Другое измерение

- Масато! О чем ты вообще думал? Ты сошел с ума! - Юки-сама, - он уже не знал как объяснить, чем доказать бабушке то, что он действительно любит Мако, и она вовсе не охотница за наследством, что она - порядочная девушка и именно рядом с ней он видит свое будущее. И только с ней. - Мальчик мой! Она использует тебя... Неужели не ясно? - Мне ясно только одно - меня тут считают несмышлёным младенцем, который не способен на собственное мнение, который не может осознать, КТО ему нужен в качестве спутницы жизни. - Я ничего такого не имела в виду, но женщины коварны. Что мы про нее знаем? Да ничего! Родилась, училась... родители мертвы. И как женщине, оставшейся одной, подрабатывать, чтобы не умереть с голоду? Да еще учиться? Намек Масато понял, но проигнорировал. - Она работала, и до сих пор работает в ресторане. - Анна-сан, вы представляете, она работает в ресторане. Ха... А кроме этого? Анна Санджойн, будучи осведомленной о том, что невеста ее внука работает, лишь задрала бровь. - Так она умеет готовить? Масато улыбнулся - в лице Леди Анны он точно нашел поддержку. Бабушка любила женщин, которые умели вести хозяйство. - Да, и просто превосходно. - Тогда, Юки-сан, думаю, стоит ее пригласить. Вдруг все ваши предположения - лишь игра вашего воображения и обыкновенная паранойя. Все же не стоит судить девушку по не родовитым предкам. Юкино пожала плечами и отвернулась. А Масато, подмигнув Леди Анне, отправился за Мако. - А я схожу за чем-нибудь к чаю. - Анна-сан, я сейчас слугу пошлю. - Я люблю сама ходить по магазинам, - твердо ответила леди Анна и вышла следом за Масато. *** Миядзаки Юкино смотрела на девушку с истинно великосветским презрением. Будучи ниже Макото, она все-таки умудрялась казаться выше, благороднее. Маленькая, гордая представительница древнего рода Миядзаки знала себе цену и знала цену своего слова и имени. Макото, будучи девушкой из неробкого десятка, встретила взгляд Юкино с подобающим почтением, но не преклонением. Без наглости, без раболепия. Она не заискивала, не сутулилась и не пыталась произвести хоть какое-то впечатление. Ей не нужны были ни деньги, ни положение - если нужно, она заработает сама. Ей нужен был только ОН, тот, кто сидел сейчас рядом и старался хоть как-то разрядить повисшую напряженность, все еще ожидая прихода Леди Анны. Юкино грациозно встала (даже будучи в возрасте, она не утратила вбитых с детства привычек и грации, и Макото даже позавидовала женщине - ее умению носить кимоно). - Кино-сан, - нейтральное обращение было произнесено не с традиционно женской интонацией почтения, а с мужской доминирования. Масато промолчал, однако подобное было прямым нарушением этикета и попыткой унизить девушку, указав на их неравное положение. - Вы понимаете, что подобных отношений не допустит ни моя семья, ни семья Лорда Санджойна? Вы понимаете, что, совершив подобный шаг, вы обрекаете и себя, и моего внука на изоляцию? Вы понимаете, что таким образом роняете честь семьи? Уверена, что ваши родители такого бы тоже не допустили. Макото начинало трясти, но рука Нефрита, а также частично его Сила (которую она чувствовала через контакт) сдерживали ее от желания высказать этой высокомерной женщине все, что она о ней думает. Юкино повернулась к девушке и прямо спросила: - Сколько тебе надо? Миллион? Два? Вот подобного Макото точно снести не могла - она сбросила руку Масато со своей, встала резко, без намека на изящество и посмотрела бабушке своего жениха прямо в глаза. Она старалась быть спокойной, из-за этого ей приходилось взвешивать каждое слово, поэтому говорила она медленно, практически делая вдох-выдох перед каждым словом. - Миядзаки-сама, да, я из небогатой семьи. У меня нет ни титулов, ни владений. Но у меня есть