Akisame

Снова у вокалиста в голове возникает эта картинка, как только брюнет, проверив оборудование, взял первый аккорд песни, которая вызывала у Адама противоречивые чувства: мужчине хотелось излить свои переживания и забыть, исполнить песню сейчас, на сильных эмоциях, а потом, как он думает, ветер утихнет, но с другой стороны, вокалист не видит жизни без царапающих сердце переживаний. С каждым словом краски становятся ярче, Адам чувствует на коже мурашки от свежего ветра, когда стоит под высоким небом, с которого темный, из-за ночного мрака дождь, капает на рыжие листья. Плотнее прижимая наушники, надавливает на них так сильно, что напрягаются вены на худых руках. Музыкант старается стать частью этого хмурого пейзажа, увидеть себя со стороны. Ему почти всегда удавалось выдержать и не сорваться до того момента, пока к нему, медленно идущему по тихой аллее, приветствующему усталым взглядом отражения редких фонарей в лужах и скрывающим под черным зонтом впалые скулы и обкусанные губы, так же тихо не начнет приближаться силуэт в черном. Короткие мокрые волосы Шоты торчат в разные стороны, он убирает пряди со лба. По рукам, очерчивая четкие контуры вен, скатываются крупные прозрачные капли. Адам узнает его по чехлу от гитары за спиной и солнечным очкам, которые он носит в любую погоду. Вечерняя дымка – сигаретный дым. Адам резко сдергивает наушники, торопливо вешает их на стойку у микрофона и, поправляя свободного покроя кофту, немного взволнованным голосом говорит Шоте, который не теряя времени начинает подкручивать колки, чтобы натянуть гитарные струны. — Давай устроим небольшой перерыв, тут слишком душно, — мужчина снимает с вешалки куртку и открывает дверь. — Я постою на улице у входа, — Адам смотрит на Йокояму в черной рубашке со спины, и ему хочется поскорее выйти, когда он видит, что мужчина зажимает губами сигарету, а пачку сует в карман выглаженных брюк. — ты же знаешь, что в студии нельзя курить, — осторожно напоминает Адам. Рыжеволосый вокалист опускает голову, покрытую капюшоном, стараясь держаться ближе к деревьям, но брюнет, выпустив немного дыма, придерживая сигарету двумя пальцами, когда по кожаной куртке катятся капли воды, выглядит очень решительно. — Адам, ты же сказал, что выйдешь на пятнадцать минут, а сам на студию не явился, и дома тебя нет, ты ведь сумку оставил, — обветренные губы раскрываются, мужчина выдыхает, присаживаясь на почти сухую скамейку под густыми кронами. Его сосредоточенный взгляд направлен на серую и расплывчатую линию горизонта. Согруппник сидит на другом конце скамейки, скрестив ноги, и смотрит в большую лужу, сжимая пальцами ремень от небольшой сумки, лежащей у него на коленях. Вдали мелькают огни проезжающих машин. Для вокалиста становится полной неожиданностью то, что Шота обняв его холодной рукой за плечо, резко притягивает его ближе, так, что Адам утыкается носом прямо в грудь Йокоямы. Крепкой ладонью брюнет проводит по кудрявым волосам согруппника и снова затягивается сигаретой. Адам поднимает глаза и робко спрашивает: — То, что мы встречаем осень порознь, это… наша вина? — Шота невесомо касается губ Адама, который пытается успокоить свою душу и отказаться от чувств к гитаристу, но он не может, зная, что не перестанет видеть свою осень именно такой – одинокой и недосказанной, когда холодные пальцы дождя трепетно касаются оранжевых листьев.