* * *
Первые полгода дались мне очень тяжело. Спасибо, что учеба и работа здорово отвлекали меня. Коул тоже старался отвлекать меня от самого себя и моих душевных терзаний. Он закопал свою боль глубоко в себе и старался не поддаваться ей. Начал шутить, все чаще вызывая на моих губах улыбку. Просил помочь с тавийским, хотя, как мне казалось, это просто был способ побыть вместе под приличным предлогом, но я не был против, тем более, что наши занятия приносили много позитива в нашу жизнь. Он был умен и хорошо все запоминал, но иногда делал забавные ошибки, которые здорово веселили меня и его тоже, когда я объяснял, в чем он ошибся. – Скажи, что здесь нельзя курить. – Здесь нельзя дышать, – ответил Коул без запинки, и я рассмеялся: – Ты сейчас сказал, что здесь нельзя дышать. Он тоже засмеялся. – Прости, что я сказал не так?.. Мы проводили очень много времени вдвоем. Как сказал бы Хьюго, мы были друзьями. Проводили время вместе, смотрели фильмы вместе, отдыхали вместе. Почти как пара, даже жили вместе, только не трахались. Коул хотел бы, наверное, но я… Я все еще оплакивал Хьюго, и мое сердце было наглухо закрыто. Как-то раз глубокой осенью я предложил: – Давай сходим покататься. – Покататься?.. – переспросил Коул. – Да, на мотоциклах, как в прошлый раз. Только сейчас я хотел бы сам ездить. Коул побледнел. – Ты что, самоубиться решил?.. – спросил он. – Что?.. – я опешил. – Я что, на самоубийцу похож? – Пока не очень… – неуверенно сказал он. – Я просто хочу покататься, давай съездим? Я ведь никогда тебя ни о чем не прошу. – Ладно. Давай съездим. Мы ездили кататься. Коул учил меня, иногда даже разрешал ездить одному. Это здорово отвлекало и ускоряло время. – Хочешь, съездим куда-нибудь на новогодние праздники? – предложил Коул в начале декабря, и я, поразмыслив, согласился. Коул взял на себя все хлопоты по подготовке документов и организации нашего отдыха. Я сдал последние экзамены, и уже ближе к новому году мы приехали в аэропорт. Я немного нервничал, потому что летал нечасто, но я был не один, и присутствие Коула хорошо успокаивало меня. Я только в аэропорту узнал, куда мы поедем. Коул выбрал северную страну, в которой было много снега и где можно было кататься на лыжах, сноуборде и прочем. Я умел кататься – занятия физкультурой включали обязательные тренировки на лыжах, и я их не пропускал, хотя и не думал, что мне это когда-либо пригодится. И вот мы летели в горы кататься. Меня радовало, что Коул не выбрал теплую страну на юге, где было бы невыносимо жарко, и мне приходилось бы обмазываться кремами от солнца. Наша поездка была весьма приятной. Днем мы много катались, вечером сидели у камина, отогреваясь за день. В ресторане, где мы ужинали, на нас постоянно обращали внимание, кто-то даже спрашивал, пара мы или нет. Я не отвечал, Коул говорил, что да. Я был не против, ведь так мы могли не опасаться, что кто-то начнет проявлять к кому-то из нас излишний интерес. Наша дружба крепла с каждым днем. Мы много разговаривали, я на его родном языке, он на моем. Если мы не понимали друг друга, переходили на дакский. Он стал для меня очень важным человеком, и я уже не представлял свою жизнь без него. Я не боялся этого, я переживал, перерастет ли мое чувство привязанности во что-то большее. В этом не было ничего плохого, но что-то во мне твердило, что это нечестно по отношению к Хьюго, поэтому я старался не думать много о нас, о своих чувствах. Я просто наслаждался его обществом, мне было очень тепло и уютно от его присутствия. Коул ни на чем не настаивал и не давал мне повода переживать из-за его чувств. Иногда мне начинало казаться, что они исчезли, так хорошо он маскировал их. Но уже в следующее мгновение, когда я смотрел в его глаза, я видел в них все, все, о чем он молчал и никогда не говорил. В такие моменты мое сердце замирало, и я отводил глаза, боясь… Боясь чего? Боясь, что утону в его светло-серых глазах, таких светлых и глубоких. Я боялся потеряться в них. Боялся, что влюблюсь. Сидя в ресторане в последний вечер нашего отдыха, Коул с серьезным выражением на лице сказал: – Когда друзья проводят время вместе, куда-то выбираются, они общаются. Веселятся, что-то обсуждают, над чем-то смеются, ну, ты понял. – Да я в курсе, – я усмехнулся, ожидая продолжения. – Давай тоже повеселимся. Как… парочка друзей-гомиков, идет? – Ух ты, – я улыбнулся. – Ну давай. – Оглянись по сторонам. Как тебе вон тот? – кивнул он в сторону. – Кто? – не понял я. – Вон тот парень. Под метр девяносто, в синей рубашке. – Никак, а что? – Ты бы ему дал? – Что? – я засмеялся. – Так гомики веселятся. Так ты бы ему дал? – Нет, – я покачал головой, продолжая веселиться над самим Коулом. – Почему же? Высокий, широкоплечий, ты только взгляни. И жопа ничего такая. – Ты бы ему дал, да? – спросил я с улыбкой. – Разумеется. Я прыснул и отвел от него глаза. – Я шучу, конечно, – он улыбнулся. – Неужели? – Да, – он кивнул. – Я предпочитаю быть сверху. Я бы его трахнул. Я засмеялся. – Коул, ты… Нет, я не могу подобрать слово. Он широко улыбался, смотря на меня смеющимися глазами. – Я хотел развеселить тебя, и только. – У тебя получилось.* * *
