О чём мы оба вскоре пожалеем...

«Любовь не пятнают дружбой. Конец есть конец» Эрих Мария Ремарк

   ― Ты взял цветы?    ― Да.    ― Розы?    ― Да.    ― Свежие?    Он смотрит на меня уставшим взглядом карих глаз и молча кивает. С этим человеком я прошла через все свои трудности и жизненные испытания. Он помог мне, а я помогла ему. Мой муж ― самый замечательный человек на Земле. Я никогда его не отпущу.    Мы посещаем могилу моей матери каждый четвёртый четверг месяца, чтобы таким образом попасть сюда и в День благодарения. Мы вдвоём, муж и я, нам больше никого не надо. Дети остались с няней, как и каждый четвёртый четверг месяца… Снег покрыл могильную плиту матери, но холод не мешает мне обнажённой рукой сгрести снежинки с бетона. На памятнике всё та же высеченная вековая надпись «Хезер Дженна Вуд», а сквозь белоснежную пелену зимы выглядывают вялые лепестки алых роз. И так каждый раз: на место погибших бутонов приходят новые, свежие, недавно сорванные и купленные в самом элитном цветочном магазине Порт-Анджелеса. Это меньшее, что я могу преподнести матери теперь, когда ей в сущности уже ничего не нужно, кроме вечной памяти.    Каждое воскресенье мы с мужем ходим в церковь, где молимся за упокой родителей. Он чтит их память так же, как я. Отец ушёл из жизни несколько месяцев назад, пожелав оставить в секрете место своего захоронения. Так мне сообщил его старый друг.    На наших лицах редко появляются улыбки. Лишь рядом с сыновьями ― Митчеллом и Патриком ― я становлюсь собой, вновь люблю зиму, вновь загораюсь огнём. Муж часто сидит в кресле и читает нашим детям сказки, а я прижимаю к себе Патрика, ведь Митчелл уже такой взрослый, такой самостоятельный.    И в этой семейной идиллии я вспоминаю себя, маму, отца и брата. Все они оставили меня. Все они ушли из жизни. Митчелл стал востребованным адвокатом в Калифорнии, его жена родила ему прекрасную двойню. Он всё реже приезжал к нам, пока его внимание не сошло на телефонный звонок раз в полгода. Говорят, раньше все материки были одним единым континентом, но из-за вмешательства посторонних сил они раскололись и стали самостоятельными общностями. Так произошло и с нами, с единой семьёй Вуд, которая когда-то так чтила этот статус.    Теперь муж и дети ― вся моя жизнь. Мой дом. Мой одиночный островок.    ― Мам, а кем была наша бабушка? ― спрашивает меня Паркер, крепко прижавшись к моему плечу.    ― Она была мудрейшей женщиной моей жизни, ― отвечаю я, переводя взгляд на мужа. На миг он закрывает глаза и погружается в свои мысли. В комнате воцаряется тишина, которую разбавляет дуэт часов и треска поленьев в камине. Мы все думаем об одном, и это нас объединяет.    Когда муж закрывает книжку, Митчелл и Паркер послушно идут спать, предварительно поцеловав меня в щёку. Возможно, этот маленький жест способен перевернуть всю жизнь любящей матери. Возможно, этот маленький жест был способен сохранить семью Вуд.    Я подхожу к мужу и кладу руку на его горячее плечо. Мы бесшумно идём в спальню, где каждый погружается в свой мир сновидений. Мне по-прежнему временами снится мама в объятиях мужчины, а после ― побои, синяки и слёзы.    «Береги его», ― гласит самая последняя строчка в том блокноте.    ― Берегу, ― шепчу я каждую ночь и отворачиваюсь к стенке.    Он всегда будет видеть в Рики Лэйхот Хезер Вуд. В этом моё проклятие. И в этом моё счастье.