Черный меч: Дорога, тропинка...

Эскиз № 5 - Как тебе удалось дожить до наших дней? Магия? Кханд хмыкнул: - Клэй, обнажи меч. Обнажи, прошу тебя. Тайрон, помедлив, неторопливо потянул рукоять. Клинок с тихим шипением покинул ножны. Мальтус, удовлетворенно кивнув, шагнул к нему. - А теперь убей меня. - Что?! - Ударь мечом. Рубани, проткни насквозь или полосни по горлу. - Ты из ума выжил?! - Давай же. Поверь, тебя ждет сюрприз. Давай, Клэй. Ударь – и я открою тебе тайну моего…хм…бессмертия. Ну, или хотя бы в руку ткни. Если я тебе наврал – мы просто перевяжем рану и все, согласен? Клэй вознамерился убрать меч обратно, и высказать сумасшедшему древнему старцу все, что он думает о таких просьбах, но в голову ему пришла мысль: вряд ли девятисотлетний Мастер стал бы просить об этом, если б не был твердо уверен в собственной безопасности. Кханд, словно прочитав эту мысль, улыбнулся и ободряюще тряхнул головой: давай, чего ждешь? Клэй, пожав плечами, отвел руку коротко, стараясь не приложить больших усилий, ткнул острием в подставленную Кхандом ладонь. И чуть было не отвесил челюсть, увидев, как клинок проходит сквозь плоть Кханда, не встречая сопротивления, но и не разбрызгивая крови. Рука Мастера осталась целой и невредимой, а его улыбка превратилась из ободряющей в иронично-веселую. Тайрон уставился на клинок, затем на ухмылявшегося Мастера, и снова на клинок. Кханд, не желая долго терзать собеседника, похлопал его плечу: - Можешь убрать меч, друг мой. Это не плоть. Это не я. Точнее, я, но такой, которого ты можешь видеть и слышать. И даже ощущать, как ты, полагаю, успел заметить. - А…где же тогда «настоящий» ты? - Далеко, Тайрон. Очень далеко. – Кханд прямо лучился весельем, - Отсюда не видно, и рукой не достать. Чародеи назвали бы такой способ проекцией. Не совсем правильное слово, но суть отражает достаточно точно. И ты уж поверь, мне приходится вкладывать немало сил, чтобы эту самую проекцию поддерживать в должной форме. Так что давай не будем терять времени. Задавай свой вопрос. - У меня больше нет вопросов. - Нет, есть. Ты спрашивал о миссии, об Ордене, но так и не задал вопрос обо мне. Вернее, о том, почему я… Я могу не настаивать, Клэй, но ты ведь все равно спросишь. - Ладно. Скажи… Почему в тот день ты не сразу взялся за меч? Я понимаю, отречение – серьезный поступок для любого из нас, после него даже прикоснуться к эфесу означает вступить в конфликт с самим собой. Но ты любил их. Ты мог их спасти. Мог успеть. - Тайрон, друг мой из одного мира, но иного времени… - Кханд с грустной улыбкой вздохнул. - Я отрекся от принципов, которым учили меня с раннего детства, не тогда, когда открыл дверь своего дома и на руках перенес через порог любимую женщину с разноцветными лентами, вплетенными ей в волосы. И не во время ритуала, за пару часов до того, как нас обвенчали. Я отрекся от них еще тогда, когда лежал в ее объятиях, в королевских покоях дворца в Кларане. Тогда, когда мы крались, держась за руки, мимо стражи внутреннего круга, и улыбались друг другу в темноте. Тогда, когда лошадь неторопливо вышагивала по лесу, а уставшая Кейра спала, обняв меня, и голова ее покоилась на моем плече. Именно тогда я послал ко всем чертям законы и правила Ордена. И даже не удивился, когда понял, что не испытываю от этого какого-либо душевного дискомфорта… А тот ритуал, что я провел много позже, в своем доме – это всего лишь способ завоевать уважение местных жителей и попытка заявить Ордену, что я не представляю для них опасности. - Опасности? Чем ты мог быть опасен? Любой Черный меч должен был понимать, что мастер твоего ранга никогда и никому не открыл бы ни единой тайны Ордена. - Значит, они так никому и не сказали... Ты не знаешь, не так ли? - Чего - не знаю? - Того, что Совет Двадцати после моего ухода наблюдал предсказание. Пески говорили, и было начертано: «Покинувший братьев войны не желает, но с болью в душе он на братьев поднимет свой меч. И братья погибнут в огне его гнева, и сотни