воспитание и гордость. Вы можете отдать эти деньги первой попавшейся юдзё*. Но не мне. Потому что я не покупаюсь и не продаюсь. Юкино от подобных слов наглой (по ее мнению) девчонки начало потрясывать, однако ни один мускул на благородном лице не шевельнулся. Ответить она не успела, потому что внезапно раздался вой сигнализации и очередь выстрелов. *** Масато аж подпрыгнул на месте и рука непроизвольно дернулась к кобуре, точнее, к тому месту, где она обычно располагалась... Но сейчас он был в гостях у бабушки и, естественно, даже не подумал захватить с собой оружие. Бросив быстрый оценивающий взгляд на Макото, он произнес: - Бери Юки-сама и уходите в подвал, там, насколько я помню, было старое бомбоубежище... Юкино вздрогнула от спокойного, уравновешенного голоса внука - словно это не он бегал за каждой юбкой, словно это не он томным, немного плавным голосом разговаривал с гостями-дипломатами. Теперь она действительно верила, что он - полицейский. - Маса-тян, - из голоса Юкино вдруг исчезло все высокомерие и доминантность - остались только переживание и мольба. - Пойдем, у меня достаточно людей, они смогут нас защитить, - рука, что недавно была верхом изящества и грации, чуть трясясь, умоляюще тянулась к нему. - Тебе не надо рисковать, Маса-тян. - Мако, ты меня поняла? - он проигнорировал руку бабушки на своей. Девушка кивнула и без лишних разговоров перехватила руку Юкино. - Пойдемте быстрее. Юкино передернуло от этого властного, не терпящего возражений голоса, словно не эта девушка тут была и говорила ей про деньги, гордость и воспитание. Но она послушно пошла, точнее, даже побежала следом, говоря, где свернуть. Да и сил сопротивляться у женщины уже не хватало. Единственное, что оставалось внутри нее - это боль. Боль за единственного внука, единственного, в ком течет кровь ее предка. Они пробегали дальнюю гостиную, когда рядом послышался звон разбитого стекла. Юкино была тут же прижата практически к полу. - Не поднимайте головы. Сама Макото быстро вскочила и огляделась. Под окном на куче разбитого стекла стоял человек - определить кто это был: мужчина или женщина было невозможно. На нем с головы до пят была безразмерная черная мантия с двумя кольцами: черным и серебристым. Девушку переклинило мгновенно - ведь это был символ древней секты, члены которой и замутили весь кавардак, что стоил жизни Альянсу планет и большей части Солнечной Системы. Араси внутри Мако просто взвыла. Перед глазами пронеслись сотни картинок счастливой жизни на Юпитере и на его спутниках, ее походов в горы, леса, полные опасностей и вызова проверить своим способности. Ее друзья, родители, Хранители, что когда-то отдали жизни, чтобы защитить ее. Ее любовь и ту боль, что она почувствовала, когда увидела в его глазах смерть. Боль, что чувствовала в нем, когда тварь заставляла его убивать. Макото открыла глаза, но черного человека уже не было - он мешком лежал у ее ног со сломанной шеей. Девушка повернулась на чей-то резкий вздох. Как оказалось, это была бледная Юкино, которая, несмотря на шок, все же встала. - Лучше пригнуться и не высовываться. - Я происхожу из древнего самурайского рода. И парой якудза меня не запугаешь, - гордо ответила женщина. Она подошла к стеклянному шкафу, в котором на постаменте рядом с портретом лежал древний меч тати***. Несмотря на возраст, за ним явно ухаживали и не давали заржаветь. Юкино открыла шкаф и достала грозное оружие. Держала его она правильно, явно не впервые. - Этот меч Император Го-Уда** подарил моему предку и основателю рода Миядзаки, - женщина с гордостью коснулась вязи. И внезапно передала меч Макото. - Надеюсь, ты сможешь им воспользоваться, - в голосе на этот раз не было никакого унижения или оскорбления, но и почтения тоже. Все-таки