешь у меня в сердце, к сожалению, я не могу от этого избавиться. Специально не сменю номер, чтобы в случае чего ты смог позвонить мне в любое время. Я люблю тебя. Кольт».* * *
«Некоторые вещи, стоит тебе однажды полюбить их, остаются с тобой навсегда. И если ты силишься от них избавиться, они лишь совершают круг и возвращаются обратно. Они становятся твоей частью... или тебя разрушают».