***
Несмотря на то, что Усаги клялась себе, что никогда не будет наряжаться для этого дурака Джиба, она все-таки причесалась и даже надела свое любимое платье. — О! Круглолицая! — вместо приветствия позубоскалил Мамору. — И тебе не хворать, Мыморчик! — не осталась в долгу его несостоявшаяся ученица. — Как всегда, плетешься в самом конце? Еще не выгнали? — вернул шпильку отличник учебы, напоминая ей о тех, кто на протяжении всех школьных лет издевался над ней. Все как всегда. Ничего не изменилось. Словно им все еще четырнадцать и девятнадцать. — Нет, даже за границу предложили поехать! На стажировку! — Усаги вздернула носик, не удержавшись, а ведь хотела это преподнести абсолютно другим образом, даже заготовила несколько вариантов речи заранее, подготовилась, чего не делала ни разу даже в школе, не то что ради кого-то. — Ну, хватит, — резко остановил перепалку Цукино Кенджи. — Мамору. У нас дело. — Да, конечно, простите, капитан, — перспективный сотрудник последовал за своим шефом и наставником. Он бросил последний взгляд на стоящую все с тем же гордым видом девушку, которую он только что снова обидел, и вдохнул. На самом деле она ему нравилась, до безумия и какого-то умопомрачения. Но его останавливало одно веское «но» — она дочь Шефа, человека, который практически заменил ему отца. Шесть лет назад. Мамору шел по коридору Полицейской Академии. Молодой человек поставил перед собой цель — получить образование и никогда больше не зависеть от государственной социальной системы. Внезапно чья-то рука легла ему на плечо. — Курсант Джиба, — оказалось, это был приходящий лектор — следователь из одного из полицейских участков столицы. Мамору тут же поклонился. — Цукино-сама, благодарю Вас за лекцию. Она оказалась очень интересной и познавательной… — А Ваш тест, курсант, превзошел все мои ожидания. Мне бы хотелось, чтобы вы и дальше так занимались… Кстати, вы еще не выбрали направление вашей будущей работы? — Уголовное право. Мне бы хотелось стать реальным следователем… А не протирать штаны… Цукино Кенджи улыбнулся. — Я вас прекрасно понимаю. И очень хочу видеть вас среди МОИХ студентов. А также хочу предложить работу в моем отделе в полицейском участке Азабу. Мамору боялся что-либо сказать, не веря, что на него обратили внимание, да еще практически с первого дня предложили работу. Он готов был бы прыгать до потолка, если бы не его вечная сдержанность. — Я постараюсь Вас не подвести, сенсей. Инспектор Цукино снова улыбнулся и положил руку на плечо молодого человека. — Сработаемся. Вскоре Мамору был приглашен на практику в полицейский участок Азабу. И так завязалась его дружба с Цукино Кенджи, который стал для молодого человека фактически отцом: заботливым, участливым, всегда помогающим. Через год после их памятного разговора Кенджи пригласил Мамору к себе домой. — Мамору, ты же разбираешься в математике и физике? — Ну… в школе у меня было отлично, — потянул Мамору, не понимая, к чему клонит Учитель. — Вот и отлично, — улыбнулся тавтологии Кенджи. — Понимаешь, моя дочка, Усаги, не знаю, в кого такая, но абсолютно не разбирается в науках. Дура дурой… Я ее, конечно, люблю любой, но хотелось бы, чтобы она… хотя бы в чем-то разбиралась. Но у меня времени на ее обучение нет, а Икуко, моя жена, не может с ней сладить. Ты бы не смог с ней позаниматься? Совсем немного? — Без проблем, сенсей. Уверен, что она просто умница, с таким-то отцом. Инспектор Цукино рассмеялся, похлопав практиканта Джиба по плечу. — Если бы не знал тебя, то подумал бы, что ты подхалимничаешь.***
