Forever Unbroken.

Со скрипом зубов, с громкими криками, переходящими в животный рык. Эти три дня превратились для них обоих в сущий ад. Луи, по началу излишне бодрящийся, сейчас больше похож на измученное привидение. Он не мог уснуть, потому что как только его глаза закрывались и начинал набегать сон, его будили стоны Гарри, полные боли и отчаяния. Парень то спокойно сидел, то, казалось, что мирно спал, но, вдруг, что-то находило на него и он бился в конвульсиях, пытаясь развязать руки, вывернуться из пут. Гарри плакал, угрожал, умолял о смерти, но Луи стоически молчал, отводя взгляд. И лишь уйдя в другую комнату, чуть прикрыв за собой дверь, он вцеплялся в волосы и прекращал сдерживать собственные слезы. Луи не думал, что будет так тяжело для них обоих, и что он сам сломается так быстро. И все же он обязан сдержать данное обещание не смотря ни на что. Утро четвертого дня слишком солнечное, так что свет, проникающий в квартиру сквозь занавески, только лишь раздражал итак изможденных парней. Они просыпаются словно по сигналу, одновременно, и сразу начинают внимательно смотреть друг на друга. Гарри приветственно кивает и хмыкает, так обыденно, что у Луи на долю секунды появляется ложная надежда на то, что все закончилось. — Луи, — охрипшим голосом говорит Гарри и хмурится от яркого света. Его запястья неприятно тянет и жжет, от чего он все время пытается вывернуть руки так, чтобы было чуть удобнее. — Да, — Луи подбирается поближе, потому что ему кажется, что он может не услышать Гарри, если будет находиться на том же месте. Он садится напротив и осторожно берет Стайлса за руки, пресекая его движения. Кое-где веревка оказалась покрыта запекшейся кровью, что не ускользнуло от взгляда Луи, так что он тут же тянется к узлу, чтобы освободить парня. — Не надо, — говорит Гарри и шумно вздыхает. — Не трогай ничего. — Хорошо, — Луи растерянно скрещивает руки на груди и продолжает смотреть на Стайлса. Тот стал выглядеть еще хуже, чем до этого. Осунувшийся, с тенями под покрасневшими глазами и желтоватой кожей. Весь его вид вызывал у Томлинсона не жалость, но боль, щемящую в груди. Это он сделал с Гарри, из-за него сейчас ему еще хуже чем обычно. Стайлс не мог есть, не мог спать, а то, что Луи с трудом мог назвать сном, было похоже на некое забвение, транс, полный нескончаемой агонии и холодного пота. — Там, в куртке. Возьми. Дай мне. Я не чувствую ног, — со слезами на глазах умоляет Гарри, сжав руки в кулаки. Луи закусывает губу, не зная как поступить. Он испуганно смотрит на Стайлса, пытаясь понять врет тот или нет, и если нет, то может его стоит отвезти в больницу? — Что там? — сбивчиво спрашивает Луи, наклоняясь ближе. Он пытается высмотреть в глазах Гарри истинную правду, но кроме боли не видит ничего. Луи встает и идет к дивану, на котором валялась куртка Стайлса, и достает из кармана грязный пакет с порошком. Его чертовски мало даже по мнению Луи, но как бы внутри него все не кричало о том, что стоит выкинуть эту дрянь, он не мог совладать со своими действиями. Сейчас он отключил здравый смысл, он просто кладет Гарри в руку этот маленький спасительный пакетик и спрашивает: — Что мне сделать? Гарри с силой сжимает пакетик в руках, пытаясь сдержать торжествующую улыбку. — Давай. Скорее. Просто насыпь на что-нибудь. Давай, Луи. Ну же! — нервно выкрикивает Гарри, кусая нижнюю губу. Луи послушно берет первую попавшуюся под руку книгу, выхватывает из рук Гарри пакетик, и рассыпает порошок на темно-красной обложке. — А теперь развяжи мне руки, — завороженно просит Гарри, уставившись на книгу. — Нет, — чуть помедлив Томлинсон подносит книгу прямо к лицу Гарри, не представляя, как и что ему делать, не развязывая рук Стайлса. Он тянется свободной рукой к лицу парня, чуть касается пальцами щеки и осекается. — Я помогу. — Хорошо, — резко выпаливает Гарри и прикрывает глаза. Он чувствует прикосновения Луи к своему лицу вновь, и, когда движения прекращаются, Гарри шумно вдыхает то малое количество порошка, что было у него все это время. Да, он сломался, да ему чертовски паршиво, но сейчас ему просто необходимо хоть чуть-чуть ослабить ломку. Так и не открыв глаза Гарри отключается, наконец заснув по-настоящему, не чувствуя, как внутренние органы перемешиваются в кашу. Эти несколько часов спокойствия Луи не будет корить себя за то, что сделал. Это все было неправильно с самого начала, но он будет пытаться все исправить как может. Луи ложится на диван и мгновенно засыпает. Спокойствие длилось ровно девять часов. — Луи! — крик, мгновенно прогоняющий сон. Томлинсон подскакивает на диване и мчится к Гарри. Тот бьется затылком о стену, и повторяет, словно мантру, одно и то же, иногда сбиваясь и чертыхаясь тихо под нос. — Мне нужно еще! Луи тяжело вздыхает и прикрывает глаза. Теперь он окончательно опускает руки, потому что не может представить, что еще можно сделать, чтобы Гарри стало легче. Он перепробовал все, и оттого, что ничего не вышло, ему просто омерзительно на душе. — Подойди, пожалуйста, — умоляет