Миядзаки Юкино оставалась самой собой в любых ситуациях. Они дошли до входа в бомбоубежище, и Юкино нажала код на замке. - Оставайтесь там, Миядзаки-сама, - спокойно, взвешивая в руках тати, произнесла Макото. - И, что бы ни случилось, не покидайте этого места. Юкино только кивнула. - Пусть предки защитят тебя, Мако-сан, - с поклоном она закрыла дверь. И только после этого женщина позволила себе упасть на колени и разреветься, сложив руки в молитвенном жесте. - Мой предок, молю тебя, защити их, направь против врагов рода твоего свой гнев. Сохрани свой дом, Хранитель. Макото, перехватив тати двумя руками, побежала на звук битвы. И было на что посмотреть: Нефрит, обретя свой Кристалл, стал куда сильнее. Но этих сектантов становилось все больше и больше. Внезапно рукоять сжимаемого меча потеплела и стала чуть покалывать кожу. Девушка посмотрела на древнее оружие и едва удержала челюсть от падения: лезвие светилось голубоватым, магическим, светом. Это точно была не ее магия, которая обычно светилась зеленым. Этот клинок был магическим - значит его хозяин или тот, кто для него его делал, был магом. Разбираться в истории древнего меча ей сейчас не очень-то и хотелось - шел бой. И вздохнув, позволив Силе Юпитера войти в свое тело, Араси вступила в схватку в свойственном только одной ей стиле, стремительно и мощно. Битва - единственное, что делало ее единой. И сейчас обе девушки - и Макото, и ее предыдущая инкарнация - Араси, сражались вместе единой движущей силой, прорывая оборону противника, круша и кромсая врагов. Почти никого не осталось - несколько в черных балахонах, да какая-то женщина с демоном. С сектантами разбирался Нефрит, практически сжигая их энергией звезд. А вот стоило Араси броситься к женщине, чтобы до конца разобраться с напавшими, как ее остановила рука на плече. Но она не врезала нахалу, потому что рука была до боли знакомой, приятной, любимой - Нефрит стоял сзади. - Не трогай ее, это Леди Анна. - Демон. - Вижу... Надо... - Все в порядке, - на смену бешенству битвы пришло успокоение. - Я уничтожу демона, не тронув ее. - Я знаю, просто предупредил - она не одна из них. Макото кивнула, принимая к сведению информацию, и в Леди Анну, точнее, в демона на ее шее, полетел разряд молнии. Масато забрал тати у девушки, мотивируя это тем, что он работает в полиции и ему можно носить оружие, а вот Макото - нет, и им не нужно лишних проблем. Где-то рядом раздались полицейские сирены и двор наполнился шумом голосов, топотом. Масато сидел рядом с приходящей в себя Леди Анной, а Макото сходила за Юкино. - Мако-сан, - Юкино больше не использовала интонации доминирования, от чего ее голос стал еще красивее. - Я, надеюсь, это недоразумение не послужит для вас препятствием, чтобы придти завтра на обед. - Нет, конечно нет, Миядзаки-сама... - Просто Юки, - женщина чуть улыбнулась с достоинством, а затем снова надела на лицо маску величия, спокойствия и невозмутимости, и пошла встречать полицию. *** Минами Микари открыла глаза, посмотрев с мольбой на сына, и села на предоставленный Кенджи стул. Женщина явно собиралась с мыслями, чтобы начать свой рассказ. Акари молчал, давая матери возможность рассказать, хотя его снедали подозрения, сомнения. Неужели его мать... Его правильная, честная, добропорядочная мать изменяла отцу. Но с кем? Если судить по рассказу, то древние семьи, о которых говорила их слепая свидетельница - это семьи Хранителей. К тому же ее аура указывала на сильного мага. Обученного мага. Их всегда выделяло из толпы. Вторая, блондинка, магом не была, но явно знала многое. Или не знала ничего. Это было самым логичным объяснением. Самым вероятным. - Акари... Твоего отца звали Ямамото Хироши. Мой бывший муж. Бывший? Но тогда... Они развелись? Почему