***
Я слегка наклонился с резким конвульсивным выдохом, точно собираясь выплюнуть нечто отвратительное на вкус, и открыл глаза. Но тут же закрыл, чтобы не потерять равновесие; тошнота и головокружение медленно отступали. Cнова поднял тяжелые, как после глубокого сна, веки, но еще какое-то время ждал, пока мир вокруг вновь становился реальным, обретая ясность очертаний, растворяя последние призраки моего видения. Я развернулся и увидел Джека, офицера Минкеда и Беверли — все трое стояли у двойных дверей на выход из сумрачного зала в явном ожидании, и я направился к ним. — Он тоже был здесь, когда все происходило... таков был замысел... — сказал я почти через силу, не успел Джек и рта раскрыть, чтобы спросить у меня, как все прошло. То есть мне казалось, что я говорю, но голос мой, наверное, в эту минуту звучал как пугающий низкий хрип умирающего или почти так, потому что я видел, как в глазах Минкеда неподдельное изумление все больше сплеталось со страхом перед чем-то неизведанным, вроде НЛО или способности двигать предметы силой мысли. Это был взгляд человека, который стал свидетелем жутковатого феномена на каком-нибудь телешоу, куда пригласили попугать зрителей кого-то типа «человека-слона» или «девочки-каучук»... или меня. — Кто был? — Джек уставился на меня с напряженной сосредоточенностью. Морщины глубокими темными бороздами перекинулись через его лоб. — Роджерс... — я тяжело сглотнул слюну, сделал глубоких вдох и медленно выдохнул. — Он не просто обнаружил тело, он... свидетель. Джек, он видел убийцу. — Минкед! — Тут же гаркнул начальник отдела, и тут вздрогнул не только я, но даже Беверли, которая за мгновение до этого с неким таинственным любопытством изучала мое лицо почти препарирующим взглядом судмедэксперта, — срочно догони Стоуна, он повел Роджерса к машине отвезти того в участок! Но офицер продолжал таращиться на меня, и Джек прокричал его имя еще раз, почти в ухо. — Да, сэр, — наконец отозвался полицейский, оторвал от меня взгляд (за что я мысленно его поблагодарил, а заодно и Джека, раз на то пошло) и шагнул к распахнутым дверям позади Кроуфорда, а через пару пару-другую секунд уже скрылся в темном коридоре. Я последовал за ним. — А ты куда собрался? — требовательно вопросил Кроуфорд мне в спину, и я невольно представил, как сошлись над переносицей его густые черные брови. — Я сделал, что мог, — бросил я через плечо, не оборачиваясь. Я бы все равно не взглянул ему в глаза, я был слишком измотан, чтобы еще выносить зрительный контакт с кем-либо, и Джек наверняка догадывался об этом, а потому вряд ли мог расценить как знак неуважения или раздраженной обиды за происшествие в отделении детской реабилитации. Хотя, возможно, второе наблюдение было бы отчасти справедливо. — Пока вы допрашиваете Роджерса, я вам ни к чему. Позвони мне, когда будет новая информация, к тому времени я все обдумаю, а сейчас я... я устал. И, с твоего позволения, хотел бы вернуться домой. — Назад в Вулф Трап? Может, переночуешь в гостинице, а утром... — Нет. Я хочу поехать домой. Прямо сейчас. — Ладно. Скажешь Минкеду, что я распорядился по поводу твоего отъезда обратно в Вирджинию. — Он будет просто счастлив это услышать, — с тенью сарказма пробормотал я. — Увидимся.***
Включив свет и закрыв за собой дверь лаборатории ФБР, Беферли Катц помедлила. Едва слышное жужжание, свойственное насекомым, однако совершенно несвойственное лаборатории, на несколько секунд нарушило заледенелую тишину почти стерильного воздуха, в котором смешивались запахи антисептиков и легкого разложения. Показалось. Женщина сняла с настенного крючка белый халат и прошла вглубь комнаты, надевая его по дороге. На одном из столов лежало тело с наброшенной поверх белой тканью. Уродливо искривленные руки и ноги, выглядывая наружу, торчали по бокам, как будто раскинутые объятия полумертвой лягушки или шипящего таракана для студенческого семинара по биологии, и Беверли невольно вспомнились эти занятия, которые были самой настоящей проверкой на выносливость. И она не провалила ни одной: ни в школе, ни позже в медицинском университете. На мгновение, глядя на тело, судмедэксперт подумала о том, что, наверное, при размещении стоило