Мамору пришел в дом Цукино после занятий. Ему открыла красивая шатенка и с теплой улыбкой спросила: — Мамору-сан? Проходите. Молодой человек поклонился и прошел следом за хозяйкой. Он даже слегка зажмурился. От женщины пахло выпечкой, семейным счастьем, теплом и уютом. Это разбудило в нем то, что он похоронил давно — боль от потери родителей. — Чай? — Икуко грациозно села, с улыбкой расставляя приборы. Он не мог отказаться! Еще немного побыть в этой тихой гостиной, может, даже почувствовать себя дома, в кругу семьи. Внезапно в гостиную ворвался вихрь — мальчик лет девяти. — Привет, ты папин лучший ученик? — бесцеремонно спросил он. — ШИНГО! Где твои манеры! Простите его, Мамору-сан, — Икуко поднялась, краснея за сына и заставляя того поклониться, приветствуя гостя. — Все в порядке, Цукино-сан, — Мамору в ответ тоже поклонился. Шинго во все глаза смотрел на подтянутого молодого человека, сидевшего в их гостиной. — А я тоже буду, как папа, ловить бандитов, — снова та же напористость и бесцеремонность. — Уверен, что инспектор-сама этим будет гордиться, — гость подбадривающе улыбнулся искреннему порыву мальчика. К тому же ему лестно было слышать, что его называют лучшим учеником, и ни кто-нибудь, а сам сенсей. Шинго заулыбался. Икуко налила Мамору чай и положила рядом с ним несколько домашних печений. Тепло и уютно — вот чего в жизни не хватает. Но ничего не мешает ему сейчас хоть чуть-чуть насладиться этим, чтобы хранить крохи этого в душе, пока он кутается в серый плащ промозглых будней. Выпив чашечку, он отказался от следующей, но так, чтобы хозяйка, не дай Бог, не обиделась, Мамору попросил проводить его к Усаги. Госпожа Цукино пошла на второй этаж к двери, украшенной розовыми кроликами. Как символично… Цукино Усаги — «лунный кролик». Дверь открылась, и его взору предстала хозяйка сих розово-рюшных апартаментов: темноволосая, стройная, в коротком сарафанчике, она задумчиво грызла карандаш. Когда она повернула голову, Мамору понял, что пропал. Навсегда. В этом омуте голубых, отдающих в синеву, глаз, столь не характерных для японок. Они были глубоки, как озеро Бива, переливаясь, как водные блики… и чисты, как небо. Занимаясь, он пытался убедить себя в том, что она еще маленькая, да и вообще — дочь Шефа. Человека, которого он не просто безмерно уважает, но и любит, как отца. Девушка, хоть и была усердной, но действительно не обладала способностями к наукам. Но, несомненно, обладала тонким чувством стиля, красоты и необыкновенно чистой душой. На второй урок он не выдержал и сбежал, без объяснения причин. Он думал, что Цукино-сама его прибьет за такое, но тот только пожал плечами, сказав что-то наподобие: «Всегда знал, что она безнадежна…» Мамору не посмел возразить — он не мог рассказать Шефу, ЧТО он на самом деле почувствовал к его дочери. С тех пор прошел не один год, но Мамору так и не мог выбросить из головы эту девчонку. Он издевался над ней, подтрунивал, придумывал прозвища… Но все напрасно — он все больше и больше влюблялся в нее, его все больше и больше затягивало в свои сети это чувство.***
Они ушли, оставив Усаги наслаждаться своей хоть маленькой, но победой. — Усаги, — Икуко позвала дочь на кухню, — помоги мне с обедом. Раз мать звала ее помочь с готовкой — значит, хотела поговорить. Потому что, несмотря на все достижения будущего дизайнера, готовила она отвратительно, если кто-нибудь не руководил процессом. — Ты зря так… Отец ночи не спит… На их отделение скинули дело этой маньячки… — Маньячки? Ты говоришь по ту странную девушку, что напала на госпожу Осака? - голос почти не дрожал, скрывая рвущийся наружу страх. — Да… А Мамору назначили старшим следователем по этому делу. — Что? — Усаги передернуло, затем она опомнилась, — а он не слишком молод? Всего год в полиции… Тот же Тэно Хёму*[1]… — Он был самым подающим надежды. А Тэно-сан сейчас занят другим расследованием, - не отрываясь от готовки, пояснила мать. — Мам, давай я тебе помогу… отнесу отцу и его гостю чай. А ты посмотришь за выпечкой… А то на меня надеяться… сама знаешь, я отвратительно готовлю… Икуко улыбнулась и отдала Усаги поднос. — Да, кстати, мам, сегодня к нам перевелась новенькая. Мицуно Ами. Она решила изучать искусство, хотя еще в больнице интернатуру проходит. Она окончила медицинский университет в Германии. Теперь приехала в Токио. Мы, вроде бы, подружились, я думаю… — Это отлично! Она, уверена, поймет, какое ты сокровище! Усаги кивнула и пошла относить чай в кабинет отца.