он никогда не видел ни следа о том, что мать была замужем? Хотя это еще понятно - до сих пор развод в Японии является табу, и разведенную женщину не то, что не возьмут замуж, да и вообще занять какое-либо место ей будет проблематично. А мать работала в Следственном отделе Префектуры Токио - должность не большая, но и не маленькая. Она скрыла развод? Но тогда как же он? Голова пухла от количества догадок. - А... отец знает? - Да, конечно... Он с самого начала знал, потому что ему заплатили за то, чтобы он на мне женился. И ничего никуда не просочилось. Половина сидящих в комнате поперхнулась, а мир Акари рухнул в одночасье. Его тихий, незаметный отец, работающий в фирме клерком - ему не отец, причем ему заплатили за то, чтобы он женился на матери. Но почему? - Почему? - голос рыжика был надломленным, слегка суховатым, и дрожал. Микари поежилась. Единственный, кому надо все объяснить - это сын. Он должен понять. Пусть не простить за тот многолетний обман, на который она пошла. - Потому что за Хироши шла охота, и он не хотел подвергать твою жизнь опасности. Потому что ты должен был родиться таким же, как он. - Какая охота? И каким я должен был родиться? Микари посмотрела на Лизбет, ища у той поддержки. Прорицательница поняла все. - Та же, от которой я бегаю уже не первый год. Охотники, что убили Хикари, они ищут кое-что. И не должен был, а родился. Я в своих предсказаниях редко ошибаюсь. Мика бросила на Лизбет убийственный взгляд. Так вот из-за кого вся ее жизнь - сплошной обман, так вот из-за кого она все это время страдала. Акари окончательно запутался. Так кем же был его РОДНОЙ отец? Тот, чья кровь течет в нем? А Микари, сглотнув, достала из нагрудного кармана цепочку, на которой был камень в металлической оправе. И Акари все стало ясно. Все. Во всех болезненных подробностях. Понятно. До боли, до слез. Вся эта многоходовка, возникшая с его зачатия и просчитанная на годы вперед. Он не виноват, что родился ТАКИМ. И ни его отец не виноват, ни, тем более, мать. Просто так совпало. Редко, очень редко, но бывает, что у Хранителей рождаются тоже Хранители. - Кто эти охотники? - он протянул руку к кристаллу. Знакомому кристаллу. Его. Точнее, кулону Лорда Зойсайта, повелителя Юга, Хранителя Эндимиона. Контакт с камнем был неожиданным. Тот словно потянулся к своему предыдущему владельцу, одновременно отталкивая. Зойсайт предал его, оставил на безжизненной Луне, но камень все равно любил Хранителя, подарив ему память. Боль. Что такое - чувствовать боль внутри от того, что не можешь помочь, спасти? Что такое - видеть все, пытаться повлиять на события, защитить, но жить словно в тумане без возможности даже пошевелить пальцем, несмотря на то, что прилагаешь к этому ВСЕ усилия? Что такое - знать того, кого ты пытаешься убить, любить - и ничего... ничего не мочь сделать, чтобы предотвратить? Что такое - умирать от руки той, кого любишь больше жизни, той, кого только что сам убил - и радоваться, что умираешь, потому что боль тела - ничто по сравнению с болью сердца, души? Что такое - жить внутри демона?! Это боль, ненависть прежде всего к себе, что позволил, подставился, к предателю, что сейчас стоит около Берилл и заставляет его отрубать голову Кадуцею, Хранителю его Киёи. Видеть в глазах боль. Боль и понимание. От этого еще больнее. А ведь она такая же, его Киёи. Она ведь тоже поймет и простит. Простит даже смерть. Но он не хочет. Не хочет причинять НИКОМУ боль. Ни Кадуцею, ни Киёи, ни этой парочке с Марса. Он не хочет затаскивать друзей в ловушку. Но он ничего не может поделать. НИЧЕГО. От этого и ненавидит себя еще больше. Любить до потери сознания, до дрожи, полностью растворяясь в любимой, в ее глазах, в которых столько нежности, ответить улыбкой на