Гарри, и Луи не может ослушаться этого просящего тона. Глаза Стайлса все такие же покрасневшие и распухшие от слез, но сейчас выглядят еще хуже, чем раньше. Он покачивает головой и тянется к Луи, тихонько посмеиваясь, словно он затеял игру. Томлинсон садится напротив и настороженно приближается в ответ, не понимая, что происходит до последнего момента. Гарри быстро целует его в губы, и тут же откидывается назад, громко ударяясь головой о стену. Он морщится от тупой боли, но громко смеется, облизывая губы. Луи растерянно сидит в той же позе, удивленно хлопая глазами, силясь сказать хоть что-то, но горло словно схватило удушье. Зачем он это сделал? Что ему на самом деле надо? — Луи. Хочешь я тебе отсосу, а ты мне купишь за это героин? — продолжает посмеиваться Гарри. — Я знаю, что ты хочешь. Луи опускает голову и усмехается. Как он мог обманывать сам себя? Ну неужели с самого начала было не ясно, что Гарри нужны только наркотики? Как бы то ни было, он не намерен отступать от своего, что бы там ни замыслил Стайлс в своей сумасшедшей голове. — Нет, — с улыбкой, скрывающей душащую боль, говорит Луи и встает на ноги. Он пытается смотреть на Гарри снисходительно, стараясь не выдать истинных чувств, что удается ему, но не Стайлсу. Парень обижено поджимает губы и начинает биться головой о стену с еще большей силой. И пусть это добавляет силы к той боли, что нарастает внутри, она помогает отвлечься от унижения и боли другой, которая ощущается в груди. Гарри гадко от собственного поведения, от мыслей, вселяющихся в голову и гадких слов, вылетающих изо рта. Он боялся этого не напрасно. Сейчас ему хочется попросить прощения, объяснить, что он не хотел говорить все те ужасные вещи, но с губ слетают слова, не имеющие ничего схожего с тем, что крутилось в голове. — Я знаю, что ты влюблен в меня. Это видно, даже будучи обдолбанным. Хочешь я скажу это? — с издевкой цедит Гарри, все еще не смотря на Томлинсона, сжавшего кулаки, но сгорбившегося под тяжестью слов. — Я люблю тебя, Луи. Я хочу, чтобы твой член оказался в моей заднице, Луи. Так лучше? Теперь ты мне дашь то, чего я хочу? Луи не знает, что ответить, он просто хочет забыть все это как страшный сон, хочет сбежать, как можно дальше. И он убежит, но не так далеко, как того хочется. Он спрятался в собственной ванной комнате. Позорно сбежал, тихо закрыв дверь, сполз на холодный кафель и зажал уши руками. Он не может выносить криков Гарри, его надломленного сорванного голоса, его слез, его просьб и гадких, лживых слов. Луи знает, если бы он остался там, с ним в комнате, то он не смог бы смотреть, как Гарри, привязанный к батарее, бьется в агонии дальше. Не после всех этих слов. Нет, Луи не стал бы спокойно смотреть и слушать, он бы отпустил, развязал бы его руки, достал бы из кармана все деньги, что у него есть, и отправил бы Гарри искать себе дозу. Луи сломлен, подавлен, так плохо ему не было никогда, но, черт возьми, он и знать не хочет как больно сейчас Гарри. Томлинсон окончательно запутался сам в себе и во всем, что происходит. — Луи… Так близко, но так тихо. Как такое может быть? Неужели Гарри удалось развязать веревку? — Луи, пожалуйста. Томлинсон приоткрывает дверь, но за ней никого нет. — Луи, помоги мне! — вскрикивает Гарри, и в его голосе столько боли, что у Луи вдруг начинают течь столь тщательно сдерживаемые слезы. Он выходит из ванной и медленно, с опаской, идет в комнату. Гарри все там же и все в том же состоянии, что и был несколько часов назад, до того, как Луи позорно спрятался: сидит, прислонившись к стене, кожа на запястьях стерта веревками, кое-где кровоточит. Он подходит к ослабевшему парню, садится рядом, убирает с его лица мокрые от пота волосы, и чуть вздрагивает, когда видит, что Гарри плачет. Без криков и громких всхлипываний. Тихонько, сдавленно, будто стараясь, чтобы никто не услышал. — Гарри, прости меня, — шепчет Луи и целует Стайлса в висок. Этот молниеносный порыв нежности остается обделенным должным вниманием с обеих сторон. — Луи, это ты? — Гарри смотрит на Томлинсона и будто бы и впрямь не узнает его. — Да, это я. Все будет хорошо, я тебе обещаю. — Нет, Луи, — хнычет Гарри и пытается дотянуться руками до Томлинсона, чтобы ударить его. — Отпусти меня, мне нужно, Луи. Ты только посмотри! На что они похожи, эти руки?! Луи, не говори моей маме, я так виноват. Помоги мне, пожалуйста. Гарри твердит все это раз за разом, заглядывая парню в глаза, словно пытаясь достучаться, хотя уже сделал это несколько месяцев назад. Луи так жаль, что он не встретил Гарри раньше и не предотвратил всего этого дерьма. — Прости меня, — Луи обнимает ослабевшего Гарри и целует его в макушку. — Мне так жаль. Если бы ты знал, как я хочу помочь. Но у меня такое чувство, что ты любишь героин больше всего остального на свете. Гарри замолкает, он больше не всхлипывает и не стонет от фантомного скручивания внутренних органов, а лишь тихо сопит, находясь в полусне. Но он прекрасно слышал все, что сказал Луи, и так больно ему не было давно.