голов будут срублены с плеч. И будет вражда эта длиться веками, и некому будет ее погасить…». - Двадцать испугались предсказания? Поэтому они послали Высших, пересказав им пророчество? Мальтус, но если так говорил Песчаный дух - у них не было выбора. Что им еще оставалось делать? - Не я лишил их выбора, Тайрон. И не предсказание. Они сами лишили себя возможности выбирать, возможности думать, а уж затем принимать решения. Потому что Высшие, которых отправили за моей головой, не знали всего предсказания. - То есть… О чем ты толкуешь? Им сообщили не все?!! – Клэй, уже чувствуя подвох, машинально стиснул пальцами эфес меча. - Мастера Совета утаили и от них, и от остальных членов Ордена окончание предсказания. Последние две строфы гласят: «Но каждой вражде всегда есть начало, и станет началом для этой вражды лишь месть, за то, что уже никогда он не сможет простить. Но если ушедшего братья отпустят, и ввысь не взметнутся клинки, века не окрасятся кровью погибших, ведь если не будет у страшной дороги начала – не будет тогда и пути...». Они даже не вспомнили о том, что пески говорят для каждого из Двадцати, где бы он ни находился. Мы можем не видеть слов предсказания, но можем чувствовать его суть, и если его нарушить, мы ощущаем и это. Чувствуем неправильность, неверность действий и событий. Клэй молча смотрел на собеседника, не в силах вымолвить ни слова, ощущая леденящий ужас от понимания того, что на самом деле произошло девятьсот лет назад. Какое-то время молчал и Кханд, затем, глядя в пространство, продолжил: - Я пытался убедить Высших выслушать меня. Пытался объяснить, что они не должны поступать бездумно. Пытался рассказать им о том, что чувствую, но все было бесполезно. Каждый из четверых свято верил, что моя смерть избавит Орден от страшной участи. А убить безоружного они не могли. Потому что еще более истово верили Кодексу. Кодекс против пророчества. Не трогать меня – значит, не исполнить предсказания, по крайней мере, как они его услышали - и ввергнуть Орден в многовековую страшную войну. Убить меня не в бою, а стоящего на коленях – значит, нарушить Кодекс и до конца дней прожить в мучительной агонии собственной совести. Убийство моей семьи стало для них выходом. Гибель невинных - достаточной платой за возможность спасти Орден. Кханд снова ненадолго замолчал. Клэй, забыв, что держит в руке обнаженный меч, так и стоял с ним, пристально глядя на Мальтуса. - Когда я увидел, как моя жена и мой сын упали замертво – в тот миг умер и я. И в следующий миг возродился вновь, коснувшись рукояти своего меча, услышав его голос. Я взял его в руку, и внутри меня бушевал вихрь, сотнями голосов кричавший: Теперь – убивай! Пой о смерти вместе со мной! У них не было ни малейшего шанса. Перед тем, как оставить Орден, я прошел обряд и стал Двадцатым. Что для меня четверка Черных Мечей, пусть даже Высших? Я играл с ними. Я легко скользил между ними, пока они полосовали воздух, воя от отчаяния и обреченности, выкрикивая ругательства. Я чувствовал их ужас, знал, что они теряют веру в то, что сумеют выполнить свое задание. Я видел в их глазах бессильную ярость, лезвия их мечей никак не могли нащупать меня. Я вместе с ними всей кожей ощущал, как судьба громыхает тяжелыми шагами. Я танцевал под их клинками, и видел череду смертей, растянутую на многие столетия вперед. А потом они стали умирать. Один за другим. - Не все, - негромко произнес Клэй, - Ты знал об этом? - Конечно, знал. Ведь я намеренно оставил его в живых. Даже когда душа моя выгорела изнутри, я все еще надеялся, что после его рассказа Совет Двадцати одумается. Они сами навлекли на Орден проклятие. В тот день, когда скрыли истинный смысл предсказания. Механизм сработал, машина была запущена. И она вертится до сих пор. И будет вертеться дальше. Убийцы будут гоняться за адептами Ордена, пытать и убивать их. Черные мечи будут все так же вырезать лагеря Братства, никого не оставляя в живых. До тех пор, пока кто-либо не остановит это.