Когда мы вернулись, время полетело еще более незаметно. Это был мой последний год обучения в университете, оставалось несколько месяцев производственной практики, написание выпускной работы, и к началу июля я стал дипломированным специалистом. Коул пришел на мой выпускной, и я был очень рад его на нем увидеть. Я получил несколько предложений о работе, одно из них было из Grosstrans, и это было большим успехом. Еще одно – из правительства: мне предлагали работать личным переводчиком помощника министра иностранных дел, и это был еще больший успех. Было еще несколько предложений от разных компаний из разных отраслей. Еще было предложение от отца. Ему тоже нужен был личный переводчик. Я серьезно раздумывал над всеми предложениями, отметая одно за другим. Работа личным переводчиком означала частые поездки в командировки, личное общение с разными людьми. Работа в Grosstrans означала привязанность к Страйхену с невозможностью работать из дома. Работа на отца означала зависимость от семьи. – Не можешь решить? – тепло спросил Коул, сидящий напротив меня на кухне, за столом с разложенными приглашениями. – Мне ничего не подходит. – Это компании, готовые принять тебя завтра же и платить тебе очень много. Здесь нет тех компаний, которые тоже с удовольствием видели бы тебя в своем штате, но прекрасно понимают, что их предложения скромнее, а значит, и стараться утруждать себя письмом с предложением о работе не имеет смысла. Но если ты им напишешь, я уверен, они на многое ради тебя пойдут. – Да, я понимаю это, но… Коул, ты ведь хотел бы вернуться в Дакарту? – спросил я, подняв на него глаза. Он удивленно моргнул. – Почему ты спросил? – Ты ведь… ты ведь приехал сюда на время, а прожил здесь год из-за меня, уверен, сейчас, когда учеба меня здесь больше не держит, ты хочешь вернуться. – Ты… – он осекся, не веря тому, что услышал, и надеясь, что то, что он услышал, он понял правильно. – Ты поедешь со мной в Дакарту?.. – Да, почему нет? Какая разница, где заниматься переводом, если из дома, например? Он, кажется, все еще не мог поверить в то, что услышал. Немного запинаясь, он ответил: – Я… да, я… хочу вернуться. – Тогда я поеду с тобой, – сказал я. – Вопрос об официальной работе все еще открыт, но я наверняка смогу работать на фрилансе на удаленке, как и прежде. – Конечно, – он охотно кивнул. – Тогда… Когда ты готов уехать?.. – Коул, который всегда был очень решительным, сейчас был так удивлен открывшейся ему истине, что никак не мог поверить в свое счастье. – Хоть завтра, – я пожал плечами. Здесь, в Страйхене, меня больше ничего не держало, и я легко мог покинуть этот город. – Я займусь оформлением документов, думаю, получение визы займет не больше недели, и тогда можно будет брать билеты. – Хорошо, – я собрал все письма со стола и выбросил в мусорное ведро. – Джейс… спасибо, – сказал Коул негромко. Я обернулся и тепло улыбнулся ему. – Тебе не за что меня благодарить, – произнес я. – Вообще-то это я должен сказать тебе спасибо за то, что ты все это время был со мной. Для меня это очень много значит. – Не стоит, – он мягко остановил меня. – Тебе не нужно меня благодарить. – И все же спасибо. – Не за что, – ответил он, слегка улыбнувшись. В его глазах, правда, при этом отчетливо читалась глухая тоска, и я знал, откуда она и что означает, но не мог ничего изменить.* * *
Подготовка документов, получение визы, сбор всех вещей и прочие хлопоты заняли у нас полторы недели, спустя которые мы пересекли океан и приземлились в чужой и совершенно новой для меня стране. Коул вызвал такси, и, получив багаж, мы покинули аэропорт. На улице стояла настоящая жарища: солнце нещадно пекло с высоты, а спасительные кондиционеры остались в здании у нас за спинами. – Жарко… – выдохнул я. Коул улыбнулся: – Не самый приятный сезон, обычно на это время большая часть жителей уезжает отсюда или переселяется на пляж, к воде. Не переживай, у меня в квартире хорошая сплит-система. Вообще-то, до этого момента я как-то даже не задумывался, где мы будем жить. Я знал, что у Хьюго была квартира в Дакарте, которую он оставил мне, предполагал также, что и у Коула есть свое жилье, но почему-то мне ни разу не пришло в голову, что жить мы будем именно у него. Будет ли нам там комфортно вдвоем?.. Задумавшись, я не заметил, как