развернуть его перпендикулярно столу, учитывая нестандартное расположение всех четырех конечностей. Но тут же представила выглядывающую голову с темными жесткими нитками вместо глаз и губ, черные, свисающие почти до самого пола волосы — и отбросила эту мысль. Нет, ее бы такая картина ничуть не смутила, однако родители девушки не оценили бы столь халатного обращения с дочерью, а Прайс как раз принимал их незадолго до ее прихода. Когда они пожелали увидеть дочь, Джимми Прайс принялся отговаривать их, но Беверли поддержала родительскую инициативу, а все потому, что женщина отлично знала: только это зрелище могло убедить их мгновенно дать разрешение на вскрытие. Да, жажда мести взяла бы свое и они согласились бы на все, лишь бы поймать мерзавца, но только позже, когда все слезы будут выплаканы, а он, вполне вероятно, уже сумеет уйти. А улики ФБР нужны были в самые кратчайшие сроки. Живое черное пятно с тонким нарастающим жужжанием метнулось к правому глазу, и женщина махнула рукой, отгоняя муху и тут же морщась в лице. Значит, все-таки не ослышалась... Когда она подошла к телу и откинула край простыни, то вновь посочувствовала этой семье с присущим ей врачебным практицизмом: «Родителям предстоит принять еще одно непростое решение. О кремации. Судя по состоянию кожи, этой поразительной ее твердости, вернуть телу прежний облик после вскрытия вряд ли удастся. А если бы и вышло, понадобилось бы спилить ей руки и ноги, чтобы уложить в гроб. Да и эти стяжки такие грубые, что даже самый хороший грим не скрыл бы следы от них на лице, так что открытый гроб можно было даже не рассматривать...» Женщина повернулась к приборному столику рядом, рассчитывая обнаружить на нем диктофон, который, она помнила точно, оставила на средней полке, но его там не было. Прайс или Зеллер, должно быть, его переложил. Катц принялась шарить по полкам с отчетами и ящикам письменного стола. И не могла видеть, как из отверстия после гвоздя в левой бледной ладони, торчащей из-под ткани, выбралась другая упитанная муха. Отползла немного, потом замерла, потирая передними лапками, и, когда Беверли Катц, вооруженная найденным диктофоном, снова обернулась к телу, взлетела и закружила, будто опьяненная, к потолочной лампе. Беверли надела резиновые перчатки и защитный пластиковый козырек, вновь взяла в руки диктофон и нажала на запись. — Вскрытие проводит старший судмедэксперт Беверли Катц с утвержденного разрешения родственников жертвы. Имя погибшей ХаннаУайлд, пол женский, возраст двадцать четыре года. Время смерти на первый взгляд установить невозможно, так как кожа совершенно окостенела (примечание: по неизвестной на данный момент причине, анализ соскоба еще не готов), так что для вскрытия грудной клетки... То есть... хм... Примечание: рентген показал полное отсутствие костей в теле жертвы... Как бы то ни было, я воспользуюсь дисковой электропилой. Остановив запись и сунув диктофон в карман халата, Беверли прошла к стене и воткнула вилку электропилы в розетку. Вернулась к телу, опустила козырек и, склонившись над телом между его правыми скрюченными рукой и ногой, приступила к аутопсии. Кожа едва поддавалась и брюнетка чуть налегла на рукоять. Тогда-то и раздался тошнотворный треск, будто разломился какой-то скелетный панцирь сродни черепашьему. Мгновение-другое Катц вглядывалась, казалось, в пустую бесконечную темноту раскола, и вдруг с гудящим ревом в лицо женщине вырвался живой поток. Вскрикнув, Беверли скрестила руки перед собой в лихорадочном защитном жесте. Крученый вихрь из сотен черных жужжащих пятен устремился вверх мимо нее к воздуховоду. Катц отпрянула, и на приборном столике у нее за спиной тут же зазвенели инструменты. Только спустя несколько секунд она поняла, что отплевываться, несмотря на то, что прозрачный козырек для защиты лица в каком-то смысле — кто мог хотя бы предположить нечто столь дикое? — сделал свое дело. Тем временем неистово гудящий мушиный рой просочился большей частью в щели воздуховода, а что не скрылось — беспорядочно рассеялось по комнате. Женщина все еще боролась с дыханием. Да, отчет обещает быть весьма и весьма занимательным, подумала она автоматически с профессиональной отстраненностью.