улыбку и почувствовать, как бьется ее сердце. Акари никогда в жизни не видел мать такой счастливой, как в воспоминаниях предыдущего Хранителя. Его отца. Его память вошла волной, всепоглощающей, дурманящей своей силой радости и горя, что пережил Хироши. От первых улыбок, до последнего вздоха, когда мужчину сметала волна Темной Энергии. Все это осталось запечатленным в камне. Все это до конца жизни останется с Акари. - Это последователи одной секты. - Секты? - Акари немного оправился от свалившейся на него информации. - Их эмблема случайно не два кольца? - Да, - Лизбет еще и кивнула. Кенджи прислушался. - И что им надо? Если только артефакты, то они ничего не смогут сделать. - Кенджи-сан, поверьте, - Лизбет выдохнула,.- Они страшнее, чем ваша Аум Синрикё****, - полицейский вздрогнул. Он только начинал службу, когда произошел этот теракт, и его до сих пор передергивало. Закончить им не дали - в кабинет влетел дежурный и сообщил о стрельбе в доме семьи Миядзаки. И Кенджи поспешил туда. Оставшись практически один (Акари пошел провожать мать, Ирина отошла с Минако), Гэнсо отправился домой. Кое-что не давало ему покоя. *** Кристалл! Точно! Он помнил что-то подобное... Болью отозвалось сердце. Пять лет назад мама подарила ему кулон с жадеитом редкой разновидности - красным. И сказала, чтобы он надел его только тогда, когда ему потребуется помощь Высших Сил, а пока пусть хранит в недоступном месте. Прагматик-Гэнсо тогда только покачал головой - он не верил во всякие легенды, он для этого слишком сильно верил в науку. До последнего времени. Он поехал домой. Во время переезда из дома отца он захватил коробочку с собой, так как не хотел, чтобы та попалась на глаза Хикэру - на коробке была личная гравировка матери, точнее ее отца, с которым Гэнсо так никогда знаком и не был. Мужчина открыл сейф, взяв черную коробочку, на которой были выгравированы золотые буквы "СДГ" на кириллице - первые буквы имени его деда, Сергея Давидовича Гриневского. Внезапно его заинтересовал второй вензель, до сих пор он считал это украшением. Но рисунок был знакомым, правда, не ему теперешнему, а Джедайту. Это была личная гравировка Лордов Востока. Но? Как? Каким образом? Какое отношение имеет его дед к Лордам Востока? Гэнсо выдохнул и взял камень. Погружение в мыслеобразы было сродни прыжку со скалы в пучину. На какое-то время он оглох. Оглох от огромного количества информации: голосов, звуков, чувств тех, кому принадлежал этот камень. Доползти, сил не хватает, но надо. Надо во что бы то ни стало доползти. Рука вся изранена, но боль не мешает, лишь подстегивает двигаться, вырывая у смерти одно за другим мгновения, позволяет держать разум в сознании, не давая ему провалиться в омут беспамятства. Ногти в грязи и тонкие изящные пальцы тянутся к трем кулонам, касаясь одного, красного. - Земля, моя планета-хранитель, сохрани... - вспышка - и словно кокон окутала ее теплом планета, усыпляя. Очнулась она все там же, словно не было ни вспышки, ни смерти. Но никого рядом она не чувствовала: ни друзей, ни врагов. Она была одна. "Ты не одна, Леди Коши"*****. - Знакомый образ теплился в глубине сердца. - "Найди остальных, веди их, ты единственная, кто помнит. Ты единственная, кто выжил". Снова эти люди в черных балахонах. Он видел как сражался Серж, видел, как убивают его приемного отца, ближе и дороже которого в его жизни никого не было. И он знал, что нужно спасать в первую очередь - кулон, кулон Лордов Востока. Потому что это - его долг, потому что сам Серж за этот кулон жизнью платит... А теперь будет платить он, Стивен. Вдалеке горел его дом, там же погибли его мать и сестра. Он будет помнить о них вечно. И вечно искать тех, кто причастен к их гибели. Он смог отбить тех, с кем сражался