оказался в прохладном салоне такси, и очнулся только, когда мы уже достаточно долго ехали по дороге. Коул чему-то улыбался и не отвлекал меня от моих размышлений, водитель не обращал на нас никакого внимания. Тем не менее мне не хотелось, чтобы он имел возможность греть уши, так что заговорил я на родном языке: – Я слышал от Хьюго, что Дакарта – это чуть ли не рай для геев, – сказал я. Произносить имя Хьюго все еще было тяжело, но я работал над собой. – Да, это верно, – Коул кивнул, отвечая мне на тавийском без запинки. – Геи здесь полноправные члены общества. Могут не скрываться, опасаясь за свою жизнь, имеют возможность заключать браки, создавать семьи, брать детей на усыновление… – пояснил он и добавил: – Правда, для этого придется пройти через семь кругов ада, но это того стоит. – Семь кругов ада?.. – я удивленно посмотрел на него. – Да, именно семь, – он кивнул. – Например? – Ну, для начала пара должна подтвердить, что оба партнера не представляют ребенку угрозы в передаче какой-нибудь инфекции или заболевания, так что придется сдать сотню-другую разных анализов. После этого они должны пройти множество психоневрологических тестов на вменяемость и отсутствие каких-то отклонений. Никакому психбольному здесь ребенка не отдадут. Далее пару подвергнут обязательному обучению в уходе за ребенком, в воспитании и прочем. Следующим шагом потребуют миллион справок о доходах, расходах, чтобы подтвердить способность предоставить ребенку достойную жизнь. После придется подтвердить, что жилищные условия во всем соответствуют нормативам. На каждого ребенка, например, в доме – и я говорю именно о доме, – подчеркнул он, – должно приходиться не менее пятнадцати квадратных метров отдельного жилого пространства. На шестом этапе пара должна подтвердить крепость своих отношений – длительность совместной жизни, официальный брак, свидетелей, подтверждающих, что пара находится в крепких устоявшихся отношениях. А на седьмом этапе, который, кстати говоря, самый сложный, – пара должна подтвердить свое искреннее желание воспитывать ребенка. Уж не знаю, как это проходит, мои знакомые-геи, мечтающие взять ребенка из приюта, до этого этапа еще не дошли. Вся эта процедура занимает не менее года, а то и больше, не все готовы столько ждать, многие отсеиваются по каким-то причинам. Мы бы с Хьюго отсеялись еще на первых этапах: у нас обоих в местных паспортах есть отметка о наличии наркотической зависимости, такие люди здесь – персоны нон-грата, – закончил он. – Почему вас вообще не депортировали обоих? – спросил я. – И я, и Хьюго, мы оба охотно сотрудничали с полицией, сдали всех своих дилеров и известные нам точки сбыта, и как-то нам так повезло, что благодаря нашим показаниям этот канал поставок в Дакарту был прикрыт, и мы заслужили прощение. Плюс мы сдались добровольно и пошли на лечение по своему желанию, так что нам наши грехи простили и позволили остаться, правда, без возможности когда-либо получить гражданство, которое дает многие привилегии. Но ребенка никому из нас все равно бы никто не дал, это факт. – Хьюго вполне серьезно говорил о желании завести ребенка в будущем, – вспомнил я. – Если нет возможности усыновить ребенка, то в его рождении тебя никто не ограничивает. Как от обычной женщины, так и от суррогатной матери, просто суррогатное материнство здесь стоит очень-очень дорого, если, конечно, оно официальное, через госучреждение или специальные клиники. Есть и неофициальное, разумеется, через обычную договоренность с кем-то, кто, например, имеет определенные финансовые трудности, а ты можешь их решить. Коул так много об этом знал, что у меня появилась мысль, что он и сам задумывался о том, чтобы завести детей. – А ты бы хотел детей? – спросил я. – Да, конечно, – он кивнул и улыбнулся: – От тебя. – Ха-ха. Шутник, – я сложил руки на груди и демонстративно отвернулся. – Я не шучу. Я скосил глаза в его сторону. Коул не смотрел на меня. Он мягко улыбался, а его глаза… Полуприкрытые, они снова выражали ту тоску, от которой у меня сжималось сердце. – Мы поедем к тебе? – решил я перевести разговор. – Да, моя квартира свободна, и она достаточно просторная для нас обоих. Но если тебе не понравится, можем найти что-нибудь другое. – Другое?.. – не понял я. – Дом, например. Я хотел бы жить в доме, но жить в доме одному – такое себе удовольствие. Так что, если ты не против, я поискал бы что-нибудь. – Эм… – я задумался и поймал себя на мысли, что жизнь вдвоем в доме очень напоминает семейную идиллию, как у моих родителей. – Если хочешь… мне непринципиально, где жить. Я хотел сделать для него хоть что-то, чтобы он не жалел, что вообще связался со мной. Пусть хоть это его радует. – Хорошо, – он улыбнулся.