отец. Смертельно раненый, он все же был в сознании. - Стивен, позаботься о матери и сестре... Кивнуть сквозь слезы, он не мог сказать, что матери и сестры больше нет, что их сожгли в их же доме. Снять уже с мертвого тела кулон, в его руках он пожелтел и стал, словно осень. Надеть, принимая ту ответственность, что теперь будет с ним до смерти. Он в последний раз подошел к тому костру, что когда-то, еще совсем недавно, звал домом. На фоне пепелища он отчетливо увидел маленькую фигурку в белом. - Мей, - почти срывающимся от напряжения голосом позвал Стивен. - Мей... Ты жива... Девочка обернулась - она была в белой ночнушке и прижимала к груди любимого мишку. Подбежать, обнять, прижать к груди. Сестра - единственное, что у него осталось. - Стивен... Папа... мама... - Прости, их больше нет. Это Чудо, что ты спаслась! Но как... тебе кто-то помог выбраться? - Это не мой секрет. Она коснулась кулона. - Он стал желтым... Ты теперь его? - Да. Так надо, так должно быть. - Я знаю. Ты найдешь тех, кто это сделал? - Обязательно! Клянусь тебе. - Я верю. А можно, я с тобой отправлюсь? - Нет, малыш, прости. - Я умею драться, как ниндзя! - Я знаю, солнышко, но ты должна жить. Тебя они не вычислят - ты не маг. Ты сейчас отправишься в одно место, где живут такие же, как и ты. - Не говори со мной как с маленькой, Стивен, мне уже восемь лет, - девочка точно начала приходить в себя. - Это приют. - Да, но ты должна мне пообещать, что будешь хорошо учиться, хорошо себя вести. - Ты ведь не вернешься за мной? Он промолчал. Оба знали, что его, как мага, будут выслеживать сектанты. Пусть их сейчас немного, но легенды Дома они помнили. Помнили и легенду о первой в их роду - Коши. Мей отошла и посмотрела в небо, смаргивая слезы. - Пусть Земля тебя Хранит, Хранитель! И пусть Восточный Ветер покажет верную дорогу на пути к твоей цели. Посольство гудело, словно улей - к ним ехал наследник Мицуи, единственной корпорации, которая занималась торговлей с иностранцами с девятнадцатого века, а значит и сейчас. - Стив, у него жена - американка, какая-то актриса. Все сотрудники, кто не был занят работой, пошли посмотреть. Не узнать ее он не мог, слишком была похожа на свою мать, Софью... (А вот Гэнсо сейчас без проблем узнал ее - ведь это была его мать.) Они встретились в кафе недалеко от посольства. - Здравствуй, Мей. - Здравствуй, Стивен. Давно не виделись. Как ты? - Работаю. - В Японии... - Да, потому что именно сюда привели ниточки сектантов. - Ты не оставил эту идею. - Нет, конечно, я вышел на одного из их жрецов. - Расскажи... В положении Мей была еще красивее. И Стивен это ей высказал, на что женщина лишь улыбнулась. Однако кое-что еще привлекло сейчас Стивена - его кристалл светился. То же самое заметила и Мей, и чуть прикрыла ладошкой рот. - Боже... - она знала, что именно из-за этого Дара погиб ее отец. Но именно благодаря этому Дару он являлся тем, кем был, и ни за какие деньги он бы от него не отказался. - Но думаю: у него или нее будет хороший учитель. Он нашел ее в США, даже в той пустынной местности, куда забросили ее съемки. Она изменилась: словно посерела. Превратилась лишь в красивую копию самой себя, но безжизненную. - Мей? Что случилось?! - Много чего, Стив... - она рассказала печальную историю смерти дочери и своего развода. Мужчина лишь коснулся ее руки. Он обратится к Лизбет, возможно, что получится хоть что-то выяснить. - У меня к тебе просьба, - он достал старую черную коробку с монограммой ее отца. - Передай ее Гэнсо, когда сочтешь нужным. Мей испуганно посмотрела на сводного брата. - Ты думаешь, что... - Я знаю, малыш, но так будет надо. Здесь информация о секте, возможно, что ты сможешь как-то передать данные правительству. Мне жаль, что не я буду учить твоего сына. Женщина лишь кивнула, принимая и примиряясь со смертью еще одного близкого. Может, в душе ей и хотелось бросится ему на шею и умолять остаться в живых, но как истинная дочь своего отца, она не сделала этого. *** Гэнсо замотал головой, пытаясь понять все, что произошло. Его дядя, которого он и видел-то пару раз - был Хранителем. И его мать все знала, но ничего не сказала, но почему? Он сел за стол, пытаясь осознать то, что увидел. Многое, благодаря кристаллу, он вспомнил, и не самого приятного. До сих пор в сердце отдается болью смерть сестры и то, как он повел себя с Коши. А ведь именно после этого случая он поклялся, что больше не примет ни одного решения, руководствуясь эмоциями. *** Душу раздирали боль и желание все крушить и ломать. Руки сжимали клочок бумаги - единственное, что осталось. Неровным почерком был написан приговор ему как неудачнику и как никчемному брату. Джедайта трясло, как никогда в жизни. Как он мог не заметить? Как мог не уследить? Он ведь обещал. Дал клятву позаботиться, защитить, а получается, что он сам ее к этой черте и подвел. Последние наблюдения представились в ином свете: его ученица и наследница Коши - сволочь, дрянь неблагодарная. Мужчину трясло при одной мысли о шестнадцатилетней эгоистке и убийце. Сейчас она стояла перед ним: как всегда прямой взгляд, ни слова мольбы ни в глазах, ни на словах. - Убирайся! Чтобы даже духу твоего здесь не было. Была бы моя воля - ты бы валялась там же, где и она, - осознание, что он не может отомстить этой дряни за смерть сестры, съедало его. - Как прикажете, - спокойно, выверено до каждого последнего звука. Она опустилась на одно колено. - Я оказалась плохой ученицей, раз я не смогла оправдать доверие моего учителя, - девушка встала и, развернувшись, сказала лишь одно: - Прощайте, - и впервые за весь их разговор (правда, говорил в основном он) на ее точеном лице появилась неприкрытая боль, от которой Джедайт чуть не свихнулся. Как же он мог так с ней поступить? Он же знает ее с детства, лет с трех, когда ее привезли к ним в дом. Как он может ей не верить? Разум тихим шепотом твердил: "Поверь, она тебя еще никогда не обманывала!" А эмоции набатом кричали, что она - убийца, она виновна в смерти самого близкого ему человека, не только родственника по крови, но и по духу. Эмоции глушили голос разума. А в руках все еще было ее письмо. След Коши как в магическом, так и в обычном мире уже простыл, а блондин все стоял и смотрел вдаль. Да, потом Кунсайт, не верящий в подобный расклад событий, все же найдет настоящее письмо, спрятанное у Тетис, докажет то, что это именно синевласка подменила письма, обманула Мейё и отправила ту на смерть. Но уже ничего нельзя было поделать: Коши ушла, а у него не хватило бы мужества посмотреть ей в глаза после того, что он ей наговорил. Он с трудом смог написать письмо, но так и не отправил его. Потому что девушки не было нигде. Когда Король выгонял Тетис из Дворца, на это зрелище пришли поглазеть многие, но вот Джедайта там не было. Он не знал - сможет ли он сдержаться и не убить эту двуличную стерву. А также он внезапно понял, что внутри него больше нет ни одной эмоции: ни ненависти, ни боли, ни любви. Только пустота и долг. И страх. Страх, что он на эмоциях может осудить невиновного. Отныне он принял решение, что ни одна эмоция не посмеет вмешаться в его суждения. Единственные, кого он допускал в свою жизнь, были друзья: Эндимион, Кунсайт, Зойсайт и Нефрит. Только с ними он был собой, но и тогда он выверял каждое слово, каждое действие. Друзья понимали и не осуждали его за излишнюю педантичность и черствость, не называли за глаза сухарем и машиной. Они... и Каика, которая, ворвавшись яркой вспышкой в его жизнь, заново учила его воспринимать мир через эмоции.